Кода Тутти

Почему последнюю главу моей книги я решил озаглавить двумя музыкальными терминами? Да потому, что лучшего заглавия для нее и придумать нельзя.

Как известно, кодой называется заключительная часть музыкального произведения. Довольно часто музыкальная кода включает в себя новый тематический материал. Вот и я сейчас, как говорят музыканты, иду на коду, причем как раз на такую, в которой возникнет новая тема.

Ну а при чем здесь тутти? Очень даже при чем. Итальянское слово tutti значит «все», и так называют исполнение музыки всем составом оркестра. Как правило, коды завершаются тутти. Вот и я хочу, чтобы в финале книги зазвучало наибольшее количество инструментов.

Ведь если в первой части книги, рассказывающей только о моей личной актерской деятельности, звучал, по существу, один голос, а в главах второй части раздельно звучали разные голоса, то сейчас мне хочется, взмахнув дирижерской палочкой, вернее – шариковой ручкой, включить голоса всемирного оркестра кукол.

Итак, кода тутти.

На самолетах, на пароходах, на поездах, на автобусах, на легковых и грузовых автомобилях мчатся, летят, плывут, едут кукольники всех континентов: Европы, Азии, Африки, Австралии и двух Америк. Везут с собой кукол, декорации, световую и радиоаппаратуру.

Куда летят? Куда едут? В Москву.

Их надо встречать и в Шереметьевском аэропорту, и во Внуковском, и на перронах чуть ли не всех московских вокзалов.

– Хелло, Джан! Хау ду ю ду, миссис Хогарт! Хау ар ю, мистер Кавадзири? Бон суар, мсье Карон! Добре дошли, Николина! Дзень добры, Хенрик! Добар дан, како сте, товарищ Станкович? Здравствуйте, товарищ Елисеев! Наздар, доктор Малик!

Прилетают и приезжают круглые сутки. Днем, вечером, ночью, предрассветным утром.

Самолеты опаздывают на час, на два, а то и на пять. Надо ждать. Нельзя не встретить. Ну как доберутся до своих гостиниц впервые прилетевшие в Москву люди из Ганы, Алжира, Нигерии, Шри Ланки, Венесуэлы, Мексики? Приезжающих много. Очень много. Куда больше тысячи.

Что же это такое? Что происходит?

Происходит двенадцатый конгресс международной организации деятелей кукольного театра – УНИМА (Union Internationale de la marionette) и приуроченный к нему фестиваль театров кукол.

Я думаю, что УНИМА – это одна из самых дружных, самых бескорыстных и самых добрых международных организаций. И это понятно. Профессия кукольника, как правило, не доходная профессия. В капиталистических странах есть миллионеры художники, – пусть не так много, но есть; есть миллионеры музыканты, певцы, актеры. Я это знаю, я встречался со многими из них. Но я не знаю ни одного миллионера или даже просто очень богатого кукольника. И ни один менеджер, ни один импресарио не вложит свой капитал в организацию кукольного театра. Это просто невыгодно. Не деньги являются стимулом в работе кукольников Соединенных Штатов Америки, Канады, Австралии, Японии, Франции, Италии. Не деньги, а искреннее, жертвенное увлечение этим видом искусства. К тому же большинство кукольных театров играет для детей. А играть для детей, не любя детей, невозможно. Ничего не выйдет. Недаром девизом УНИМА было: «Через сердца детей – к сердцам народов».

Родилась УНИМА в Праге в двадцать девятом году, и первым ее президентом был тот самый профессор Веселы, с которым я познакомился в двадцать пятом году во время гастролей Музыкальной студии Художественного театра в Чехословакии.

Второй конгресс УНИМА состоялся в том же двадцать девятом году, но уже не в Праге, а в Париже, третий – в тридцатом году в Льеже, четвертый – в тридцать третьем в Любляне. На этом четвертом конгрессе президентом УНИМА был избран один из самых замечательных кукольников – Йозеф Скупа, а генеральным секретарем – молодой еще тогда театровед и режиссер, доктор Ян Малик. Заслуги Малика перед этой организацией огромны. По существу, он, и только он, возродил УНИМА после войны. Гитлеровцы, захватив в тридцать девятом году Чехословакию, совершенно парализовали возможность каких бы то ни было международных общений. Гестапо арестовало Йозефа Скупу. Оккупационные власти уничтожили почти весь архив УНИМА, и только часть его сберег в своей квартире Ян Малик.

На пятый конгресс, состоявшийся в пятьдесят седьмом году в Праге, приехали кукольники из семнадцати стран, в том числе из Индии, Японии, Соединенных Штатов Америки. Советский Союз представляли два делегата – Ленора Густавовна Шпет и я. На этом конгрессе был избран новый президиум. Нашего второго президента – Йозефа Скупы – в то время уже не было в живых (он умер за год до конгресса), и новым президентом был единогласно избран один из старейших кукольников Европы – Макс Якоб (ФРГ), вице-президентами выбрали итальянца Витторио Подрекку и меня.

Шестой конгресс – в пятьдесят восьмом году – проходил в Бухаресте, седьмой – в шестидесятом в Бохуме (ФРГ), восьмой – в шестьдесят втором в Варшаве, девятый – в шестьдесят шестом в Мюнхене. Годом позже не стало нашего третьего президента – Макса Якоба, и на десятом конгрессе, состоявшемся в шестьдесят девятом году в Праге, президентом был избран Джан Бассел, тот самый, который вместе со своей женой Энн Хогарт создал любимого английскими детьми удивительного ослика Мафина и всю его веселую компанию кукол.

На одиннадцатом конгрессе, который проходил во Франции, в городе Шарлевиле-Мезьере, в семьдесят втором году, доктор Малик, проработавший генеральным секретарем почти сорок лет, попросил освободить его от этих обязанностей и был единогласно избран пожизненным почетным президентом УНИМА, а генеральным секретарем конгресс избрал польского театроведа, историка театра кукол Хенрика Юрковского. Секретариат перебрался в Варшаву, по месту жительства нового генерального секретаря.

На двенадцатом конгрессе, в семьдесят шестом году, с рассказа о котором я и начал эту главу, Джан Бассел по личным мотивам снял свою кандидатуру на выборах президента, и президентом УНИМА был избран я, а вице-президентами – Молли Фалькенстайн (Соединенные Штаты Америки), Мехер Рустом Контрактор (Индия) и Микаэль Мешке (Швеция).

Но если бы члены УНИМА встречались только на очередных конгрессах, выслушивали отчеты генерального секретаря, сообщения президентов национальных центров и выбирали новый состав исполнительных органов, то, по правде сказать, этого было бы абсолютно недостаточно для того, чтобы считать деятельность УНИМА заслуживающей одобрения и всяческих похвал.

Гораздо важнее, что между конгрессами то в одной стране, то в другой происходят заседания исполкома УНИМА, посвященные организационным вопросам; то в одной, то в другой стране собираются международные конференции, и они обсуждают вопросы чисто творческие; национальные творческие конференции проходят во всех странах, где существуют национальные центры УНИМА. Ко всем международным конгрессам, как правило, приурочиваются международные или национальные фестивали кукольных театров. Такие же международные или национальные фестивали происходят и вне связи с конгрессами.

Невозможно переоценить значение таких фестивалей. Невозможно описать все спектакли разных стран, с которыми я на этих фестивалях встречался. Для каждого из нас, кукольников Советского Союза или Франции, Японии или Соединенных Штатов Америки, Италии или Вьетнама, это великолепная школа идей, режиссерских приемов, драматургии, актерского исполнения, пластического решения кукол и декораций.

И для того чтобы вы, читатели, представили себе, как насыщено, как забито время каждого дня конгресса и фестиваля, я вернусь к тому, с чего начал: «Хелло, Джан!» – «Хау ду ю ду, мистер Образцов!» – «Дзень добры, пан Рыль!» – «Гутен таг, фрау Жаровцева!» – «Бонжур, мсье Тураев!»... Только это уже не в аэропорту, и не на перронах вокзалов, а в новом здании МХАТа.

Это, конечно, удивительно – то, что происходит!

Вдоль всего фасада театра – длинное полотнище, на котором по-русски, по-французски, по-немецки и по-английски написано: «Двенадцатый конгресс УНИМА».

Первое июня. Половина девятого утра. По широкой лестнице идут, спешат, бегут разноязыкие люди. Надо успеть зарегистрироваться: в девять открытие конгресса. Огромный зрительный зал весь шевелится, как закипающий суп, и постепенно наливается до краев. Ведь зарегистрировалось уже 1023 делегата из 38 стран мира! Да еще кукольники-гости, приехавшие по туристическим путевкам!

Я сижу в президиуме рядом с Джаном Басселом и волнуюсь. Сейчас мне предстоит сделать доклад об общественном значении кукольного театра.

Судя по реакции зала, доклад прошел благополучно, можно от эшафота кафедры вернуться к столу, выдохнуть воздух волнения и выпить стакан нарзана.

После доклада – отчет генерального секретаря и ревизионной комиссии. Бассел смотрит на часы. Очень все удачно вышло. Пять минут второго. Программа заседания выполнена. «Сенк ю вери мач, май дир френдс!..».

Зал сперва трещит аплодисментами, а потом опять закипает и начинает выливаться в фойе.

Но почему они так спешат?

Да потому, что надо успеть пообедать и бежать в один из трех театров, где уже в половине третьего начинается фестивальный спектакль.

Только как же это получается? В каждом театре, естественно, идут разные спектакли. Значит, каждый делегат или гость увидит только один спектакль, а два не увидит? Нет, если хватит сил, можно увидеть все три спектакля. Каким образом? Очень просто. Смотрите: в Драматическом театре имени Станиславского на улице Горького в 2.30 и в 5.30 играет парижская труппа, в Театре имени Ленинского комсомола на улице Чехова в 4.30 и в 8 вечера – Эстонский кукольный театр, а в Центральном театре кукол на Садовой Самотечной – в 2.30 и опять-таки в 8 вечера – польский театр! Вот и бегают разноязыкие стайки с улицы Горького на улицу Чехова, с улицы Чехова на Самотеку, а другие – с Самотеки на улицу Горького, с улицы Горького на улицу Чехова.

Второй день конгресса. Опять с девяти утра до часу. В разных помещениях нового здания МХАТа заседают секции. Их три. Одна называется «Театр кукол и проблемы современной жизни», вторая – «Театр кукол в развивающихся странах», третья – «Молодое поколение театра кукол».

Затем обеденный перерыв, и опять перебежки из одного театра в другой, чтобы с двух тридцати до десяти вечера смотреть спектакли фестиваля.

Те, у кого хватило сил, увидели двадцать один фестивальный спектакль (Москвы, Ленинграда, Горького, Харькова, Таллина, Фрунзе, Еревана, ГДР, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Югославии, Польши, Франции, ФРГ, Швеции, Индии, Австралии, США, Японии).

Кажется, что уж на большее сил хватить не может. Оказывается, у многих хватило и на большее, потому что еженощно в помещении Всероссийского Театрального общества работал как бы международный клуб и показывались отдельные спектакли, да еще дважды в половине двенадцатого ночи игрались спектакли в Центральном Доме работников искусств.

Закончился конгресс. Члены нового исполкома обсудили план дальнейшей работы УНИМА. Определили даты и место празднования пятидесятилетия нашей организации в семьдесят девятом году и конгресса в восьмидесятом (он состоялся в Вашингтоне), а также даты заседаний исполкома и страны, в которых будут проходить национальные и международные фестивали.

Закончился Московский фестиваль. Последние зрители вышли из залов трех театров. Закончилось, отзвучало всемирное кукольное тутти. Актеры, музыканты, радисты, электрики кукольных театров всех континентов тщательно уложили все свои театральные пожитки, чтобы доехали, долетели, доплыли они до Лондона, Парижа, Токио, Оттавы, Дели...

Возможно, что для многих из вас, моих читателей, оказалось неожиданным такое громогласное многонациональное тутти, и я, вероятно, прежде чем закончить главу, должен рассказать вам, что же я сам обо всем этом думаю.

Мог ли такой всемирный фестиваль, такой всемирный многоинструментальный оркестр кукол возникнуть в девятнадцатом веке? Нет, не мог бы. Не хватило бы разнообразия «инструментов».

О некоторых «инструментах», о некоторых театрах я рассказал. О некоторых, но не о всех. Рассказать обо всех просто невозможно. Для этого надо писать другую, да к тому же очень большую книгу. Но как-то обобщить все, мною увиденное, необходимо.

Первое, что несомненно – кукольный театр почти во всех странах сейчас на подъеме. И самое интересное, что если в отдельных странах еще сохранились древние традиционные формы театра кукол, то в большинстве стран современные кукольные театры совсем порвали с традицией и начали как бы все сначала. Даже в Чехословакии, где кукольный театр в девятнадцатом веке занимал в общественной жизни довольно большое место, даже и тут современные кукольные театры идут совсем другими дорогами. Скуповские Спейбл и Гурвинек не имеют ничего общего с традицией Кашпарека, как не имеют никакого отношения к спектаклям легендарного Копецкого такие спектакли современного чешского театра «Драк», как «Золушка» и «Уленшпигель».

А разве можно найти традиции французского Гиньоля в спектаклях Андре Таона, Ива Жоли или Клода и Колетт Монестье? И о каких традициях можно говорить, глядя на очень интересный румынский спектакль «Звездный мальчик» (театр из Констанцы), в котором нет ни ширм, ни декораций и только плащи актеров меняют игровое пространство?

Что общего имеют спектакли Энн Хогарт и Джана Бассела с традиционным английским представлением «Панч и Джуди»? И разве сквозь «Необыкновенный концерт», «Божественную комедию», «Дон Жуана» нашего Центрального театра кукол можно увидеть хотя бы тропинку к традициям русского Петрушки?

Что же произошло? Почему театр кукол многих стран мира вдруг вышел вперед и стал в ряд с другими видами театра?

О причинах стремительного развития сети театров кукол в Советском Союзе я рассказывал в первых главах второй части этой книги. Столь же активное развитие и по тем же причинам произошло и в других социалистических странах.

Отсутствие поддержки кукольных театров со стороны правительств капиталистических стран не позволяет создавать такие коллективы и такие спектакли, какие существуют в странах социализма. В специально построенном четырехэтажном здании Государственного центрального театра кукол работает больше трехсот пятидесяти человек. Таких театров нет и не может быть ни в Соединенных Штатах Америки, ни в Италии, ни в Англии. Театральные коллективы кукольников капиталистических стран очень редко доходят до десяти, двадцати человек, а чаще всего их двое, трое, четверо.

Но все-таки и в этих странах театр кукол на подъеме. Это достаточно ясно продемонстрировали и немец Альбрехт Розер, и американец Билл Берд, и англичане Энн Хогарт и Джан Бассел, да и многие из тех, которых не было на фестивале. Французы Андре Таон и Ив Жоли, американский уличный театр «Хлеб и куклы». Никто из них не получает государственных субсидий. Значит, их возникновение и существование нужно объяснить какими-то другими причинами.

Вопрос этот требует отдельного исследования, но думаю, что одной из причин является общественный интерес к иносказательным обобщениям.

Зрелищное искусство в двадцатом веке переживает серьезные эволюции. Рождение кинематографа, а следом за ним телевидения утвердило в зрелищном искусстве фактицизм, настоящесть как средство наибольшей убедительности. Этот фактицизм проник и в театр. Исчезли или почти исчезли иллюзионистические декорации с писаными задниками, бутафорию заменил реквизит. Часто исчезает и грим. Настоящий стул, настоящий стол, настоящий самовар, настоящие волосы (а не парик!), настоящее (бывает, что и обнаженное) тело.

Кукольный театр – весь ненастоящий. Сама кукла уже потому, что она не человек, а его изображение, иносказательна. А ведь познавать действительность можно и нужно не только средствами показа настоящего, возможного, но и средствами иносказания, то есть предельного обобщения. Недаром один из современнейших поэтов своего времени, Владимир Маяковский, так часто говорил языком иносказания. И недаром в наши дни люди зачитываются «Маленьким принцем» Экзюпери и булгаковским «Мастером и Маргаритой». Думаю, что в этом и нужно искать одну из причин современного расцвета театра кукол.