Злое веселье. Я говорил о том, что маленьким детям нельзя показывать ничего страшного, привел примеры таких спектаклей и как бы противопоставил страшному веселое и смешное

Я говорил о том, что маленьким детям нельзя показывать ничего страшного, привел примеры таких спектаклей и как бы противопоставил страшному веселое и смешное. А ведь по отношению к смешному нужно быть не менее бдительным, чем по отношению к страшному. Не всякий смех – добрый смех, не всякий смех – полезный смех. Не всякий смех зрителей заслуживает похвалы автору или режиссеру. Бывает, что это не заслуга их, а преступление. Иногда неосознанное, иногда ненамеренное, но очень часто спекулятивное. А в отдельных случаях просто подсудное.

Представьте себе, что автор, или режиссер, или даже сам актер решил, что будет очень забавно, если один из персонажей спектакля станет заикаться. Да вы, наверное, сами встречались с такой «характеристикой» какого-либо комического персонажа.

В «Принцессе Турандот» заикается Тарталья, это в традиции комедии дель арте. Ну, если зрители взрослые, так это не страшно. А вот если дети, так это и есть преступление. Два греха сразу. Первый – перед тем мальчиком или той девочкой, которые страдают болезнью заикания. Им будет больно. Второй грех еще преступней. Спектакль научит зрителей-детей смеяться над заиками.

Нельзя смеяться над болезнью. Нельзя смеяться над старостью. Нельзя смеяться над горбатым.

Вы мне скажете: «А как же Петрушка, Панч, Полишинель? Они же все горбатые». Так ведь эти персонажи только по наследству перешли к детям. Как старые папины штаны. В течение нескольких столетий их существования и Петрушка, и Панч, и Полишинель никогда не были адресованы детям. Они адресовались только взрослым, унаследовав традицию шутов-монстров, карликов, горбунов или «арапчат».

Помните, я говорил об опасности бездумного введения Петрушки в кукольный театр для детей? Наиболее доказательно для меня было это бездумье в представлении для детей одного английского кукольника. Героем представления был Панч, то есть тот же Петрушка, с тем же горбом и длинным носом, только английский.

Как вы опять-таки уже знаете, и Петрушка, и Панч, и Полишинель били своих партнеров огромной дубинкой. Жандарма, лекаря и даже черта.

Взрослые зрители смеялись, потому что были на стороне Петрушки, Панча, Полишинеля.

Английскому кукольнику показалось, по-видимому, что таких расправ с партнерами мало или они недостаточно смешны. И он сделал вот что. Панч принес мясорубку и позвал очень симпатичного поросенка, который весело и похоже хрюкал. Потом он предложил поросенку заглянуть в мясорубку. Как только поросенок это сделал, Панч начал быстро крутить ручку. Поросенок отчаянно визжал, но, подталкиваемый Панчем, все глубже погружался в дырку мясорубки, а из нее стали вылезать сосиски.

Дети очень смеялись. Но вряд ли кто-нибудь из моих читателей скажет, что это было полезное веселье. Иначе как воспитанием садизма его не назовешь, и нельзя поручиться, что кто-либо из смотревших это представление ребят не попробует произвести такую же операцию с котенком.

Почти то же самое я увидел однажды в одном из наших кукольных театров. Там Петрушка, поймавший царского министра, проткнул его чем-то вроде шампура и укрепил над огнем, вертя, как вертят на Кавказе тушку барашка. Министр кричал. Дети смеялись.

Надо ничего не понимать ни в искусстве, ни в воспитании, чтобы догадаться показывать детям такие «веселые» картинки.

Осторожно – искусство! Осторожно – дети!