Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Игры с виртуальной реальностью. Представьте две кинокамеры: одна снимает то, что происходит вокруг вас, а другая фиксирует ту реальность





 

Представьте две кинокамеры: одна снимает то, что происходит вокруг вас, а другая фиксирует ту реальность, что разворачивается у вас в голове. В итоге вы получите два разных фильма, отображающих две разные действительности – внешнюю и внутреннюю, каждая со своим особым реализмом. Внешняя реальность представлена фактами, которые сами по себе не имеют смысла; по такому фильму не расскажешь историю. Чтобы возник смысл, события должны быть как‑то связаны со второй – внутренней – реальностью. Только в этом случае мы получим историю.

Глубинный психологический анализ использует обе пленки: разрезает их на части, монтирует и по‑новому соединяет все кадры, чтобы создать осмысленный нарратив, новый миф. Вот хорошая метафора аналитического процесса: пациент, сидя в кресле режиссера, принимает решения, в то время как аналитик бегает вокруг, выполняя несколько задач сразу: он и секретарь («В прошлом году у вас в сновидении была другая обстановка»), и аудитория («Я вас слушаю; я понимаю, о чем вы; я слежу за вашим рассказом»), и помощник режиссера («Ваши интонации кажутся мне похожими на всхлипывание»), и критик («Да, я слышу, вы говорите, что любите его, но я не вполне убежден; я слышу также гнев по поводу его поступка»).

История о моей матери, которая проявляла ко мне – бедной маленькой маленькой девочке, нуждающейся в заботе, – недостаточно материнской любви, основана не на каких‑либо новых фактах. Первая кинокамера зафиксировала образы, которые соответствуют действительности и объективно отражают поведение и установки моей матери. В этом фильме есть то, что она в самом деле делала, и нет того, чего она не делала. Однако вторая история, объединившая обе реальности, субъективную и объективную, принесла мне немало нового, потому что благодаря регрессу до детского уровня восприятия, наступившему из‑за физической боли, вторая камера выдала удивительный фильм, снятый под углом взгляда в прошлое. Мне открывается новая внутренняя реальность: у меня была довольно холодная мать, не склонная к проявлению материнских чувств. Я же всю жизнь считала, что компетентная, всегда правильная мать и должна быть холодной, точно как моя, которой не было дела до детей, росших, как придорожные сорняки. Это новость для меня, потому что в возрасте восьми лет я воспринимала отношение своей матери как абсолютно естественное – так же, как поведение монахинь и чувство изолированности в пансионе. Поскольку психика – это экологическая система, она адаптируется к своему окружению, чтобы даже то, что вызывает боль, выглядело естественным, как погода: то светит солнце, то появляются тучи, а то и ураганный ветер – и все это на одной температурной шкале от холода до жары.

История, с которой я начала свою жизнь в пансионе, была создана другими, и в этой истории монахини Ордена Святого Сердца из‑за своей строгости считались самыми лучшими учителями в городе. Мой радар тогда не засек, что им не хватало того же, чего не было у моей матери, – я называю это материнскими качествами. Мог ли восьмилетний ребенок осознать, что их резкость, их презрение к слезам, их снобизм – это не по‑матерински? Сейчас, спустя годы, я это осознаю; это называется «интерпретацией», и она имеет для меня смысл, по крайней мере, на данном этапе моей жизни. Поскольку все интерпретации субъективны, не исключено, что эта глава моей истории может снова измениться. Возможно, я стану думать о своих учительницах как о вдохновляющем образце военной дисциплины и буду испытывать к ним благодарность. В конце концов, мать‑настоятельница, была грозным главнокомандующим.

В своих взрослых отношениях я в основном опиралась на опыт, который получила в детстве. Я ожидала встретить такую же рациональную и прохладную атмосферу и, конечно, получала ее, воссоздавая тот эмоциональный климат, к которому привыкла. Пока я, как и в детстве, не осознавала свою потребность, я не искала в отношениях материнского качества. Я не изведала вкуса того, чего мне так недоставало. Это не было заложено в моей психической программе, как сказал бы парень, помогавший мне с компьютером. Следовательно, я пережила дефицит одного и того же четыре раза: 1) с матерью; 2) с монахинями; 3) в большинстве близких отношений; 4) в академической среде, которую я выбрала для себя отчасти потому, что ее холодность казалась мне естественной. Несмотря на то, что этот опыт повторился четыре раза, мне все равно потребовалось полжизни, чтобы найти слова и рассказать себе эту историю.

Да, я медленно монтирую свои внутренние видеозаписи, но в нашей душе существуют разные части: одни передвигаются с черепашьей скоростью, другие скачут, как газели. Может быть, в этом случае я и была похожа на черепаху, но в конце концов удар по голове помог мне создать новый нарратив, который изменил все устройство моей психики. Я отредактировала свою жизненную историю и знаю, чего ищу в отношениях. Зная, к чему я стремлюсь, я нахожу это. Я открыла для себя мир, полный доброты, сострадательных людей, возможностей для дружбы, нежности, привязанности и любви (во всех ее проявлениях). С жаждой человека, перешедшего пустыню, я ищу источники любви и пью из них. Я взаимодействую с теми, у кого сила не исключает доброту, я отступаю в сторону, чтобы избежать резкости, грубости, снобизма, подлости. Увидев, как важна нежность для выживания, я убедилась в том, что мир может быть Хорошей Матерью. И, к своему удивлению, я вижу, что мужчины не менее женщин способны выражать свою нежность, – прежде именно я мешала им делать это. В моем новом мифе Природа действительно стала Матерью. Розы, которые согласны расти в моем саду, разве не мило с их стороны откликаться на мои старания подкормить их? В их пышном цветении я вижу любовь к себе. Я принимаю это лично на свой счет. Когда я думаю о своем жизненном пути, передо мной открывается новая виртуальная панорама. Я ощущаю присутствие или отсутствие Великой Матери во всех ситуациях и во всех отношениях.

Я понимаю умом, что ненависть так же вездесуща, как и любовь. Вероятность войны существует в любом сообществе, любом сердце, везде и всегда. Тем не менее, поскольку восприятие есть функция мифа, организующего психику, я хочу видеть меньше войн в контексте сегодняшнего дня. Если бы десять лет назад меня спросили: «Какая у тебя жизненная история?», мне бы никогда не пришло в голову назвать свое детство одиноким, зимой в сердце. У моего нового мифа весенний дух – он несет оттепель моей душе. Вот почему в настоящее время мне больше хочется думать о меде, а не об уксусе. Не бывает конечного варианта истории. Вечные темы войны, любви, начала и завершения пересматриваются снова и снова, а времена года в сердце следуют своему собственному ритму.

 

Date: 2015-08-24; view: 261; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию