Надо выработать стратегию! Я набросала основные ее пункты, благо на холодильнике еще было свободное место. Стратегия

1. Подробно разъяснить правила заранее. 2. Все правила должны соблюдаться. 3. Правила нельзя нарушать. 4. Никаких поблажек! Я решила сразу ввести три первых принципа: никаких перекусов, запрет на еду в коляске и машине, никакой еды в спешке. Мне казалось, это неплохое начало. Наша машина и коляска Клер являли собой ужасное зрелище: внутри все в крошках и пятнах от пролитых напитков – такая грязь, что стыдно смотреть. Предварительно все это вычистив, я сообщила своим девочкам новость. Готовясь услышать кучу возражений, заранее обдумала, что буду отвечать, если дети воспротивятся новым правилам (а это произойдет обязательно). Например: «Если будете хорошо есть за обедом, не проголодаетесь до ужина». «Проголодались? Надо было лучше есть за обедом». Или более позитивно: «Проголодались? Отлично! Теперь будете хорошо есть за ужином. Осталось подождать всего ______ (вставить количество часов)». Я даже попросила Филиппа помочь мне перевести стишок: «Ешь, ешь, что дают, кто не съест, того побьют». Вооружившись списком разумных доводов, я задумалась о том, когда лучше приступить к выполнению намеченного плана. Логично было бы начать в понедельник: новая неделя – новая жизнь. Филипп, правда, должен был допоздна работать, но я решила, что справлюсь сама. В воскресенье вечером подробно рассказала девочкам о наших новых правилах и режиме питания, показала висевшие на холодильнике списки. Клер серьезно кивнула и сунула в рот палец. Софи топнула ногой в знак протеста, но вскоре потеряла интерес к разговору. «Неважно, – подумала я, – теперь они предупреждены и знают, что их ждет». Одно беспокоило: я не знала, что ждет меня. В понедельник после обеда, забирая Софи из школы, тут же услышала: «Мама, я есть хочу!» Я была к этому готова и бодро ответила: – Отлично! Дома тебя ждет вкусный полдник. Сейчас заедем в ясли за Клер, кое-что сделаем и поедем домой. – Но я хочу-у е-е-есть! – завыла Софи. – А дома – черничные кексы. Твои любимые, между прочим! Посмотри, как чисто у нас в машине! Я сегодня полтора часа тут убирала. Знаешь, сколько всего нашла? Вот, смотри, твоя кукла-фея, а мы думали, ты ее потеряла! – я надеялась отвлечь Софи. Не тут-то было. – Я хочу есть, – ныла она. Попробуем другую тактику: – Во Франции в машине не едят, – сурово сказала я. – А ты, между прочим, наполовину француженка, не забывай. – Тогда мне можно есть в машине половину времени! – буркнула Софи. На этом запас моих заготовок иссяк. Но я не сдавалась. Софи ныла по дороге в ясли, в супермаркете, в химчистке, на почте. Вскоре к ней присоединилась Клер, которая тоже привыкла есть в машине. Оглохшая от их воплей и злая, я проехала мимо деревенской булочной, решив сократить количество дел, и направилась к дому. Это еще сильнее разозлило детей. Любимым лакомством Клер был свежий багет, который я обычно покупала ей каждый день после яслей. У нее даже была любимая булочная, одна из трех в городе (все пекари делали хлеб по-разному, и каждый гордился своим рецептом). Покупка багета была для нее главным событием дня: ей нравилось стоять в очереди, важно протягивать пекарю деньги и получать в руки еще теплый багет. Поэтому, когда она увидела проносящуюся мимо вывеску, сразу скуксилась. Я надеялась, что в конце концов они перестанут ныть, но нытье переросло в настоящий рев. Когда мы приехали домой, Клер так кричала, что есть уже не могла. Софи, не жуя, проглотила три кекса, выпила два стакана молока и вышла из-за стола с довольным видом. А у Клер началась истерика. Я знала, что если дочь сильно проголодается, то очень расстроится и есть уже не сможет. В отчаянии пыталась накормить ее кусочками черничного кекса – ничего не вышло. Тут я запаниковала. Сегодня же только первый день моей программы! Филипп придет домой меньше чем через час. Я не могла допустить, чтобы он увидел детей в таком состоянии. И прибегла к последнему средству: порылась в кухонном шкафу, отыскала старую детскую бутылочку, подогрела молоко. Мне повезло: напившись, Клер успокоилась (теперь она только икала) и согласилась посидеть у меня на коленях, пока мы читали сказку. После такой истерики мне самой не помешало бы выпить теплого молока. А ведь впереди был ужин. Я приготовила на десерт любимое блюдо девочек – шоколадный мусс. Но на первое сделала то, что они совсем не любили: свежую камбалу с рынка, кабачок и картошку. Я гордилась своей находчивостью: сначала дала девочкам картофельное пюре, чтобы они сделали «вулкан»: из пюре строят горку, в ней роют углубление, кладут туда кусочек сливочного масла и наблюдают, как он плавится. Девочки были в восторге, я даже уговорила Клер съесть несколько ложек пюре (обычно она не соглашалась). Но когда на столе появились рыба и кабачок, дети сразу расстроились. Все еще обиженная из-за багета, Клер разрыдалась. Софи опустила вилку, сложила руки на груди и нахмурилась. Я взяла по вилке с кусочком рыбы в каждую руку, твердо решив, что им не удастся одолеть меня в первый же день, и забыв еще одно правило поведения за столом, известное не только французам: детей нельзя заставлять есть. Если они не захотят есть, то просто стиснут зубы. А мои девочки к тому же поддерживали друг друга. Я поняла свою ошибку: они поели пюре и теперь были не так голодны. Вдобавок Софи съела на полдник три кекса с черникой. В отчаянии я вспомнила о своем секретном оружии – десерте. – Не съедите рыбу – не получите десерт, – решительно объявила я и, достав из холодильника миску с шоколадным муссом, водрузила ее на стол. Это была плохая идея. Клер закричала еще громче, а Софи и вовсе пришла в ярость. – Я хочу мусс! – Не съешь рыбу, не получишь мусс! – Ненавижу кабачки!!! – завопила Софи. Клер повторяла за ней, как эхо: – Я тоже ненавижу! – Не ныть, – отрезала я. – За нытье полагается добавка! – и плюхнула на тарелку Софи еще одну ложку кабачка. – Ах так! – заявила Софи, – тогда я вообще ничего не буду, – и, отодвинув стул, вышла из-за стола. Клер взглянула на нас осторожным оценивающим взглядом, как часто делают младшие дети («А мне это сойдет с рук?»), и тут же последовала примеру сестры. Кипя от злости, я убрала мусс. Кажется, я сама забыла французское правило № 2: еду нельзя использовать как наказание или награду. Я чувствовала, что дальше будет только хуже. Стиснув зубы, повела девочек наверх готовиться ко сну: мы искупались, надели пижамы, почистили зубы, подоткнули одеяла. Настало время сказки. Сказка была для девочек самым любимым ритуалом. В первые недели и месяцы во Франции, когда они особенно переживали из-за переезда, я придумала для каждой воображаемую волшебную фею. Сказки про фей стали у нас традицией, Софи и Клер отказывались засыпать, не услышав одну из них. Даже няням пришлось запомнить основные сюжеты, чтобы в мое отсутствие девочки не закатывали истерик. И вот я склоняюсь над кроваткой Софи, приготовившись рассказать сказку, а она вдруг кричит: – Я хочу есть! Хочу есть! Улыбнувшись, я ответила одной из заготовленных фраз: – Это потому, что ты плохо ела за ужином. Ничего, утром тебя ждет вкусный завтрак! Тогда взбешенная Софи выпалила худшее оскорбление, на которое только была способна: – Я с тобой больше не дружу! Ты злая. – Софи, – ласково ответила я, – я твоя мама, а не подружка. Так будешь слушать сказку или нет? – Нет! – отрезала Софи и отвернулась к стене. – А обниматься на ночь? – Уходи! У двери я услышала, как она плачет. Я и сама готова была разреветься. Впервые в жизни Софи отказалась от сказки на ночь. Тем временем Клер в своей комнате тоже плакала. Не выдержав, я подогрела молока и сделала ей еще бутылочку, надеясь, что это поможет ей спокойно заснуть. Я чувствовала себя ужасно. В результате эксперимента обе мои дочери остались голодными. Софи легла спать злая. Клер вернулась к младенческим привычкам. Мы никогда еще так сильно не ругались. Я поняла, что сделала только хуже, мой план не работает. Таким способом я никогда не заставлю своих детей есть с удовольствием. Не в первый и не в последний раз я пожалела о нашем переезде во Францию. Здесь у нас почти не было друзей, девочки чувствовали себя несчастными, а наш дом оказался сырым сараем, в котором гуляли сквозняки. Мы оставили наших друзей, прекрасную работу и веселый город ради захолустной деревни, жители которой считают пармезан экзотикой. И они еще требуют, чтобы я и мои дети питались иначе?! К счастью, электричка задержалась, и Филипп приехал домой поздно. Девочки уже спали. Когда я рассказала ему о случившемся, он задумался. (Больше всего люблю своего мужа за то, что он никогда не говорит: «Ну я же тебя предупреждал!») – Если мы будем питаться, как французы, это пойдет на пользу и нам, и детям, – наконец сказал он, – но нельзя внедрять новое, наказывая их. Твои правила – хорошая идея, но как ты научишь их есть с удовольствием, если будешь слишком строга? Еда должна быть приятной. Необязательно придумывать что-то необыкновенное, просто это должно им нравиться. Филипп сразу понял, в чем моя ошибка. Мне казалось, что я пытаюсь установить новый режим. Однако на деле это выглядело как попытка доказать «кто в доме главный». Я поняла, что воспринимаю правила излишне прямолинейно. Моя настойчивость стала разновидностью эмоционального насилия, демонстрирующего полное неуважение к личности. Я вспомнила одну из своих любимых книг по воспитанию: «Позитивная дисциплина» Джейн Нельсен. Моя ошибка состоит в том, что раньше я позволяла детям все, а теперь попыталась компенсировать собственную слабость чрезмерно авторитарным подходом – суровым, властным и жестоким. Надо внушать детям уважение к себе, быть твердой, но ласковой, подбадривать их. Теперь мне понятно, что в тот первый день я нарушила основы основ французской гастрономической культуры: 1) еда должна сопровождаться приятным общением; 2) еда должна быть вкусной. Не надо было готовить кабачок, который они так не любили. Не мешало бы проявить больше гибкости. «Вот почему эти правила нигде не записаны, – наконец поняла я, – ведь это привычки, ритуалы, а не жесткая система». Я вспомнила слова школьной учительницы: правила существуют не для того, чтобы уничтожить личные предпочтения, а для того, чтобы сформировать индивидуальные вкусы. Детям необходимо разностороннее воспитание, им нужно пробовать разную еду. Но мне никогда не достичь цели, если я буду запихивать в своих детей порции овощей, которые они ненавидят. Итак, моя затея терпела крах. После столь неудачного начала эксперимента я умыла руки. Рождество на носу, и у меня нет сил начинать все сначала. Погода стояла под стать моему настроению: холодная, дождливая, противная. Я чувствовала себя ужасно одиноко и жалела о том, что заставила свою семью притащиться во Францию. О чем только я думала? Здесь даже снега нет, на Рождество нас ждал дождь. Я часами висела на телефоне, разговаривая со своей сестрой, которая жила в Монреале: она безуспешно пыталась меня подбодрить. Единственным светлым пятном во всей этой безнадеге была радость, с которой мои дочери ждали свое первое семейное Рождество во Франции. Мы еще никогда не приезжали во Францию на Рождество: нам с Филиппом не удавалось отпроситься с работы. Девочки были в восторге от того, что увидят за одним столом всех своих многочисленных двоюродных и троюродных братьев и сестер. Они рвались помочь приготовить угощение для праздничного ужина, который устраивала их тетя Моник (наше участие в ужине из семи блюд ограничивалось закусками), с удовольствием ходили со мной на рынок купить то, чего не хватило в последний момент. Мы даже вместе пошли на ферму – в последний раз перед Рождеством. Как обычно, девочки побежали смотреть на животных, а я отправилась забирать наши продуктовые корзины. Любимца Софи и Клер – поросенка Артура – к сожалению, не оказалось на ферме… (Юбер сказал, что он «уехал в Канаду», и весело мне подмигнул.) Даже без снега Рождество оказалось чудесным. Вся деревня светилась праздничными огнями, витрины магазинов были изысканно украшены. Глядя, как девочки прижимают носы к витринам, я поняла, почему во Франции это называется «faire du lèche-vitrines» («облизывать витрины»). Детям удалось даже пообщаться с Санта-Клаусом (во Франции его называют Père Noël – дословно «Папа Рождество»): каждый год за пару дней до Рождества все дети ждут его на пристани, толпясь на старых каменных мостках. Санта выплывает на ялике из-за скал, ребята спешат ему навстречу, признаются в своих маленьких грехах и требуют подарки, а волны плещутся у их ног. Потом Санта уплывает. После встречи с ним Софи и Клер пришли домой, светясь от счастья: французский Санта-Клаус был куда волшебнее, чем канадский из торгового центра. Настал канун Рождества: в этот день во Франции традиционно устраивают семейный ужин. Мои сожаления по поводу переезда сюда чуть-чуть (но лишь чуть-чуть) утихли. Я по привычке волновалась, как девочки будут вести себя за столом, ведь празднование наверняка затянется до поздней ночи, и присутствовать на нем будут почти все родственники Филиппа, даже самые дальние. Филипп старался меня приободрить. – Попробуй расслабиться, – уговаривал он, – если девочки поймут, что ты нервничаешь, они тоже будут нервничать. А если увидят, что ты пробуешь новые блюда, наверняка тоже захотят попробовать. Они увидят, что все их друзья и родные с удовольствием едят за столом, и им будет намного легче. Я старалась ему верить. И действительно, когда мы приехали в дом Моник, который уже был полон гостей и оживленных разговоров, все оказалось проще, чем мы думали. Там было человек тридцать, одни только приветствия и поцелуи заняли не меньше получаса, так что я сразу потеряла из виду Клер и Софи – их взяли под крылышко старшие братья и сестры и отвели к детскому столу. Я решила, что не стану думать о том, как они там едят. Кажется, никто из французов вообще не волновался по этому поводу: детей было слишком много, чтобы следить за каждым (еще одно преимущество большой семьи). Начали разносить закуски на подносах: карпаччо из морских гребешков, копченую лососину (крошечные кусочки лосося в маленьких овальных судках со сливочным лимонным соусом), а также tarte verrines aux agrumes (маленькие стаканчики с лимонным муссом). Ужин прошел гораздо спокойнее, чем я предполагала. Видимо, столовые школы и сада научили моих детей гораздо большему, чем я дома: они гордо сидели на своих стульчиках, «как большие». И хотя девочки отказались от фуа-гра, тающую во рту цесарку уплетали за обе щеки. Больше они почти ничего не съели, но этого, кажется, никто и не заметил. Как в гостях у Хуго и Вирджинии, дети убежали играть, оставив взрослых за разговорами. После сырной тарелки, достойной отеля «Ритц» (Моник нарезала сыры специальным сырным ножом и вкатила поднос на специальной сырной тележке), дети и взрослые вновь воссоединились, чтобы попробовать рождественский торт – bûche de Noël. Это торт в виде полена, у которого есть и кора (шоколадная глазурь), и листья остролиста с ягодками (марципан), и даже снег (сахарная пудра). Как самая маленькая из присутствующих (малышей до года уже уложили спать) Клер получила первый кусочек, ей было приятно всеобщее внимание. Я думала, что часов в десять Клер устроит истерику, но она каким-то чудом держалась. Во-первых, благодаря тому, что из кухни выносили все новые и новые угощения – одно аппетитнее другого. Во-вторых, потому что другие дети вели себя так, будто ничего особенного не происходит. К полуночи я начала беспокоиться, не пора ли детям спать. Но мое стремление соблюсти режим сна, которое французы, видимо, считали пуританской фанатичностью, находило отпор у родственников Филиппа («Ну разве можно укладывать их сейчас? Они же пропустят самое интересное!»). Итак, Софи и Клер не ложились до полуночи, пока не подали шампанское («всего один глоточек!»), а потом сами пошли спать. Они свернулись калачиком: Клер – на диване, Софи – в уголке, где устроили ложе из подушек, и спокойно заснули. Просидев за столом больше пяти часов, я устала и мечтала к ним присоединиться. Когда пришло время уходить (в два часа ночи), мы с Филиппом взяли девочек на руки, точь-в-точь как те французские родители в ресторане (кажется, это было сто лет назад). Клер, как их малыш, сунула пальчик в рот и спокойно позволила вынести себя из дома, даже не пискнув. По дороге домой я размышляла о том, как прошел ужин. Филипп был прав: во французских семьях детей действительно учат есть правильно, но не вступают с ними в конфликт. Родители налаживают правильный режим в самом раннем возрасте, и дети усваивают правила хорошего поведения, впитывая их, как губка, наблюдая за другими детьми и взрослыми и повторяя за ними. Поэтому мне надо было рассматривать эти правила скорее как привычки или цели, которых не достичь сразу, и подключать к процессу других людей – прежде всего саму себя. Я была не права, решив изменить привычки своих детей, не изменив сначала свои собственные. Мне надо пересмотреть свой образ жизни. Надо искать способы сделать процесс приема пищи приятным. К счастью, недавно прочитанная статья подсказала идеальный план действий. Глава 6
Эксперимент «Кольраби»
Как мы полюбили новые блюда

En voilà un qui coupe la soupe En voilà un qui la goûte En voilà un qui la trempe En voilà un qui la mange Et voilà le petit glinglin Qui arrive trop tard Et ne trouve plus rien Et qui fait couin couin! Этот малыш суп сварил, Этот попробовал, Этот в миску нырнул, Этот остатки доел, А мизинчик опоздал, Пустую тарелку увидал И зарыдал! Французская присказка (взрослый перебирает пальчики ребенка)

В Новый год я дала себе обещание: к марту мои дети познакомятся с десятью новыми продуктами, которых они раньше никогда не пробовали, – и станут есть их с удовольствием. Рождественский ужин и не менее роскошное новогоднее пиршество, последовавшее за ним, вдохновили меня начать все сначала. На этот раз я решила действовать по-другому. Дети будут есть новые продукты, но они должны понять, что еда – это веселое занятие для всей семьи. Я временно отступлю от своей строгой системы, забуду, что нельзя есть в спешке, откажусь от полного запрета на перекусы. На время я решила сосредоточиться лишь на развитии вкуса, способности с удовольствием пробовать разнообразную пищу. А к правилам мы еще вернемся! Меня вдохновили результаты исследований, на которые я как-то наткнулась в Интернете. Лет десять назад двое американских ученых разработали тест. Он основан на многолетних исследованиях, доказавших, что вкусы и привычки ребенка формируются в раннем детстве. Эксперимент до гениальности прост. В нем приняли участие примерно 120 детей от трех до пяти лет из девяти детских садов. Ученые поделили их на три возрастные группы: А, Б и В. В первый день эксперимента детям из всех групп предложили в качестве перекуса несколько видов овощей и записали, какой из них они предпочли. При этом один овощ был незнакомым – капуста кольраби, нарезанная ломтиками. После еды каждого ребенка расспросили – ни один не смог опознать странный овощ. (Если и вы не в курсе, что такое кольраби, не волнуйтесь, я тоже не знала: это разновидность капусты, внешне похожая на раздувшуюся репку. Несмотря на странную внешность, на вкус этот овощ сладкий и приятный, а кочерыжки молодых кочанчиков – хрустящие и сочные, как яблоки.) Во второй день эксперимента студент университета читал перед едой в каждой группе книжку с картинками. Группа А прослушала сказку о мальчике, который гулял по дедушкиному огороду и пробовал все овощи; ему понравились все, кроме кольраби. При этом мальчик постоянно повторял: «Ах, как хорошо, что не нужно есть кольраби!» В группе Б детям прочитали ту же сказку, но с положительным акцентом: «Нет ничего лучше кольраби!» А в сказке для группы В вообще не было упоминаний о еде. После этого детей снова опросили. Теперь две трети малышей из группы Б (которые слушали сказку о вкусном кольраби) узнали и смогли назвать этот овощ. Затем всем детям предложили попробовать кольраби. Отказались только дети из группы А (им читали сказку с отрицательной оценкой этого овоща). Более чем две трети детей, все же попробовавших кольраби, сообщили, что им понравилось. Не спорю, эксперимент странный. Но он доказывает важный факт: детские предпочтения в еде меняются намного легче, чем нам кажется. Эксперимент также демонстрирует, как легко научить ребенка любить то или иное блюдо. Достаточно ежедневно, терпеливо, в игровой форме связывать еду с положительным опытом – и дети научатся есть все. Нельзя недооценивать еще один фактор: «все побежали, и я побежал»: если другие дети и взрослые пробуют незнакомое блюдо, даже самые привередливые едоки вскоре поступят так же. Я поняла, что во Франции эксперимент «Кольраби» удачно повторяют уже несколько столетий. К трем годам маленький француз попробовал уже почти все – за исключением, может быть, алкоголя и требухи (французский деликатес, который, впрочем, он скоро научится любить). В Ванкувере мы тоже встречали подобные примеры: дети из семьи индусов, которая жила напротив, обожали дал (блюдо из чечевицы) и разные специи, например куркуму; подружка Софи из Мексики любила острый соус; польская девочка в детском саду Клер за обе щеки уплетала кислую капусту. Выходит, «любимая детская еда» – понятие куда более разнообразное, чем кажется большинству американских родителей. Разумеется, и во Франции – как и во всем мире – детям не всегда нравится пробовать что-то новое. Из разговора с кузиной Филиппа Кристель, которая теперь работала директором детского сада в Лионе, я узнала, что у страха перед новой пищей есть научное название: неофобия (боязнь нового). Обычно неофобия появляется у детей в возрасте примерно двух лет (как правило, именно в это время дети начинают есть самостоятельно). По словам Кристель, ученые пока не пришли к единому выводу по поводу ее причин. Возможно, это следствие инстинкта самосохранения: у детей, которые боятся пробовать новые продукты, меньше шансов отравиться. Есть и эволюционное объяснение: в природе сладкая, жирная и соленая пища обладает самой высокой питательной ценностью и наименьшей вероятностью оказаться ядовитой. А может быть, причина в психологии: дети вступают в ту стадию своего развития, когда им хочется постоянно перечить родителям (знаменитые «ужасные двухлетки», у которых на все один ответ – «нет»). Ряд экспертов полагает, что неофобия связана с развитием вкусовых клеток у ребенка: он начинает отвергать горький вкус (некоторые овощи) и предпочитает сладкую, жирную и соленую пищу, которая, естественно, приятнее. Но каково бы ни было объяснение этого феномена, французские эксперты сходятся на двух аспектах. Во-первых, помимо очевидной генетической и биологической предрасположенности, пищевые предпочтения определяются культурным влиянием. Дети действительно учатся любить и не любить определенные виды пищи. И это начинается с самого раннего возраста: некоторые ученые предполагают, что вкусовой опыт первого года жизни способен повлиять на дальнейшее восприятие определенных видов пищи и даже на предпочтения в еде в более старшем возрасте. Во-вторых, неофобия – стадия развития, а не приговор на всю жизнь (хотя при неправильном отношении со стороны родителей вполне может перерасти в черту характера). Разговор с Кристель вселял надежду. Она подтвердила то, что я уже слышала от других родителей-французов: неофобия (правда, они не использовали это слово) – психологическое состояние. Французы допускают, что дети могут отказываться от новых блюд, однако воспринимают это явление как нормальное и, главное – временное. По мнению большинства родителей, таким образом дети лишь проверяют границы дозволенного, а не выражают истинное неприятие предложенных блюд. Тут важно не вступать в битву с целью доказать «кто здесь главный»: если ребенок отказывается есть, блюдо просто убирают без лишних переживаний. Однако на замену ничего не предлагают – это правило, которого все родители во Франции придерживаются твердо. Вот типичная фраза из французской книги по воспитанию: «Неприятие определенных видов пищи быстро пройдет, если не превратится в противостояние с родителями. Если ребенок отказывается есть, лучшая реакция – безмятежное равнодушие. Родители должны повторять про себя: «Я знаю, что это пройдет. Главное – не реагировать, и тогда ребенок перестанет сопротивляться». Безмятежность и спокойствие – подобная реакция была мне совсем не свойственна, но, судя по всему, приносила гораздо меньше переживаний. Французы считают также, что продуктов с действительно неприятным вкусом очень мало. По их мнению, большинство детей может есть практически все. Разумеется, некоторые продукты кому-то не нравятся: например, резкий вкус свежего чеснока. Но многие овощи, которые дети обычно ненавидят, – например брокколи, – на самом деле вовсе не отвратительны. С точки зрения французов, неприятие пищи имеет психологические, а не физиологические корни. Эти особенности восприятия вкуса находят отражение в повседневной практике воспитания. Французы уверены, что детям свойственно естественное любопытство в отношении еды, большинство вкусов являются приобретенными, и родители должны помочь в этом детям. Научить малышей с удовольствием пробовать разнообразную пищу – вот в чем главная родительская задача в первые годы жизни ребенка. Мои знакомые французы пытаются сыграть на врожденном любопытстве ребенка, ведь детям действительно интересно пробовать новые блюда (и они любят это делать). В Интернете я нашла ссылку на научные исследования, подтверждающие этот факт: младенцы до года с огромным интересом пробуют новые продукты (точно так же они обычно предпочитают новую игрушку привычным). И еще: научные исследования, проведенные во Франции, ссылку на которые прислала мне Кристель, показали, что многие дети (примерно 25%) вообще не страдают неофобией; при должном подходе они согласны пробовать все и никогда не «возненавидят» те или иные продукты. И конечно, для французов очень важно, чтобы еда доставляла радость, – а значит, они не стремятся чрезмерно контролировать детей. Французы инстинктивно понимают, что, если родители нервничают и оказывают давление на детей, это может обернуться против них самих. Кормить ребенка – не значит принуждать: чаще всего в таком случае он просто откажется «сотрудничать» (перед Рождеством я испытала это на своей шкуре). За отказ от еды никого не наказывают. Французы предпочитают пользоваться позитивным подкреплением, а также вводят систему правил, которые воспринимаются как само собой разумеющиеся. Дегустации новых продуктов для французских детей – нечто естественное и привычное. Они не испытывают давления, да и родителям так проще. У французов есть полезное правило, которое они применяют для того, чтобы дети попробовали новое. Французское правило питания № 6