Сон Эрленда Стурлусона

(Gríma hin nýja, 1965)

Зимой 1831 года, когда я прожил в Рёйдау уже десять лет, 27 декабря, я, как обычно, присматривал за своими овцами. Стояла оттепель, дул сильный ветер, а на земле был гололёд. Я вернулся домой лишь под вечер, очень уставший. Придя домой, я повалился на кровать и тотчас уснул, против обыкновения; ведь я никогда не сплю в сумерки. Мне приснилось, что я на хуторе Финнстадир в Кинн (на Склоне). Я видел дом у Льосаватн (Светлого озера), и всё там было мне знакомо. В этом сне я собирался домой и решил идти напрямик мимо туна на горе Фремстафетль. Это бывшая монастырская земля на реке Мункатверау и пролегает к югу и востоку под горой, которая тянется оттуда на север между Скьяльванди и Холодным склоном (Кальдакинн). Там жил Финни Сновидец, сын Торгейра Годи Светлого Озера[72], и это место называлось Под Горой. (Про него написано в саге «О людях со Светлого озера» и в саге «О Финнбоги Сильном», а к юго-востоку на Горе стоит Камень Финнбоги.) В этом сне я стоял на пригорке к югу от туна на Горе и думал, как мне переправиться через реку, на которой ещё не установился лёд. Тут я увидел, что рядом со мной стоит женщина — старуха, на вид довольно-таки коренастая, но немалорослая. Она была празднично одета, а на лбу у неё был коричневый платок или холстина, с невысокой белой шапочкой. Я не испугался её. Она посмотрела на меня радостным взглядом и говорит: «Здесь так красиво, правда ведь?»

Тут я осмотрелся вокруг и вижу длинный и довольно-таки узкий камень. По форме он напоминал восьмигранную надгробную плиту, наверное, в нём было шесть-семь локтей длины. Он лежал с севера на юг. На нём была надпись, не выбитая, а скорее выпуклая, как на латунных изделиях, формовом хлебе или старинных вальках для белья и тому подобных резных предметах. На каждой грани было по две строчки. Надпись шла с юга на север, и, чтобы прочитать её, надо было стоять или опуститься на колени с восточной стороны камня. Женщина в моём сне велела: «Читай это». Я ответил: «Я, наверное, не смогу». Тогда она сказала: «Я тебе напомню; хотя этого, наверное, не потребуется».

Я начал читать и подумал, что не смогу перевернуть камень, чтобы прочитать всю надпись по кругу. Но едва я попробовал, как у меня всё получилось. Хотя он и оказался лёгким, я всё же был уверен, что это именно камень, а не кусок доски или бревна. Про надпись я могу сказать только то, что читать её было легко, и я проговаривал её снова и снова, пока не выучил наизусть. После этого я поднялся, — а женщина тут же исчезла или растаяла, как дым или пар, — и камень тотчас пропал.

Я проснулся не сразу, а чуть погодя. Тогда я стал вспоминать сон и то, что смог запомнить из надписи на камне. Вот что это было:

Во время оно одна владела

Землёю здесь я в цветущем крае;

Звенели песни здесь под Горою.

Под землёю я клад зарыла;

Заберёшь ты его, мой родич,

Но не потомки прочих родов.

От неволи я избавлюсь,

И скажу я тебе спасибо.

Я хочу, чтобы знал ты это,

Всё запомнил и обдумал.

Имя мне — Марья Эггертсдоттир,

Эрлендом сын мой звался.

Мужа рано я схоронила,

Он погиб в пучине бурной.

А затем я зарыла злато,

Сберегая для потомков.

Сомневалась в своей затее,

Но судьбы я своей не знала.

Воспитать я хотела сына

Верным мне, но вышло иначе:

Стал беспутным безумный отпрыск,

Сам завёл же семью большую.

Ненавидел меня невежа,

Матери — жалел кусок он.

Восемьдесят шесть минуло вёсен —

Хворь меня свела в могилу.

Пришёл повеса к моей постели,

Знать захотел, где злато скрыто.

Отвечать я отказалась:

Обладать им он не достоин.

Пусть никто не владеет кладом,

Лишь один мой любимый родич,

Окрещённый именем Эрленд,

Кто отца потерял недавно,

Пожилого, мне ровесника,

Кто сильно пёкся о престарелом

До последнего денёчка.

Я отдам такому все деньги,

Но не дурню и не невеже,

Пусть мне даже ждать придётся,

И наказ мой исполнить трудно.

Опочила в тоске я чёрной,

Получила приют последний

Тут на озере на Светлом.

Пять веков с поры той минуло

да и восемь лет впридачу.

Только мыслью возвращалась

Я к запрятанному злату.

Суждено мне следить за кладом —

Не видать мне в гробу покоя!

Но пророчество сбылося,

Обрету теперь я отдых.

Ты — тот самый, кто так пёкся

Об отце до самой смерти.

Ты отныне владеешь кладом!

И тебя бы я попросила

Поселиться под Горою.

Переедешь — не пожалеешь:

Ведь земля за этим склоном

Принесёт тебе удачу.

Даже если твои руки

Не коснутся этого клада, —

Всё одно мне облегченье.

Сон меня ждёт в земле освящённой,

А теперь я с тобой прощаюсь.

Это то, что я запомнил в точности и записал здесь, ничего не прибавив и не убавив. Сон показался мне необычным, историческим, и я рассказал его одному человеку.

Тогда я услышал легенды и истории о том, что возле Горы будто бы видели, причём неоднократно, огни, которые, по поверьям, указывают на зарытый клад. Однажды какой-то человек проходил мимо этих мест ночью. Было пасмурно, но безветренно. Он увидел огонёк возле хутора на Горе и подумал, что, наверное, это загорелось сено или дом, а хозяева спят. И он с самыми лучшими намерениями заторопился туда, чтобы в случае чего прийти на помощь. Но когда он добежал до того места, огонёк исчез. Он обошёл хутор и все постройки кругом, но ничего не заметил, подумал: «Как странно!» — и пошёл своей дорогой.

К моему сну можно добавить вот что: летом перед тем у меня умер отец, а ему было, по его словам, восемьдесят шесть лет, и он жил со мной тринадцать лет. И ещё: хуторяне с Горы ходили в церковь на Светлом озере с тех самых пор, как она была построена, а в стране принято христианство. Больше здесь ничего не известно.

Многие посчитали это знаком, что я должен поселиться на Горе. Но я не стал верить этому вздору и продолжал жить в Рёйдау до 1852 года, и не жалел об этом. А других подобных снов мне не снилось.