Габсбургский миф XIX века

/319/ Стратегия власть имущих всегда включала построение вокруг себя мифа, скрывавшего или подчеркивавшего их человеческие слабости. Этот миф определял то, что сегодня называют имиджем человека. Различные обстоятельства эпохи порождали разные мифы. Миф, созданный династией Габсбургов, развивался со времен Максимилиана I, искавшего своих легендарных предков, и был представлен в расточительных барочных постройках Леопольда I или в «материнском образе» Марии Терезии. Интересно, что позднейшие историографы зачастую не только не разрушали, но, напротив, укрепляли его.

Такие мифы, оказавшиеся в высшей степени долговечными, породил и XIX век. Культ великого полководца, победителя Наполеона при Асперне эрцгерцога Карла (памятник ему стоит на венской площади Героев напротив памятника принцу Евгению!), был столь же распространен, сколь и культ близкого народу эрцгерцога Иоганна. Об этом эрцгерцоге, не в последнюю очередь, благодаря его браку с бюргершей и простому стилю жизни, была создана легенда, использованная позднее в послевоенном фильме (образчике тривиального жанра).

Еще более поразительны легенды, созданные вокруг Габсбургов, занимавших престол на протяжении долгого XIX в. Правивший абсолютистскими методами император Франц II/I, заурядный человек, крайне пренебрежительно относившийся к правам своих подданных, под именем «старого доброго императора Франца» превратился в идеал обывательских представлений о власти. Франц Иосиф, также весьма посредственный правитель, негибкая /320/ политика которого привела к ряду провалов в развитии Дунайской монархии и, в конце концов, к ее гибели, также стал героем популярной легенды. И даже самый последний – несчастный император Карл, который уже после того, как народ высказался против него, настаивал на своих мнимых правах на власть и даже предпринял в Венгрии две попытки реставрации, по‑прежнему пользуется определенной популярностью. В данном случае дело доходит даже до намерений причислить императора к лику блаженных.

Из мифотворчества вокруг Габсбургов нельзя исключить еще две фигуры XIX столетия. Во‑первых, это жена Франца Иосифа, императрица Елизавета, известная под уменьшительным именем Сисси, которая вместе с Роми Шнайдер, воплотившей ее образ в популярной кинотрилогии, сделалась главной туристической приманкой и фактически товаром. В 1998‑м, «году Сисси», ее культ пережил невероятную кульминацию. Подобным же образом культ сына Франца Иосифа и Елизаветы, кронпринца Рудольфа, раздувался до тех пор, пока не стал вызывать раздражение общества. «Тайна Майерлинга» находила все новые и все более фантастические и сумасбродные объяснения. Подобно современникам событий, многие наши современники упорно не желают принимать во внимание то обстоятельство, что Рудольф сначала убил юную Марию фон Вечера, а потом совершил самоубийство. Опровержения со стороны Габсбургов, не желавших видеть одного из представителей династии в роли убийцы и самоубийцы, оказались невероятно живучими.

Несмотря на малое значение в истории деятельности отдельных лиц, в особенности их частной жизни, все же придется вкратце остановиться на нескольких представителях династии Габсбургов, поскольку эти знатные особы постоянно фигурируют в средствах массовой информации.^{48} И это несмотря на то, что в политической, а также культурной жизни XIX в. династия Габсбургов играла куда меньшую роль, чем в предшествующие столетия. Центром принятия решений все больше становились парламент и правительство, а меценатством, как уже говорилось, занимались представители буржуазного общества.

В 1854 г. Франц Иосиф женился на баварской принцессе Елизавете (Сисси), которой тогда было 16 лет и которая приходилась ему двоюродной сестрой. В этом браке родилось четверо детей: эрцгерцогиня София, умершая в молодости, эрцгерцогиня Гизела, вышедшая замуж за принца Леопольда Баварского, сына буду‑ /321/ щего принца‑регента Луитпольда, и не игравшая более никакой роли, а также кронпринц Рудольф и эрцгерцогиня Мария Валерия. В 1890 г. последняя вышла замуж за эрцгерцога Франца Сальватора из тосканской ветви династии, и эта супружеская пара поселилась в замке Валльзее.

Франц Иосиф был экстраординарным «жаворонком» – он вставал ежедневно в 5 часов утра, а в старости даже в 4 часа и усаживался за письменный стол, обрабатывая за ним огромные горы бумаг. Прозвище Надворный советник Прохазка,[133]данное ему в шутку, намекает как раз на эту его привязанность к бюрократическому стилю работы. Франц Иосиф не был выдающимся монархом, но мог бы стать выдающимся чиновником. Весьма непритязательны были и его гастрономические привычки: говядина, шницель, гуляш и колбаски составляли основные компоненты монаршего стола, если это не было придворной трапезой. Единственным развлечением, которое себе позволял монарх, были прогулки. Около 17 часов сервировался обед, состоявший из шести блюд, которые Франц Иосиф поглощал в большой спешке (поэтому остальные участники торжественных придворных обедов едва успевали при‑

ступить к еде и по окончании церемонии отправлялись в ресторан «Захер», чтобы насытиться там). Спать Франц Иосиф ложился в 9 часов вечера и проводил ночь на своей знаменитой железной походной койке. Церемониал и придворное платье играли для императора совершенно особую роль, и в этих делах он был крайним формалистом. Обращала на себя внимание присущая монарху страсть к охоте: по причине его долголетия общее количество убитых им животных оказалось невероятно велико. Только за первые годы своего правления, с 1848 по 1861 г., он убил 28 876 диких животных. Этой страсти император предавался в Ишле, где он, а с ним и весь двор проводили лето.

Император чувствовал себя накрепко связанным с унаследованными от предмартовского периода и оставшимися во многом неизменными абсолютистско‑феодальными формами государственного уст‑ ройства, правления и социальной структуры. Характерной чертой Дунайской монархии может считаться то обстоятельство, что и в эпоху Франца Иосифа дворянство сумело обеспечить свое доминирующее положение в обществе и политике. Из двадцати восьми премьер‑министров западной половины им‑ /322/ перии – как известно, после компромисса с Венгрией в 1867 г. в обеих частях монархии были свои правительства – двадцать происходили из высшей знати, еще семь – из служилого дворянства, и только последний премьер‑министр (1918), университетский профессор Генрих Ламмаш, имел буржуазное происхождение. Сходным образом выглядела ситуация в Венгрии: преобладающая часть венгерских премьер‑министров происходила из дворянства, хотя и наблюдалось перемещение акцента с магнатов, высшей аристократии, в сторону «джентри», весьма многочисленного в Венгрии мелкого дворянства.

Частная жизнь императора Франца Иосифа складывалась не лучшим образом. Неудача его брака с Елизаветой, к которой он поначалу питал пылкую страсть, имела следствием ряд любовных связей, чему, не в последнюю очередь, способствовало частое отсутствие императрицы. Эти романы вызывают у нынешней публики непомерный интерес. Самая значительная и продолжительная любовная история монарха – его связь с придворной актрисой Катариной Шратт, владевшей виллами поблизости от замка Шёнбрунн и в Бад‑Ишле. Из других интрижек императора в поле зрения публики в последнее время попала связь с Анной Наховской.

Франц Иосиф, особенно в поздний период своего правления, стал символом империи, чему соответствующим образом способствовали, наряду с почтенным возрастом монарха, личные трагедии: гибель брата Максимилиана, императора Мексики, кронпринца Рудольфа и императрицы Елизаветы. Лояльность и труднообъяснимое почтение к Францу Иосифу как символической фигуре сохраняли даже противники монархии, например, социал‑демократы, за что последних иронически именовали «императорско‑королевской социал‑демократией». Таким образом, Франц Иосиф почти /323/ соответствовал своему девизу Viribus unitis («Объединенными силами»): его личность действительно оказалась скрепляющим элементом монархии. Он умер 21 ноября 1916 г. в Вене и был похоронен в императорской усыпальнице монастыря капуцинов.

Его брат эрцгерцог Фердинанд Максимилиан был во многих отношениях талантливее и настроен более либерально. В 1854 г. он стал командующим военно‑морскими силами Австрии, в 1857‑м – генерал‑губернатором Ломбардии и Венецианской области. После потери Ломбардии он довольно уединенно жил в замке Мирамаре. Эрцгерцог был полон честолюбия, и его, конечно, прельстило сделанное в 1863 г. предложение стать императором Мексики. Он, однако, не заметил того, что занять престол его пригласили представители незначительного клерикально‑консервативного меньшинства, на которое опирались размещенные в стране французские войска. Гражданская война, которую Максимилиан вел против законного республиканского правительства во главе с Бенито Хуаресом, закончилась для императора трагически. После вывода французов он был взят в плен, предан суду, приговорен к смертной казни и расстрелян в 1867 г. в мексиканской крепости Керетаро. /324/

Жена Франца Иосифа Елизавета родилась в 1837 г. в Мюнхене. Она была дочерью баварского герцога Макса, поклонника искусств, создавшего вокруг себя художественный кружок, и герцогини Людовики. Последняя была сестрой эрцгерцогини Софии, матери императора Франца Иосифа. В 1853 г. Елизавета обручилась в Ишле с молодым императором, а в 1854 г. они венчались в венской церкви августинцев. Уже вскоре начались постоянно обострявшиеся конфликты со свекровью, одновременно приходившейся молодой императрице теткой. Небезупречная родословная Елизаветы (одна из ее бабушек происходила из рода Аренбергов и не принадлежала, таким образом, к правящим династиям) и то обстоятельство, что она, выросшая в очень свободной атмосфере, так и не смогла привыкнуть к строгому церемониалу венского двора, делали ее положение чрезвычайно трудным.

Первоначальная влюбленность во Франца Иосифа быстро прошла, все сильнее вырисовывалось несходство интересов пары. Конфликты, возможно, были вызваны неверностью Франца Иосифа и обострились после рождения Рудольфа. Реакцией Елизаветы стал протест: она все сильнее предавалась своей страсти – верховой езде. В 1860 г.

она даже вернулась к родителям в Поссенхофен, где перенесла тяжелую болезнь. Для лечения императрице пришлось поехать на юг. Большую часть времени она провела на Мадейре и Корфу. В 1862 г. Елизавета вернулась в Вену, но болезнь и разногласия с Францем Иосифом омрачили это пребывание, равно как и конфликт вокруг воспитания престолонаследника – эрцгерцога Рудольфа. В то время как Франц Иосиф и его мать выступали в пользу военной стези, Елизавета хотела воспитывать сына в более либеральном духе, причем ей удалось отстоять свою точку зрения.

К этому времени она прониклась особой симпатией к венграм и сыграла немалую роль в достижении компромисса. Ненавидя представительские обязанности в Вене, императрица много времени проводила на своем венгерском конном заводе в Гёдёллё. Там она могла удовлетворить как свою страсть к верховой езде, так и свое предпочтение к более непринужденному обществу. Сплетни при венском дворе вызывали ее поездки в Англию и Ирландию, участие в парфорсной охоте и эксцентричные поступки вроде предоставления своей дочери Марии Валерии в качестве товарища по играм «уродца‑мавра» Рустино. /325/

Только в восьмидесятых годах Елизавета оставила верховую охоту, но зато посвятила себя другим «сумасбродствам» (по меньшей мере, в глазах двора) – прежде всего, спиритизму. Она стала чаще контактировать со своим родственником – королем Людвигом II Баварским. Кроме того, Елизавета уделяла внимание литературе, зарекомендовав себя большим знатоком Гейне, и даже обнаруживала склонность к республиканским идеям. Находясь в Вене, она жила на вилле «Гермес», а на Корфу, будучи в восторге от Греции (она овладела греческим языком), императрица выстроила замок Ахиллейон. Исповедуя культ красоты (рост 172 см, талия 50 см), Елизавета занималась гимнастикой, придерживалась диет (возможно, она страдала анорексией) и невероятно гордилась своими длинными волосами. С возрастом она становилась все более опасливой, не позволяла себя фотографировать и путешествовала по Европе инкогнито. После трагической гибели сына она всегда носила траурные одежды, раздарив все свои украшения. Последние годы жизни императрицы были наполнены странствиями, притчей во языцех стали ее внезапные посещения различных европейских дворов – их называли нападениями. В 1898 г. Елизавета оказалась в окрестностях Монтрё, где женевский анархист Луиджи Луккени, узнавший о ее приезде из газетного сообщения, заколол ее трехгранным напильником. Получив удар, императрица прошла еще около 100 метров до корабля и уже там лишилась чувств. Когда судно вновь пристало к берегу, оставалось лишь констатировать ее смерть. Луккени, приговоренный к пожизненному заключению, покончил с собой в 1910 г. Елизавета похоронена в усыпальнице монастыря капуцинов; на ее надгробии по желанию венгров указан титул не только императрицы Австрии, но и королевы Венгрии.

Сын Франца Иосифа и Елизаветы кронпринц Рудольф должен был с детства воспитываться как солдат, однако мать, как уже говорилось, смогла настоять на гражданском воспитании, которое было поручено либерально настроенным педагогам. В молодости кронпринц предпринял продолжительные поездки в Англию и на Восток в сопровождении орнитолога и масона Альфреда Брема. По своим политическим взглядам Рудольф был либералом, но в отличие от немецких либералов был расположен к славянам и венграм. Его дружба с Морицем Сепшем, издателем леволиберальной «Новой венской газеты» (Neue Wiener Zeitung), и финансистом Морицем Хиршем вызывала неприятие в консервативно и антисемитски настроенных кругах венского двора. /326/

Большой интерес Рудольфа к науке привел к появлению так называемого труда кронпринца – «Австро‑Венгерская монархия в слове и иллюстрации» в 24 томах, серии, завершенной только в 1902 году. В 1881‑м эрцгерцог женился на бельгийской принцессе Стефании, однако этот брак не был счастливым. В 1886 г. Рудольф тяжело заболел. Его жизнь отныне заполнили морфий, женщины и алкоголь. Как утвер‑

ждают, в это же время он заразился гонореей. В 1888 г. последовали новые кризисы и нападки на Рудольфа со стороны антисемитов, называвших его «еврейским прислужником». Слухи о разводе омрачали жизнь престолонаследника, а его попытки активно заняться политикой терпели неудачу.

Дружеские связи эрцгерцога становились все более странными. В круг друзей престолонаследника входили его кучер Йозеф Братфиш и богатая прожигательница жизни Мицци Каспар, а также Мария фон Вечера, которой было всего 17 лет. В ее знакомстве с кронпринцем роль посредницы сыграла графиня Лариш. Планы самоубийства у престолонаследника появлялись уже в 1888 г., и он искал женщину, которая была бы готова застрелиться вместе с ним. Тридцатого января 1889 г. он и Мария фон Вечера совершили самоубийство в Майерлинге (охотничьем замке под Веной): сначала эрцгерцог застрелил свою юную возлюбленную, а потом застрелился сам. Версия «двойного самоубийства» представляется наиболее вероятной среди всех многочисленных гипотез, но внести полную ясность так и не удалось. «Тайна Майерлинга» до сих пор будоражит умы. После долгого замешательства (сначала имела место попытка представить случившееся как «несчастный случай на охоте») было официально заявлено о душевном заболевании, что делало возможным похороны по христианскому обряду.

Более важным, чем разгадка «тайны Майерлинга», является тот факт, что в лице эрцгерцога Рудольфа к власти мог прийти либеральный монарх, приверженный принципам федерализма, который не стал бы препятствовать преобразованию монархии и упорствовать, подобно Францу Иосифу, в соблюдении архаичных принципов. /327/

«Историзм» и Fin de Siècle

/327/ При многих отрицательных сторонах монархии: острых социальных противоречиях, нищете народных масс, растущей межнациональной розни – кажутся удивительными огромные культурные достижения этого государства. Франц Иосиф уделял не слишком много времени проблемам культуры, все созданные в конце XIX в. замечательные шедевры родились без императорского покровительства. Самое лучшее, что можно сказать о нем в этой связи, – это то, что он ничему не препятствовал. В отличие от многих своих предков, зарекомендовавших себя ценителями искусства, Франц Иосиф проявлял интерес лишь к церковным и армейским делам.

Девятнадцатое и начало двадцатого столетия были для Габсбургской монархии не только временем больших экономических перемен, но и эпохой формирования общественного мнения в современном смысле слова, шедшего одновременно с развитием буржуазного общества. Кафе и газеты, игравшие в Вене этого времени важнейшую роль, были тем, без чего невозможно представить себе систему ценностей австрийского мира эпохи Франца Иосифа. Крайне существенно и то, что эти газеты, можно сказать, даже вся культура, находились под влиянием либерализма, хотя в области политики либералам уже сказать было нечего.

Если рассматривать состояние прессы Габсбургской монархии в международном масштабе, выяснится, что подлинным весом обладали лишь две либеральные газеты: «Пресса» (Die Presse) и в еще большей степени – «Новая свободная пресса» (Neue Freie /328/ Presse). Но чтобы понять процесс формирования политических настроений, нужно учитывать не только эту качественную меру, но и принимать во внимание количественные показатели – тиражи изданий, имевших распространение и влияние на местах. По своему интеллектуальному уровню они не могли конкурировать с вышеназванными либеральными газетами.

Культура все больше становилась буржуазной, что было обусловлено как общественным развитием, так и равнодушием к ней со стороны двора и особенно Франца Иосифа. В некоторых сферах, прежде всего, в области литературы, она была отмечена влиянием ассимилированного еврейства. Носительницей этой культуры выступала богатеющая и численно растущая буржуазия. Салоны буржуазных семей были местом проявления светского либерализма, их меценатство сделало возможным рождение характерного искусства той эпохи. Работы Макарта едва ли могли появиться без этого общественного фона, которому он придавал стилистическую завершенность, без него бы не появились архитектура Ринга со всеми, как их шутливо называли, Palazzi prozzi, [134]культура венской оперетты или литература Fin de Siècle. Этот буржуазный мир, который отражается в драмах Артура Шницлера^{49} и которому Стефан Цвейг воздвиг вечный памятник в своей замечательной книге «Вчерашний мир», был построен на нищете рабочих масс; это был иллюзорный мир над пропастью, который с крушением Габсбургской монархии в 1918 г. был обречен на исчезновение, чтобы уступить место новым, более демократическим общественным и культурным формам.

Следует принципиально различать два периода: «историзм» эпохи грюндерства и культуру «конца века», которая во многих отношениях является реакцией на историзм и словно представляет альтернативу последнему.

Наряду с «деревенской» литературой Фердинанда фон Саара, Марии фон Эбнер‑Эшенбах, Людвига Анценгрубера или Петера Розеггера важнейшую роль играет городская, специфически венская литература. Она называется часто литературой фельетонов или кафе и представлена такими писателями, как Петер Альтенберг, Эгон Фридель и «богемец» Йозеф Рот.

Критиком фельетонной литературы с присущим ей небрежным языком выступил Карл Краус, основавший «Факел» – важ‑ /329/ ный орган не только литературной, но и политической критики. Центральными фигурами в области культуры стали литературы Адальберт Штифтер, Артур Шницлер, Гуго фон Гофмансталь, Стефан Цвейг, Георг Тракль и Райнер Мария Рильке.

Людям, в своем большинстве не получавшим музыкального образования, которое давало бы возможность понимать становившуюся все более сложной технику композиции, хотелось просто слушать музыку и отдыхать под нее. Ценились выразительность и мелодичность, особенно значимой для музыки сделалась «атмосфера». При этом все более важную роль играло настроение слушателей. Поскольку музыка усложнялась, становилось необходимым ее объяснение; требовала разъяснений и ставшая чрезвычайно виртуозной техника исполнения – и поэтому программы составлялись даже там, где они не были предусмотрены композитором. Принципиальный спор между «формальной эстетикой», утверждающей, что музыка имеет собственный язык, и «эстетикой содержания», рассматривающей ее как нейтральное средство передачи смыслов, для полного понимания которых необходимо словесное изложение, ведет свое начало с тех пор и продолжается до нашего времени

Уже с XIX в. следует различать серьезную и легкую музыку, с начала XX столетия эта разница становится все более четкой. Габсбургская монархия дожила до высшего расцвета и той и другой. Классической музыкой немецкоязычного региона стали произведения Густава Малера,^{50} Иоганнеса Брамса, Гуго Вольфа и Рихарда Штрауса. Самобытные национальные направления существовали и в других землях монархии – в Богемии его представляют /330/ Бедржих Сметана и Антонин Дворжак, а в Венгрии – Франц Лист и Бела Барток. С именами Йозефа Матиаса Хауэра, Арнольда Шёнберга, Альбана Берга и Антона фон Веберна связана додекафоническая музыка, являвшая собой радикальный разрыв с традиционными принципами композиции.

С сороковых годов XIX в. развивается такой самобытный музыкальный жанр, как вальс, ставший символом австрийской музыкальной культуры и остающийся таковым по сей день. Основателями этого направления выступили Йозеф Ланнер и Иоганн Штраус‑отец, а своего высшего расцвета оно достигло в творчестве Иоганна Штрауса‑сына.^{51}

Как подражание «комической опере» Жака Оффенбаха возникла венская оперетта, ее шедевр, «Летучая мышь» И. Штрауса‑сына, был впервые поставлен в 1874 г. Оперетта давала не только зеркальное отражение буржуазного общества, но и критический взгляд на него. Наряду со Штраусом, в этом жанре прославился Франц Легар. В изобразительном искусстве первоначально господствовал стиль эпохи грюндерства, иначе называемый историзмом или

/331/ эклектизмом. Его наиболее яркое проявление – застройка Ринга, парадной улицы вокруг внутреннего города в Вене (и вполне сопоставимых комплексов в Будапеште и других центрах отдельных земель). Ринг был построен по решению императора Франца /332/ Иосифа от 20 декабря 1857 г. на месте старых валов, траншей и оборонительных укреплений. Эта улица длиной 6,5 км и шириной 57 м, открытая 1 мая 1865 г., была застроена по планам Людвига Фёрстера, Августа Зиккарда фон Зиккардсбурга и Эдуарда ван дер Нюлля. Между 1869 и 1888 гг. были возведены монументальные сооружения, стиль которых, вернее, как считали и считают критики, его отсутствие, мы называем «стилем Ринга», который копирует и эклектически соединяет все уже существовавшие тогда архитектурные формы. Это стало воплощением идеи, согласно которой каждая постройка должна была быть выполнена в стиле той эпохи, когда функции подобных зданий были выражены с наибольшей полнотой, поэтому парламент был выполнен в греческом стиле, университет – в стиле раннего римского барокко, а ратуша стилизована под позднюю готику эпохи расцвета фландрских городов. Архитекторами выступали Зиккард фон Зиккардсбург и Эдуард ван Нюлль (Опера), Готфрид Земпер и Карл Хазенауэр (Бургтеатр, Художественно‑исторический музей и Музей естественной истории), Генрих Фёрстель (Университет, Вотивкирхе, Академия прикладного искусства), Теофиль Ханзен (Биржа, Парламент, Академия изобразительных искусств, Хайнрихсхоф) и Фридрих фон Шмидт (Ратуша). Строения перемежались обширными скверами и парадными площадями (Городской парк, Замковый сад площади Героев, Народный сад, парк у Ратуши).^{52} /333/

Реакцией на «стиль Ринга» стал венский модерн (Отто Вагнер), в свою очередь, нашедший противника в радикализме Адольфа Лооса («Орнамент – это преступление»). Ведущим, можно сказать, модным художником этого времени, чье имя олицетворяет эпоху, стал Ганс Макарт, оформлявший среди прочего торжества по случаю серебряной свадьбы императорской четы 27 апреля 1879 г.

Это направление, которое молодое поколение считало недостаточно творческим, обрело противников в Сецессионе – течении, внесшем существенный вклад в изобразительное искусство конца XIX в. Его виднейшими представителями были Густав Климт ^{53} и Коло Мозер. Важнейшие достижения сецессионистов связаны с областью прикладного искусства и бытовой культуры.

Совершенно особое, правда, не признанное современниками место в австрийском искусстве занимал Эгон Шиле.^{54}

Правление императора Франца Иосифа было пе‑

риодом расцвета науки в Габсбургской монархии; заслуживают быть отмеченными, по крайней мере, два ее направления, привлекшие внимание /334/ всего мира. Австрийская школа экономической теории развивала концепции манчестерского либерализма. Важнейшими теоретиками этого направления были Ойген Бём‑Баверк, Ойген фон Филиппович и Йозеф Шумпетер; Карл Менгер (учитель кронпринца Рудольфа) разработал теорию предельной полезности (критерием /335/ стоимости товара является оценка потребителем). Вторая Венская медицинская научная школа создала целый ряд новаторских методик, составивших мировую славу Венского университета, плоды которой тот еще долго пожинал. Из многих врачей этой школы следует упомянуть хирурга Теодора Бильрота, анатомов Йозефа Гиртля и Карла Рокитанского, патолога Эмиля Цукеркандля, психиатра и нобелевского лауреата Юлиуса Вагнер‑Яурегга. Сюда же, по большому счету, относятся и достижения жесткого оппонента Венского университета Зигмунда Фрейда,^{55} психоаналитические методы которого решительно повлияли на мир XX в. Конец столетия ознаменовался замечательными достижениями как в области естественных наук (Людвиг Больцман, Эрнст Мах, Теодор Оппольцер), так и в философии (Людвиг Витгенштейн). /336/‑/337/