Молитва об умножении Любви к Богу

Как могу я довольно возблагодарить Тебя, Господи, за Твою великую Любовь. Даруй мне такое сердце, чтобы я никогда не забывал о Любви Твоей. Не попусти ей никогда угаснуть в сердце моем. Воспламени сердце мое, просвети ум мой, освяти волю мою, возрадуй память мою и соедини меня с Собою на веки!

ПОЧИТАЕМЫЕ

В МАРФО-МАРИИНСКОЙ

ОБИТЕЛИ СТАРЦЫ

СТАРЕЦ АРИСТОКЛИЙ*

В Марфо-МариинскойОбители очень любили и глубоко почитали иеросхимонаха Аристоклия (+ 1918 г.) «Это был выдающийся московский старец, - вспоминала матушка. - Сколько сестер, благодаря ему, к нам поступило. Вот наша Ниночка с шестнадцати лет умоляла маму отпустить ее в Обитель. Та никак не соглашалась. Потом уже: «Ладно - как благословит старец Аристоклий, так и будет». Пришли. А он, едва они порог его кельи переступили, поднимается навстречу и с такой отрадой: «Благословляю тебя, деточка, поступать в Марфо-Мариинскую Обитель», - и осенил Нину крестным знамением. Она: «Ну, мама, - исполняй обещанное!» К нам обычно до двадцати одного года никого не принимали. А она, благодаря горению своей души и святым молитвам старца, - уже в семнадцать лет была в Обители».

Старец Аристоклий - был великим светильником своего времени. У одной духовной дочери батюшки отнялись ноги, болезнь полностью приковала ее к постели. Пришел старец ее навестить, молился вместе с ней, а потом: «Ухожу, деточка моя любимая, а выйду на улицу - ты подойди-то к окошку и - помаши мне ручкой. А я тебе - помашу в ответ». Она в полном недоумении: «Батюшка, я же не могу- встать!» А он с улыбкой: «Ничего, ничего - помаши», - и благословил ее. Только он вы-

* Подробнее в книге: «Житие старца Аристоклия». М., Подворье русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря в Москве. 2003.

Т

—406

шел, раба Божия ощутила в своих ногах забытую силу. Не веря сама себе - подошла к окну (она жила на втором этаже) и счастливая, - махала своему старцу рукой, вытирая слезы. Все, близко знавшие парализованную, были потрясены до глубины души.

Никогда не зарастет тропа к могиле старца (он похоронен на Даниловском Духовском кладбище, рядом с храмом «Сошествия Святого Духа»). Знаю людей, которые постоянно ездят к нему за помощью - десятки лет. Неподалеку от батюшки - столь же посещаемая могила его келейника, схиархиман-дрита Исайи. В житии старца Исайи - есть даже рассказ о воскрешении из мертвых. Обе могилы всегда утопают в свежих цветах.

Рассказ Е.Н.Румянцевой об исцелении слепорожденного мальчика: «По совету местных врачей одна молодая женщина со слепорожденным сыном приехала в Москву сделать мальчику операцию на глазах. Больной сын был показан лучшим врачам-специалистам Москвы. Когда был сделан снимок глаз и назначен день операции, мать была сильно взволнована и не могла окончательно решить, делать сыну операцию или нет. И вот, проходя случайно мимо часовни великомученика и целителя Пантелеймона, она увидела множество народа разного возраста и сословия, а также детей. Узнав от людей о старце Аристоклии, о том, что он прозорлив и по его молитве больные получают от Господа исцеление, она была сильно удивлена этими рассказами, так как никогда не слышала и не видела таких старцев. И вдруг какая-то необыкновенная вера и надежда охватила и проникла в ее скорбящее сердце, и она решила, не откладывая, на следующий же день поехать сюда к батюшке с сыном и все ему рассказать...

Увидев ее, батюшка стал пристально смотреть на вошедшую женщину, продолжая делать помазание маслом. Народ подходил к нему по очереди. И вот, наконец, подходит очередь этой женщины. Я подумала, что мальчик, которого она держала на руках, спит. Женщина подошла к батюшке. Он

— 407 —

крестообразно помазал мальчику оба глаза, а матери чело и, взглянув на нее, спросил: «У тебя муж-то кто?» И, не получив ответа, сказал: «Сам сатана!»

Женщина стояла не шелохнувшись, а потом со слезами стала рассказывать ему все о своей жизни, о том, как родился у нее сын слепой и что она приехала в Москву по совету врача сделать ему операцию глаз, что муж согласен на операцию, а она не может никак на это решиться, что муж ее накануне великих праздников начинает искушать так, что сам приходит в такое состояние, что делается как зверь, и она убегает от него к матери, взяв мальчика, а на другой день он приходит к ней тихий, добрый, и она опять идет к нему.

Выслушав все молча, батюшка благословил ее и сказал: «Мой совет тебе такой: операцию не делать, а все дни, которые ты здесь, в Москве, пробудешь, приходи сюда в часовню ежедневно с мальчиком на молебен, а на будущий год опять приезжай с сыном ко мне... А потом ты ко мне приедешь с мужем».

Услышав такие его последние слова, она стала ему возражать: «Батюшка, я и подумать об этом не смею, чтобы муж со мной приехал к вам!» «Да-да, - повторил батюшка, - а потом с мужем и сыном ко мне приедешь».

И, еще раз благословив ее и мальчика, отпустил.

На следующий год она опять приехала к батюшке одна с сыном, как он ей сказал. Узнать ее было трудно. Как внешне, так и внутренне она изменилась. Женщина рассказывала о том, что, как сказал отец Аристоклий, так все буквально исполнилось. Муж ее так избивал, что тело от побоев было синее. «А мне, - она говорила, - совсем не было больно». В Москву он ее не отпускал. Она уехала тайно. Что с ней будет, когда вернется домой, она не знает. Прожила она в Москве несколько месяцев, в это время ежедневно приходила в часовню на молебен, а батюшка ежедневно делал крестообразно помазание глаз мальчику. Перед ее отъездом домой в последний раз батюшка помазал глаза мальчику и, благословив его, сказал: «Господь знает, кому что нужно».

—408 —

И вот случилось мне прийти к батюшке в тот день, когда эта женщина приехала к нему с мужем и мальчиком, не слепым, но уже с открытыми голубыми глазами. А вот что было с ее мужем, когда его подводили к батюшке несколько мужчин. Он подпрыгивал так высоко, что было страшно на него смотреть, и с криком падал на пол. Это продолжалось несколько раз. Если бы не молитва батюшки, то он, наверное, не остался бы живым. И вот, подпрыгнув в последний раз, он упал и лежал как мертвый, затем начал сильно кашлять. И вдруг с пеной и мокротой отрыгнул какое-то существо. Батюшка обильно окропил мужа святой водой. Помазал святым маслом и благословил. Долго не приходил он в чувство, но потом вскочил и с воплем бросился к батюшке в ноги и зарыдал.

Когда мальчику был сделан в больнице вторичный снимок, но уже открытых глаз, то на снимке проявились кресты от крестообразного помазания глаз маслом.

Женщина со слезами рассказывала о чудном прозрении сына так. «Рано утром я, как всегда, прочитывала акафист Бо-жией Матери «Скоропослушнице», а затем стала читать акафист великомученику и целителю Пантелеймону и вдруг слышу - сыночек зовет меня: «Мама, мама, подойди ко мне скорее!» Думаю, что случилось, почему он меня так рано зовет? Этого никогда не было. Бегу к нему, и что же - мальчик-то мой сидит на кроватке, а глазки-то открыты, и смотрит на меня. А я на него. Стою и молчу, а сама думаю: «Господи, что мне это показалось? Не может быть». А он говорит: «Мама, я тебя вижу, мам, я вижу тебя!» Я зарыдала. Прибежал отец. И вот мы приехали к вам. Это произошло в воскресный день».

СТАРЕЦ АЛЕКСИЙ ЗОСИМОВОЙ ПУСТЫНИ*

Матушка бесконечно чтила старца Зосимовой пустыни Алексия. Одновременно, по прошению Великой Княгини Ели-

* Подробнее: Альманах «К свету». СПб., Родник. №2.

—409 —

саветы и Батюшки Митрофана, - он стал старцем Марфо-Ма-риинской Обители. С юмором, пользуясь которым она всегда умела блестяще унизить себя, рассказывала матушка, как молоденькой девушкой, которую мама не пускала в Обитель, она приехала в Зосимову пустынь. «Старец не принимал, был занят с кликушами, - вспоминала она. - Еду обратно и вот ругаю его, ругаю: «Что за старцы такие? Тут у человека горе, а они ничего не понимают, невесть чем занимаются...» Через короткое время она относилась к батюшке с величайшим благоговением: «Его исповеди - переворачивали людям всю душу, - говорила она, - рождали заново».

«Старец Алексий был духовным центром монастыря. Поражала красота всего его облика, когда в длинной мантии он выходил из своего полузатвора на исповедь богомольцев: и седые пряди волос на плечах, и какая-то мощность головы, и рост, и черты лица, и удивительно приятный низкий баритон, а главное - глаза, полные внимания и любви к человеку. Эта любовь покоряла и побеждала. Человек, подходящий к нему, погружался в нее, как в какое-то древнее лоно, как в стихию, непреодолимую для него, до сих пор еще ему неведомую и вожделенную. Он уже не мог больше - не верить, так как в нем уже родилась ответная любовь: огонь зарождается от огня. Моя жизнь была наполнена любовью моих родителей, но в любви старца, когда, стоя на коленях перед ним на исповеди (он обычно исповедовал сидя), я открывал ему свои тяжелые грехи, я ощущал нечто еще более полное, еще более надежное и теплое, чем земная родительская любовь. Это была уже Любовь Небесного Отца, о.которой мы только говорим, изливаемая ощутительно на меня в эти минуты через старца» (Сергей Фудель).

из воспоминаний духовной дочери старца

Елены Можаровой

Старец начинал принимать с пяти часов утра, и зимою

это было еще совсем темно. Помню стук в дверь и молитву,

прочитанную келейником, и затем последовавший ответ:

— 410

«Аминь». Я вошла. Невольное волнение охватило меня. Передо мною, вставши с кресла, стоял во весь свой высокий рост вчерашний старец, но вчерашний ли?! - Меня поразила перемена в нем! Передо мною стояло словно новое лицо, новый человек. Куда девалось все, что еще вчера делало его «простым человеком»: с ласковым, светлым лицом, с проникновенным взором темных, необыкновенных глаз, стоял старец посреди комнаты. Смущение мое словно сразу рассеялось, и, как к родному, с полным доверием я двинулась от порога навстречу батюшке. Поклонившись ему по-монашески в ноги и поцеловавши его руку, я встала с колен. Старец молчал, молчала и я, не смея заговорить первою и потупив взор в землю; как вдруг почувствовала, что руки старца обняли меня за плечи, и крепко, крепко, как родную, прижал меня старец к себе. От неожиданности я очень смутилась, но батюшка, держа меня за обе руки, повел за собою. Опустившись в кресло, он поставил меня на колени рядом с собою. С нежной лаской он продолжал меня молча гладить по голове и по щекам (словно силясь разбить до конца мои вчерашние вражеские мысли). От этой искренней отеческой ласки совсем чужого мне человека я очень растрогалась. И так, молча, батюшка ласкал меня до тех пор, пока я, вконец умягченная душою, вдруг заплакала, растерявшись перед этим «сверхчеловеческим» отношением старца ко мне; я не знала, что мне делать, как мне с своей стороны отвечать на него. С признательностью и слезами я только без конца целовала руки, которые меня так нежно, по-матерински ласкали. И только когда я заплакала, старец впервые заговорил со мною, он словно и ждал только моих слез: «Бедненькая, - сказал он, - она плачет. Как мне тебя жалко! Детынька, приголубить-то тебя, видимо, некому. Вот они, слезинки-то так и катятся!» И старец с беспокойством стал заглядывать мне в лицо и своими ручками утирать мои слезы, которые обильно текли по щекам. Когда я немного успокоилась и перестала плакать, батюшка спросил меня: зачем я приехала - на исповедь или на беседу. Я со скорбью сказала ему, что

— 411 —

получила разрешение от святейшего только на беседу, но что мне так хотелось бы исповедаться. На это старец сказал мне успокоительным тоном: «Ну и хорошо, побеседуем с тобой, побеседуем». И начал говорить сам. И не успела я опомниться, как стояла уже перед ним со вскрытою во всех ее уголках душою. Картину за картиной рисовал старец передо мной -мою прошлую жизнь, открывал мне сам мои грехи. Прозорливость его меня поразила и совсем уничтожила. Словно громом пораженная, стояла я перед ним в смятении и слушала сама про себя, про давно забытые и неосознанные свои поступки; подробно, вплоть до каждой мелочи, описывал мне батюшка мои грехи, говоря, сколько лет назад и при каких условиях, они мною совершались. Изумлению моему не было границ. Мне стало даже страшно и жутко, а батюшка, словно отвечая на мои мысли, говорил: «Ты не думай, детынька, что я прозорливец какой-нибудь, это я просто опытный, много видел и слышал всего, ведь я духовником еще в Успенском соборе был». Но я, кажется, в то время не могла больше ни о чем думать, мысли мои стали путаться, вся я горела словно в огне, и стала плохо уже понимать то, что дальше говорил мне старец. Он же истинно прозревал все, что со мною совершается: время от времени начинал он крестить меня, мой лоб маленькими крестиками, как бы силясь помочь мне и освежить мою голову и мысли.

И так мы беседовали, как и сказал батюшка, но беседа эта вскрыла все самые затаенные уголки моей души и очистила ее от застарелой грязи. Мы проговорили со старцем часа три. Боже мой! Каким родным, чудным и великим сидел теперь передо мною этот человек, еще вчера непонятый мною! Слезы так и навертывались на мои глаза при взгляде на него, а он, видя их, ласково утешал меня: «Детынька, - говорил он, - помни, что нет греха, которого Бог не простил бы. Он и тебя простил сегодня, видя твое покаяние. Разве я не вижу, как ты страдаешь, и мне так дороги эти твои страдания. Ты мне теперь родною стала, как дочка моя, а я - твой отец».

— 412 —

Мне казалось, что я все-все тяжелое оставила у него и уходила от него с облегченной совестью. По окончании разговора старец сказал мне: «Ну, детынька, а уж разрешить-то тебя от грехов я не могу, не имею права, раз ты у святейшего на беседу просилась. Пойди к отцу Иннокентию и скажи ему, что исповедовалась ты у меня. Ну, а теперь помоги мне встать, детынька, пойдем, я тебя благословлю чем-нибудь на дорогу...» И он подарил мне мою любимую икону «Взыскание погибших».

Матушка говорила: «Никто без благословения старца Алексия не входил и не покидал Обитель. А когда он Фросю постригал, то сказал: «Имя ей - Любовь, и имя это - не менять, если и в схиме будет. Это ее дар - от Бога!»

Думаю о том, что по дару своих редких молитв - за весь мир, матушка Любовь у Господа - могла быть в схиме - задолго до дня упокоения.

СТАРЕЦ ГАВРИИЛ

Из жизнеописания схиархимандрита Гавриила,

старца Спасо-Елеазаровой пустыни*

Описываемые события относятся ко времени тяжелой болезни, на пять лет приковавшей отца Гавриила к постели, в которой он временами находился на грани смерти. Было это, вероятно, в 1892 или 1893 году (вскоре после пострижения его в схиму).

Лечивший батюшку доктор был человек, не задумывавшийся над вопросами веры и спасения, и потому склонный давать явлениям жизни «естественное» объяснение...

Однажды батюшка спросил его:

- Михайло Егорович! а в бытие злых духов - демонов -вы верите?

- Ну, знаете,... плохо верю!..

* Подробнее см. в книге архимандрита Симеона (Холмогорова) «Схиархи-мандрит Гавриил, старец Спасо-Елеазаровой пустыни». СПб., 1996.

—413 —

- Я прошу вас, прежде всего освидетельствуйте меня -найдете ли вы меня умственно нормальным?

Доктор, улыбаясь, говорил, что находит батюшку совершенно в светлом уме: «А вот тело, и в частности сердцем, -слабоваты».

- Так вот что, - начинает батюшка, - сегодня в шесть часов вечера мне было тяжело дышать, и при таком состоянии моем явились ко мне нечистые духи, демоны...

- Ну, это галлюцинация! - перебивает доктор.

- Нет, это были демоны, потому что они меня устрашали, говорили, что-де «нет Бога» и «ты наш!» «ты погиб!..» А я им отвечаю: «Нет, я не ваш, я не погиб! Я верю, что Спаситель примет меня к Себе...» - «Ха-ха-ха! - загоготали... - да Его и нет». «Если бы Бога не было, - говорю, - не было бы и вас! Вы лживы, вы ложь воплощенная, вы лукавые!!! Убирайтесь вон от меня!.. Я верую в Бога и Им спасусь!..» - «Ха-ха-ха... куда полез!.. Да ведь ты грешник!», - говорят они мне. «Да, - отвечаю, - я грешник, но по вашему же внушению! И я приносил покаяние, грехи мои отпущены духовником!» - «Да ты каялся нечисто; то одну, то другую причину выставлял, извинял себя и оправдывал пред духовником!» «А это, - говорю им, - если и было что, то от стыда. Но и этот стыд и страх пред духовником внушали вы же, демоны, старались удержать свою жертву и погубить меня! И теперь явились застращать меня... Нет! я верую и исповедую Сына Божия, Иисуса Христа, Который пришел в мир грешныя спасти, от них же первый есмъ аз...» И начал я молиться и взывать ко Господу: «Господи! Спаси меня!» А демоны опять издеваться: «Ишь ты, лезешь куда!., грешник!» А я опять: «Угодники Божий! Помогите мне избавиться от нападений бесовских и клевет их!» А бесы кричат: «Нет, нет! Ты погиб!» - «Нет, - говорю, - я в теле еще! Я могу покаяться, - не погиб!»

Тут бесы открыли мне все грехи мои, ясно я увидел все свои грехи - даже и те, которые я и не считал за грехи. «Вот они! вот они! - видишь?., не твои это грехи?.. - наседают на

— 414 —

меня нечистые. - Вот точно такими же были и твои Угодники - грешники они!» И вдруг, при этих словах их я как-то воодушевился и говорю им твердо: «Как?! Угодники были такими же грешниками, как и я?! Они спаслись, а мне спасения нет? Я в теле еще, и могу покаяться! Нет, я жив, и есть мне спасение!»

А бесы в это время как бы растерялись. Я же припомнил, как в прошлое время молился Божией Матери - вперед просил Ее защитить меня при часе смертном, когда уже не в силах буду и молиться. Вот это прошение свое я тут и вспомнил, и обратился к Заступнице всех страждущих с воплем: «Что же, Владычице! - ведь время настало защитить меня от силы бесовской!., ведь я просил Тебя об этом...» И сию же минуту бесы затрепетали от испуга, крикнули враз: «Идет!» - и бросились бежать чрез мое зальце. А там на столе была тарелка; демоны подняли ее и со всей силой ударили об пол. Тарелка разбилась и рассыпалась на мельчайшие частицы. Разве, Михайло Егорыч, это не вещественное доказательство? И еще продолжу: когда пришел мой келейник Иосиф, увидел разбитые черепки и спрашивает меня: «Кому это помешала тарелка? Кто у вас был?»

Доктор был поражен и удивлен.

- Конечно, - говорит, - было что-то выдающееся из ряда вон; это не галлюцинация...

По удалении бесов батюшка тотчас послал за духовником, отцом Епифанием, и под свежим впечатлением страшной картины обилия всех записанных бесами грехов принес глубокое покаяние в них Богу. Впоследствии батюшка говорил, что, если бы он не имел веры в Спасителя или поколебался бы в ней, непременно умер бы от отчаяния и страха бесовского. Но по этой вере Господь сохранил его и спас, а бесы от одного имени Матери Божией бежали в ужасе, с бранью и хулами. Они, по Божию содействию, невольно даже помогли батюшке освободиться от всех грехов и быть глубоко спокойным, мирным и радостным о Христе...

Вместе с тем гнусный вид бесов и ужасное впечатление от них послужили поводом для батюшки еще более задуматься о

— 415 —

переходе в вечность и о страшном истязании души от бесов на мытарствах. Чем оградиться от них? Как приобрести помощь Христову и заступление Царицы Небесной - столь страшной для бесов Заступницы нашей?.. Батюшка начал молиться и просить Бога о помиловании в смертном исходе своем. И как бы в ответ на эту молитву стал чувствовать, что вера его стала крепнуть, явился и жезл надежды на спасение, в душе, сердце водворялась любовь и переживалась каким-то горением, которое согревало молитву и все мысли и чувства устремляло только к Богу...

В это время он был еще слаб и все еще продолжал умирать три-четыре раза в день. Но страх смерти начал растворяться надеждой на Божие Милосердие, ибо Батюшка чувствовал любовь Божию к себе, видел ее во всем, и сам в себе чувствовал Любовь к Богу. Но, готовясь к смерти, Батюшка опасался того, как бы не разлучила она от этой Любви к Богу, как бы новость впечатлений при исходе души не развлекла ум и не устрашила его... Поэтому, имея дерзновение к Богу по Любви к Нему, он стал просить у Бога показать ему, как душа исходит из тела. И исполнилось слово Пророка: Волю боящихся Его сотворит и молитву их услышит; однажды, действительно, душа батюшки вышла из тела, и тело лежало бездыханным, мертвым.

- И я, - вспоминал батюшка, - смотрел на него, как на постороннее, как на обычного мертвеца. Присутствовавшие в келлии говорили: «Отмаялся старец... кончился». Чистая же душа батюшки в это время, хранимая особым Промыслом Бо-жиим, не видела ужасных бесов, а видела лишь Ангелов Божи-их. Батюшка не говорил ничего. Говорил только, что душа от единого движения воли и мысли тотчас переносилась в то место, куда желала, и что свободы движений ее не стесняли никакие материальные предметы на земле (например, стены дома), - они казались какими-то прозрачными или несуществующими, хотя и сохраняли свой вид и очертания. Не сообщил также батюшка и того, где именно витала душа его в эти минуты... Заканчивал он свой рассказ так:

— 416 —

- Вернувшись в тело, я опять уже болел, по-старому, как прежде...

Господь же в Милости Своей шел навстречу жаждущей его душе и Сам утешал ее неизреченными утешениями в молитве, видениях и созерцаниях. Эти видения тоже соответствовали желанию батюшки приготовить себя к достойному переходу в вечность.

Так, однажды батюшка видит, что его несут по пространству какой-то прекрасной равнины к полдню, на солнечную сторону. Тепло ему чувствовалось и хорошо... Приблизились к высокой горе. На горе стояла какая-то поразительно красивая постройка, как бы из разноцветных стекол или прозрачного хрусталя, и вся блестит и переливает на солнце разными цветами радуги, а воздух чем ближе к горе, тем приятнее; чувствовалось даже что-то питающее в этом воздухе, какое-то неземное насыщение от него.

Вот и самый город. В нем все здания тоже светятся, горят, переливаются цветами и прозрачны, как хрусталь, и все чудной красоты. Крутом же - множество дивных цветов, видимо-невидимо, и множество деревьев, всевозможных сортов и неописуемой красоты, и конца им не видно...

Тут батюшка шел уже сам, а навстречу ему выходили хоры певчих, их целые миллионы, и пели все так сладко, так упоительно; и все они были как бы одних лет - так лет около тридцати трех, не более, - и все очень чистые, светлые.

Затем кто-то батюшке сказал, что скоро придет епископ и определит келлию для помещения батюшки. Действительно, пришел и епископ и указал батюшке две прекрасных келлии: «Это для тебя, - говорит, - приготовлены». В то же время стали собираться схимники-старцы... После всех подошел эконом и сказал батюшке:

- Вот видишь, какие у тебя будут келлии. Но пока придется тебе подождать. Тебе здесь хорошо будет. Пиши все, что видел здесь. На этом видение кончилось...

27 Золотой святыни свет

— 417 —

Впечатление от описанного видения было очень сильное. Горело сердце его желанием быть в горней Обители.

В новом видении заключалось объяснение: почему ему надо еще жить в теле, на земле. Старец описывал его так:

- Вижу я нашу Седмиезерную пустынь, что она со всех сторон и на всем пространстве - насколько я мог видеть в ширину и высоту, - по всему воздуху, начиная от земли, окружена рядами умерших. Мне казалось, что покойники стояли, наклонив ко мне головы - как бы чего-то прося у меня. Выше их, тоже рядами, стояли праведники, и прямо скажу: все воздушное пространство переполнено ими. Тут - преподобные и монашествующие, повыше - мученики и мученицы, тоже рядами; и еще выше - священноиноки, Святители, Апостолы, Пророки... На самой же высоте - огненное, светло-эфирное ласкающее пламя, и взоры всех обращены к нему. Из святых кто-то спросил: «А что? Нужно ли нам взять к себе иеросхимонаха Гавриила?» Вот послышался голос из рядов святительских, и именно - святителя Тихона Задонского, голос которого я слышал ясно и видел его самого: «Нет, рано еще! Он обещал молиться об умерших, пусть помолится!» А мне жалко было расставаться с великим множеством святых, но я чувствовал себя и недостойным этого... Многих из представившихся мне покойников я узнал: тут были давно умершие родные мои, о которых я давно уже и забыл.

После этого видения я сию же минуту записал все их имена и стал поминать и молиться по силе моей, сколько мог...

Великая Милость Божия, что не оскудевают на нашей земле великие старцы. С одним из них Бог даровал мне встречу.

ЗЕМНОЙ ПОКЛОН БАТЮШКЕ

(воспоминания об архимандрите Серафиме)*

Кто не любит, тот не познал Бога, потому, что Бог есть Любовь.

(1 Ин 4, 8)

Божественный Учитель - Господь Иисус Христос - пришел на землю как воплощенная Любовь. Его Божественный голос проникал в человеческие души, потрясал умы и влек к Нему сердца людей. Они отзывались на этот голос, шли ко Христу, несли к Нему свое горе, несчастье, скорби, страдания и болезни. Любовь, которая сияла на пречистом лике Христа, горела в Его очах - Любовь, которая исходила при всяком дыхании Его. Эта божественная Любовь согревала всех, приходящих к Нему, проникала в сердце, вносила покой в душу. И, забывая обо всем, эти люди обретали мир и покой. (Из проповеди архимандрита Серафима «Берегите православную веру»).

Все это в памяти, будто было совсем недавно. А произошла моя встреча с архимандритом Серафимом достаточно давно. 1979 год, второй курс педагогического института. Учусь и работаю в Москве и еду в Севастополь, в отпуск к маме. Может быть, и было в этом поезде двое верующих людей, и соединил нас Господь с Наташей в одном плацкартном купе. Хоть ни она не созналась, что христианка, ни я, что вопросы веры стали для меня в последние годы самыми насущными. В Севастополе мы жили друг от друга на расстоянии пяти минут ходьбы. Когда Наташа стала относиться ко мне с доверием, однажды поделилась: есть под Белгородом совершенно особенный

* Архимандрит Серафим Тяпочкин (1894 - 19 апреля 1982).

Ь

старец - архимандрит Серафим... И сказала это так, что, наверное, не я, а мой Ангел-хранитель за меня ответил немедленной мыслью: я должна увидеть этого человека! Но прошли годы, прежде чем это осуществилось.

Наташа жила в Сергиевом Посаде, тогда - Загорске, а я в это время мечтала о возможности исповедоваться по-настоящему. И понимала, что это реально только в Лавре. Но было это для меня полностью невозможно - я жила на противоположном конце Московской области. И встреча с Наташей позволила мне приезжать в Сергиев Посад накануне, после всенощной ночевать у них и утром - успевать на исповедь и литургию.

История Наташиной судьбы была мне рассказана ее мамой, когда я стала другом их дома. Наташенька - девочка, верующая с раннего возраста, крестная мама у нее - монахиня, есть и другие родственники в монашеском постриге, вся семья благочестивая, глубоко воцерковленная. И мечтала она выйти замуж за священника. Ходила на вечера при семинарии и познакомилась с семинаристом. После священнической хиротонии мужа стала матушкой, поехала с ним в глухую деревню. Наташа окончила с золотой медалью школу, с красным дипломом Ленинский пединститут (музыкальное отделение). Какая, казалось бы, радость, в храме она стала регенто-вать, сама обладательница прекрасно поставленного голоса -благочестивая матушка на утешение приходу. Но ни Наташа, ни ее родители не знали, что живут в Загорске через стенку с колдуньей. Умирая, она страшно мучилась и кричала, видимо предощущая адские муки. А эти наивные люди ничего не подозревали и ее дочери говорят: «Что же она так кричит, позови священника... Почему она у тебя без креста?» В это время приехала Наташа на два дня домой - продукты купить, папу, маму увидеть. На руках у нее уже была крошечная Тонечка. И видит особенный сон, которому не придала значения. А увидела она себя на пороге комнаты умирающей соседки, которая ее манит: «Ну-ка, поди сюда». Та подходит, а она: «Вот я тебя сейчас угощу». Достает конфету, откусывает половину, а

— 420 —

другую протягивает матушке. И Наташа машинально ее взяла и не помнит, ела или нет. Проснулась Наташенька, головой потрясла и забыла сон.

Через два дня она возвращается домой и обретает на месте любящего мужа - человека, который яростно ненавидит ее и своего собственного ребенка. В полном ужасе она ничего не понимала. Через считанные дни, прижав годовалое дитя к груди, Наташа вернулась домой, и что-то страшное началось... Однажды при мне вспоминала: «Видела бы ты, во что я превратилась. Остался один скелет, обтянутый кожей, два безумных глаза и чувство, что я умираю...» Она ходила по врачам, никто ничего не мог понять, поставить диагноз. Если бы она не жила в Загорске, это вообще неизвестно, чем могло бы кончиться. Но духовный отец сказал ей: «Колдовство такое сильное, что в Лавре нет людей, которые могли бы вам помочь. Но есть под Белгородом большой старец - отец Серафим, благословляю к нему поехать». И вот, преодолев многие препятствия, Наташа в Ракитном. Старец не принимал, был болен. Она рассказывала: «Несколько дней я ходила вокруг храма и батюшкиной хибарки. И в один прекрасный миг открылась дверь, и он вышел. И я как увидела его лицо - просто живая икона! - растеряла все заготовленные слова: упала перед батюшкой на колени и навзрыд заплакала. Он тут же остановился, положил мне руку на голову и стал молиться. Не знаю, сколько времени продолжалась эта молитва, только поднял он меня с колен, благословил и с необыкновенной Любовью произнес одну фразу: «Передай там от меня поклон Преподобному Сергию». Сказал так, будто просил поклониться любимому родному брату. А ведь не рассказывала ему, что я из Загорска. Осталась на несколько дней и видела своими глазами чудеса, которые творил батюшка. Каких только людей ни привозили к нему, страшно вспомнить. Кто - на разные голоса ревет, кто - кукарекает, из другого - такая хула на Бога, что зажать бы уши и убежать куда-нибудь. А еще одного - восемь человек держат, и он весь связанный, но все вре-

— 421 —

мя вырывается, и каждую минуту кажется, всех раскидает... И вот батюшка отмаливал таких людей». Нередко это была многочасовая молитва - три, пять и больше часов. Батюшка становился на колени, совершая сугубые молитвословия... и он освобождал людей от власти самых лютых бесов. А Наташа после этой поездки к старцу вновь стала тем милым и прекрасным человеком, каким и была.

К сожалению, прошло три года, прежде чем я сказала себе: «Еду». Ночной поезд до Белгорода, долгое ожидание на автостанции. Из автобуса все сразу заторопились в храм. Служба меня поразила, не пережитое ощущение неземного присутствия: можно стоять только на коленях. Забываешь, какое количество часов ты здесь находишься... И службы по пять-шесть часов - монастырские. Был Успенский пост - неделя до его конца. И вот мы выходим после службы в темную ночь, и только тут думаем о том: «А куда же идти?» Такие огромные, в противоположность московским, звезды в небе... А на улице уже целая толпа местных жителей, наперебой приглашает переночевать. Хозяева уводят с собой группы по де-сять-двадцать и более людей. Вместе с такой толпой я очутилась в одном гостеприимном доме. Как нас укладывали, слов нет. Кровати и печка, и лавки, и весь пол, все стелили, раскладывали матрасы, одеяла... Все отступала, отступала, и вот уже постелили последний коврик около дверей, и мне места не хватило. Все комнаты переполнены. Хозяйка посмотрела озадаченно: «Ну, куда же тебя?» И поместили меня в кладовку. В ней хранились старые перины и жили новорожденные котята, которых было с полдюжины, и они везде ползали и пищали. Всю ночь я боялась раздавить какого-нибудь котенка, это была непонятная ночь - звезды светили в щели крыши... Но утром, раным-рано, все мгновенно поднялись и отправились на раннюю, и я чувствовала себя прекрасно, как будто выспалась. Так Господь привел меня в это святейшее место.

Образ батюшки никогда не изгладится из памяти. Сразу было понятно, что перед тобой - избранник Божий. Целую

— 422 —

неделю я смотрела во все глаза на живого святого. Вот он входит в храм, и посередине две-три иконы на аналоях (праздничная, посвященная святым, еще одна...) И все они старые, неказистого деревенского письма. Вместо образа святых месяца - потертая черно-белая фотография в простой деревянной рамке. Но к а к батюшка падает на колени перед каждой из этих икон?! Глубочайший старец, белый, как снег, согбенный. От него невозможно оторвать глаза и сердце -столь великое происходит. Страшное и прекрасное чувство охватывает всех, общепринятые слова ничего не выражают. Старец падал в прах - перед Живым Богом. И ощущая, что батюшка сию секунду приносит всю свою жизнь в пред-стательстве за всех людей, заполнивших до предела храм, -они покаянно рушились на колени вслед за отцом Серафимом. Перехватывало дух, ты впервые ощущал себя горсткой праха перед своим создателем.

Вот он выходит из алтаря и, кажется, он очень слаб, едва стоит на ногах (два с половиной года до батюшкиного успения). Служил обыкновенно другой священник, но отец Серафим участвовал во всех основных местах службы. Начинается поминание на литии. Всем известен общепринятый перечень, но батюшка призывает неизмеримо большее число святых, чем обыкновенно. Причем голос батюшки физически так слаб, что напоминает шелест листьев. Непонятно, почему все мы, где бы ни стояли, отчетливо все слышим. Интонация полного бесстрастия. Святые имена - известные, мало знакомые и те, которых вовсе не знаешь, - звучат 10 минут и еще 10, и еще... а батюшка все продолжает божественное общение. И потрясает не столько это количество, а то - как это происходит. Рождалось ощущение, что пропал купол, ни потолка, ни какой бы то ни было другой преграды между этим человеком и горним Миром - Живая, трепетная связь. Недостаточно сказать, что батюшка напрямую общался со святыми. Это была обращенность всем сердцем - к самым близким, бесценным и родным, какие только могут быть. Он медленно

— 423 —

называл каждое имя, и оно вызывало глубочайший внутренний отзыв Неба и твоего сердца. И ты понимал, что он обращается к тем, кого он не просто очень хорошо знает. Он слышит, что они слышат его. Они склоняются к нему всем своим сердцем, они сейчас и немедленно приходят к нему на помощь. Все эти святые много лет участвуют в его жизни - давно помогают ему. Она есть - и близ! - эта Вечная Жизнь, и она столь же очевидна духовному восприятию этого человека, как лествица Иакова, по которой в его времена восходили и нисходили Ангелы Божий, а теперь и святые Божий челове-ки. Подобного я больше нигде не пережила.

Вспоминаю рассказ архимандрита В., духовного сына старца, прозвучавший годы спустя. «Отец Серафим был столь перегружен несметными толпами народа, что не имел физической возможности выслушать каждого. И Господь дал ему дар прозорливости». Одна католичка услышала о батюшке. И захотела к нему поехать. Если бы ее спросили, она не смогла бы это стремление объяснить. И вот она в храме, в густой толпе, очень далеко от старца. Он только что совершил литургию, произнес проповедь и вдруг говорит: «Подойдите ко мне, пожалуйста». Она совершенно не понимает, к кому обращены эти слова. Но толпа расступается, и она идет к алтарю по образовавшемуся коридору. Приблизившись к отцу Серафиму, она вдруг складывает руки, как православный человек под благословение. Никогда она подобного не делала и даже не знает этого жеста. Батюшка ее благословляет большим крестом и произносит: «Ну, когда будем принимать православие?» Она отвечает: «Как скажете». Происходит самое настоящее чудо. И батюшка говорит, что такого-то числа она поедет в Белгород, и священник N., его духовный сын, совершит все необходимое. Она сделала все, что ей было сказано. Теперь это православный человек.

От прихожан батюшкиного храма я услышала рассказ о стоянии Зои. Многие десятилетия это свидетельство замалчивает пресса. В городе Куйбышеве в 50-е годы жила девушка по

— 424 —

имени Зоя. Переписывалась с молодым человеком, ожидая его возвращения из армии. Он вернулся, была назначена встреча, приглашены друзья. Вечер совпал со всенощной Рождества Христова. Мама ушла в церковь, так и не сумев убедить дочь в неуместности вечеринки. Веселая молодежь заполнила дом. Уже и радиолу включили, и танцы начались, а виновника события - нет. И вдруг Зоя выступила вперед и громко произнесла: «Ну, что ж! Нет одного Николая - пойду танцевать - с д р у-г и м!» Ее просили не делать этого, но Зоя, ответила: «Если есть Бог, пусть он меня накажет. Она подставила табуретку к красному углу, сняла со стены старинный фамильный образ Святителя Николая - и только собралась было пуститься с иконой в лихой пляс - как была поражена гневом Божиим. Комната внезапно заполнилась шумом, ветром, как будто молния сверкнула... На глазах у всех Зоя мгновенно окаменела - застыла неподвижным столбом. Молодежь с визгом и воплями бросилась вон из дома. Несчастную мать, после того, как она узнала о происшедшем, - в тяжелом состоянии увезли в больницу. Приехала скорая помощь, но игла шприца безнадежно сгибалась при попытке ввести инъекцию, как будто тело Зои было сделано из неизвестного природе материала. На следующий день в храмах города не хватило крестов для тех, кто захотел креститься, для всех вспомнивших, что и они - христиане, - все надели на себя кресты. Толпы людей хлынули к Зонному дому. Милиция не могла справиться с народом и в конце концов тысячи людей разгоняли, поливая их из шлангов водой под большим напором. Дом стала охранять милиция. Зою рады были бы увезти куда-нибудь подальше от народа - с глаз долой. Но никто не мог этого сделать. Сила Божия охраняла ее. Местные священнослужители пытались вынуть икону из застывших рук - но и это никому не удалось. Однажды к молодому милиционеру, стоявшему на посту у дома Зои, подошел неизвестный старец. Когда потом милиционера допрашивали, он говорил: «Я никогда никого не пропускал, этого не могло быть... а как этого пропустил - не знаю...» Пришедший был

— 425 —

отец Серафим. Он долго молился о рабе Божией Зое, а потом просто и ласково сказал: «А ну-ка, милая, давай поставим ее на место...» - и легко вынул икону из ее рук. После посещения старца Зоя обрела дар речи на считанные часы в сутки. Милиционеры предпочитали карцер - пребыванию на посту в это время - так страшно кричала Зоя: «Люди, - кайтесь! Кайтесь! Кайтесь!!! - земля и воздух горят от наших грехов...» Один из постовых полностью поседел за одну такую ночь. Несомненно, ей было открыто то, что многие по сей день не хотят знать, то, во что все мы призваны вникнуть...

Вернувшись в Ракитное с иконой Святителя Николая (она по сей день находится в алтаре Свято-Никольского храма), отец Серафим сказал: «Надо ждать или конца света, или великого чуда». И чудо произошло - Зоя ожила на П а с х у, опровергнув все материалистические представления о возможности существования человека без воды и еды. Во искупление своих грехов и грехов своего рода, а может быть, и чьих-то еще... она принесла Богу свое 128-дневное стояние. Оно длилось от Рождества Христова - до Христова Воскресения. Когда ее спросили, как она могла столько дней не есть и не пить, она ответила: «Голуби... меня кормили голуби...» Зоя причастилась Святых Христовых Тайн - и ушла из жизни в тот же день Воскресения Христова, в который ожила - он стал днем ее рождения в Вечность. Она исполнила возложенное на нее Богом послушание - во Славу Божию. Отец Серафим стал тем избранником, которому Господь поручил вынуть икону Святителя Николая из рук окаменевшей Зои и молиться о спасении ее души. Этим знамением - по сей день обращается к нашим твердокаменным сердцам - Бог.

Здесь же, на приходе, по Милости Божией, я узнала удивительный эпизод из жизни архимандрита Серафима. Когда он занемог и не в силах был исполнять свое молитвенное правило, один из близких навестил его. Со страхом и трепетом он удостоился увидеть у аналоя старца - молящегося за него -

— 426 —

живого преподобного Серафима Саровского. Сам батюшка лежал на постели с закрытыми глазами.

Одно из самых священных воспоминаний моей жизни. Батюшку ведут по церковному двору, он очень слаб, согбен почти до земли. Его поддерживают с двух сторон два послушника. Кажется, он едва передвигается. В дверях храма с огромным напряжением его давно ждут. Ждут два ряда, вернее, две стены плотно сбившихся людей, в пять-семь человек толщиной - от входа до алтаря. И я в этой сбитой толпе где-то ближе к концу. И батюшка начинает очень медленно продвигаться по центру, между этих двух человеческих стен, благословляя каждого человека. После первых шагов в храме Благодать Божия чудно оживляет батюшку, вот он уже почти полностью выпрямился, лишь слегка сгорблен. Чудный светоносный облик. Глаза - невыразимой глубины, бесконечно чуткие. Очень хочется, но почему-то страшно встретиться с ним взглядом. Стою с низко опущенной головой, как подсудимая. К тебе приближается, Боже мой, сама Любовь, светлое абсолютное знание обо мне и о всех, о всех наших великих грехах и малейших изъянах. Непередаваемое чувство своей вины, своего недостоинства и одновременно не пережитой порыв навстречу этой Любви - твоя собственная Любовь, на которую ты, оказывается, способна. Все твое существо испытывает не пережитое волнение - с трепетом жду - далеко ли еще до меня батюшке? Каждому он заглядывает в лицо и что-то говорит. Многих людей видит впервые, но обращается к ним, будто ему все о них известно. Он отвечает на вопросы без всякого вопроса. Например: «Не бойся, не переживай, я благословляю тебя на операцию, все будет хорошо». Следующему: «Ты думаешь я не найду для тебя времени? Не уезжай, мы обязательно побеседуем». Стоящему рядом: «Ты не можешь завтра причащаться. Вспомни, что вчера ел и пил». Батюшка общается с каждым человеком очень кротко, с невероятной Любовью, и тогда, когда упрекает, за этим стоит такая ласка, что укоряемый готов провалиться сквозь землю. Многие тут же начинают каяться... Вот

— 427 —

батюшка все ближе и ближе ко мне, и кажется, что с Неба спустилось облако, и этот нездешний Свет приближается к тебе. Вот он уже рядом. Никогда не забыть взора. Как батюшка смотрит тебе в глаза - он заглядывает в невероятную глубину твоей души. С этой глубиной ты еще не знаком и не знаешь, что она - твоя душа - существует до такой степени за всей твоей суетной жизнью, за всей этой ненужностью. Батюшка смотрит в самую твою суть. Он поднимает руку и благословляет - очень медленно, очень тщательно. И непередаваемое чувство, будто он снимает что-то чуждое с тебя, будто он именно самую сущность твою крестит, и произносит тихим глубоким голосом... Слово это нельзя забыть. Оно слишком дорого. Я не была готова услышать его тогда. Увы, не соответствую ему и двадцать четыре года спустя.

Когда батюшка отступил от меня и сделал два шага к другому человеку, все мое существо, полностью потрясенное, разрыдалось - так я не плакала никогда. В тот миг поняла выражение (которое до того момента воспринимала как чисто литературное) - желание упасть на колени и целовать следы стоп этого человека. Слезы хлынули градом, и батюшка стремительно ко мне вернулся, с огромным участием, с глубиною Любви неземной, совсем здесь неизвестной, ни с чем не сравнимой. Он снова осенил меня крестным знамением и повторил еще раз слово - которое я недостойна была слышать, ибо по сей день не исполняю Божьего благословения. А батюшка сказал очень просто и неизмеримо глубоко: «М о л и т е с ь...»

Ехала в Белгород с надеждой, что мы поговорим с отцом Серафимом, я расскажу ему о своих непосильных скорбях, на моих руках в это время был тяжело больной муж. Я дошла до полного изнеможения и растерянности перед лицом непосильной ноши, которую на себя взяла. Но когда увидела несметные толпы, которые одолевали батюшку с утра до ночи... Все люди были в самом тяжелом состоянии: больные или одержимые, или в запредельных скорбях - это было написано на лицах. Перед неподъемностью креста, который безро-

— 428 —

потно принимал на себя батюшка, я не осмелилась просить его уделить мне время. Но то, что я получила за неделю этих служб - неоценимо. Встреча с отцом Серафимом остается основополагающим событием моей жизни.

В батюшкином храме святителя Николая мне был преподан урок. Стою на службе, а впереди две неизвестные мне женщины в голос разговаривают. Терпела, надеясь, что с началом Евхаристического канона они умолкнут. Но голоса еще громче. Попросила у Бога помощи и с наивозможной кротостью вежливо напоминаю, что началась главная Часть литургии. В следующую секунду ко мне поворачиваются два лица, искаженных столь нечеловеческой злобой, что я испытала неподдельный ужас. Они набросились на меня с яростью. Но не успела расслышать ни одного слова. Не успела ничего подумать. Отнюдь не я, мой Ангел-Хранитель, поддержанный святыней этого места, стал интенсивно молиться за меня Иисусовой молитвой: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй этих людей! Помилуй этих людей!» До этого никогда еще так не молилась. При самостоятельной молитве в будущем никогда не имела столь мгновенной Милости в ответ. Я оказалась защищена настолько, что не слышала ни одного бранного слова, будто окруженная непроницаемой прозрачной броней. Была столь погружена в молитву, что подняла голову лишь в след двум спинам, удаляющимся в толпе. Вздохнула с облегчением и вернулась на литургию. Так меня на всю жизнь научили, что в случае любой напасти - нужно молить Бога - о нападающих.

Еще один подарок у отца Серафима. На первом курсе института я познакомилась с одной девочкой. Случайно мы вместе сдавали разные экзамены одному преподавателю, она была курсом старше. Годы я хотела с ней познакомиться ближе. Но, видя ее отстраненность от студенческой суеты и непривычную сосредоточенность, я не могла позволить себе насильственно переступить грань, которую отчетливо ощущала. Здесь, у отца Серафима, машинально наблюдая вереницу отходящих от причастия (я недостаточно хорошо вижу), думаю,

— 429 —

какая приятная девушка, с таким благоговением причастилась. Поздравлю ее с принятием Святых Христовых Тайн. Подошла, и мы ахнули и - обнялись: передо мной была та самая Наденька, к которой я не смела приблизиться в стенах института. Она уезжала в этот же день и отдала мне удобную кровать в келье у верующих добрых людей. Так я покинула свою кладовку с котятами. Теперь Надежда давно инокиня.

Не забуду одну из первых служб в Ракитном. Всенощная, как всегда очень длинная, все стоят на коленях и оглядываются, ожидая прихода отца Серафима. На все это недостает слов. По храму волнами идет на молящихся благодать Божия, полное ощущение, что батюшка - здесь. Хотя его нет, он явно присутствует своей молитвой. Накануне у общих хозяев я познакомилась с людьми, которые тоже приехали к отцу Серафиму, они были явно больны, в тяжелом духовном состоянии. И вот после этой всенощной мы все сидим за столом и - чудо продолжается. Ярко ощутимая Божия Милость идет из двух иконочек - Господа и Богоматери, которые висят над столом. От этих простеньких, в фольге и бумажных цветочках, многие бы сказали, убогих картинок, идет -поток Святых Б о ж и-и х С и л - на всех присутствующих! И на этих больных, несчастных, которые только что дичились друг друга, вздрагивали, оглядывались с подозрительностью - проявляя явное нездоровье. Этой батюшкиной чудотворной молитвой проясняются все лица, выпрямляются души, люди становятся неузнаваемыми. Светлые детские улыбки, каждый схватился за свою котомку, достают какую-то еду - для всех, для всех... Ты живешь среди этих людей, которые только что опасливо смотрели друг на друга, и с потрясением узнаешь, что и они любимы Богом, батюшка Серафим прояснил не слышимую обычно нами, погрязшими в грехах, - великую Любовь Бога к каждому человеку... как нас всех любит батюшка. И так все дни, вся неделя, которая пролетела стремительно - до дня Успения...

И сам праздник Богоматери. Отец Серафим служил литургию, произносил проповедь. Ее содержание сводилось к

— 430 —

главному переживанию старца - глубину его не с чем сравнить, ибо батюшка жил всей своей великой душой. Отец Серафим, страшно сказать, предстоял Распятию Христову... Его лицо было залито слезами, он говорил о том, КАК Матерь Бо-жия стояла перед Крестом, перед Своим Единственным Сыном и Богом - перед лютой пыткой смертельных страданий, разделяя это непревзойденное во вселенной мученичество... Так жить, так чувствовать мог только тот, кто сам участвовал в этих Страданиях - глубиной своей жизни. Ничего более подлинного, чем это переживание - я не узнала ни на одной службе, посвященной Страстям Христовым.

Всю свою непомерную Любовь к Господу батюшка вынимал из своего внутреннего существа и отдавал этой несметной толпе людей. Храм был набит битком. Тишина стояла мертвая. Только иногда кто-то срывался на рыдания и тут же заставлял себя замолчать. А сам батюшка стоял перед нами столь худой, изможденный и наводящие страх и трепет и ответную муку - потоки слез по его лицу... По белой раздвоенной бороде два ручья слез - льется на пол... Подобного в этой жизни, кажется, уже не осталось и не доведется больше.

Надя, когда я вернулась в Москву и пыталась что-то передать о празднике, рассказала мне о другой батюшкиной проповеди, которую удостоилась слышать. Отец Серафим говорил о предательстве Христа в Гефсиманском саду, и кончил немногословную проповедь страшными словами. Они пронзали всех до основания. Ему было даровано Богом доносить до людей самое большое, что нам нужно знать. Но это узна-ние мы откладываем со дня на день. Мы, привыкли читать книги залпом, в том числе и Святых Отцов, поглощая их страница за страницей, том за томом, и нам кажется, что мы начитанны и достаточно все знаем. А батюшка, минута за минутой, повторял на один, второй и третий лад - одну единственную мысль, пытаясь довести ее до окамененных наших сердец, до полумертвой души, до основы существа каждого человека, стоящего перед ним. Он говорил: «Понимаем ли мы, что мы

—431 —

все - Иуды?!» В этом заключалась суть проповеди. Блаженны способные правильно вместить то, что оставил нам батюшка... Не представляю себе более мощного зова к покаянию.

Отец Серафим был тем чудотворцем, который воистину преображал умы и сердца людей. Для меня эти дни в Ракитном были - великим и благим потрясением. Святыми молитвами отца Серафима (там где-то батюшка, я - на другом краю света) все вокруг меня стало быстро меняться. Эта молитва, которая была пролита за меня, окаянную, недостойнейшую - всю жизнь мою переменила полностью. Я ее чувствую - она действует по сей день. Господь, молитвами святого ученика преподобного Серафима, полностью перестроил мою судьбу. Я не представляю, что было бы, не будь этой встречи. Жизнь моя изменилась так явственно, разительно и просто, как режут пирог пополам. Все предыдущее осталось в неверующей жизни. Она была от меня резко отнята и отодвинута, как давняя, ненужная, с которой у меня не может быть ничего общего. И началось -все новое.

Снова и снова вспоминаю эту поездку, святые дни подле батюшки. Осознаю, что так много получила тогда, быть может благодаря тому, что переживала чрезвычайно тяжелую ситуацию. «Ну вот, видишь, - как будто говорит мне отец Серафим, - не нужно бояться тяжестей, бед, испытаний. Вслед за ними мы обязательно получаем неизреченные Милости Божий». И добавлю от себя: на этом или - на Том Свете... Буди воля Господня благословенна!

^&

О МОЛИТВЕ

Что такое молитва? Это когда мы находимся рядом с Христом.

Из дневников Государыни Александры Феодоровны

amwuttcwna молитва была действенной, она глубоко касалась душ человеческих. Когда матушка жила у нас, ее окормлял протоиерей Александр Ш., которого она очень почитала и называла «настоящий батюшка». Однажды я вошла в комнату после того, как матушку причастили. Она сидела на краю своей кровати - батюшка рядом на стуле. Это были два Ангела, погруженные в глубокую молчаливую молитву. У меня невольно вырвалось с восхищением: «Батюшка, как Вы красиво сидите с матушкой - на одном уровне». Батюшка немедленно отреагировал: «Чтобы соответствовать действительности - мне нужно было бы сесть на пол».

О НЕДОСТАТКАХ НАШЕЙ МОЛИТВЫ

- Матушка, читаю утренние и вечерние молитвы безо всякого внимания. Тучи помыслов. Иногда просто не хочется молиться.

- А ты разберись, кому это против шерсти. Это не тебе -а е м у - не хочется! И свидетельствует: в какой мы власти кое у кого. И что же? Неужели будем ему угождать и делать то, что врагу нравится? Помнишь, как кричал слепец, просил у Господа милости. Многие заставляли его молчать (Мк.10,47). Тогда он стал кричать еще сильнее. Вот так и нам надо поступать. Не умолкать трусливо - молиться серьезнее, когда на нас бес цыкнул. Самое демону приятное: видеть наше разленение, на молитве - нерадение, грехов - забвение... Более всего ему

Л

28 Золотой снятыми спет

—433 —

нравится - когда мы идем -в погибель. Не может такого быть, чтобы нам не хотелось молиться. Вся наша радость и утешение в этом. Что светлее - общения с Богом?! Если у тебя есть близкая сердцу душа - как ты рад с нею общаться. Она одна тебя поймет, ободрит, приласкает. А Бог-то гораздо ближе нам любого человека. Увы, обыкновенно, мы приходим к этому разумению, когда нам очень плохо - и нет понимающего. Тогда человек всерьез обращается ко Христу и слышит Его сострадание - к себе, и Любовь - за которую ничего не жалко отдать... Господи, прости нашу безответность в ответ на Твою Неизреченную к нам Любовь, Снисхождение, Милость... Сколь же мы непотребны... Не робей, борись с бесами. Скоро ты узнаешь, что все дела и обстоятельства пытаются выстроиться так, чтобы помешать молитве. А ты должна их использовать так, чтобы они - молитве помогали. Любящим Бога - все споспешествует во благо. Не трусь. Сопротивляйся врагам. Они воюют против молитвы, а ты их молитвой побеждай. Пробивайся, пробивайся к Богу! Жизнь течет, как песок сквозь пальцы, скоро все дни кончатся... Торопись не остаться перед Богом безответной, чтобы не прийти нам к Нему - с пустыми руками.

...Чтобы углубить нашу молитву, - говорила матушка, -нужно углубить наше восприятие текста. Как-нибудь, когда спешить некуда, сядь и переживи заново - ставшее привычным. Прямо от первой строчки до последней читай - очень медленно, на каждых двух-трех словах - останавливайся. Вникай в то, что сказано. Верни утраченное живое чувство святыни.

Надо неотступно просить Бога дать молитву. Но не так, как просит хлеба ребенок: «Мама, дай, мама, дай...», а потом будет валять его в грязи, по слову одного старца. Надо, чтобы Бог чувствовал наше благоговение. Чтобы Он видел, что молитва для нас - является самой насущной необходимостью. И если так - проси с дерзновением - непременно получишь.

—434 —

Скоро слышит Бог молитву двоих или троих, молящихся от сердца вместе, - писал святой праведный Иоанн Кронштадтский. Матушка советовала в сложных ситуациях молиться по соглашению.

ПОДГОТОВКА К ПРИЧАСТИЮ

При чтении Евангелия нередко матушка произносила неожиданные для меня комментарии:

-Сотворите же достойный плод покаяния (Мф. 3,8). Ты думаешь, Иоанн Предтеча только к фарисеям и саддукеям обращал эти слова? Заблуждаешься. Сотворили ли - достойный плод покаяния - мы?! После причастия считаем, что у нас -полный порядок. Но как мы исповедовались?! Чаще всего холодно, формально, без глубокой скорби сердца. А ведь это и есть подготовка к причастию: не только вычитать, что полагается, но и - прочувствовать преступления свои... И, Боже, как читаем? - на бегу, часто без всякого смысла... Прости и помилуй, Господи! Торопимся - будто за нами гоняться. Да и вправду - гоняться и- погоняют!И известно - кто настегивает! Ну, так нужно это осознать. В недостойной нашей подготовке к причастию - принести покаяние. И исправляться, хоть понемногу.

- Ну, так много же нужно прочесть. Времени не хватает...

- Брось. Лучше не дочитай. Пришел послушник к старцу: «Отче, я сегодня пять акафистов прочел». В ответ: «А слышал ли Бог - хоть одно слово - из твоих акафистов?» Лучше не все исполнить - но с толком. Чтобы сама слышала, что произносишь. А то ведь останови нас - мы не скажем, какую мысль, какое слово последнее произнесли. Боже, милостив буди нам, грешным! Будешь сама слышать - да, с сердцем: сердце прилагать надо! - тогда и Господь приклонится к тебе, чтобы услышать: «Что там Мое дитятко Мне лепечет?!» И ощутишь в сердце Милость, ласку Божию. А то ведь - абсурд. Утешения от Бога - все хотим иметь. Но потрудиться, чтобы его получить -

вовсе не стараемся... Кстати, можно готовиться к причастию не один вечер - впопыхах, а несколько дней. Вот оно качественней и выйдет и вины не будет, что не дочитала...

Все, что написано в Евангелии, имеет прямое отношение к нам. А еще лучше сказать - о нас здесь всякое слово: и обличает и помогает. Великий грех воспринимать Святое Евангелие - отстраненно. Для общего образования, что ли, читаем?! Это Любимый наш Отец научает нас, как нам -не погибнуть. Как же с прохладой к этому относиться?.. Слово здесь каждое оплачено - Кровью Христовой... Именно Евангельские слова будут судить нас на Страшном Суде. Святые как Евангелие читали?! Преподобный Серафим его целиком, с Апокалипсисом, - за неделю прочитывал. А кто-то и наизусть знал. А есть христиане - за год один раз едва ли прочтут. Господи, прости и помилуй моих крестников, всех близких... Не остави нас, Господи, не отступи от нас. Вонми в помощь нашу, Господи, спасения нашего.

Перечитывая строки Паисия Афонского*, думаю о том, как созвучны они душевному строю матушки. Одна и та же ревность по Богу наполняет их:

- Когда идешь в храм, то говори в своем помысле: «Куда я иду? Сей-

час я вхожу в дом Божий. Что я делаю? Поклоняюсь иконам, Богу». Из своей кельи или с послушания ты идешь в храм. Так иди же из храма на Небо и еще дальше - к Богу.

- А как это происходит?

- Храм - это дом Божий. И наш настоящий дом находится в Раю.

Здесь поют сестры. Там - Ангелы, святые... Если, приходя в какой-нибудь мирской дом, мы стучимся в дверь, вытираем ноги и скромно присаживаемся, то как мы должны вести себя в дому Бо-жием, где приносится в Жертву Христос? Единою каплей Божественной Крови Он искупил нас от греха, и после этого Он отдает для нашего уврачевания реки (Своей Честной) Крови и питает

'Старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. Издательский дом «Святая гора». М., 2001.

—436

нас Своим Всесвятым Телом. Итак, все эти страшные и божественные события, когда мы возобновляем их в памяти, помогают нам вести себя в храме с благоговением. Но на Божественной Литургии я замечаю, что даже в тот миг, когда священник возглашает: Гори имеим сердца», и мы отвечаем: Имамы ко Господу, тех людей, чей ум действительно устремлен к Господу - так мало! Поэтому нам лучше в уме говорить: «Да будем иметь наши сердца ко Господу», ибо наши ум и сердце все время пресмыкаются долу. Мы и лжем вдобавок, говоря имамы, но не имея там (гори) своего ума. Понятно, что если мы будем иметь наше сердце устремленным горе, то и все (остальное) будет устремлено горе... Диавол - искусник. Например, если духовному человеку принести во время Божественной Литургии скверный помысел, то он поймет это, встрепенется и отгонит его. Поэтому диавол приносит ему помысел духовный. «В такой-то, - говорит он, - книге о Божественной Литургии написано то-то». Потом он отвлекает внимание, например, на паникадило, и человек думает о том, кто его изготовил. Или же лукавый напомнит о том, что надо проведать такого-то больного. «Вот это да! - скажет человек. - Озарение пришло во время Божественной Литургии!» - тогда как внутрь уже встревает диавол. Человек начинает собеседовать со своим помыслом и, только услышав, как священник возглашает: Со страхом Божиим и верою приступите! - понимает, что Божественная Литургия закончилась, а сам-то он нисколько не соучаствовал в ней. Да вот и здесь, в храме, когда монахиня идет зажигать свечи на паникадиле, я замечаю, что даже людям немолодым искуситель переключает туда внимание, и они глазеют на то, как сестра возжигает свечи. Это же совершенное детство! Подобные вещи только ребятишкам на радость. «Зажгла!» - говорят они. Малым детям есть в этом оправдание, но взрослым людям? Или, тогда как во время Божественной Литургии должно избегать движений, искуситель может подтолкнуть какую-нибудь из сестер (братьев) перелистывать в священный момент книгу на аналое, создавать шум и отвлекать других молящихся, которые слышат шелест и спрашивают: «Что это такое?» Их ум уходит от

— 437 —

Бога, а бес рад. Поэтому следует быть внимательными, чтобы во время богослужения из-за нас не отвлекалось внимание других. Мы вредим людям и не понимаем этого. Или проследите за каким-нибудь чтением в храме: как только чтец дойдет до самого священного момента, от которого люди получат пользу, то сразу (что-нибудь произойдет): или ветер сильно хлопнет дверью, или кто-то закашляется... Внимание людей оторвется, и пользы от читаемых священных слов они не получат. Так делает свое дело бес.

Враг постоянно переключает нашу настройку на другую частоту. Только лишь подвизающийся готов прийти от чего-то в умиление, он «щелк!» - переключает ему настройку на что-нибудь, что может отвлечь человека. Опять вспоминает что-то духовное? «Щелк!» - приводит ему на память что-нибудь другое. (Так) враг то и дело сбивает христианина с толку. Если человек поймет, как работает диавол, то от многого освободится.

- А как это понять?

-Наблюдать. Наблюдая, учишься. Кто самые лучшие метеорологи? Пастухи. (Почему?) Потому что они наблюдают за облаками, следят за ветром.

...Поющему, читающему в Церкви следует держать свой ум в Божественных смыслах произносимого и иметь благоговение. Кроме того, не надо относиться к тропарям и стихирам, как к литературному произведению, но воспринимать их Божественный смысл сердцем. Благоговение - это одно, а искусство, наука церковного пения - это (внешний слой) краски. Когда певчий совершает свое послушание с благоговением, псалмопение изливается из его сердца и поет он с умилением... Когда однажды святой Иоанн Кукузелис пас козлов и запел, козлы поднялись и встали на ноги. Отсюда (наблюдавшие за ним) поняли, что это был Кукузелис, певчий императорского двора. Так делайте же все, что вы делаете - с сердцем - для Христа. И в вышивки ваши вкладывайте благоговение, ибо ими будут покрываться святыни... Когда человек имеет благоговение, его душевная красота

—438 —

проявляется во всем, что он делает, и в чтении, и в пении, и даже в ошибках.

- Как стяжать благоговение?

- Паисий Великий, будучи спрошен кем-то, как возможно стяжать

страх Божий, ответил: «Сообщайся с людьми, которые любят Бога и имеют страх Божий, чтобы и тебе стяжать Божественный страх». Это, конечно же, не значит, что надо смотреть за тем, что они делают и внешне повторять это, не ощущая смысл действий внутренне, поскольку в таком случае это будет не благоговение, а - лжеблагоговение. Ложное отталкивает. Благоговение - это Благодать от Бога внутри человека. Благоговейный делает то, что он делает, потому что так он это ощущает в себе. Есть в нас, конечно, благоговение от естества, но если мы не возделываем его, то бес, вселяя забывчивость, низвергает нас в бесчувствие и неблагоговение. Благоговение передается. Движения, поведение человека благоговейного, как аромат, передается другому; конечно, если в нем есть доброе расположение и смирение. Скажу тебе, что если человек не имеет благоговения, то он не имеет -ничего. Благоговейный же, будь он и необразован, всякую святыню видит чисто, видит ее такой, какая она есть в действительности. Он не ошибается ни в чем, что связано с Божественными смыслами. Благоговейный человек - словно ребенок, не имеющий злого помысла о своих отце и матери, потому что своих родителей он любит, уважает и видит все, что они делают, добрым и чистым. Насколько же больше (должно благоговеть) перед Богом, Который ни с чем не сравним и во всем - совершенен! Во всем необходимо благоговение и сердце. Все, что исходит от благоговения, освящено. В стяжании благоговения также очень помогает знакомство со святыми нашего края, нашей Родины, любовь к ним и соединение с