Видение сестры Ефросинии 3 page

Так матушка Любовь имела общение с ним до последней минуты своей жизни. От больших трудов и постоянных видений наяву и во сне она стала болеть сердцем, о чем говорила

_6б —

батюшке. Он отвечал, что это нужно для людей. Слегла она после нападения пяти волков, на Петров пост. На другой день захотела пойти за 10 километров навестить Сережу, больного мальчика, которого мы растили. После тяжелого пути опять пошла в другую деревню, чтобы поблагодарить художника, увеличившего портрет батюшки. Там собирался дождь, и она помогла грести сено. Так не дала отдохнуть сердцу, а чувствовала себя плохо. И наконец, без всякой передышки поехала с Леонидом Николаевичем Пясковским в Калинин к дочери отца Квинтилиана, которая заболела. Здесь сердце матушки Любови уже не выдержало, и она слегла. Началось страшное сердцебиение, продолжавшееся несколько часов. Вызванный врач говорил, что за всю долгую свою практику не видел сердца в таком состоянии.

Матушка Любовь пролежала в доме отца Квинтилиана полтора месяца. Врач приходил постоянно, уход за ней был с большой любовью. Перед отъездом отец Квинтилиан нас по-соборовал, причастил, на такси проводил домой. Спаси их, Господи, святая семья! Через несколько дней она вышла в садик и упала, получилось небольшое сотрясение мозга. Потом простудилась, заболела воспалением легких. Отправили в больницу. Через две недели выписали, а дома - сильный сердечный приступ. Опять увезли в больницу, и началась мука: то в больницу, то домой, страдала от сильных сердцебиений, задыхалась, дома были постоянные видения.

Так продолжалась болезнь с июня до дня смерти 2 марта 1956 года. За несколько дней до смерти она, как бы в забытьи, говорила с батюшкой, не знаю о чем. Потом спросила: «А Зина как?» - и вдруг заплакала. Когда я читала ей вечерние молитвы, она вдруг воскликнула: «Зина, смотри, Ангел стоит, крылья большие!» Однажды со мной осталась ночевать соседка А.И. И вдруг Фрося зовет нас: «Зина, А.И., пойдите сюда, кто пришел к нам! Преподобный Онуфрий, праведная Анна, Марфа и Мария и еще несколько святых. Батюшка, Матушка, они все благословляют вас, а меня - нет. А

5*

67 —

вот и меня благословили». А.И. говорит мне: «Это у Ефросиньи Никитичны галлюцинация». Одна близкая нам женщина позже поделилась, Фрося ей говорила, что она умрет, и просила их готовить обед и смотреть, чтобы все были сыты. Другим двум, навещавшим ее, сказала, где они будут сидеть на поминках. Потом одной отдала шить нам темные платья и указала место, где положить узелок. И всем строго запретила говорить обо всем мне.

Первого марта, масленица, одна деревенская прислала Фросе блинов, сметаны, творогу, рыбы жареной, и она ела с большим аппетитом. Потом пришли две Евдокии-именинницы, Фрося их поздравила, встала и по-прежнему громко пропела «Многая лета». Вечером я просила ее постараться уснуть, потому что она устала. Она согласилась, но просила ее разбудить на вечернюю молитву. Когда я увидела, что она уснула, то не стала ее будить и начала читать молитвы. Не помню, на каком месте я взглянула на большой образ Казанской Божией Матери, как вдруг на меня блеснули живые глаза Пресвятой Богородицы...

Далее в рукописи идет несколько неясных букв, и текст обрывается. Матушка Любовь тихо умерла 2 марта (15 марта по новому стилю) 1956 года, в 10 часов утра, в день Державной Божией Матери.

ВОСПОМИНАНИЯ МАТУШКИ

НАДЕЖДЫ О ЕЕ ДУХОВНОЙ

СЕСТРЕ ЕВФРОСИНИИ

Жизнь теперь другая. Жизнь более внутренних подвигов. Мы, может быть, и рады подвиги прежних подвижников совершать, но это нам не дано. Обстоятельства жизни такие, что

— 68 —

этого с нас не требуется. Но, с другой стороны, и нам много дано. Мы не можем оправдываться обстоятельствами жизни -по ней с нас много снято. Мы тоже должны подвиги совершать. Время - какое было, такое и есть. Жизнь меняется -внешне. Внутренняя жизнь - всегда велика. Время не такое, мы не такие... Какие же не такие? Такие же! Мы сами себя коверкаем.

К Господу Богу идем - значит, должны принести Ему -все: мы должны быть подвижниками, то есть двигаться к совершенству - к Господу Богу, а мы равнодушны: время не такое, люди не такие, и я не та. Ничего подобного - ты так же устроена. Для всех времен - Церковь, Евангелие, святые учителя. Послушание - выше постов, молитв, самых подвигов великих. Послушание и есть самое трудное. Мы должны знать, какое у нас послушание. Спрашивай Господа - Он доступен нам, всегда свободен для нас, спрашивай - и все, что нужно, будешь знать. Для человека все возможно, лишь бы было благое желание. Мы должны быть довольны, и Он должен быть доволен нами.

Церковь, пастыря обязательно нужно иметь: имею, и нет мне никакой заботы; наше дело - за него, отца духовного, молиться. Это - раз навсегда. Надо найти духовника, просить, искать. Нашел - и навеки, а так - запутаешься.

Мы имеем такое дерзновение великое - всегда обращаться ко Господу, во всякое время дня и ночи. Не надо искать особого места, обстоятельств, ехать на край света - Он всегда близ, всегда слышит и ждет тебя.

Надо искать, надо просить пастыря... Желает человек с Господом Богом жить и Им одним руководиться - все, что нужно, Господь укажет и помощь подаст. Он не считается ни с чем - Он должен спасать и спасает.

Бывает вообще обыкновенная Любовь христианская. У Фроси Любовь была жертвенная. Она готова была жизнью пожертвовать без всякого раздумья, если бы пришлось

69 —

Ей бы можно еще два раза менять имя, а старец Алексий, наш обительский, который ее в первый раз постригал, сказал: «Не менять!»

Другой бы разбирал: это делать, это не делать. А у нее: где нужно оказать Любовь, там и она. Вообще она была очень самостоятельная в этом отношении, как будто над ней не было никакого начальства, никакого предела. Бежит напропалую -и все... Это была монахиня Любовь в полном смысле этого слова.

Любовь была безразборная: кого любить, кого не любить... Никаких врагов у нее не было. То есть были, но она с ними так обращалась - как с лучшими друзьями.

Враги были... Или завидовали, или считали, что она - человек, не подходящий для общей жизни, некоторым было противно, что она такая, и отношение к ней было и с насмешкой, и с презрением... - сколько хочешь таких было. А она к ним наоборот.

... Подряд Любила. Она людей превращала. Это было ее такое особенное дело на людей...

Ах, Фрося, Фрося... Как будто Ангелов на небе не хватало...

Я тоже не могу сказать, что не люблю людей. А так по отдельности: этот тебе ближе, по сердцу что-то тебе ближе чувствуется, к сердцу он тебе касается, это из родства душ любовь бывает такая. И вот есть в этом что-то не то. А для нее - все хороши, душу за каждого полагала. И чем человек хуже, тем для нее лучше оказывается. Это дар человеку дан - такие чувства иметь. Общая любовь: не делать зла человеку. А насчет христианской Любви, это дело уже того, - сложнее.

У нее Любовь такая безмерная или безразумная (смеется), не знаю, как назвать. К любому «врагу» лезет в самое нутро. И добьется, что человек совершенно меняется. Делом и словом (молитвой, конечно) до того доведет, что человек вовсе забудет, как относился... Она не может вообще переносить, что человек к кому-то плохо относится: к другим, к ней ли...

— 70 —

- Матушка, я думаю, к матушке Любови о умножении христианской Любви нужно молиться.

- Молись... Я вначале не понимала, бывало, злилась, говорю ей: «Как это назвать? Лезешь насильно к человеку. Она не желает дела с тобой иметь, видеть тебя не может»... - старалась ей внушить (смеется). Хотя я недостойна, но преподобный Онуфрий благословил эту дружбу зачем-то.

Не то, чтобы она льстила или действительное насилие... -просто она не могла иначе. Это чудо Божие. Человек готов лезть в огонь и в воду, чтобы сделать что-нибудь для другого. Попробуй отвороти от меня нос, я так же. А она этого не знала. Где только брань или дрань, или что-нибудь такое - она тут как тут - и мир водворится. Ей говорят: «Что ты лезешь -не твое дело!» Она соглашалась: «ну, хорошо», - а сама - свое. Смеялась: «Меня гонят в двери, а я - в окно!» Она молилась за человека...

... И ты внимательна будь к жизни человека. Может, кто нуждается в твоей помощи и любви, или духовной поддержке.

Представится случай оказать Любовь - окажи ее и будь спокойна...

... По внутренней жизни Фрося была красавица... Человек, который так нужен на земле... Один должен бороться, чтобы были такие чувства, просто потому что он знает.- надо. А у другого - природные такие чувства. Как угодно борись - не отнимешь.

Духовными очами посмотреть, и мы гораздо более способны сделать Богу и людям. Да, рад бы в рай, да грехи не пущают. И мы, порой, поймаем себя на таковых чувствах: нехристианских.

... Она не понимала, что за гордость такая.

Уж когда она ткнется поперек кровати или под кроватью (коль занято будет место) - ей все равно - это значит, кончился ее рабочий день. Она, например, любила в Обители, в кухне... набегается: труды были тяжелые... до того упех-тается, она не разбирает, где попадет, ночью зайдешь - боишься на нее наступить. Физические труды и моральные. Плохого отношения она не понимала... Никакого самолюбия. Как дитя. И дети-то разные: попробуй, тронь какую «де-тю» (смеется).

Я бывало: «Как ты ее терпишь?» «А как я обращаюсь? Как с человеком, да и все». Нет, она не понимала разбирать, как относиться... Она была готова для всех и для вся - на всякую жертву. Она неверующих обращала. И коммунисты к ней с таким уважением относились. Я все хотела научить ее, (смеется) как надо. Нет. Никакого действия. Это была ее природа. Как она родилась, так ее ни мытьем, ни катаньем, ничем не изменишь. Самородок, говорят... И льстивыми их сочтут или еще что припишут: но жизнь их была настоящая, по правде сказать.

А мы: «что я буду делать, у меня такой характер... что же я буду из себя выходить?». Но разве хоть кто-нибудь из людей не рад испытать хорошие чувства?!

— 72 —

Если Господь дает на земле такое счастье, то как прекрасно на Небе! Какое там ликование, потому что Любовь, а с Любовью и единение, радость всякая, утешение. А без Любви -смерть одна, боле ничего. Любовь никогда не перестает, а если и все в мире исчезнет, она не перестанет. Любовь остается навсегда.

У Фроси - был особенный дар слез. Мы тоже, бывает, плачем, - от обиды, от злости; плачем, если не удается что. У нее этот дар был постоянный, как будто она за всех плакала. Ей было дано молиться за весь мир и - плакать. Начинала благодарить или просить Бога - и тут же слезы. Так она молилась за человека. Мы заплачем, у нас что-то там покажется, капнет, а у нее - потоки. Когда она плакала за людей, она обливалась слезами. Это уж, мил мой, не каждый так может, а кому дано. И ты рад бы так заплакать, да не получается. Старец Алексий -знаменитый был такой прозорливый старец - сказал: «Имя ей - Любовь, и не менять больше. С этим именем и умереть». Фрося, какая она была! Таких в мире - на счет, особенная жизнь. Бывают жизни избранные. Она дары имела и на других изливала.

Преподобный Онуфрий всегда с нею рядом был. Когда уезжать, например, он всегда ей являлся и говорил, что делать. Так что она под руководством жила, тем более на все большие случаи.

Она всех любила, все - любила...

Жизнь сама по себе - красота и свята, но мы - как мы ее примем и повернем? Нам тоже нравится хорошее все. Немножко мы ее подпортим иногда, но, в общем, хотим хорошего. Она ничего не могла равнодушно видеть. Природу: «Господи, что Ты дал человеку! Все Ты дал!» - и целует, целует цветочек и в это время благословляет Господа. В одну такую минуту она увидела Живого Спасителя: Он стоял и благословлял ее. Она упала без чувств. Сам человек не может возгревать в себе искусственно подобных чувств, это не полагается - он в прелесть впадет.

— 73 —

- Какая Вы, матушка, счастливая!

- Да, считаю себя очень недостойной такой близости. Она и я: небо и - земля. Великие люди - не понимают себя, они считают себя ниже всего. Если бы не было таких людей, то мир не мог бы существовать. А мы все: я не хуже других. Зинаида Александровна, (говорит матушка как бы от другого лица, явно издеваясь над собой), - какая скромная она, а попробуй ей наступить на ножку, она тебе и покажет, какая она.

О ДУХОВНОМ РОДСТВЕ

Уж больно долго не берут - не гожусь. Быть может, никогда не пригожусь. Полезу я туда, а мне скажут:

- Ты куда?

- Я к Фросе.

- К Фросе? Повёртывай назад. - А Фрося:

- Да вы что, это моя Зиночка! - И начнет меня тащить.

- Да ты знаешь, куда она пойдет-то? Чуть ли не во ад. - А Фрося скажет: «Ну, и я с ней». Она такая была. Фрося не даст, Фрося из ада вытащит.

Есть кровное родство, или когда долго вместе живут, а наше родство никакой силой не выдернешь (жест, как бы не умея что-то вынуть из груди). Это никто и ничто не может отнять. Не знавшие друг друга - одна на севере, другая на западе, а души сами - одна к одной, и конец - никто не может разрушить. Душа одна и другая - а чувствует как одна. Это дорого стоит, очень дорого. Это выше всякого кровного родства, всякой близости. Его мало - этого родства душ, но все-таки бывает... Что та думает, то и эта, что та хочет, то и эта хочет, -все одно... К такому родству трудно приближаются люди, почти что как к Богу трудно приближаться - потихоньку, понемножку: тут соединились, там соединились, и все в одно, а то много разделения. А побольше бы собирались твоя душа и

— 74

Матушка Надежда и матушка Любовь с крестником

моя, и еще. Это - самое дорогое, самое счастье. Тут враг и действует, конечно, строит козни, тут борьба должна быть.

А если человек здраво подумает, почему у нас должно быть разделение - у нас один Господь, одна Церковь, одна жизнь общая, какое тут может быть разделение? Кто же это тут лезет? - И гнать, прямо в шею лупить, бороться - тогда дело будет другое. Надо большую борьбу вести - за соединение душ. Если бы мир к этому стремился, райская бы жизнь была на земле. А если она говорит: «Лучше так», а ты - «так», - вот дело и пойдет не к делу. Но лишь бы желание было, и Господь поможет. Души у всех устроены одинаково, все надежды, желания, упования у нас общие. Стремиться к одному - к единению душ.

Господь никого не обидел. Всех Он наградил - каждого человека, а сам человек из хорошего делает плохое - не Господь же его портит. Он не создал нас для греха, а только для добра. А другой бы рад, он сознает, что в нем плохо, он должен бы выбивать, а это - путем болезненным. Мы знаем отлично, что нужно Господу Богу, вот дело-то какое. Усердие надо употреблять. Где его взять, смирение-то, за

— 75 —

какие деньги? Насбирали бы денег, - нет, нет желания смиряться... А как хорошо смиряться, переносить обиды, скорби, оскорбления! Это самое дорогое - терпеть человека, который тебя не любит, любить - всех. Преподобный Онуфрий Фросе сказал: «Люби всех без разбора». Любовь не делает зла, совсем она не знает, что такое зло. Если мы любим любящих нас - что в этом такого, а ты полюби считающегося плохим! А мы так мало стараемся об этом спасении... И теперь Господь все страдает, видя, как люди ненавидят друг друга и всячески грешат. Он опять на Кресте, а мы этого не чувствуем.

ВОСПОМИНАНИЯ

МАТУШКИ НАДЕЖДЫ

ОБ АРХИМАНДРИТЕ СЕРГИЕ

Из дневника отца Митрофана Сребрянского

10 февраля (1905 года), деревня Каулацзы Нет слов выразить, как сразила нас всех ужасная весть о мученической смерти Великого Князя Сергея Александровича от руки гнусного злодея. Я прямо-таки трясся весь, как в лихорадке. Как невыразимо жаль бедную страдалицу Великую Княгиню! Такая добрая, сердечная, чудная женщина, и какое тяжкое горе выпало на долю Ей! Один Бог может Ее утешить и послать силы перенести постигшее несчастье. Я уже два раза служил панихиды по Великом Князе, все на том же огороде, и оба раза было холодно и ветрено. Всем хотелось помолиться об усопшем, командир полка, когда сообщил полку об ужасной смерти Великого Князя и о том страдании, какое пере-

— 76 —

носит теперь наша всегдашняя печальница Великая Княгиня, расплакался. Да и трудно было не плакать. Невольно пришли на память слова покойного церковного витии: «До чего мы дожили, о россияне! Что видим, что делаем!» Действительно, дожили до трудных времен - дай, Боже, силы пережить, перенести это страшное внутреннее и внешнее испытание!

Я часто смотрю теперь на картину Васнецова «Преддверие Рая». Чудная картина! Перед глазами цари, царицы, князья, мученицы Екатерина, Варвара, и другие многие мученики, знатные и убогие, все - труженики, и у всех одно в глазах - исполнен долг, завещанный от Бога. О, Господи, помоги же и нам, среди заслуженных нашими беззакониями страданий, не упасть духом, не ослабеть в вере в Тебя, в Промысел Твой, помоги смириться, терпеть и, начиная с Царя и кончая самым убогим из нас, - всем исполнить принятый нами на себя долг - до конца, невзирая ни на какие злодейства и беды! Чтобы, когда станем перед дверями Рая, и мы могли, подобно древним, с надеждой ожидать, что и для нас откроет их Спаситель, так как и мы, насколько были в силах, смирялись, верили, терпели, исполняли свой долг.

Странно, до боли странно, как это христиане мечутся туда и сюда, ища ответа на вопрос, как жить, чтобы на земле царили счастье и правда! Неужели могли забыть христиане, что Господь Иисус Христос так ясно и просто, раз навсегда разрешил этот вопрос, сказавши, что Царство Божие внутри нас! Кажется, ясно - займись каждый прежде всего переделкой себя, своей внутренней жизни, преобразись по образу Христа, и при Его благодатной помощи - а внешние-то формы жизни сами собой будут хороши. Человек, преобразившийся по Христу, есть уже такое существо, которое никогда не обманет ни Бога, ни людей. Он честен внутренне и наружно. Общество таких людей под управлением не какой-либо партии не преображенных внутренне людей, а христианского Государя-отца и есть идеальное государство.

Мне всегда представляется, что если воду грязную и вонючую, находящуюся в глиняном сосуде, перелить в золотой, она от этого не станет чище и вкуснее, так как грязь находится не в стенках сосуда, а

— 77 —

внутри самой воды. Отсюда, конечно, вывод прост - как бы ни были совершенны внешние формы жизни, сами по себе они не очистят внутренней гнили людей, а только, замаскировавши внешним блеском внутреннее разложение, дольше продержат людей в обмане. Нет, дай, Господи, нашему дорогому Отечеству, потрясенному бедами и злодействами, возродиться во Христе, под мудрым управлением Помазанника Божия, самодержавного Царя, и при святом руководстве Православной Церкви, да так, чтобы каждый русский мог всегда сказать: Теперь уже я не живу, но живет во мне Христос. Вот тогда и воцарятся на нашей Родине правда и счастье. Под влиянием последних событий так было тяжело, что казалось, еще мгновенье - и голова расколется пополам. Христос, Христос - о, как верно Он именуется Спасителем! Что было бы с нами, если бы не вера в близость Отца Небесного, Который знает, что и для чего делает, попускает! Эта вера и молитва спасли. Выйдешь на огород наш, взглянешь туда, в синеву небес, вознесешься мыслию и сердцем к Нему, Сладчайшему нашему Отцу и Другу, вздохнешь пред Ним глубоким-глубоким вздохом покая-

— 78 —

ния, смирения, просьбы о сочувствии и помощи, и вдруг так ощутительно почувствуется Его сладкий голос там, внутри, у сердца: «Зачем усомнился, маловерный, ведь Я же сказал заранее, что в мире скорбны будете, но дерзайте, яко Аз победих мир, что претерпевый до конца спасется, что не будьте подобны тем, кои во время счастья веруют, а во время напастей отпадают, что Я с вами до скончания века».

И вдруг самому мне странно становится, как это я мог отдаться унынию, ведь сила наша - Христос, Который претерпел страшные страдания, ужасную смерть и кончил тем, что все это победил Своим Воскресением, предрек и обещал верным последователям Своим ту же победу. Ведь эта побеждающая сила с нами. О, ничего не боюсь, пусть все силы ада идут на нас, пусть мы останемся малым стадом, но слов Спасителя: «Не бойся, Я с вами!» - никогда не забудем. Прочь, прочь уныние, дай место вере, надежде, любви. Аминь, - кто-то говорит в душе - и мир снисшел в сердце, и снова улыбка на лице. Слава Тебе, Господи, за все в нашей жизни, какое счастье, что мы - христиане!

Я послал Великой Княгине телеграмму, а потом написал и письмо, не мог удержаться - ведь горе-то, горе какое! Сколько раз Она утешала нас на войне и близких наших, мог ли молчать я, христианин и священник, когда Она Сама оказалась в таком ужасном несчастье!

Вообще, мне кажется, теперь, когда по какому-то беззаконному праву кричат и доставляют обиды и скорби злодеи нашему христианину-Государю и его Царственной Семье, нам ли, пастырям Церкви, молчать в такое время! Эй, православные русские люди! Пойте громче, всей грудью пойте: «Боже, Царя храни!» - так, чтобы земля дрогнула, чтобы затрепетали злодеи, изменники святой присяги. Составляйте адресы, пишите письма, шлите их Государю-страдальцу, идите сами к престолу Его со словом сочувствия, клятвы в верности. Утешьте печальника нашего, отца Отечества! Утешьте скорее, скажите Ему, что отбросите теперь традиционные наши «авось», «небось» да «кое-как», а всеми силами возьметесь за Христово, Государево и русское дело. Пора, обы-

— 79

щите все уголки в земле Русской, найдите крамольников, злодеев гнусных. Ищите все, все, у кого не умерла еще русская душа, вразумляйте их и, если не подействует, - отдавайте их на суд Божий и правосудие человеческое. Помогайте своему Государю. Очистите предварительно и свои души от внутренних злодеев, грехов лютых, сердечным покаянием. Омойтесь слезами и молитвою. И тогда возрадуется Господь наш, утешится скорбный Царь наш. Мир, правда и счастье воцарятся в земле нашей.*

- Бывало, кто-нибудь батюшке кается,- вспоминала матушка Надежда, - он: «Ты не святая». Больно добер был - никого не обличал. Но так тонко даст понять, без всяких слов и действий, что человек что-то натворил. Простое обыкновенное слово скажет, не обличительное какое-нибудь, но оно сразу человека приводит в сознание. Батюшка был в этом деле чудотворец - сумеет и не обидеть, ни словом, ни делом, ни взглядом - но действует очень чувствительно: «Батюшку обидели, батюшка огорчился!» Да, отец дорогой, таких, конечно, мало!

Батюшка в юности учился на врача-ветеринара, потом все оставил и стал священником, служил в Орле. Как его там любили! Духовных детей - толпы, требы без числа... Женат он был на дочери священника. Бог не дал им детей, и они решили хранить в супружестве целомудрие. Позже их Святейший Патриарх Тихон постригал в монашество: батюшка стал архимандрит Сергий, батюшкина матушка - монахиня Елисавета.

Он еще молодым священником удостоился явления Царицы Небесной: Она благословила его строить храм во имя Покрова, и он без всяких средств, с великой помощью Божи-ей построил. Не хватало кирпича, и Матерь Божия пришла во сне к местной заводчице кирпичной: «Что же, - говорит, - ты каждый день ездишь мимо дорогого для Меня строительства, а и не видишь, что там кирпича не хватает?» Она говорит: «Кто

* Дневник священника 51-го Драгунского Черниговского Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Феодоровны полка Митро-фана Васильевича Сребрянского. М., 1996.

80 —

Вы?» - «Я Хозяйка дома, который строят». Та скорей в церковь: «Как же это я каждый день тут езжу и не вижу вашу нужду!» - и до конца снабжала строительство бесплатным кирпичом.

Батюшка при церкви школу открыл, библиотеку собрал и преподавал сам детям. Собственно, это было уже служение -подобное Обительскому.

Как батюшка исповедовал! Жили, как будто мы совсем дети безгрешные. Исповедь говорили и писали. Я, например, писала, читала ему, или он сам возьмет, прочтет. Надорвет (не на куски, а так), - раз, два, разрешит: «Я - духовник нестрогий. Ну, уж больше ничего нет у тебя?»— «Куда уж, батюшка, больше!» Всякую глупость, что в голову взбредет, - бежишь: «Батюшка!..» А как спокойно жилось! Какое-нибудь слово встревожит тебя - уже рассказываешь. Ему-то нелегко, конечно, было всякую дурь слушать. По-моему, это самое трудное, -кротость иметь, по-моему, выше этого ничего не надо.

Руководство - великое дело: и хотел бы что-нибудь натворить, ничего не получится. Какие бывают духовники - если по морде не дадут, так словом так дадут, что лучше бы по морде дали! Слово сказала неприятное, тут же: «Я сейчас рассердилась на Полю...» - «Я духовник нестрогий, прощаю и разрешаю». Как мы его боялись огорчить лишний раз!

У батюшки Библия сквозь все ссылки сохранилась с надписью: «Елисавета. Память совместных трудов». Благословил их на этот путь преподобный Серафим. На открытии его святых мощей в 1903 году они познакомились. В русско-японскую войну он ушел на фронт, был полковым священником. Над его Черниговским полком шефствовала Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. Сколько раз он на волос от смерти был, коня под ним ранили, и он летел через его голову... Походный алтарь был у них в палатке, раскидывали его на каком-нибудь огороде, среди лука и капусты. Порой служба не кончалась - начиналась канонада, чуть не в капусту снаряды попадали, такая близость линии фронта. И тут же солдаты шли в бой с благословением Божиим, и через считанное вре-

6 Золотой святыни свет

— 81 —

мя на батюшкиных руках причащались, умирали его духовные дети. Однажды их отряд окружили японцы, отрезали от своих, и он писал последнее письмо близким, благодарил их и Господа и молился.

Такую незлобивость, такую силу духа Бог ему даровал! Да, есть люди счастливые! Ни на что не сердился, ничем не возмущался. Батенька, батюшка наш, как он огорчался! «Не могу я быть духовником строгим!» Мы чудачки-дуры были девчонки:

- Батюшка, а вы начните, попробуйте! Батюшка, ну вы хоть раз нарочно рассердитесь как-нибудь, а то ведь страха никакого нет.

- Ну, подождите... Что? - Слово скажет, уже в глазах смех. - Ты что говоришь? - Руками упрется, голову вниз, сморщится, бас такой сделает и сразу испугается: «Что-то я уж строго очень». А мы: «Нет, нет, не надо, страшно, страшно!» А он смеется: «Умрете еще со страху, за вас отвечать». Иногда был, как дитя. Необыкновенной кротости. Невозмутим никогда, ничем - невозмутимой кротости. Уж так-то мы его никогда не сердили! В Раю я не была, не знаю, как, но думаю - похоже, как рядом с ним жить. В последний год перед смертью он мне:

- Ты меня, Зиночка, прощаешь?

- За что, батюшка?

- Мы ведь тебя семь лет в Обитель не брали! Ты бы Великой Княгине сказала, что много зарабатываешь, поэтому мама тебя не отпускает, Великая Княгиня платила бы за тебя.

В случае нападения помыслов он советовал бороться молитвой. Даже «Господи помилуй», если сказать от сердца - вот и принято. Каждый день исповедовал, вечером, перед сном. Если хоть что-нибудь чувствительное - так спать не ложились, шли на исповедь или, если возможности нет, записывали. Обязательно надо успокоиться, почувствовать: все сдала. Но это у нас такая возможность была: на каждый вечер все-все должна вспомнить.

— 82 —

Проповеди его известны были. Очень просто говорил, но все к месту, так что ни прибавить, ни убавить. Как будто у него кто-то внутри говорил, голос какой-то наружу не выдавался. С кем жили, и что нажили! Какой мир, какие люди! Теперь мир пуст и наг, как без них быть, продолжать...

Отцу Митрофану приходилось общаться с любыми людьми, особенно в ссылках и во Владычне: место последней ссылки его после Архангельской области. Там он был на лесозаготовительных работах. «Минус» Московскую область ему потом дали. Для всех он находил язык, всех родов к нему приходили, все уходили довольные. Один на всю семьищу огромную, как светильник какой, стоял и горел. Не ценили его многие, не любили. Вот бывает так.- не по духу человек, не по душе - и все. Он вроде для всех был одинаковый, да мы были неодинаковы. Насмехались: кротость какая!.. Такой доступный был - таким басурманкам, как мы, достался такой кроткий пастырь!

- Матушка, ну какая вы басурманка!

- Ты меня не знаешь, я всем пример была по басурманст-ву. Духу кротости и в помине не было.

Любил, чтобы была между нами Любовь. Любовь все покрывает, все может. Без Любви ничего не получится... Не любил он ограничиваться общей исповедью: батюшка не знает, в чем я грешна - я ничего не сказала, как же он помолится обо мне? Это очень печальное явление. Сейчас - настоящая исповедь упраздняется все больше, к сожалению великому. А когда мы были в Обители, нам полагалась исповедь за каждую неделю, а можно и каждый день, если нужно, только так и можешь очиститься. В мое время какие очереди стояли за исповедью! Исповедь за ширмой, а сейчас: «Прощаю и разрешаю...» - и батюшка не знает, и я сама не знаю своих грехов. Человек так забудется, что и на самом деле все забудет. Бывало, девчонками - стоишь в очереди, надрожишься, Боже мой - все передумаешь! Общая исповедь отучила человека от искренней исповеди. В общей исповеди он, может, и половину слов не слышал, а что и слышал, не почувствовал. Раз человек не называ-

6*