Глава восьмая. – Не могу поверить – произошло убийство, а ты мне даже не позвонила!

Среда, 9 октября 1985 года

– Не могу поверить – произошло убийство, а ты мне даже не позвонила!

– У меня было слишком много забот, – сказала Энн. Они стояли перед входом в детский сад, на дорожке рядом с песочницей, где полдюжины подопечных Фрэнни возились с игрушечными самосвалами, лопатками и ведерками.

Фрэн Гудсел – ее лучший друг. Тридцати девяти лет, красивый, как картинка, и невоспитанный до мозга костей. То, что ему надо было позвонить, ей пришло в голову только сейчас.

Фрэнни обладал удивительной способностью переворачивать все с ног на голову. Он бы обязательно нашел способ отвлечь ее от этого ужаса. Он бы сказал что‑нибудь эпатажное, выдал бы какую‑нибудь нелепую реплику, нашел бы, как поднять ей настроение.

Это развеяло бы ее бессонницу, страшные картины, возникавшие в голове во всех деталях, когда она закрывала глаза: искалеченная рука тянется из‑под земли, желая ухватиться за кого‑нибудь, кто может помочь, кто способен вытащить жертву из этой могилы.

– Ты не смотришь новости? – спросила Энн.

– Конечно, нет, – ответил он, оскорбившись. – В новостях не бывает ничего хорошего. – Его глаза внезапно широко раскрылись, словно его посетила гениальная догадка. – Они брали у тебя интервью? Боже! Надеюсь, ты была не в том, в чем ходила вчера в свою школу? А то ты казалась молодой монашкой.

В десятку.

Энн сердито посмотрела на него.

– Нет, меня не было в новостях, и спасибо за непрошеный модный совет, мистер Блэкуэлл.[8]

– Нет, серьезно, как ты собираешься привлечь мужчину, сестра Энн‑Мэри? Имидж – все. – Имидж Фрэна: школьник с сумасшедшинкой. Сегодня на нем были надеты брюки цвета хаки и топсайдеры,[9]а поверх синей рубашки, застегнутой на все пуговицы, повязана оранжевая бандана.

– Я не собираюсь привлекать мужчину в школе. Кого там привлекать? Уборщика Эрни?

– Мистера Гарнетта.

– Меня не интересуют интрижки с нашим женатым директором.

– Его жена спит со своим инструктором по йоге. Он все равно что разведенный, во‑от шта я хачу‑уу тебе сказа‑аать, – произнес он с подчеркнуто лонг‑айлендским акцентом.

Фрэнни родился в Бостоне. Он – четырнадцатый из пятнадцати детей Гудселов. Махровых ирландских католиков. «Восемь девочек, семь мальчиков; двое геев, одна лесбиянка; шестеро разведенных, шестерым повезло с первого раза», – таким было его обычное описание своих сестер и братьев.

Несколько лет он провел в Нью‑Йорке и Хэмптоне, обучая отпрысков богатых и знаменитых, – по его словам.

– Ты ужасен, – деланно произнесла Энн. – Убили женщину. Трое моих ребят там были. Я там тоже была. Это просто кошмар.

Фрэнни обнял ее за плечи.

– Я понимаю, милая. Извини.

– И что теперь? – спросила она. – Я должна поговорить об этом со своим классом, а потом просто продолжить урок по плану? Нас к такому в колледже не готовили.

– Да, – сказал он. – Но никто и меня не готовил, что после того, как я стану работать в детском саду, я захочу сделать стерилизацию.

Энн знала, что Фрэнни просто бахвалится. Он притворялся, что опыт работы привел его к пониманию, почему некоторые животные поедают своих детенышей.

На самом деле он был отличным преподавателем и даже имел награды, а его подопечные и их родители души в нем не чаяли.

Энн бросила взгляд на часы.

– Мне пора идти. Скоро придут дети.

– Сообщи хотя бы, если кого‑нибудь из них арестуют.

– Тебе – первому.

Директор Гарнетт и симпатичный детектив ждали ее возле класса.

– Мисс Наварре, – произнес Гарнетт. Он всегда был ухоженный и аккуратный – в накрахмаленной рубашке и щеголеватом галстуке. Энн подозревала, что он скорее бы запал на Фрэнни, чем на нее, имея жену или нет. – Это детектив Мендес из офиса шерифа.

Детектив вежливо протянул руку. Квадратная челюсть, коренастый, смуглый, усы, как у мачо. Выражение лица у него было сдержанным, и Энн приписала это необходимости, свойственной человеку его профессии. Его рука была твердой, но по тому, как он пожимал ее руку, нельзя было сказать, что он желал доминировать.

– Мисс Наварре, простите, у меня не получилось поговорить с вами вчера. Что вы были на месте преступления, я узнал позже.

– Я приходила узнать у Фрэнка Фармана, могу ли отвезти детей домой.

– Детектив Мендес хотел бы воспользоваться моим кабинетом, чтобы поговорить с детьми, которые обнаружили труп, – сказал Гарнетт. – Желательно, чтобы вы тоже присутствовали.

– Мне кажется, им будет легче, если вы там будете, – сказал Мендес.

– Мне кажется, что им будет легче, если вы не будете беседовать в кабинете директора, – возразила Энн. – Отправляясь в кабинет директора, пятиклашка чувствует себя неуверенно.

– Дело важное, – сказал Мендес. – Им следует отнестись к этому серьезно.

– Я не позволю вам запугивать десятилетних детей, – ответила Энн, инстинктивно распрямляясь и становясь выше него. – Им и так досталось.

Мендес смотрел на нее с удивлением и замешательством.

– Не волнуйтесь, мисс Наварре. Я оставил свою дубинку у себя в кабинете.

Энн не нравилось, когда ее ставили в неудобное положение. Она обратилась к Гарнетту:

– Может быть, мы воспользуемся конференц‑залом? Это не менее серьезное место, – сказала она детективу. – Однако не такое напрягающее.

– Подойдет, – одобрил Мендес.

– Я не знаю, пришли ли эти дети сегодня, – призналась Энн. – Я сказала их родителям, что если им нужна передышка…

– Мы связались со всеми родителями, – произнес Гарнетт. – Они приведут своих детей для разговора. Если потом они захотят забрать их домой – это их право.

– А как же класс?

– Вас заменят.

– Может быть, им поговорить с психотерапевтом? С кем‑то, кто поможет им справиться с произошедшим? Уверена, теперь они все знают об этом.

– Я надеялся на вас, Энн, – сказал Гарнетт. – Вы же знаете детскую психологию.

– Я знаю, как вскипятить воду. Но от этого не становлюсь шеф‑поваром.

– Вы справитесь.

Мендес взглянул на часы.

– Скоро придут Морганы. Мне нужно подготовиться.

Подготовка детектива состояла в проверке кассетного диктофона и наличия блокнота и ручки. Хотя он был уверен, что из этого ничего не выйдет. Женщина уже была мертва и похоронена, когда ее нашли дети. Они мало что могут сообщить ему, если, конечно, один из них не видел, как убийца покидает место преступления. Но он все равно поговорит с ними, потому что такова процедура, а он гордился скрупулезным выполнением своей работы.

Разбирая свои вещи, он взглянул на другой конец стола, где находилась учительница. Симпатичная, миниатюрная, лет двадцати пяти, очень серьезная на вид. Она чувствовала себя неуютно, стояла, скрестив руки и нахмурившись, или нервно прохаживалась туда‑сюда. Уже дважды она заправляла прядь темных волос за ухо.

– Вы изучали детскую психологию? – спросил он.

Она слегка вздрогнула от неожиданности, когда он заговорил.

– Да, в колледже. Но степень не получила.

– Но вы знаете своих детей? И неплохо их понимаете?

– Школьный год только начался. Я знаю их шесть недель.

– Я их не знаю совсем. Вы встречались с их родителями?

– На родительском собрании. Беседовали один час единственный раз в жизни.

– Ну так расскажите мне о… – он сверился со своими записями, – Вэнди Морган. Какая она?

Упоминание Вэнди вызвало у нее теплую улыбку.

– Вэнди весьма уверена в себе. У нее есть свое мнение, и она не преминет сообщить вам его. Она – наша классная феминистка.

– Тогда с ней будет легко разговаривать. Хорошо. А ее мама?

– Сара. Довольно приятная женщина. Очень заботится о дочери. Преподает на местных курсах изобразительное искусство.

– А отец?

– Хороший человек. Юрист. Очень занятой. Помогает в женском центре, выступая в суде по семейным делам. По‑моему, он даже защищает женщин из Сакраменто. – Она резко раздраженно выдохнула. – Зачем я вам здесь, детектив?

– Чтобы подбодрить их. И убедиться, что я не буду никого дубасить полицейской дубинкой.

Энн Наварре нахмурилась, абсолютно не впечатлившись его чувством юмора. Подумав о своей учительнице начальных классов, он припомнил, что та тоже была не в восторге.

– Когда вы прибыли на место происшествия? – спросил он, включая диктофон.

– Когда его уже огородили лентой, – сказала она. – Повсюду были полицейские. Вы это записываете?

– Просто чтобы убедиться, что аппарат работает, – ответил он, выключая его, перематывая и прослушивая слова Энн Наварре. По ее тону он понял, что она ему не доверяет.

– Где находились дети?

– Томми и Вэнди на месте преступления не было. Дэннис Фарман остался, желая посмотреть, что будет происходить. Его отец тоже там был. Думаю, вы с ним знакомы. Фрэнк Фарман.

– Кто‑нибудь из детей говорил, что видел кого‑то еще в чаще?

– Нет, – ответила она. – Они говорили о какой‑то собаке.

– Вряд ли ее зарыла собака.

– Это не шутки.

– Я не шучу. Я иронизирую.

– Ничего смешного! – выпалила она. – И вы не иронизируете, а веселитесь.

– Да, мэм.

– Простите, – сказала Энн, отводя взгляд в сторону, скрестив, а потом опустив руки. Затем она снова заправила прядь каштановых волос за ухо. – Эта ситуация… Я слегка на взводе.

– Я понимаю. Все в порядке.

Энн украдкой взглянула на него. Она, наверное, не хотела, чтобы он заметил, – но она не доверяла ему. Однако он все понимал. Даже невинный человек рядом с полицейским начинает нервничать. Это всегда сопровождает его работу.

– Вы не подозреваемая, – объявил он.

Энн снова нахмурилась.

– Естественно, я не подозреваемая.

Она вздохнула и посмотрела в потолок, словно желая размять затекшую шею.

– А вы знаете, кем она была? – спросила Энн.

– Пока нет.

– Никто ее еще не хватился… Это плохо?

Дверь открылась, и директор Гарнетт завел в зал блондинку и маленькую девочку, ее уменьшенную копию.