Долгие муки родов. Революционная эпоха задает нам универсальный исторический масштаб: общественный прогресс не сводится к формальным достижениям экономики и культуры

Революционная эпоха задает нам универсальный исторический масштаб: общественный прогресс не сводится к формальным достижениям экономики и культуры. Великие социальные и экономические перевороты становятся необратимыми лишь тогда, когда затрагивают ткань повседневности, закрепляются в быту и привычках, нравах и обычаях людей, в нравственном самосознании общества. Как оценить с этой точки зрения итоги послеоктябрьских десятилетий? Казалось бы, развал СССР, который сопровождался мощным, не ослабевающим и поныне, натиском антикоммунизма и антисоветизма, однозначно свидетельствует о полном крахе начатого в Октябре. И все же не будем торопиться с выводами.

За рубежом поражались, как могли граждане великой страны с таким яростным остервенением рвать, топтать и оплевывать свое недавнее прошлое. На Западе не знают ничего подобного, хотя история капитализма, а говоря шире – всей человеческой цивилизации – дает несчетное число поводов для покаяния.

Чтобы капиталистический способ производства утвердился, например, на своей родине в Англии, там потребовалось полностью уничтожить свободное крестьянство, бывшее собственником своей земли, – шекспировских «гордых йоменов», ввести против согнанных с земли «бродяг» уголовные законы, каравшие смертной казнью малейшее покушение на «священное право» частной собственности, широко использовать рабский труд тех же «бродяг», заключенных в каторжные «работные дома».

Вялая, тянувшаяся два с половиной столетия буржуазная революция в Германии несколько раз опустошала страну, уменьшая население более чем наполовину. Не говоря уже о массовом терроре Великой французской революции.

Классический буржуазный гуманизм в общем и целом ищет примирения с теми общественными противоречиями, благодаря которым зло выступает в качестве превратной, но необходимой формы и движущей силы прогресса. С наибольшей полнотой и откровенностью эту позицию выразили духовные отцы капиталистической цивилизации – экономист Рикардо и философ Гегель. Последнему принадлежат такие примечательные слова: «Обращаясь к конкретному рассмотрению дьявола, мы вынуждены будем показать, что в нем есть утвердительное – сила характера, энергия, последовательность».

Но, кроме этой точки зрения, существует и более высокая, не довольствующаяся верой в итоговый разумный смысл действительности, возникающей из исторической бессмыслицы. Она лежит в основе социалистических и коммунистических учений, как в их утопических, так и научно обоснованных версиях.

Коммунизм как система идей не пытается ни романтически отрицать действительность, ни идеалистически приукрасить ее. Он видит всю жестокость жизни и не отвергает купленных ужасной ценой плодов прогресса. Но он отказывается признать такое положение вещей вечной нормой, ищет дорогу к иным, более человечным формам развития, собственно к истории человечества, в отличие от ее «предыстории» (Маркс).

Да, социализм, впрочем, как и все предшествующие ему общественные формации, возникает из жертв и насилия, из крови и грязи. «Долгие муки родов», о которых говорили Маркс и Ленин, – не пустая метафора. Но вместе с тем это первый в истории строй, который объективно заключает в себе отрицание «нормального» кровавого пути прогресса, делает моральное неприятие такого пути достоянием массового сознания.

С чего начинала новая власть? С ликвидации неграмотности, с открытия школ и театров, с того, чтобы впервые культурные ценности стали доступны простому человеку, со строительства электростанций и лампочки Ильича. И когда многочисленные мои соотечественники на все лады поносили и продолжают поносить все действительные и мнимые ошибки и пороки социализма, они, сами того не замечая, подтверждают его победу, которая по своему значению не уступает великим экономическим переворотам. Столь беспощадную критику собственного прошлого и настоящего могли предпринять только люди, воспитанные социализмом, вошедшим в их плоть и кровь, ставшим инстинктивным убеждением подавляющего большинства народа. Оставаясь материально еще в зачаточном состоянии, социализм уже победил морально.

Победил, но в какой же парадоксальной, трагически противоречивой форме! Через свое собственное отрицание, через вспышку антикоммунизма и ретроградных иллюзий! Это вам не «овес растет по Гегелю», чему учили в школе и институте, – здесь настоящая диалектика в ее, быть может, наивысшем в XX веке напряжении.

Самой надежной отмычкой, с помощью которой проникали в наши души, была знаменитая цитата о том, что высшая общественная гармония не стоит слезинки хотя бы одного замученного ради нее ребенка. Большинство авторов приписывает этот тезис лично Ф. Достоевскому, хотя принадлежит он нравственному антиподу писателя – Ивану Карамазову, умствующему аристократу, нашедшему в нем «моральную» санкцию вседозволенности и отцеубийства. Достоевский же, наоборот, шлет нам из прошлого свое предупреждение о том, что возможна чудовищная подмена понятий, нравственная ловушка. Он подробно анализирует, как эта абстрактно‑гуманистическая истина становится в руках Карамазова все более отвлеченной, пока не вырождается наконец в смердяковщину – в лакейский суд над действительностью, в лютую ненависть к России, ко всякому проявлению духовной, национальной самобытности.

Карамазовщина повторилась в массовом масштабе. Под видом «духовного раскрепощения» людям навязываются смердяковские «идеалы». Они тиражируются в миллионах экземпляров всевозможных изданий, тысячах часов радио– и телевещания. На их фоне бесконечное словоблудие об освобождении из «рабства тоталитаризма» – не более чем циничная насмешка. Наоборот, делается все для того, чтобы освобождение осталось фикцией и не переросло в реальный суверенитет народа.

Хитроумная подлость замысла заключается в том, что он построен на утилизации лучших и благороднейших человеческих чувств, и потому нелегко сразу разобраться в его циничной сущности. Ведь совесть, при всей своей непримиримости к злу, сугубо непрактична, неопытна в махинациях, доверчива и может стать жертвой бесовского соблазна, морального оборотничества. «Ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить, что это Я, и многих прельстят», – предупреждал Иисус своих учеников.

Без сомнения, утилизаторы народной совести в конце концов потерпят неминуемый крах. Но важно, когда и как это произойдет, какими еще физическими и духовными жертвами будет куплено прозрение. Нужно понять, что с нами происходит, почему вновь и вновь становится возможной грязная игра на чистых чувствах. Мы будем вязнуть в ней все сильнее, если не преодолеем чисто карамазовскую абстракцию морали, прикрывающуюся ныне ярлыком «общечеловечности» точно так же, как недавно она прикрывалась ярлыком «классового подхода».

Чтобы абстрактные идеалы не были вновь обращены во зло и разрушение, они должны быть наполнены конкретным содержанием, проистекающим из родника народной мудрости и опыта. Иначе мы обречены переживать свою трагедию вновь и вновь.

Если взглянуть на картину поразившего нашу страну развала в целом, можно заметить, что в основе его лежит подрыв великого чувства общности, товарищеского сплочения людей, подмена его эгоизмом всех сортов и мастей: частным, групповым, цеховым, региональным, этническим… Вся социально‑экономическая политика, вся пропаганда вот уже многие годы целенаправленно бьет в одну точку, стремится разобщить нас, любой ценой посеять рознь. Куда ни кинь, везде царят раскол и противостояние, которые закрепляются экономически и идеологически. Говоря классическими словами Маркса, страну терзают «фурии частного интереса».