Из международной хроники о евреях 2 page

13. Суровый приговор. На днях в свободной и просвещённой Америке был вынесен беспощадный приговор… еврейству, которое вопреки распространённому мнению становится всё более и более в тягость даже этой энергической и богатой стране.

На протяжении трёх дней в верхней палате федерального законодательного собрания, сенате Соединённых Штатов, обсуждался иммиграционный вопрос, который превратился в суд над сынами Иуды.

Приговор, вынесенный подавляющим большинством голосов, оказался настолько суровым и красноречивым по своему внутреннему значению, что является крупным событием не только для америки, но и для всех государств, имеющих несчастье обладать подданными евреями. Американские сенаторы почти единогласно признали, что евреи представляют собой национально‑политическую опасность. Не проявляя никакого интереса к внутренней жизни страны, обособляясь от неё во всём, что не сулит им крупной денежной наживы, они и в моральном отношении оказываются вредными.

Захватывая в свои цепкие руки все свободные профессии, царствуя на бирже, насаждая самые низменные нравы, они становятся опасными для благосостояния Америки, которая в лице сената и прибегает, наконец, к самообороне, выражающейся на первых порах в создании препятствий для въезда евреев в Америку. В таком тоне говорили все выдающиеся ораторы сената. За евреев решились выступить всего… двое из общего количества в 56 человек! Но эти двое не могучи, конечно, изменить настроения и поколебать резолюций.

Свелись же они к следующему. Отныне в Америку не будут допускаться лица старше, 16‑ти летнего возраста, не умеющие читать и писать на языке какой‑нибудь нации. Еврейский язык в счёт не идёт. Поэтому каждый приезжающий в Америку иммигрант должен сдать “экзамен грамотности”, т. е. уметь прочесть и написать 20—25 слов американской конституции на каком‑либо культурном языке.

Судить о достаточности познаний иммигранта — есть право экзаменаторов. Отсюда явствует, что, владея одним этим оружием, правительство может закрыть доступ всякому. Можно ли сомневаться, что “избранному народу” это не обещает ничего завидного. Но это далеко не всё.

Враждебный евреям взгляд сената еще ярче выразился в добавочном пункте предписывающем “удалять из Америки и отправлять домой тех иммигрантов которые, пользуясь пребыванием в Соединенных Штатах, принимают участие в политических заговорах, имеющих целью насильственное ниспровержение правительств, признаваемых Соединенными Штатами”.

Другими словами, Америка не желает более оставаться притоном для тех тысяч политических преступников, террористов и анархистов, которые подготовляют там свои кровавые выступления, развращая американское население проповедью насилия и крови. А так как в громадном большинстве своем эти господа принадлежат к еврейскому племени, то приведенное дополнение к закону является тяжелым ударом для Израиля.

Придётся теперь политическим злодеям избирать другое, более гостеприимное местожительство. Америка же без всяких оговорок гонит их вон.

Нетрудно представить себе, какую бурю злобствований вызвали эти правила. Евреи почувствовали над собой железную руку, которую стараются как‑нибудь отвести запугав народных представителей митингами протеста. Во всех крупных американских городах собираются негодующие “граждане моисеева закона” и пытаются своим галдежем повлиять на решение сената. В Бостоне и Нью‑Йорке были организованы громадные митинги, на которых выступами столь яростные ораторы, как бывший посланник Оскар Штраус, члены конгресса, небезызвестные нам Зульцер и Гольдфогель и другие. Все они с ужасом говорили о падении Америки до уровня грубой и жестокой России. Все грозили близким расцветом шпионажа и “охранно‑полицейских” доблестей, которые обесславят навеки свободную Америку, захлопнувшую двери перед лучшими представителями просвещенного и страждущего человечества. “Тысячи русских, итальянских, ирландских и мексиканские революционеров, пострадавших за свои убеждения, должны будут покинуть нашу страну. Даже великие Кошут и Гарибальди не имели бы у нас приюта”, — говорят эти защитники евреев. Но слова их, увы, не находят отклика в населении. Оно уже оценило истинные свойства еврейского племени, уже заявило свое отношение к нему в многочисленных петициях, посланных членами сената. Характерно между прочим что в числе этих петиций видное место занимают заявления от… рабочих организаций. Чтение их в сенате при обсуждении иммиграционного законопроекта произвело громадное впечатление. Очевидно, политическое свободомыслие рабочих в америке не мешает им трезво оценивать положение не боясь упреков в недостатке гуманности либо в отсталости.

Таким образом, вынося суровое решение, американские сенаторы шли навстречу требованиям всего народа. И это обстоятельство справедливо учитывается евреями, как особенно зловещее. Против общественного антисемитизма борьба в Америке не под силу даже и всемогущему Израилю.

Замечательно что приведённое крупное событие в его жизни дружно замалчивается всей иудейской печатью. Кое‑где, да и то лишь в весьма робкой форме, упоминалось о “неприятностях”, грозящих евреям в Америке… Даже в России, где передовая пресса уделяет столько времени и места каждому вздору, не было сказано ни слова о катастрофе, разразившейся над евреями в Америке. Сама американская печать, почти сплошь захваченная евреями, и та говорила о ней неохотно, сжато и поверхностно. И если бы не официальный отчёт о знаменательном трёхдневном заседании сената, если бы не митинги протеста, организованные евреями, то мы бы так и не узнали о крутом повороте в жизни американских сынов Иуды.

Конечно, нельзя особенно обольщаться надеждами на радикальную перемену в их государственном положении. В Америке евреи набрали такую силу, в их руках такое количество золота, что эта перемена не проявится сразу и резко.

Но начало положено!

Суровое осуждение еврейству произнесено.

Остаётся ждать, когда общественно‑государственный приговор над ними войдёт в силу и проявит себя в жизни.

Мы не должны смотреть и поучаться. На нас Израиль идёт плотной стеной, силясь вырвать для себя равноправие, т. е. уже полное и совершенное бесправие для нас, это главное, оружие в его предерзостных наступательных действиях. (“Земщина”, 28 мая 1912 г., № 997).

14. “Рукоприкладство”. Быстрое размножение в С. Америке евреев, а значит и непомерное разростание количества подлогов любого рода, обусловливают принятие и чрезвычайных мер защиты путём исключительных предосторожностей. Известно, что по вариантам извилин в строении кожи нет двух оттисков пальца, совершенно одинаковых. Посему в банковских кругах Нью‑Йорка ведётся кампания за упразднение подписей на чеках и за замену их отпечатками пальцев. Первой ввела новую систему виллиамбургская сберегательная касса, а за ней, вероятно, последуют и другие банки.

Клиенту, приходящему получить по чеку деньги, предлагается чернильная подушка и особая карточка; на последней он должен сделать отпечаток своих трёх пальцев. Кассир сейчас же сравнивает отпечатки с теми, которые хранятся особо, а тем временем клиент обтирает свои пальцы ватой, смоченной в скипидаре. По окончании такой процедуры клиенту выдаются деньги. Такое “рукоприкладство” практиковалось у нас в старину, когда неграмотные вместо подписи на документах прикладывали руку, окрашенную чёрной краской. Отсюда и произошло выражение “к сему прошению руку приложил”.

Так движется человеческий прогресс, если не по кругу, то — по спирали…

15. Несколько цифр из статистики иностранных газет. Нигде на свете повременная печать не получила такого развития, как в Америке. В Соединённых Штатах выходит 2.472 газеты, 16.269 еженедельных журналов и 2.769 ежемесячных; всего 22.806 изданий, считая журналы, которые выходят раз в три недели или же раз в три месяца. Среди них 200 наиболее распространённых газет имеют в общем до 10 миллионов подписчиков.

Говоря в “Chautauquan” о печати Соединённых Штатов, Б. Гейдрик указывает прежде всего на крайнее падение публицистики в американских газетах. Самой дорогой ценой оплачивают здесь труд лица, заведующего объявлениями, the advertisement manager; затем по высоте получаемого гонорара идут специальные корреспонденты, потом — лучшие репортеры, и только после них следуют редактор и его помощники. Но, по мнению Гейдрика, это явление общее для всех западных стран, а в подтверждение своей мысли он приводит следующие статистические данные, сравнивая нью‑йоркский “Times”, лондонский “Times”, берлинскую “Vochische Zeitung” и парижскую “Journal”.

16. На Дальнем Востоке. Харбин. Одной из язв, разъедающих сейчас русскую торговлю в Маньчжурии, является еврейское засилье. В Харбине евреи схватили в свои руки не только почти всю мелкую розничную торговлю, но и значительную часть оптовой, а также экспортное дело. “Пристань” — торговая часть Харбина напоминает собой в настоящее время Бердичев; за немногими исключениями, всё европейское её насилие состоит из евреев — руссийских и иностранных Евреи проникли и в городское самоуправление и в биржевой комитет Председатель комитета еврей, большинство членов — также еврейское. Городским годовой первоначально (в апреле текущего года) был выбран тоже еврей некрещеный Фриде, отказавшийся от этой должности из‑за чисто тактических соображений, в виду чего на его место избран еврей крещеный. Евреи представляют в Харбине всю местную адвокатуру, медицину и печать.

Еврейское засилье настолько велико, что китайское торговое сословие Харбина представило новому генерал‑губернатору Маньчжурии петицию с ходатайством о введении в новый русско‑китайский торговый договор особого параграфа ограничивающего права евреев в Маньчжурии, “потому что евреи”, как буквально гласит китайская петиция, “являются большими мошенникам”.

Такой наплыв юрких сынов Израиля, вносящих в общественную и экономическую жизнь страны весьма своеобразные приёмы и этику, не может, конечно, не отражаться иначе, как пагубно на русском деле в Маньчжурии. Местные русские люди весьма серьёзно говорят, что никакая чума не в состоянии причинить русской торговле и русскому влиянию в этой стране таких подрыва и позора, какие наносятся евреями.

Заражение Харбина еврейством представляет огромное зло не только с точки зрения коммерческой и экономической, но, может быть, еще больше с политической, а потому заслуживает самого серьёзного внимания со стороны лиц и учреждений, которые обязаны блюсти интересы Дальнего Востока.

17. Жидовкие проделки. Недавно в Париже умер один из Ротшильдов оставивший не менее двухсот миллионов рублей состояния. Газета “Libre Farole” указывает теперь, к каким мерам прибегли остальные члены этой жидовской “династии”, чтобы избежать платежа полной меры пошлины с наследства.

Участие в делах банкирского дома, составляющее по меньшей мере половину состояния умершего, было оценено всего в 18 миллионов и передано по договору пайщиков сыну умершего. Лишь на этом одном казна потеряла несколько миллионов пошлины.

Всё недвижимое имущество было назначено в продажу с аукциона для удовлетворения откуда‑то появившихся исков. При этом оценка клалась неимоверно низкой: например, лес в 900 гектаров пущен в продажу с цены в 1 миллион, т. е. квадратный метр оценен в два су (четыре коп.), тогда как минимальная его стоимость — два франка. Известнейший виноградник Шато‑Лафир оценен в 1,5 миллиона; этих денег стоит только сама фирма, а роскошнейший замок и сад на 128 гектарах пушены в придачу.

Расчёт очень простой: на торги являются сами же Ротшильды, и так как с ними конкурировать никто не смеет, то они за бесценок и приобретают судебным порядком то, за что иначе пришлось бы заплатить десятки миллионов пошлины.

Разумеется, такой обход закона делается не без явного потворства со стороны министра финансов, тоже жида, Клоца. А что недохватки в бюджете придётся пополнять из тощего кошелька трудящихся французов — об этом зажиревшие сыны Иуды, конечно, и не подумают.

Тяжесть налогов в республике лежит исключительно на народе — хозяине страны, а пришельцы‑жиды так или иначе, но здесь, как и везде умеют перекладывать её на чужие плечи. (“Земщина”).

18. Туркестанские газеты. “Турк. Вед.” печатают следующее заявление нескольких сотрудников ташкентской “прогрессивной” газеты “Туркестанский Курьер”.

“Мы, нижеподписавшиеся, просим напечатать нижеследующее наше постановление. Зарегистрировав целый ряд неэтических выступлений местной газеты “Туркестанский курьер” и установив документально, что из четырёх членов‑сотрудников редакции трое, бывшие чиновники Тимаев, Кильчевский и Воронин, осуждены судебной палатой, а Тимаев — даже сенатом, в арестантские отделения за взяточничество, вымогательство и прочее, мы, газетные работники города Ташкента, постановили выразить презрение “Туркестанскому Курьеру”.

“Делать” общественное мнение господам из арестантских отделений, казалось бы, “менее всего пристало”, — замечает “Новое Время”. Кстати сказать, издателем и практическим редактором “Туркестантского Курьера” является ташкентский раввин Керстер.

19. Шеры “Лены‑Гольдфильдс” и министерство финансов. За последнее время в общественных кругах стали циркулировать слухи, что шеры компании “Лена‑Гольдфильдс” противозаконно допущены к котировке на бирже, что министерство финансов намеренно закрывает глаза на эту незакономерность. Эта снисходительность финансового ведомства объясняется значительной влиятельностью русских заправил компании и т. д.

По поводу этих слухов мы получили следующее разъяснение: “Никакой незакономерности в том, что шеры “Лена‑Голъдфильдс” котируются на бирже нет, так как закон не воспрещает этой котировки; правда, закон и не разрешает её, но дело в том, что котировка шер официально не производится: биржевая цена их отмечается только в неофициальных бюллетенях банкирских контор, чему ведомство финансов воспрепятствовать не может.

Неразрешение официальной котировки “шер” вызвано следующими соображениями. Когда в 1911 году, общество “Лена‑Гольдфильдс” предприняло попытку получить доступ на русскую биржу, то министерство финансов пригласило его правление указать, каким образом депонированы акции общества, служащие обеспечением ленских “шер” и, кроме того, обратило внимание на странность устава, по которому обществу предоставляется право приобретать в собственность различные предприятия, земли, рудники и т. п. При наличии этого параграфа общество всегда будет иметь возможность заменить свои ценные акции ничего нестоящими акциями каких‑нибудь других дутых предприятий, пустив по миру держателей “шер”.

Однако, вопрос министерства о способе депонирования акций общества до сих пор остаётся без ответа, а указания ведомства на странности устава, повидимому, не произвели на общество должного впечатления. И министерство финансов, официально не разрешая “шер” общества к обращению на русской бирже, в то же время бессильно бороться с неофициальным их распространением. Оно может лишь предупредить русскую публику об опасности крупного материального ущерба, которому подвергаются держатели ленских “шер”. (“Новое Время”, 18 мая 1912 года. № 12995).[158]

20. Лепский обед. В №17 “Гражданина” от 13 мая 1912 года кн. Мещерский сообщает следующие подробности об обеде, который за несколько дней до “золотоносной” катастрофы был дан в Петербурге руководителю Ленскими приисками Белозёрову. На обеде в числе лиц, чествовавших г. Белозерова были видные общественные деятели как, например, член государственной думы Лерхе, члены правления общества, член горного учёного комитета Липин. Министр торговли Тимашёв прислал приветственную телеграмму, в котором извиняясь за невозможность прибыть, приветствовал “плодотворную деятельность”, “высококультурное значение” и “источник экономического благосостояния местного населения”. Кн. Мещерский сопоставляет телеграмму минипра с заявлением, которое сделал министр Тимашёв государственной думе, сказав, что министерству торговли уже год, как было известно об эксплуатации рабочих на Ленских приисках. Кн. Мещерский заканчивает: “не обратит ли сенатор Манухин особое внимание на этот обед, эту приветственную телеграмму министра и службу чинов горного департамента в правлении ленцев?…”

21. Слухи о “коалиции” Бодайбо. 7, VI. 4‑го июня ротмистр Трещенков, вопреки запрещению генерал‑губернатора, выехал на Надеждинский прииск.

Не лишено пикантности то обстоятельство, что поездка эта состоялась в специальном поезде, да ещё в вагоне‑салоне Безозерова вместе с ним самим и с товарищем прокурора Преображенским. На прииске Надеждинском Трещенков остановился у мирового судьи Хитуна…

Вообще любопытно, что невзирая на распоряжения высших властей, как местных, так и петербургских, ротмистр Трещенков остаётся на приисках и, мало того, пользуется гораздо большим влиянием на ленцев, чем прежде. 6‑го июня в Бодайбо приезжал с приисков управляющий, известный Теппан. Он был с официальным визитом у Трещенкова. В связи со всем этим, упорно говорят о какой‑то “коалиции”, образованной героями расстрела под руководством Переломова, которая будто‑бы имеет где‑то “сильную руку” и будет бороться с “несчастьями”, обрушившимися на Ленское товарищество. (“Русское Слово”).

22. Гинцбург и гои. На Ленских приисках якуты Олекминского округа, воспользовавшись прибытием сенатора Манухина в Бодайбо представили ему ряд жалоб на разорение, которое чинилось им систематически “ленцами” в течение нескольких десятков лет. Якуты, занимавшиеся подрядами по перевозке тяжестей и всякого рода материалов для приисков Ленского т‑ва, бесцеремонно эксплуатировались “ленцами”. Правление, например, уговаривается с якутами относительно привоза партии сена, причём обусловливается известная цена. Когда же сено якутами привозится, правление отказывается принять его. Затем, после долгих препирательств, товарищество меняло гнев на милость и покупало привезенное сено, но уже вдвое ниже обусловленной цены. (“Русское Слово”).

23. Допрос Ленских служащих. Бодайбо, 7. VI. Вызываемые к допросу ревизией сенатора С. С. Манухина служащие Ленского товарищества высказывают опасения, что они могут явиться первыми жертвами мести товарищества, если будут говорить всю правду.

Вообще же контингент служащих Ленского товарищества распадается на две группы. Белозеров в течение своей 20‑летней службы на приисках сгруппировал вокруг себя отборных и преданных ему молодцов, которые в сущности и составляют ту его “опричнину”, которая своими глумлениями над рабочими усугубляли недовольство. Остальная масса служащих — забитые и запуганные люди, которые были бы рады говорить правду, но вполне основательно опасаются, что пострадают за неё. (“Русское Слово”).

24. Прибытие главы ленцев. Бодайбо, 7, VI. Сегодня прибыл в Бодайбо барон Гинцбург и главноуправляющий Солодилов. (“Русское Слово”).

25. Несбывшиеся надеждя ленцев. Бодайбо, 7, VI. Решение рабочих выйти на работу неприятно поразило заправил Ленского товарищества, за последнее время желавших совершенно другого исхода.

Согласием рабочих товарищество лишено возможности придать забастовке политический характер, уволить неугодных служащих, длинные списки которых уже, по слухам, были заготовлены, затем избавиться от строптивых рабочих и искусственно вздуть доходы дела. Последнее возможно устроить крайне просто: оставить разработку на приисках, богатых золотом и приостановить её на менее доходных.

Что это проектировалось, существуют несомненные доказательства: главноуправляющий приисками Белозеров в заседании на поставленный генерал‑губернатором вопрос о желательности возобновления работ, имел неосторожность ответить, что “возобновление работ этими рабочими для него нежелательно” и вообще “работы желательно на время сократить”.

Тогда же Белозерову было поставлено на вид, что поведение товарищества, не считающегося с интересами рабочих, идет в разрез с мирными намерениями правительства. (“Русское Слово”).

26 Расходы на флот. С каждым годом ассигнования на флот необыкновенно растут. Вот таблица сумм, расходуемых разными государствами, в миллионах рублей:

В будущем году ассигнования на флот везде увеличиваются, кроме Англии и Германии, где они и без того очень высоки. Россия же впервые занимает одно из главных мест после Франции.

27. Акулы. Дурно ли это, хорошо ли, — у нас будет флот! Спорить по существу меры поздно. Надо считаться с ее последствиями. А последствия здесь как и у всякого исторического факта, делятся на ближайшие и отдаленные. К числу первых относятся оживление нашей промышленности и сдвиги во внутренней политике, могущие отразиться на предстоящих выборах. Вторые охватывают сферу внешней политики. Принятие судостроительной программы сыграло для биржи роль, какую для урожая играет весенний дождь. Ценности поднялись, как всходы, вздулись, как реки. Золотой дождь буквально оросил отощавшие карманы онколистов скатился в золотые озера и моря в кассах банков и крупных спекулянтов. Нашлись, как всегда люди с «нюхом», запасшиеся по дешевым ценам ходким теперь товаром. Называют банкиров, скупивших десятки тысяч акций одного из заводов, наиболее заинтересованных в выполнении морских заказов; акции этого завода в два дня после решения бюджетной комиссии вздулись на 25% и продолжают расти. К здоровым причинам такого роста, как всегда, присоединяется бешеный ажиотаж. Где он остановится? Повторится ли история Лены с Захарием Ждановым и обстриженным Панурговым стадом? Если это случится, то кажется, не в ближайшем будущем. На помощь судостроению идет урожай. Он, говорят, будет выше среднего. На Каме, на Кавказе и в Сибире говорят о небывалых хлебах. Если Бог поможет снять хотя бы половину того, что сулят всходы, мы в третий раз получим милость Божию. А так как с урожаем связано дыхание вех наших экономических пор, то и без судостроительства физиономия нашего денежно‑промышленного рынка была бы, конечно, веселой. Теперь же она почти восторженна. Еще 2—3 недели, еще несколько авторитетных подтверждений грядущего урожая, и наши биржевые зайцы, онколисты и банкиры закружатся в вакхической пляске. Уместно ли при таких обстоятельствах каркать? пусть их! В материальном обиходе страны творится процесс отложения, прилив юных страстей. Проповедовать в такие эпохи смирение и аскетизм значит вопить в пустыне. Такого же взгляда, кажется, держится и г. Коковцев, решившийся на этот раз не “предостерегать” публику. (Прошлогоднее его предостережение, как известно, поспело лишь тогда, когда Ждановы уже набили карманы, а вздутые бумаги оказались у публики. Оно поэтому не спасло, а разорило публику).

Я вообще не понимаю смысла таких “предостережений”. Дебютировал ими в 1895 г. С. Ю. Витте, да еще в эпоху им же созданного грюндерства. Помнится и тогда эти “предостережения” достигали результатов, обратных желаемым, — биржа отвечала на них только новым повышением. Самое поверхностное знакомство с психологией играющей публики и с махинациями закулисных банковских сфер должно бы отучить власть от таких приёмов. Биржа — всесветный игорный дом. Проповедовать в таком доме безнравственность игры, по меньшей мере, смешно. Предостерегать же от ставки на такой‑то цвет, такой‑то номер или карту, мотивируя это предостережение тем, что этот номер, цвет и карта уже много раз выиграли, — значит подорвать к ним интерес. Когда министр финансов возвещает, что известная серия бумаг чрезмерно взвинчена, у каждого игрока является желание подвинтить ее ещё выше, примазаться к чужому счастью. Бумаге, которая поднята на 100 руб., ничего не стоит встать на цыпочки и подняться ещё на 10 руб. А ведь только их, этих нескольких рублей разницы, и ищет игрок. Прошлогоднее “предостережение” от Лены взвинтило на время цену её на сотни рублей. Последовавшее же затем падение обязано было не “предостережению”, а банковским манёврам. Никакое министерское распоряжение не застаёт банкиров врасплох. Эти акулы плавают в глубоких местах, у самого центра власти. Покойный Ротшильд явился в Россию с одной парой панталон, а через несколько лет стал лейб‑банкиром. Ему было известно то, чего не знали высшие сановники министерства. Основав десятки обществ и выпустив на биржу на миллиарды акций и облигаций, он играл на биржевых ценностях, как Гофман на клавишах. Такое “знание” биржи влекло к нему лиц, желавших нажить, а нажить у нас пламеннее всего желают те, кто прожился: наша знать, высшая бюрократия. Я видел выходящими из кабинета Ротшильда таких сановников, которые не признают ничьих кабинетов, кроме своего. И я слышал от покойного лецб‑банкира такие “секреты”, о которых потом боялся думать и наедине…

“Лейб‑банкиры” не перевелись. Как прежде, как всегда, они “всё знают и всё могут”. Между тем, что было в эпоху С. Ю. Витте и тем, что происходит сейчас разница в факте, что теперь банкиры объединились в тресты, и что сеть, закинутая ими для публики, так велика и прочна, что её не порвать даже крупной рыбе. Теперь ценности синдицируются. Означает это, что бумага, назначенная к взмылению, скупается данным трестом в огромных партиях за средства казны (на ссуды государственного банка), переводится и перепродаётся частью за границей (тамошними трестами), а затем дружными усилиями наших и иноземных банков вздувается. В самое последнее время так вздуты никопольские, путиловские, киево‑воронежские (эти — особенно), бакинские, лианозовские и многие другие. Банки нажили на этом десятки миллионов, “лейб‑банкиры” — миллионы, ну а публика… умная публика — тоже нажила!… Очень наивно думать, что акулы нашей биржи, “все могущие, все знающие” и играющие притом на казённые деньги, не осведомлены о “предостережениях”. (“Русское Слово”).

28. С. Ю. Витте и народное образование в России. Институтом маргариновых профессоров, так широко развившимся у нас, Россия и значительной, если не в исключительной степени обязана принципам графа Витте и его школьной политике.

Высокомерные колкости экс‑премьера по адресу Г. Думы, его вылазки против национализма, его насмешки над новыми законодательными учреждениями, которые не только проявляют дух национализма, столь неугодный сиятельному оратору, но и желают научить новым принципам лиц, убелённых сединами, звучат жалко. Старого сановника, душившего русское просвещение, а еврейские коммерческие училища снабжавшего жирными казенными субсидиями, ничему, разумеется, научить нельзя, любви же к несчастному, многострадальному русскому народу, в особенности.

Граф Витте, проявивший столько преступной жестокости по отношению к народным училищам, лишавший их необходимых средств существования, с одной стороны, а с другой — представители нижней палаты, с истинным пониманием государственных интересов и нужд, поспевшие удовлетворить насущные потребности народа в области образования, ассигновавшие на начальное обучение по 10 миллионов в год на десять лет вперёд, без сомнения, держатся совершенно различных принципов, диаметрально противоположных и, конечно, никогда не поймут друг друга. А если что‑нибудь может служить наиболее наглядным, наиболее убедительным примером, что такое национализм, так это отношение к народному образованию, которое является одним из самых могущественных факторов процветания и силы государства, отношение, столь различное со стороны убелённого сединами бюрократа и со стороны членов Г. Думы.

Что же касается вопроса о церковно‑приходских школах, которые граф Витте старался забронировать именем Монарха, и палладином которых он себя выставляет, то, несмотря на его выступления, Г. Дума, насколько известно, отнюдь не стремится ни к их уничтожению, ни к их денатурализации, как «элегантно” выразился маститый оратор. (“Новое Время”).

29. Маньчжурская железная дорога и её автор. В 1903 году я ратовал против детища того же С. Ю. Витте — Южно Маньчжурской железной дороги, но получил в ответ несколько намёков на отсутствие патриотизма. Я видел ясно, что Россию ведут к позору, но обаяние г. Витте было настолько велико, что на меня смотрели почти как на изменника. С. К. Глинка. (“Земщина”, № 987).

30. Гешефт. В Двинске недавно слушалось дело об иудее, купце Блюментале и его пособниках, обвинявшихся в мошенничестве. В 1910 г. Блюменталь доставил па ст. “Борх” осиновые клёпки, застрахованные на случай пожара в “Лондонском Ллойде” в 200 тыс. руб. Вдруг ночью на 25 февраля 1911 г. клёпки ухитрились сгореть, а подкупленные Блюменталем железнодорожники составили протокол, что убытка этого пожара Хацкель Блюменталь понес на полную сумму страховки, тогда как на самом деле сгорело всего на 500 рублей. “Лондонский ллойд” выплатил Блюменталю 170 тыс. руб. и огромная сумма была отправлена с агентом Ллойда Порталье. Последний, приехав в Двинск, случайно обнаружил аферу. Блюменталь же, видя, что дело приняло неблагоприятный оборот, захватив 170 тыс. руб., скрылся. Теперь на скамье подсудимых оказались только трое железнодорожников. Суд приговорил их на 2 и на 2 с половиной года тюремного заключения. (“Земщина”).