Очерк борьбы арийцев с семитами 3 page

Ещё недавно, здесь образовалось новое акционерное общество именно для ритуальных изданий еврейских.

XVII. Согласно со сказанным, гораздо прежде Ллойды и, несомненно, лучше, чем это мог бы сделать он, испанский иудаизм воспитывал целые стаи наследственных иезуитов‑талмудистов повсюду. Мероприятия были расчитываемы столь лукаво, что в самой Испании к концу XI века, евреи сделались всемогущими. Но, без всякого сомнения, и комми‑вояжеры кагала не дремали. По образцу испанских учителей своих, они подыскивали отхожие промыслы даже особого рода.

В непостижимом ослеплении римские папы за мрачный период Средних веков не только считали возможным допускать евреев на высшие ступени церковной иерархии, но, как бы для изысканного, собственного посрамления, рисковали и на следующее: так как на богословских диспутах, тогда чрезвычайно модных, дерзновенные и в коварстве искусившиеся талмид‑хохимы нередко одолевали наивных подчас прелатов, то решено было наиболее занозистых сынов иуды крестить и уже этих дублированных, так сказать, евреев натравливать на некрещённых…

Можно себе представить, какова бывала потеха!… А дабы иметь хоть некоторое о ней понятие, отметить стихотворение, где, с иудейским цинизмом, крещёный же еврей Гейне[31]издевается над обеими сторонами.

In der Aula zu Toledo,

Klingen schmetternd die Fanfaren;

In dem geistlichen Turnei

Walt das Volk in bunten Scharen.

Das ist nicht em weltlich Stechen,

Keine Eisenwaffe blitzet, —

Eine Lanze ist das Wort,

Das scholastisch scharf gaspitzet…

Nicht galante Paladine

Fachten hier, nicht Damendiener, —

Dieses Kampfes Ritter sind

Kapuziner und Rabbiner!…

u s. w.

Мудрено ли, что за диспутами, иной раз следовал взрыв негодования народных масс?!…

Основной мотив средневековых погромов заключался, без всякого сомнения, в том, что высмеиваемый, безжалостно эксплуатируемый евреями, народ терял, наконец, всякое терпение. Тогда сыны иуды поголовно и решительно изгонялись. Но жажда роскоши и постоянные распри владетелей требовали денег, а значит — возврата евреев. И вот, их вновь призывал герцог, курфюрст либо король, а дети Израиля принимались опять за своё, т. е., как губка, снова впитывали из народа золото, пока эту губку не выжимали, в свою очередь, и ещё раз не выбрасывали вон. Ясно, что для “владетеля” еврей был драгоценностью и не смел себя обесценивать, — стало быть, не должен был креститься.

Преследуемые, изгоняемые, призываемые снова, члены “угнетённого племени” артистически пользовались церковным запретом, в силу которого христиане избегали давать деньги взаймы из процентов. Развиваясь в столь “питательной” среде, евреи монополизировали и до виртуозности довели профессию ростовщика, а для увенчания торжества, по указанию талмуда, имели ещё дерзость плакаться, будто их вынуждали приносить себя в жертву общей потребности кредита.

Такой цинизм издевательства, наряду со всем, приведённым выше, не мог, конечно, не вызывать реакции по принципу similia simili‑bus. С другой стороны, если где знали евреев, то, уж разумеется, в Испании, успевшей испытать финикийское и карфагенское, а затем, пожалуй, и наитягчайшее — иудейское иго. Вместе с сим, не взирая на денежные и другие выгоды, которые доставлялись римскому престолу международным, как и он сам, еврейством, папы не могли и тогда уже, не сознавать опасностей, которыми грозит веками скованное, тайное сообщество наследственных заговорщиков, сурово подчинённое деспотизму раввинов и беспрекословно повинующееся своей центральной власти, тем более грозной, что она гоям неведома.

Ожидовив и приведя к гибели орден тамплиеров, а засим вызвав учреждение инквизиции для искоренения той злостной повадки, что сыны Иуды, особенно в глубине Средних веков, т. е. среди наивысшего расцвета гегемонии римского престола, принимали христианство как для облегчения иерихонского соглядатайства, так и для того, чтобы уже на свободе оставаться евреями, нарочитые подвижники во Израиле проникали по приказу кагала в самый католический клир и становились прелатами, епископами, даже кардиналами.

Но раз условия благоприятствовали, иудаизм не мог ограничиться этим. По самой сущности своего “гения”, он должен был эксплуатировать их и для “художественной” забавы над гоями… Совершенствуя свои “потешные” люфт‑гешефты[32], блистательно практиковавшиеся ещё на Востоке, в Египте и в древнем Риме, сыны Иуды торговали в средние века, как и в эпоху “великой революции”, равно как промышляют они в наши дни, знаниями сокровенными — каббалою, магией, астрологией, чернокнижием всякого рода и под всякими кличками. Одним этим они, веками, извлекают такие выгоды из афоризма “Мир хочет быть обманутым, — так пусть же обманывается!…”, о которых сам ядовитый его автор, папа Павел IV, и помышлять не смел. Впрочем, семитизм во все времена, отличался искусством построения таких “военных машин”, которые наиболее соответствуют обстоятельствам, а будучи сооружаемы для разгрома и уничтожения, посевают вокруг бесстыдство, раболепие и тьму.

XVIII. С такими талантами способна конкурировать только “энциклопедичность” иудейских дарований.

Наряду с волхвованием и халдейством, как в древности, так ещё больше в средние века, сыны “избранного народа” являлись главными фабрикантами евнухов для царей вавилонских, ассирийских, парфянских и персидских, для арабских и мавританских калифов, равно как для турецких султанов и, вероятно, для капеллы пап… Отсюда возникала необходимость иметь рабов, и вот евреи облюбовали работорговлю в такой мере, что почти монополизировали её (даже “в доброе старое время” у нас, в Крыму).

Сколько русских душ, несчастных полонянников, загублено “благочестивыми” евреями, Ты, Господи, веси?!…

В гармонии с изложенным, евреи преимущественно являлись и поставщиками любовных напитков уже весёлым дамам древнего Рима. В Средние века, особенно во Франции, большинство врачей и астрологов были также евреи. Эти познания давно распространялись в их среде, а затем экспортировались ещё в дни плена вавилонского. Знакомство же с судебной астрологией, чем те же евреи весьма гордились, с одной стороны, и добываемые тёмными путями богатства, с другой, являлись нередко особыми причинами бедствий иудаизма, о которых сохранила память история.

Народы вымещали своё негодование над обладателями тайн для сатанинского непотребства, равно как над организованными в неуловимые шайки эксплуататорами мракобесия и неудобосказуемой чертовщины.

— “Учение каббалы, — свидетельствует столь признанный авторитет, как Элифас Леви, — является догмой и философией высшей магии. Сокрытое впоследствии под этим наименованием, оно тем не менее, указано издревле как в священных иероглифах храмов, так в мало известном ещё и теперь загадочном ритуале масонства древнего и современного. Всё, что есть научного и воистину грандиозного в мечтах и верованиях иллюминатов Якоба Бема, Сведенборга и Сен‑Мартина, заимствовано у каббалы. Ей именно обязаны своими тайнами и символами масонские ассоциации. Она одна владеет ключами настоящего, прошедшего и будущего”. Ссылаясь на означенных учителей, Э. Лени, к сожалению, не поясняет, что, как они, так и “нимфа эгерия” коварного автора Атлантиды Бэкона Веруламского, этого Игнатия Ллойолы масонства, Элиас Ашмол наравне с Мартинсцом Пасквалисом, основателем мартинизма и Вейстауптом, главой иллюминатов, а также с Каллиостро и Сен‑Жерменом, оказывались сынами “избранного народа”… Жаль равным образом что, превознося каббалу, Элифас Леви умалчивает об одном: кровь человеческая есть основание всяческих проделок магии…

Гностицизм, арианство, манихеизм, в свою очередь, близко сродны с каббалой неловко обнародованной. Мать знаний сокровенных — каббала и учение гностиков, особенно в лице Симона Волхва, как еретичество, до отвращения усилившее разврат нравов, родились от халдеев‑сабеистов. Раввины же талмуда поучают нас, что члены синедриона были приверженцами магии, что, происходя из Ура, страны сабеян, сам патриарх Авраам занимался некромантией и научил этому искусству своих жён и сыновей, и что, в заключение, по примеру Авраама, Давид также был последователем магии и астрологии. Наряду с этим, в восторг приходят раввины от факта, что единственной заслугой евреев перед египтянами была разгадка Иосифом фараонова сна. Не менее радует “старейшин многострадальной синагоги” и свидетельство о том, что Даниил стоял в десять раз выше всех чародеев и волхвов в царстве Вавилонском (Дан., II, 48). А Валтассару его жена аттестовала Даниила именно как главу тайноведцев, обаятелей, халдеев и гадателей (хсзадим, меккасфим, газрим, хартумим, гакканим и айшафим). Нельзя не отметить, в связи с этим, что как Иосифу, так и Даниилу воздаётся талмудом хвала не за государственные подвиги перед странами, их облагодетельствовавшими, а исключительно за толкование снов и шарад либо за предсказания (сравни Бытие, XL, 4, 23 и XLI,15—45; Дан., IV, 1—30 и V, 5—29), равно как за то, что всякий раз после этого возникало в стране чрезвычайное бедствие: страшный голод при фараоне, превращение царя Навуходоноссора в травоядное животное или, наконец, смерть самого Валтассара, едва только была разгадана надпись “мене, мене, текель, упарсин” (Бытие, XL, 54 и XLVII, 14—21; Дан. IV, 5 и 29—30). Взгляд талмид‑хохимов представляется тем более знаменательным, что гадания и прорицательства воспрещены Пятикнижием (Исх. XXII, 18; Втор. XVIII, 10 и др.). Валтассар же, царь Халдейский, был убит в ту именно ночь, когда по его повелению Даниила облекли в багряницу, возложили на шею золотую цепь и провозгласили третьим властелином в царстве (Дан. V, 29 и 30). При таких данных уразуметь раввинов в полной мере возможно, с их точки зрения, не иначе, как сообразив с тем, что Даниил не утратил своего положения и при победителе Валтассара — Кире, а также, что в глазах евреев Кир стал помазанником Божиим (Исайи,XLV, 1).

Переходя, наконец, к истории “сокровенных знаний”, нельзя не убедиться в поучительном факте, что рядом с преемством на пути веков содержание заблуждений человеческих усматривается и аналогия самых форм. Это особенно бросается в глаза при сравнении, например, измаилитов магометанского мира в XI веке с современными масонами.

Через завесу аллегорических и мистических сказаний древности, сквозь мрак и причудливые испытания волшебных “посвящений”, за печатью таинственных письмен на развалинах Ниневии и Фив, равно как на почернелых лицах сфинксов Ассирии и Египта, в странных эмблемах сочинений по алхимии, среди обрядов “восприятия”, применяемых нынешними потаёнными обществами, мы неизменно встречаем доктрину, укрываемую тщательно, но повсюду тождественную. Входя в теургию высших магических хиротониссий, эта доктрина, без сомнения, та же самая, какую исповедуют евреи в своей каббале. С другой стороны, мы наблюдаем в общем сходные с масонством черты уже в таинствах Изиды и Озириса, в мистицизме Адониса и Астарты, как и в зверских чародействах Халдео‑Сирии, среди фаллического культа Ваал‑Фегора, как и в культе ктеиса, в ритуальной проституции и человеческих жертвоприношениях даже в Карфагене, в Элевзинских таинствах и в мистериях Бахуса, у браминов Индии и у магов Ирана, в ритуале Митры и вакханалиях Рима, в бесчеловечии таких последователей азиатского, преимущественно семитического, оккультизма, какими являлись не только Гелиогабал, Нерон и Диоклетиан, но Адриан и сам Марк Аврелий, в гностицизме и в манихействе, у измаилитов Египта и у друзов Ливана, у альбигойцев и тамплиеров, у розенкрейцеров и мартинистов, у бабистов Персии и у адептов “Высокой Просеки” (La Haute Vente) и, наконец, в тайных сообществах Китая и Японии.

До половины XVII века каббалистические идеи имели значительное влияние на обработку философии, богословия, естественных наук и медицины. В Средние века апокрифы Еноха, фолианты Сибиллы, книги Гермеса и каббала были в большем почёте у астрологов и алхимиков. Европа утратила последние следы науки и умозрения. Разрушенная и прогнанная греко‑римская цивилизация почти совершенно исчезла. Лишь кое‑какие литературные и мыслительные обрывки нашли себе убежище у арабов.

Могли ли сыны Иуды не воспользоваться таким стечением обстоятельств и не “помогать своему счастью”?…

В Европе уровень человеческого разума пал так низко, что мистические и религиозные варварства должны были развиваться неудержимо. В сокровенных знаниях люди видели наивысшую мудрость. Среди означенных условий, всеми классами общества постепенно овладели: астрология — с её гороскопическими звёздами и пророчествами будущего; алхимия — с философским камнем и элексиром вечной жизни; демонология — с её дьявольскими чарами; магия и её мрачные талисманы; онейрократия или наука о сновидениях; теургия и гоэтия — наука о сношении с добрыми и злыми духами; некромантия — искусство вызывать мёртвых; колдовство или порча — сверх‑естественное мастерство с помощью воплощения сатаны; тавматургия либо наука о чудесах; хиромантия, аэромантия, гидромантия, пиромантия и разные иные виды стадного безумия человеческих масс.

Такова была среда, где культивировались микробы иудейского паразитизма и откуда выходили как двойные, крещёные евреи для диспутов с раввинами, так и те виртуозы талмуда, которыми “украшали” порнографией готические сооружения, изумительные памятники пламенной веры Средних веков.

Именно на пути рассматриваемой эпохи мы замечаем проникновение иудаизма в столь благочестивые содружества верующих зодчих — “каменщиков” (macons), как те, что создавали соборы Кёльна, Трира, Вены, Страсбурга, Реймас, Парижа и др. в течение целых столетий…

Поразительные и невероятные, но несомненные факты в статье “Жизнь и церковное искусство” (см. “Теоретический журнал”) приводит Е. Кузьмин. Говоря о готических храмах, он в благородном, глубоком волнении указывает, что на величавых стенах и дивных зданиях, несущих как будто к самому небу дар молитвы, ядовитая сатира отвела и себе место… С удивлением видишь, говорит он, массы странных, чтобы не сказать более, изваяний — монахов, предающихся всевозможным пророкам, священников с головой лисицы, проповедующих перед аудиторией кур и мелких пташек… Напротив же главной кафедры Страсбургского собора одна из капителей нефа изображает осла, служащего обедню, а разных животных — прислуживающих ему!…

Перед зрелищами этого рода вдумчивый наблюдатель бессилен уйти от вопроса: кто мог бы так поглумиться над трогательным благоговением христиан, если не тайные агенты иудейства, крещёные или, как их называют немцы, двойные евреи (Doppel‑Juden), — вероломно прокравшиеся в содружество пылавших чистой верой средневековых зодчих?!…

В содержании ответа нет и не может быть сомнения, а дабы привести это к очевидности, достаточно иллюстрировать сказанное, хотя бы ещё следующим:

Во Второзаконии (XXIII, 18), имеется такой запрет — “Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоею ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость перед Господом Богом твоим”!

Что означает подобный текст?…

Здесь, несомненно, говориться о псах без всякой метафоры. А какую собственно роль играли они в ритуальной проституции у евреев, хотя бы в капищах Ваал‑Фегора, предоставляется сообразить читателю. В подлинном же тексте здесь употреблено слово “келэб” (множественное — келэбим), равнозвучащее слову Кадет или кадош (множ. — кадешим либо кадошим). С другой стороны, не далее как в 1870 году, около Ларнаки, на острове Кипр, была найдена финикийская запись, содержанием которой является официальный месячный отчёт храма Астарты, где, между прочим, показаны доходы как ритуальных куртизанок, так и соответственных им публичных же мужчин, причём сии последним обозначены именно термином “келабим”, т. е. собаки…

Зная это и приняв далее к сведению, что в ритуале масонском большинство терминов заимствовано из еврейского либо из весьма с ним сходного финикийского языков, мы поймём и всю прелесть титула “рыцарь‑кадош”, как почётного наименования очень высокой, 30‑й ступени масонской же табели о рангах. А для полноты впечатления запомнить, что в нынешнем масонстве рыцари “кадошим” — провокаторы и палачи одновременно, составляют нечто подобное тому, чем в 1863 году были жандармы‑вешатели “ржонда народовего”, созидавшего, как известно, “республиканскую свободу” в Польше…

XIX. Резюмируя, нельзя не придти к выводу, что воспетые Гейне диспуты капуцинов и раввинов наряду с профанацией вековых соборов, равно как другие факты того же свойства на протяжении XXXV веков от времён странствования “избранного народа” по Синайской пустыне до наших дней, обусловливались логической для еврейства необходимостью, т. е., не могли не существовать.

Независимо от всевозможных соображений мистических, направленных к почитанию мужского и женского детородных органов, которыми руководились жрецы‑заклинатели, особенно у семитов, подзадоривая своих “подвижников и подвижниц” к ритуальному распутству, эти жрецы не могли не разуметь, какие перспективы открывает перед ними развращение человеческого стада, унижаемого и оскотиниваемого всякого рода пороками. И мы на деле видим, что гигантский расцвет “священной” проституции шёл параллельно с чудовищным приношением в жертву людей, благодаря двойственному верованию в то, что человеческая кровь — единственный напиток, способный ублажать разъярённое божество, и что все вообще существа другого мира — боги, демоны, равно как духи умерших, алчут и жаждут именно крови…

Отсюда явствует, что мистерии древности, куда столь горделиво приурочивают себя многие из современных тайных обществ, запятнаны, в самой глубине своей, с трёх сторон: чародейство лишает их разума, разврат позорит, а жертвоприношения человеческие ставят ниже‑скотов, даже — волков, потому что и волки не пожирают друг друга.

Чрезвычайный, поразительный интерес представляет в особенности изучение проституированного культа Молоха и Ашеры у евреев. Большой глубины является проблема о возможности изменения расовых наклонностей на историческом пути. Не менее поучительно и определение вероятия фактов атавизма, сюда относящихся. Посему в данной, а не иной области надлежит рассматривать дела Ющинского и подобные. К сожалению, хотя бы и поверхностный обзор данной теории увлёк бы нас очень далеко. Вследствие этого, мы ограничиваемся сейчас изложенным и отсылаем интересующихся к специальной литературе предмета[33].

Порабощение же тела и духа гоев, как действительно решение проблемы господства сынов Иуды, помимо захвата ими устного и печатного слова, на всяких иных поприщах логически обусловливается эксплуатацией самомнения человеческого и стремлением людей к “свободе” во всех её видах, а прежде всего, разумеется, в царстве Эрота, равно как их наклонностью к таинственному, волшебному и ужасному. Отсюда — фальсификация кагалом и самих “знаний сокровенных”, либо ожидовлепие таких потаённых обществ, которые мечтают действовать независимо от еврейства.

Явления, сюда тяготеющие, естественно, заражают и масонство, даже в ложах для одного пола. Смешение же обоих полов, отравляемое вдобавок порнографическим мракобесием и всяческим пренебрежением к человеческому достоинству, не может не вести к самым низким ступеням разврата.

Лукавая пропаганда свободной любви, наряду с предательским, по наущению кагала, отрицанием брака и отечества в революционных кружках молодёжи, доведённая уже до презрения к науке, равным образом “художественно” рисует перед обманутым юношеством презренных гоев такой “рай земной”, когда в аллюминиевых дворцах, среди балов и пиршеств “сознательный пролетариат” станет разводить чужих жён и мужей по отдельным кабинетам…

Надо ли повторять, что как в пропаганде, так и в масонстве верховодит прежде всего “избранный народ”, члены которого одновременно торгуют и “презервативами” всякого рода, и публикациями о секретных болезнях, и конституциями, и бомбами.

Увы, за период Средних веков и в голову никому не приходило, что еврейский вопрос есть проблема социально‑политическая и притом — чрезвычайной, исключительной важности. На пути XVIII столетий, арийские народы пребывали в заблуждении, будто дело идёт только о свободе совести, а потому и вынуждены были допустить свободное от совести вторжение к себе жидовства. Заражение арийского мира жидовским создало теорию “индивидуальной свободы”, которая в действительности оказалась лишь социальной наглостью. Практические последствия этого невыносимы. Ннреи не только сами эксплуатируют простоту и убожество, но через шайки “вольных маклеров” своих и проституированную прессу подстрекают других “рантьеров”, которых затем, разумеется, обирают в свою очередь.

“Грабители грабителей!” — излюбленное, всё оправдывающее, самонаименование и самовосхваление героев иудейских.

XX. Соображая всё приведённое выше, позволительно спросить: неужели в долгий период Средних веков, т. е., в эпоху наиболее могучего преобладания своего, даже католическая церковь в лице своих первосвященников — римских пап, не предпринимала ничего, хотя бы на собственную от талмуда защиту?… Ведь этого, очевидно, быть не могло, а следовательно, и не должно быть предполагаемо.

Вглядываясь же в ход событий, мы обязаны признать, что опасность глубоко сознавалась Римом. Для него, без малейшего сомнения, не способно было пройти незамеченным. В частности, столь знаменательно суммирующие факты данной категории историческое совпадение, что почти одновременно с выходом из печати в Венеции первого издания талмуда, Лютер прибил свои тезисы к вратам собора в Виттенберге… Да и вообще говоря, разве не из арсеналов синагоги в эту эпоху, как и во все времена, поставлялось оружие, которым враги христианства пытались сокрушить его?!…

Таким образом, в стремлении оградить церковь от переносимых ею испытаний, равно как от ещё опаснейших грядущих невзгод, римский престол в средние века не вправе был останавливаться и перед крайними мероприятиями. Во времена бедствий, в неистовствах революции, наступлению которых евреи нередко содействовали анархическими речами и писаниями, а также своими хищничеством и коварством, они же являлись открытыми врагами существующего порядка, не отказываясь водружать и само красное знамя. Именно в роковые минуты истории с ужасающей силой разоблачается факт, что евреи, действительно считают иноплеменников не за людей, а единственно — за орудие своих целей. Но едва только волны переворота успокаивались, а жизнь принимала вновь обычное течение, как те же сыны Иуды спешили покинуть это знамя и начинали уверять каждого, кто хотел их слушать в своём патриотизме и дружбе с государством. Тем не менее, мы видим, что и сейчас, т. е. более сотни лет спустя после “великой” французской революции, монополизированной “угнетённым племенем” в свою пользу, большинство иудейских депутатов в парламентах сидит как раз на левой стороне, иначе говоря, неуклонно пребывает во вражде с любым из режимов и со всяким правительством. Но если такова политика “избранного народа” в области светских дел, то она несравненно упорнее и язвительнее в сфере религиозной. Командуемое собственной потаённой властью, иудейство стремится разрушить, прежде всего, главные крепости гоев. Посему его основная атака издавна направляется, главным образом, к разложению папства, а за ним и христианства вообще.

Таковы были и средневековые условия, когда в тяжкой сомообороне, первосвященники Рима двинули на всемирный кагал два воинствующих ордена: доминиканский и иезуитский.

Демаскирование потаённых евреев, как соглядатаев и провокаторов, и уничтожение их почти злодейского богатства, как самого опасного из орудий борьбы, поручено было инквизиции. В течение нескольких столетий, доминиканцы специализировались на ней, причём один Торквемада произвёл на последователей талмуда, быть может, не меньший эффект, чем Навуходоносор, Антиох Эпифац и Ричард Львиное Сердце, вместе взятые. Однако, силы были всё‑таки не равны, и на поддержку доминиканцев был призван Игнатий Ллойола.

Иезуиты понимали евреев и, в сущности, действовали лишь строго согласно их же рецептам. Сознавая, раньше всего, что еврей рождается, а иезуит только вырабатывается, и памятуя о преимуществе, которое сынам иуды даёт наследственность, иезуитский орден, раз навсегда краеугольным камнем своей организации воздвиг безусловное исключение сынов Иуды.

“Совет ордена постановил и объявил, что это узаконение имеет силу не только первоисходного, а и неустранимого правила. — Отсюда следует, что, не говоря уже о ком бы то ни было из высших членов ордена, но и сам первенствующий генерал не в праве допускать здесь каких‑либо послаблений. Посему настоящий закон должен быть исполняем в точности, как коренной и нерушимый.”[34]

Направляясь, в свою очередь, к мировому господству, иезуиты систематически и прозорливо, казалось бы, воевали с евреями. Увы, встретив на своём пути бесстрашного маркиза Помбаля, орден Иисуса потерпел крушение, да ещё начиная с такой маленькой страны, как Португалия приблизительно в тот самый момент, когда через “великую революцию” кагал достиг ещё никогда небывалого торжества. Ничего в свою очередь решительного не добились, в борьбе с еврейством и отцы доминиканцы…

Одна из серьёзных тому причин заключается в суровой междуусобице, которую ради собственного величия, но на гибель общей цели развивал каждый в свою очередь из названных выше, невидимому, столь испытанных жизнью, а в самом учреждении своём так мудро построенных орденов.

Тем не менее, отчаиваться совсем не следует. Наоборот, в виду совершенной неизбежности дальнейших мероприятий защиты от всемирного кагала, важно было бы подвергнуть разностороннему изучению доминикано‑иезуито‑еврейскую эпопею. Глубокая, величественная тема! Она ждёт и несомненно встретит, не далее, как уже в наши дни, новых, более прозорливых пионеров…

XXI. Вообще же говоря, проследить ходы иудейского пронырства в религиозных усобицах Средних веков, объяснить роль иешиботов в таких явлениях, как ожидовелые ереси альбигоская и орлеанская, либо как секта явно жидовствующих, раскрыть выгоды, полученные сынами Иуды от Крестовых походов, определить их зловещую роль в мракобесии через алхимию, магию, каббалу и разные иные виды человеческого бессмыслия, равно как их мероприятия на развращение и погибель ордена тамплиеров или же для процветания морских разбоев на Средиземном море, установить махинации талмуда в судорогах генуэзской и венецианской республики, с одной стороны, и в кровопролитиях Реформации, с другой, дать панораму тлетворного влияния кагала на судьбы Польши, начертать магистральные линии, по которым двигался “избранный народ”, приготовляя своё нынешнее владычество, — таковы важные и многосложные, но поучительные и благородные задачи государственного человека, который желал бы уразумить действительный смысл истории Средних веков.

XXII. Рассуждая, как сказано, мы знать не хотим шаббесгоев но и не закрываем глаз перед лицемерным скептицизмом тех обманутых обманщиков, у которых, за недостатком звонких аргументов кагала, руководителем является собственное невежество. На них, horror judaicus — страх, вызываемый еврейством, как бы ни пытались они его замаскировать, разоблачается неудержимо той печатью рабства, которой они уже отнюдь не могут скрыть. На факты и аргументы логики они вынуждены отвечать деланными, бессмысленными улыбками…

Но у евреев никогда не водилось и, разумеется, не будет друзей безкорыстных либо искренних вообще. Твёрдо памятуя об этом и лучше нас понимая мотивы явления, да и по самому существу иронии талмуда не желая перемены, евреи только радуются тупоумию своих “идейных” поклонников… Ни одному гою еврей не верит!

Indocti discant et ament meminisse pertiti!…

Будучи сведена к защите от финикиян, а затем, что, впрочем, строго говоря, одно и то же, от сынов Иуды, борьба палладина арийцев, древнего Рима, против семитизма, ещё с большей, если возможно, яркостью носила именно такой характер в период Средних веков. Продолжая и в эту эпоху представляться угнетённой невинностью, еврейство хотя безустанно, как и раньше, подкапывало устои арийского мира, тем не менее, вело своё дело по‑прежнему втайне, ибо замыслы с его силами, очевидно, несоразмерные исключали всякий иной образ действий. Только в новые времена, захватив, повидимому, и для себя самого неожиданно, да ещё без боя, столь страшные орудия порабощения, как биржа и пресса[35], иудейство осмелилось, наконец, со всем цинизмом, ему свойственным, раскрыть карты, объявив urbi et orbi свою наглую, уже беспросветную тиранию…

XXIII. Завершая, таким образом, обозрение изучаемой борьбы на пути Средневековья, мы для полноты картины считаем небесполезным ещё раз осветить в сознании читателя всё уже пройденное и бросить взгляд вперёд через следующую схему авторитетов.

В Библии есть два рассказа о потопе, которые не только представляют его совершенно невероятным с естественной точки зрения, но и вполне противоречат друг другу. Позднейшие же изыскания в древней Вавилонии убеждают ещё и в том, что общее содержание упомянутых рассказов заимствовано у вавилонян. Однако, и на самом приёме заимствования сказывается иудейский характер. “В бушевании стихий, — говорит Ксисутр (см. вавилонское повествование о потопе), — я посмотрел на обширное море и громко закричал от скорби, так как все люди погибли!…” О сострадании же еврейского Ноя мы ничего не знаем (“Библия и Вавилон” Делича. СПБ. 1906 г.).