Фуоклонг. Вьетнам

– Я сделал это… – устав даже от дыхания, абсолютно обессилев, вымолвил Майкл, мышцы лица его окаменели, рот, выпуская раскалённый воздух, был открыт, и губы мучительно расслабились, не улыбаясь крошечной победе. Бальбоа, пошатываясь, стоял на узкой вершине поросшей густым лесом горы. Позади осталась извилистая алая дорожка, точно не его кровь, а задетых по пути дубов, клёнов и ясеней, что лишались своих обсыпанных зеленью веток.

Сознание не прекращало мутиться, засасывая его в смертельный водоворот бредовых галлюцинаций, отчего Майкл практически перестал различать окружающий мир. Слишком темно, слишком тесно вокруг, хотя солнце, на которое накинули серой шторой облака, достаточно хорошо освещало открывшуюся перед ним низину, из которой копьями торчали верхушки деревьев. Была заметна тоненькая струйка белёсого дыма, рождавшаяся к западу от горы. Возможно, кто-то только-только развёл костёр, но что вероятнее всего, забыл о нём, совершив ошибку, раскрывшую место положения напуганных поселенцев. Или же этот "кто-то" вовсе был убит, и огонь медленно подбирался, теряя силу от влажной травы, к укрытому листвой трупу. В любом случае, дым виден за многие мили и мог бы предрешить судьбу невинных вьетнамцев, если бы армейскому отряду вздумалось искать их чахлое убежище.

Майкл чувствовал, как невольно погружается в беспамятство, где стихает шёпот Эвелин, стирается её призрачный образ, тлеет всё существенное, где шедшая по пятам смерть раскрывает свою тёмную пасть, в которой сам Бальбоа безнадёжно тает, как свеча, сгорает жалкой вспышкой, как тоненький фитиль. Победа, принесшая гибель. Ничтожную, никем незамеченную гибель. Казалось, даже рана сильнее ухмыльнулась, расширилась, зияя последними каплями крови, которой было потеряно слишком много…

Бальбоа неуверенно шагнул вперёд, земля примялась и посыпалась. Обрыв. Он стоял на самом неустойчивом, зыбком краю. Солдат ничего не видел: ни рваной лини обрыва, ни дыма, что всё ещё тянулся к небесам, ничего… Майкл сумел забраться на самый верх для того, чтобы упасть бескрылым ангелом, изгнанным со святых высот.

Чёрные волосы нагло рвал ветер, раздражал засыпавший разум. Вокруг стало ещё тише, ещё спокойнее. Немая улыбка с высохшей на губах кровью напоминала о целости рассудка и одновременно обличала сладкое безумие, охладившее сердце. Безумие умирающего человека. Умирающего обещания.

– Прости меня, Эвелин… – шепча тьме в полузакрытых глазах, Бальбоа оторвал руку от живота и протянул её, словно желая прикоснуться к девушке. – Я выживу в следующий раз… Для тебя… - красная от крови ладонь нежно раскрылась, пальцы скользнули по воздуху. – Для тебя, Эвелин, – на имени любимой голос Майкла внезапно захлебнулся, превратился в неестественно хриплый стон. – Эве… Эвелин…

«Умереть, произнося имя твоё – это лучший подарок», – осколком мысли пронеслось в его голове, что странно закружилась.

Бальбоа зажмурился, как в предчувствии сокрушительного удара, время остановилось, точно часы вселенной сошли с ума. Майкл опустил могучую руку и с довольной ухмылкой, что мертвенно замерла, шагнул в пропасть. Бескрылый должник падал под звуки летевшего следом ветра…

***