Келли встретил его появление косым взглядом и приложился к горлышку бутылки Ron Matusalem

Хочешь? – тихо спросил он.

Джаред молча покачал головой и вернулся на свое прежнее место.

Даже если ни во что не верить – все равно уже не получится сделать вид, будто ты ничего не знаешь. Это уже есть внутри тебя, а значит, придется научиться жить с ощущением, что в душе внезапно появилось пустое место, которое еще долго будет отзываться фантомной болью. И которое уже никто никогда не заполнит.

Молчание становилось тягостным. Словно затянувшаяся пауза на театральной сцене - когда восхищение режиссерской находкой сменяется подозрением, что актеры попросту забыли свой текст.

Келли, видимо, тоже чувствовал нечто подобное, потому что сделал еще глоток, откашлялся и немного невпопад спросил:

И что теперь?

На что Падалеки неожиданно для самого себя быстро и честно ответил:

Теперь я точно вернусь домой, Кел.

Он сначала сказал, и лишь потом понял, насколько сильно в действительности этого хочет. После известия о Лорен… Он просто физически больше не может оставаться в этом гребаном городе. А если и есть место, где он сможет перевести дыхание и хоть ненадолго обрести душевный покой – это его родной дом. Слишком напоминает бегство? А это бегство и есть.

Брок понял все правильно.

Я так понимаю, неделю ты ждать не собираешься?

Джаред невесело усмехнулся.

А чего мне ждать?

Келли промолчал. Джаред был ему за это благодарен.

Он включил телефон.

Автоответчик поделился с ним тишиной после сигнала начала записи. Все правильно, Падалеки тоже неизменно чувствует себя полным идиотом, когда его просят оставить сообщение – почему-то возникает ощущение, что ты на полном серьезе собираешься пообщаться с утюгом или холодильником. Ну не получается у него абстрагироваться от мысли, что собеседник отсутствует, и большой вопрос – появится ли вообще.