У ТВОИХ НОГ 3 page

- Дженсен, - выдохнул Джаред и, закрыв глаза, бросился в бездну.

Точнее, попытался это сделать. Потому что его губы встретили пустоту на том месте, где должны были находиться губы Блонди. Резкий звук отодвигаемого стула, ощущение быстрого движения. Джаред не сразу понял, что произошло, а когда понял, то низко наклонил голову, прячась за челкой, и до боли сжал кулаки.

Тихий торжествующий смех.

Падалеки резко вскинул голову – униженный, растоптанный.

Блонди сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он разглядывал уничтоженного противника со сдержанным интересом и легкой презрительной насмешкой.

И Джаред понял, что никакого милого обаятельного Блонди попросту не существует. Есть только один Блонди – холодный, жесткий, расчетливый. Человек, который никогда не забывает и не прощает нанесенных обид, который всегда отвечает ударом на удар, а если считает, что противника лучше вывести из игры еще до начала битвы, то без тени сомнений бьет первым.

- Надеюсь, в следующий раз ты трижды подумаешь, прежде чем называть кого-либо гребаным пидором, Падалеки, - спокойно произнес Блонди. – Да, на будущее все же настоятельно советую запомнить мое имя. Меня зовут Дженсен Эклз, если ты до сих пор не в курсе. Ну, на сегодняшний день мы в расчете, кстати, сделанный мной доклад можешь считать небольшим бонусом. Или компенсацией за моральный вред, ты слишком перенервничал в последние пять минут. Не провожай. Я помню, где выход.

Он встал и, окинув совершенно убитого Джареда пренебрежительным взглядом, направился к двери.

- Сука! - выплюнул Падалеки в спину Блонди, вложив в это слово всю ту ненависть, что сейчас закипала в его душе.

Блонди остановился и бросил презрительный взгляд через плечо.

- Кто, я? А ты ничего не попутал, чувак? Если бы я не остановился, ты бы сейчас такое подо мной вытворял, любая сука удавилась бы от зависти.

Джаред хрипло зарычал, молнией сорвался с места и сбил зарвавшегося урода с ног. Они покатились по полу, Падалеки очень быстро оказался сверху и замахнулся, все еще не вполне понимая, чего в эту секунду он хочет больше – разбить это красивое лицо в кровь и стереть с него ехидную ухмылку, или впиться губами в губы; не просто поцеловать – заставить ответить на поцелуй, добиться стона, дрожи, желания, сделать эту блядь покорной и ласковой.

- Ну, чего ждешь? – прохрипел Блонди. – Или бей, или раздевайся. Так и быть, я тебя трахну, вижу, иначе ты не успокоишься.

Джаред едва не свалился со своей жертвы, когда Блонди внезапно вскинул бедра и прижался пахом к его заднице. Кожаные брюки все же были достаточно узкими, и Падалеки прекрасно понял, что Блонди нравится вся эта возня.

- Ну, детка, чего ты? – ухмыльнулся тот, сверкая сумасшедшими косящими глазами. - Снимай штаны, будем делать из добропорядочного натурала гребаного пидора...

И тогда Джаред ударил. Со всей дури, так, что голова Блонди бессильно мотнулась в сторону и стукнулась об пол, а из груди вырвался болезненный стон. Не помогло.

- Тебя заводит, когда грубо? – все та же ухмылка, веселое безумие в ослепительно зеленых глазах. – Ладно, отрывайся, я потерплю.

Джаред зарычал от бессильной ненависти и замахнулся еще раз, краем сознания отмечая, что Блонди зажмурился в ожидании удара.

И тут внезапно зазвонил телефон. Точнее, тишина внезапно была взорвана бодрым: It`s my life, it`s now or never! I ain't gonna live forever...

Блонди открыл глаза.

Падалеки опустил занесенную руку.

...I just want to live while I'm alive
It's my life
My heart is like an open highway
Like Frankie said, I did it my way
I just wanna live while I'm alive
It's my life...

Джаред не знал, что ему делать, то ли потянуться за лежащим на столе телефоном, рискуя упустить Блонди, то ли не обращать внимания и продолжить экзекуцию. Ситуация становилась абсурдной.

- Падалеки, если ты сейчас же не ответишь, ты покойник, - очень серьезно предупредил Блонди. – Поверить не могу, у тебя на рингтоне Бон Джови, мать его, стоит. Выруби это, немедленно!

Джаред на секунду привстал, на всякий случай придавив грудь Блонди коленом, и дотянулся до телефона.

- Тебя, суку, забыл спросить, какой звонок ставить, - огрызнулся он и рявкнул в трубку, вновь опускаясь на парня. – Ну?!!

Блонди закатил глаза и сложил руки, которые Джаред вынужденно выпустил из под своих колен, на груди.

- Не смущайся, я подожду, - язвительно заметил он.

Абсурд ситуации заметно усилился.

- Джара? Джара, чё с голосом, всё в норме? – слышно Чада было плохо, на заднем фоне гремела музыка, раздавались оживленные голоса и девичий смех. – Мы в «Лотосе», отрывай свой зад от дивана и подгребай к нам! С тобой тут кое-кто познакомиться хочет!

- Чад, не сейчас, - отозвался Джаред, мучительно пытаясь понять, что он может сказать другу. Прости, не могу, бью Блонди?

Он замешкался буквально на секунду, но главной его ошибкой было даже не это. Он позволил себе забыть, что представляет собой тот, кто сейчас, казалось, покорно замер под ним.

Внезапно Блонди воспользовался тем, что его руки свободны, и резко дернул Джареда на себя. Тот потерял равновесие и навалился на Блонди сверху, автоматически упираясь рукой с телефоном в пол, и в последний момент с ужасом увидел, как в глазах его противника разгорается дьявольский огонь.

- Детка, ну где ты там, - простонал Блонди в телефон таким голосом, что у Джареда все волосы на теле встали дыбом. - Иди сюда, я уже соскучился...

- Заткнись, сука! – прошипел Падалеки, торопливо поднося трубку к уху и заряжая в челюсть Блонди другой рукой. – Чад, это не то, что ты думаешь!..

Молчание.

- Чад! – в отчаянии воскликнул Джаред.

- Джара, ничего не говори сейчас, ладно? – как-то деревянно отозвался Мюррей. – Я так понимаю, это был Блонди?

- Да! То есть, нет! То есть он, но все не так, как ты подумал!!!

- Блядь, чувак, я настолько охуел, что даже не успел ничего подумать. Полагаю, сегодня ты уже не придешь?..

- Приду! Но позже! – Джаред никак не мог подобрать тех нескольких действительно правильных слов, которые помогли бы ему обелить себя в глазах Мюррея. – Сейчас не могу!!!

- Да-да, я понял, у тебя там Блонди заскучал, - покладисто заметил тот.

- Чад!!! – взвыл Падалеки.

Блонди зло рассмеялся и начал постанывать, все громче и громче, с интонациями заправского порноактера.

- Чувак, что там у тебя происходит? – холодно поинтересовался Чад.

- Чад, я все тебе объясню! – выкрикнул Джаред, тщетно пытаясь зажать Блонди рот.

- Да уж, чувак, надеюсь, ты все мне объяснишь, - очень серьезно ответил Мюррей. – Тебе до хуя всего придется объяснять.

Внезапно Блонди затих и стал подавать какие-то странные знаки глазами.

- Что? – прорычал Джаред, на всякий случай прижимая трубку к груди, хотя и понимал, что с зажатым ртом Блонди вряд ли сможет что-либо выкинуть.

Блонди мотнул головой.

Падалеки прислушался и услышал в прихожей звуки шагов и голоса. Ну, как голоса... Знакомые пьяные всхлипы матери, рокочущий рев отца, обрывок фразы, в которой упоминалась Бетти Форд...

- Я перезвоню, - мертвым голосом произнес он в трубку и нажал отбой.

Все, сейчас начнется, пора валить. Господи, как же это надоело...

- Эй, Падалеки. Может, все же слезешь с меня, если нас застанут так, неловко может получиться.

- Они не обратят внимания, даже если я разложу тебя голого на столе и буду вдумчиво трахать, - пробормотал Джаред, пытаясь понять, хочет ли он еще раз вмазать Блонди, в знак благодарности за подставу. Нет, кажется, не хочет. Да и вообще, как-то глупо бить того, кто уже раз десять мог бы освободиться, но почему-то этого не сделал, отдает откровенным садомазохизмом. Надо уходить.

Джаред встал, на миг задумался, не подать ли руку Блонди, и решил, что слишком много чести. Он закрыл ноутбук и торопливо сложил сверху учебники. Нужно отнести это в комнату, не ровен час - Шэрон припрется на кухню, так и без компьютера недолго остаться.

- Помочь? – раздалось вполне миролюбивое. Блонди поднялся на ноги и теперь наблюдал за лихорадочными сборами Джареда каким-то странным, внимательным взглядом, задумчиво потирая пострадавшую челюсть.

- Уже помог, спасибо, - огрызнулся Джаред. – Все, Блонди, вали отсюда, видишь - не до тебя. Где выход, ты в курсе.

Возле двери Падалеки на мгновение замер, прислушиваясь. Кажется, театр военных действий плавно переместился в гостиную. Можно попытаться проскользнуть.

Джаред беззвучно пересек прихожую.

-... она, какого черта взял с собой меня?!

-...пьяный бред!

-... тоже бред?!

-... к доктору Карлмайклу!!!

Не будь заняты руки, он заткнул бы уши.

Падалеки быстро взбежал по лестнице. Из комнаты Мэган доносилась отрывистая непонятная речь и вполне однозначные стоны. Все это – на полной громкости. Черт с ней, пусть смотрит.

Он сгрузил ноутбук и учебники прямо на кровать и бросился прочь из комнаты. Все, на хер, куда угодно, лишь бы подальше от дома.

В течение шестнадцати лет он свято верил, что у него идеальная семья. Он обожал отца и боготворил мать. Он дружил с братом и беззлобно подшучивал над сестрой. И вот на семнадцатом году жизни он был вынужден понять – все это ложь. Иллюзия. Самообман.

Джаред достиг лестницы, посмотрел вниз и зло выругался. Потому что возле входной двери стену подпирал Блонди. Он внимательно слушал голоса, доносившиеся из гостиной, и казался непривычно серьезным. Джаред сжал зубы и бесшумно спустился в прихожую.

- Ты все еще здесь? – зло прошипел он, опускаясь на корточки и торопливо завязывая шнурки.

- Часто так? – хмуро поинтересовался Блонди, игнорируя вопрос.

- А тебя ебет? – огрызнулся Джаред. Всё, успел.

Он молча сорвал с вешалки куртку и открыл дверь. Если бы Блонди замешкался хоть на секунду, Падалеки придал бы ему необходимое ускорение. Но он не замешкался, просто молча шагнул за порог и, не дожидаясь, пока Джаред закроет за собой дверь, спустился вниз по ступенькам.

Быть невольным свидетелем ссоры родителей неприятно, но в целом можно пережить. А вот попасться на глаза одному из них потом, когда нервы еще на пределе, но последнее слово так и не сказано – значит, в очередной раз услышать, что ты – главная и единственная проблема в этой охуительно прекрасной семье. Потому что ты ленивый раздолбай, херово учишься, а значит, твое единственное будущее – помощник младшего слесаря в ближайшем гараже. И что это позор, потому что Падалеки всегда зарабатывали себе на жизнь мозгами. Что ты весь в отца (в мать). Что ты разбиваешь сердце (доводишь до кипения). Что из школы опять звонили, но нет больше сил (никакого желания) заниматься олухом, которому на все насрать.

Самое ужасное – слышать такое от самых главных, самых любимых людей. Слышать и верить сказанному. Потому что не верить невозможно – они ведь все еще самые лучшие, они все еще непогрешимы... Единственный выход – сбежать. Просто чтобы не допустить разговора. Чтобы не начать ненавидеть в ответ - своих самых родных, близких и непогрешимых.

Джаред захлопнул за собой дверь и перевел дыхание. Успел.

Теперь раньше часа ночи домой лучше даже не соваться. Его отсутствия никто не заметит; кажется, так воспринимают мир лягушки – то, что не шевелится, не существует. А утром вновь воцарится уродливое подобие мира – Шэрон будет мучиться от похмелья, а Джеральд – от чувства вины.

Возможно, даже будет завтрак.

Джаред торопливо спустился с крыльца и машинально бросил быстрый взгляд на подъездную дорожку к гаражу. Черт, а ведь Блонди не изображал из себя голубого байкера, этот козел, и правда, приехал на мотоцикле, а теперь надевал шлем, устроившись верхом на чем-то невозможно крутом и местами хромированном... В другой ситуации Падалеки, возможно, поступился бы гордостью и подошел ближе, рассмотреть железного зверя повнимательнее, но, черт, только не сейчас. Валить, быстро и подальше, пока предки не вспомнили о родительском долге...

Джаред остановился, соображая, куда можно податься. «Лотос» далеко, да и настроения никакого нет, от зомби мувис ощутимо подташнивает, четыре сеанса подряд – не шутка, сидеть одному в кафе – полнейшее гейство...

- Ты автоответчик стер? – внезапно раздалось из-за спины.

- А? - Джаред развернулся.

Блонди все еще держал шлем в руках и внимательно смотрел на Падалеки.

- Новая фишка Сингера, - терпеливо пояснил он. - Феррис обзванивает родителей в тот же день, когда ты прогулял, и оставляет сообщение, если никто не подходит. Кейн так запалился на прошлой неделе, тебе что, никто не сказал?

Чад, ты труп.

- Черт! – выдохнул Джаред.

Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно произойдет. Закон Мерфи.

Входная дверь широко распахнулась и шарахнула о стену.

- Джаред Тристан Падалеки!

Шерон, покачиваясь, держалась за косяк двери и всматривалась в ночь.

- Домой, немедленно! Предстоит серьезный разговор!

Господи, в таком состоянии ей только проводить воспитательные беседы... Джаред почувствовал, как в душе волной вскипает ярость. Разумеется, куда же без разговора, ведь ничего более серьезного, чем его прогулы, в этой семье не происходит.

Во рту появился металлический привкус, грудь сдавило невидимым обручем. Джаред сам не понял, как очутился на байке позади Блонди, хрипя ему куда-то под шлем:

- Заплачу, только быстро и подальше.

Блонди кивнул, шлем сделал его голос глухим и неестественным:

- Второго шлема нет, морду мне в спину, руки на живот, ноги на подножки, держи равновесие, не помогай мне и не заваливайся в стороны на поворотах...

Джаред приник к Блонди, сцепил ладони на его животе и уткнулся лицом в воротник куртки. Взревел двигатель, и байк сорвался с места, выбросив вверх фонтаны гравия из-под колес...

- Джаред Тристан Падалеки!!!

Вот уж нет, на сегодня с него хватит.

Потом был полет. Невозможное ощущение скорости и безнаказанности, беззащитности – по сравнению с автомобилем, вседозволенности – по сравнению с обычной жизнью. Джаред попытался поднять голову, задохнулся от ветра и вновь уткнулся лицом в шею Блонди. Он чувствовал себя опьяневшим от скорости, запаха кожи и ощущения непривычной близости чужого сильного тела, а больше всего от того, что впервые в жизни решился и поступил так, как действительно хотел. Он знал, что уже не сможет делать вид, будто все в порядке. Странное дело, но, похоже, пресловутой последней каплей стала именно эта безумная гонка по ночным улицам. Словно яростные встречные потоки воздуха, треплющие волосы и пузырем раздувающие куртку, с мясом вырвали из сердца нелепую, беспомощную, трусливую надежду на то, что все уладится как-нибудь само собой, вернется на привычные места. Ни хрена в этой жизни не происходит само собой. Если твой мир рушится, ты не сможешь просто отсидеться в стороне, и совершенно неважно, что ты выберешь – бежать или сражаться за него, главное – действовать, иначе задохнешься под обломками от тоски и жалости к самому себе. Джаред больше не желал дышать через раз, постоянно возвращаясь мыслями во вчерашнее счастье. Жизнь продолжается, и завтрашний день будет таким, каким он сам его сделает. Он понял, что хотел бы всегда жить так, как сейчас – на предельной скорости, не оглядываясь, ни в чем не сомневаясь... И в эту минуту Джаред верил, что так и будет, потому что не бывает невозможного в мире, где есть место этому пьянящему чувству полета и абсолютной свободы...

Он не сразу догадался, что означает прикосновение руки, затянутой в перчатку, к его сжатым в замок ладоням. Это было почти похоже на ласку, но потом до Джареда дошло, что Блонди просто проверяет, крепко ли он держится. Тогда Падалеки чуть сильнее обнял его, давая понять, что все в порядке, и внезапно ему стало безумно стыдно. Черт, ну не может человек, обладающий такой властью над ветром, скоростью и дорогой быть банальной бессердечной сукой. А значит, Джаред сам во всем виноват. Он, как всегда, решил не утруждать себя размышлениями, легко принял на веру злые сплетни Чада и мимоходом оскорбил нормального парня, а потом еще имел глупость искренне удивиться, когда тот ответил. И абсолютно неважно, что Блонди гей. Просто он уже живет так, как Джаред пока только мечтает – как хочет сам, не обращая внимания на чужое мнение, устанавливая свои правила игры и не позволяя никому диктовать себе, каким быть и что делать.

И он заслуживает уважения.

Джаред решил, что обязательно скажет об этом Блонди. Впрочем, к черту. Он обязательно скажет об этом Дженсену.

* * *

- Будешь бить? – мрачно спросил Джаред, отступая на безопасное расстояние.

Когда Эклз остановил байк и адреналиновый восторг немного схлынул, Падалеки понял, что они находятся далеко за городом, рядом с темной пустынной дорогой, а Сан-Антонио сверкает огнями немного ниже и в стороне, похожий на опутанную гирляндами рождественскую елку. Других причин для остановки в этом глухом месте Джаред не видел, и глубоко в душе признавал, что поймет Дженсена, если тот решит взять реванш.

- Звучит соблазнительно, - усмехнулся Дженсен, вешая шлем на руль и доставая из кармана куртки пачку сигарет. – Но пока что не собираюсь.

Падалеки понял, что лучше не подкидывать еще одну соблазнительную идею: просто вновь напялить шлем и уехать, оставив его здесь.

- Тогда какого хера ты привез меня сюда? – упрямо спросил он.

Дженсен пожал плечами.

- А где в городе я мог стряхнуть тебя с байка и не быть после этого обязанным на тебе жениться? Перед «Лотосом»? – лениво поинтересовался он. – Будешь? Сейчас никакой подставы, куришь – кури.

Джаред посмотрел на протянутую пачку и усмехнулся.

- Вообще-то, не курю, - честно сказал он, - и, наверное, глупо начинать сейчас. Ты и так считаешь меня дебилом, кашлять и задыхаться уже не обязательно.

Дженсен неопределенно хмыкнул, не отрицая правильность этого предположения, и щелкнул зажигалкой, прикуривая.

- Все же – почему сюда? – повторил Джаред.

Дженсен вновь пожал плечами, выпуская струйку дыма.

- Понятия не имею. Просто я люблю это место, - произнес он. - Когда устаю от людей, всегда сюда приезжаю. Кстати, не надейся, будто я показал тебе свой домик на дереве, дорогу сюда ты все равно не найдешь.

- Да я и не собирался, - буркнул Падалеки, слегка обиженный этим снисходительным тоном. - Очень нужно.

Он продолжал неловко переминаться с ноги на ногу в двух шагах от мотоцикла и привалившегося к нему Эклза.

- Давно у тебя дома такое творится? – спросил Дженсен, затягиваясь.

- С полгода точно, - вздохнул Джаред и, плюнув на все, оперся задницей о байк рядом с Дженсеном.

- Херово, - посочувствовал тот.

Молчание казалось вполне естественным. Наверное, это действительно было хорошее место, а может, дело было в пережитых им только что потрясающих ощущениях, все еще отдававшихся дрожью в коленях, но Джаред впервые за последние несколько месяцев почувствовал себя почти умиротворенным. Он запрокинул голову и посмотрел в небо. Черт, даже звезды здесь выглядели как-то по-другому, казались ближе и ярче. Вокруг было темно и тихо, весь остальной привычный мир остался где-то далеко и больше не имел никакого значения. Здесь и сейчас была только ночь, теплый ветер и огонек сигареты. Джаред очень хотел извиниться перед Эклзом за все – и за пидора, и за мордобой, но не представлял, с чего начать.

- Кстати, а откуда ты взялся в середине сентября? По дому не скажешь, будто вы только что переехали, - произнес Дженсен, и было не вполне понятно, то ли он пытается поддержать разговор, потому что не любит курить молча, то ли ему действительно любопытно.

- Вообще-то я всегда здесь жил. Просто год назад отца отправили в Монтану по делам фирмы, ну и мы следом потащились...

Дженсен кивнул и замолчал. Нет, не похоже, чтобы он тяготился тишиной.

- Если не секрет, а ты откуда? – спросил Джаред, когда окурок сигареты Дженсена, описав дугу, исчез в темноте. Перекур окончен, а значит, сейчас Эклз наденет шлем, заведет двигатель и доставит Джареда домой, если повезет, ну, или хотя бы до города, а потом они разойдутся в разные стороны и больше никогда не заговорят друг с другом. По крайней мере, Дженсен точно с ним разговаривать не будет. Так что если Джареду есть, что сказать, надо делать это немедленно, другого времени не представится. Черт, ну почему именно сейчас в голове нет ни одной внятной мысли; что за наказание – постоянно начинать тупить именно тогда, когда так нужно просто подобрать несколько правильных слов!

- Даллас.

Коротко и сухо.

Но Падалеки твердо решил, что будет задавать вопросы до тех пор, пока не придумает, как бы поизящнее ввернуть в свою речь слова извинения, так, чтобы не унизить самого себя и ненароком не обидеть Эклза еще раз. И потом, ему, в самом деле, хотелось узнать о Дженсене побольше. Джаред представил себе, как обалдеет Чад, когда он расскажет ему правду об этом странном парне... Впрочем, нет, с Чада достаточно впечатлений, не будет он ему ничего рассказывать, даже упоминать об этой ночной поездке за город не будет, это же черт знает на что похоже...

В груди что-то екнуло, и щеки моментально полыхнули от стыда (черт, хорошо, что темно). Значит, жить, не оглядываясь и не сомневаясь?.. Ну-ну. В теории звучит красиво, а как насчет признаться хотя бы лучшему другу, что ночью катался на мотоцикле с парнем – гомосексуалистом, а потом сидел рядом с ним в темноте, болтал о разной ерунде и чувствовал себя как никогда хорошо и спокойно? Падалеки стиснул зубы. Если сейчас он пойдет на попятный, значит действительно никогда и ничего не сможет изменить в своей жизни. И все останется, как было, а при одной мысли об этом хочется выть, ведь теперь он знает, что можно по-другому. К черту, если Дженсен смог, он тоже справится. И начнет с того, что все же извинится перед Эклзом, вот только задаст один вопрос, который его действительно интересует. Потому что, черт возьми, возможно, однажды это коснется и его тоже.

- Если не хочешь, можешь не отвечать, - решительно произнес он. – Но как получилось, что ты живешь один? Ну, без родителей? Это потому... ну... потому что ты гей? Они... не поняли?

Спросил и удивился тому, что небо не упало на землю, шокированное его бестактностью, а еще понял, что более глупый вопрос придумать было сложно.

Дженсен смерил его удивленным взглядом.

- Падалеки, завязывай думать стереотипами, - помолчав, негромко посоветовал он. – Я ушел из дома сам и ориентация здесь ни при чем. Мои родители развелись два года назад, а до этого еще год смешивали друг друга с дерьмом так тщательно и увлеченно, что я психанул и решил пожить отдельно. Впрочем, сейчас мы помирились и вполне нормально общаемся. Ну, на расстоянии, конечно, но так даже лучше. А когда речь заходит об ориентации, мать уверяет, что если я передумаю и вернусь домой, то могу жить хоть со свиньей Джорджа Клуни, она и слова не скажет.

Падалеки хмыкнул, представив себе Дженсена со свиньей на поводке. Думать дальше он себе запретил, чтобы не показаться самому себе невозможным извращенцем.

- Знаешь, я бы тоже хотел так пожить, - выдал он и тут же смутился. – В смысле, не со свиньей, а отдельно от родителей...

Дженсен расхохотался. Искренне и весело.

- Спасибо, что уточнил, а то я было подумал, что ты нереально крут, - заметил он, и добавил уже серьезно: - Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, шансов у тебя нет.

- Это еще почему? – нахмурился Джаред.

- Потому что, рискну предположить, в отличие от меня у тебя нет банковского счета с круглой суммой на нем, и ты не работаешь с четырехлетнего возраста, чтобы его пополнять.

Прозвучало высокомерно. Но справедливо, такого счета у Джареда действительно не было. То есть какой-то счет на его имя существовал, отец регулярно (раньше, по крайней мере) вносил туда определенную сумму, чтобы скопить сыну на дальнейшее обучение, но сам Джаред действительно имел к нему весьма формальное отношение.

- И кем ты работаешь? – спросил Падалеки, вспомнив рассказ Чада.

Дженсен покосился на него с нескрываемой иронией.

- В гей-порно я не снимаюсь, если ты об этом, - произнес он.

- Ты все сплетни о себе знаешь? – не смог удержаться от улыбки Джаред.

- Почти, учитывая, что большинство из них я сам и придумал, - ирония Дженсена переросла в сарказм. – Так что спешу огорчить – косметикой я не пользуюсь, силикон в губы не закачивал, а линзы ношу бесцветные, так что цвет глаз натуральный. Ну что, разочарован?..

Он слегка повернулся, чтобы видеть лицо Джареда. Падалеки ответил ему честным непонимающим взглядом.

- А что, должен быть?.. Я просто не въезжаю, зачем ты это делаешь.

Дженсен пожал плечами и отвернулся.

- По-другому скучно, - отрезал он.

Они помолчали, потом Дженсен неожиданно произнес:

– А работаю я в модельном агентстве, имею постоянный и весьма неплохой заработок, что и стало решающим аргументом в мою пользу при решении вопроса об эмансипации. И, кстати, говорю я об этом, чтобы ты понял – мне бесполезно предлагать деньги за какие-либо услуги, я делаю только то, что хочу сам. А с байка я тебя не стряхнул исключительно потому, что прекрасно помню, насколько херово, когда дома такое творится.

- Типа сейчас я должен сказать спасибо? – уязвленно буркнул Падалеки. Нет, все же Эклз невозможный тип. Вот уже почти начинаешь видеть в нем человека, и на тебе, опять....

- Да нахера мне твое спасибо, - голос Дженсена почему-то прозвучал слегка растерянно. – Вообще-то я пытался сказать, что ты мне ничего не должен.

Вот тут Джареда, наконец, прорвало.

- Дженсен, я хотел перед тобой извиниться, - решительно произнес он. – И за то, что назвал... ну... ты понял, и за то, что ударил. Ты нормальный парень, и я был неправ.

За этим торжественным заявлением последовала неловкая пауза, а потом Джаред увидел, что глаза Дженсена сверкнули в темноте веселым удивлением.

- Падале-еки, ты меня разочаровываешь, - укоризненно протянул он. – Когда ты лез на меня с кулаками, то выглядел куда более круто. Что за сопли-то вдруг? Я не люблю сентиментальных парней, имей в виду.

Блядь, может его еще раз стукнуть?

Падалеки резко вскинул голову и зло посмотрел на весело ухмыляющегося Дженсена.

- Вообще-то мне похуй, каких парней ты любишь, - сухо отчеканил он. – Я был неправ – я извинился. Надеюсь, тема закрыта, и мы можем, как ты и предлагал, разбежаться в разные стороны.

Черт, ну зачем он это сказал?! Джареду внезапно стало безумно тоскливо, потому что только что он сам, своими руками все испортил, похерил то хрупкое, неуверенное взаимопонимание, что, казалось, возникло между ними. И только сказав эти глупые слова, он понял, что не хочет прекращать общение с Дженсеном. Черт. Черт! Черт!!!

Эклз с любопытством смерил его взглядом и пожал плечами.

- Договорились, - легко согласился он и потянулся за шлемом. – Слезай. Не ссы, не оставлю. Я сяду, тогда залезешь. Хотя, возможно, и стоило бы попрощаться с тобой прямо здесь...

Падалеки с горечью понял, что опять не находит слов.

Он осторожно сел позади Дженсена, стараясь не прижиматься к нему слишком сильно, и почему-то почувствовал себя более уверенно, чем когда смотрел ему в глаза.

- Я не то хотел сказать... - буркнул он и испугался, что Эклз просто сделает вид, что не услышал.

- И что, интересно, ты хотел сказать? – немного напряженно спросил Дженсен, не оборачиваясь.

- Что мне впервые в жизни понравилось делать доклад, - не очень задумываясь о том, что говорит, быстро выдал Джаред, уловив одно – кажется, ему дают последний шанс.

Когда плечи Дженсена затряслись от беззвучного смеха, Падалеки испытал смешанное чувство обиды и облегчения. Облегчения все же было больше.

- Падалеки, ты полный псих, - сдавленно пробормотал Дженсен, скрещивая руки на руле и утыкаясь в них лбом. Он смеялся.

Джаред почувствовал, что лицо его заливает краска. Он отвел взгляд и попытался отодвинуться от Дженсена как можно дальше. На всякий случай, просто прогнувшийся вперед Дженсен вызвал у него какие-то неоднозначные эмоции... Черт.

Тот почувствовал движение за спиной и выпрямился.

- Не дергайся, свалишься, - все еще посмеиваясь, произнес он. – И садись ближе. Обещаю, если у тебя встанет, я сделаю вид, что ничего не заметил.

Падалеки искренне порадовался, что Дженсен его не видит, потому что подозревал, что уже просто пунцовый от стыда и злости. Он открыл рот, готовый сказать что-то резкое и обидное, потому что такую подъебку нельзя оставлять безнаказанной, и черт с ним, пусть оставит здесь, это по любому лучше, чем прижаться к этой суке и в самом деле возбудиться...

- Жвачку хочешь? – неожиданно спокойно и миролюбиво предложил Дженсен, доставая из кармана пачку и протягивая через плечо.

Джаред понял, что более явного предложения мира от Эклза он никогда не услышит. И что тот просто привык оставлять последнее слово за собой, ничего личного.

- Хочу, - вздохнул он, доставая из пачки подушечку и отправляя ее в рот. Черт, ментол, Падалеки всегда больше любил фруктовые.

Эклз надел шлем и, неожиданно подхватив Джареда под колени, подтащил вплотную к себе.

- Держись, я серьезно, - глухо раздалось из-под шлема. – Наебнешься – мне за тебя отвечать.

Падалеки вздохнул и обреченно обнял Эклза поперек живота. Даже если встанет – ну и черт с ним. Не ночевать же здесь, правильно?