Условия возможности правильного психического взаимодействия

Определив абстрактно социальное явление и указав на его две сторо­ны, теперь перейдем к более конкретному изучению его. Как выше было указано, эмпирически психическое взаимодействие может быть дано лишь там, где центрами взаимодействия служат люди и высшие живот­ные. Оставляя в стороне последних, сосредоточим наше внимание на более детальном изучении взаимодействия людей и тех "единств", кото­рые получаются при наличности такого взаимодействия.

Совокупность индивидов, находящихся в психическом взаимодейст­вии друг с другом, составляет социальную группу или социальный агрегат. Где дано это взаимодействие между двумя или большим числом индивидов — там дана и социальная группа как некоторое надындивиду­альное единство; где нет его — там нет и социальной группы. В послед­нем случае взаимодействующие "человекоподобные" индивиды (иначе их трудно назвать — раз они беспсихичны) ничем бы не отличались от взаимодействующих в стакане амеб, парамеций и бактерий или от взаимодействия двух или большего числа марионеток, имеющих форму людей и мало чем отличающихся вообще от всяких физических масс.

В чем же состоит это психическое взаимодействие? Каково содержа­ние тех взаимных акций и реакций, которыми обмениваются индивиды друг с другом? Иначе говоря, что служит предметом обмена между ними? Ответ на это кратко дан был уже выше. С психологической точки зрения ("внутренней") это взаимодействие сводится к обмену различ­ными представлениями, восприятиями, чувствами, хотениями и вообще всем тем, что известно под именем психических переживаний.

Но точно так же выше было указано, что индивид с индивидом не могут обмениваться непосредственно и прямо психическими пе­реживаниями. Каждый из них представляет как бы абсолютно за­мкнутую психическую машину, из которой психика может быть со­общена другой машине не непосредственно, а только через те или иные проводники, подобно электричеству, передающемуся или путем проволок, или путем воздуха — проводника. Как для восприятия электрической энергии, передаваемой, например, путем беспроволоч­ного телеграфа, должны быть на другой станции те или иные воспринимающие аппараты, так и у индивида, которому передается то или иное психическое переживание, точно так же должны быть специ­альные воспринимающие аппараты.

Такими аппаратами и являются так называемые органы чувств: органы зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса и т. п. Для того чтобы узнать переживания и мысли другого, мы должны или непосредственно его видеть (например, "печальное выражение лица'", "радостную улыбку", "веселый взгляд", "сумрачный вид" и т. д.) либо видеть, например, его письма и другие предметы, на которых "запечатлелись" его переживания, либо слышать, например, ряд его слов, посредством которых он описывает нам те или иные чувства, мысли, слышать его "стон", его "смех" (злорадный, беззаботный и т. д.), либо воспринимать "легкое и дружеское пожатие руки", "горячие поцелуи" и т. д. и т. д.

Если бы у какого-нибудь индивида не было подобных воспринима­ющих аппаратов, например, ни глаз, ни слуха, ни обоняния, ни осязания

— то этим самым исключена была бы возможность всякого психичес­кого общения с ним. Он был бы похож в этом случае на те "мертвые" статуи, которые "вечно молчат и хранят свою тайну".

Что же касается "проводников", посредством которых эти пережи­вания передаются от одного другим и обратно, то такими "провод­никами" являются всегда те или иные категории непсихических пред­метов, данных нам то в виде звука, то света, то цвета, то ряда движений, то тех или иных "вещей"! Каждое психическое переживание, прежде чем передаться другому, должно пройти через три стадии: а) сначала оно является чистой психикой, б) затем превращается в непси­хическую форму — в символ, в "раздражитель" и, наконец, в) снова получает психическое бытие в воспринявшем субъекте. К примеру, мне сейчас грустно; пока я молчу, пока у меня нет "грустного вида", печального выражения глаз, нет никаких вздохов и т. п. — мое душевное состояние неизвестно никому (при условии исключения предшествующих символов, дающих основание предполагать то или иное душевное состояние). Я говорю: "мне грустно", или пишу: "мне грустно", или сажусь за рояль и беру ряд минорных аккордов, или же придаю (намеренно или непроизвольно — здесь пока безразлично) моим движениям, фигуре и лицу "печальный вид" — и этими способами символизирую и "овеществляю" свое состояние. Символы моей грусти воспринимаются другими и снова принимают психическое бытие в их сознании.

Из этого примера виден механизм психического общения и основные стадии перехода психики от одного индивида к другому.

Отсюда же следуетлто для возможности психического взаимодейст­вия помимо других условий — наличности сознания или психики у субъ­ектов взаимодействия, наличности воспринимающих аппаратов и т. д.

— необходимо еще одно дополнительное условие, а именно наличность более или менее одинакового проявления (символизирования) одних и тех же переживаний взаимодействующими субъектами, что, в свою очередь, дает возможность правильного толкования этих символов каждому из них.

Если этого условия нет — то нет и правильного психического взаимодействия, а раз нет последнего — нет и подлинной социальной группы.

Остановимся подробнее на сказанном. Почему необходимо, чтобы взаимодействующие субъекты одинаковым образом выражали одни и те же психические переживания? Потому, что психика, прежде чем перейти к другому, "овеществляется", символизируется и только в виде этого символа дана другим членам общения. Простейшими примерами невоз­можности взаимодействия служат факты, когда два иностранца, напри­мер русский и англичанин, "разговаривают" между собой, не зная языка своего собеседника. Каждому известно, что из этого разговора ничего не получается: один говорит "про попадью, а другой про попа". Спрашива­ется, почему же они "не понимают друг друга"? Ответ ясен — потому что звуковые символы того и другого не тождественны. Оба собеседника могут быть знаменитыми учеными, могут иметь прекрасный слух, пре­красное зрение и т. д., но тем не менее ни тот ни другой не поймут друг друга. Если они кое-что и поймут, то скорее из движений, из мимики, из характера восклицаний, а не из слов. Стоит, однако, только допустить, что способы символизации и в остальных областях символики (световой, двигательно-мимической, "вещественной") различны — и тем самым мы принуждены будем думать, что психическое взаимодействие между на­шими собеседниками будет совершенно исключено. Прекрасный художе­ственный образец такого непонимания, вызванного на почве неодинако­вой мимической символизации во взаимодействующих субъектах, дан Гюго в его романе "Человек, который смеется".

Вероятно, всякий помнит знаменитую сцену из этого романа, в кото­рой "вечно смеющийся" человек сыплет громы и проклятия, преиспол­нен глубокого негодования, а остальные не только не думают, что он и в самом деле негодует, но, напротив, думают, что он смеется и говорит все эти бичующие слова лишь "шутки ради". Недоразумение это, как известно, вызвано было исключительно тем, что у человека во время его речи было "смеющееся" лицо¹...

То же самое может быть сказано и о любой форме символизации... Если бы кто-нибудь "беззаботно смеялся" и "весело улыбался" тогда, когда ему тоскливо и грустно, плакал бы тогда, когда ему весело, плясал бы тогда, когда он в отчаянии, с сжатыми кулаками, со стиснутыми зубами бил бы кого-нибудь в знак того, что он его любит и ласкает, — то, очевидно, мы никогда не могли бы правильно понять сто. Благо­даря сказанному понятно, что "чужая душа потемки" и что разгадать подлинные ее переживания не так легко, а внешние символы всегда можно толковать различно, что мы и видим, например, в судебных прениях сторон. Здесь сплошь и рядом защитник и обвинитель, исходя из одних и тех же символов (поступков обвиняемого), рисуют совершен­но противоположные картины психических переживаний подсудимого. Прекрасный пример сказанному дают "Братья Карамазовы" в той главе, где одни и те же поступки Мити Карамазова совершенно различ­но истолковываются прокурором и защитником.

После сказанного нетрудно согласиться с тем, что если бы у ин­дивидов, постоянно соприкасающихся друг с другом и обладающих даже высокой психической жизнью, формы ее символизации и объект­ивации были совершенно различны, то "правильного" психического общения между ними быть не могло бы. Каждый из них был бы для других каким-то живым непонятным существом, двигающимся, дейст­вующим, шумящим, но... и только... Такая совокупность индивидов была бы лишь совокупностью разнородных "чудесных" существ, связан­ных между собой не больше, чем связаны те куклы, которые проделыва­ют ряд движений на подмостках уличного балагана или за стеклом

¹ Вторым примером может служить сцена "Смейся, паяц" из оперы "Паяцы" Леонкавалло.

особых аппаратов, часто имеющихся на вокзалах. Таким образом, одним из необходимых условий для возможности правильного психического взаимодействия является наличность одинакового проявления одинако­вых психических переживаний различными членами группы; где этой тождественности нет, хотя бы и были налицо высокая психика и "восп­ринимающие аппараты", — нет и психического взаимодействия, и тем самым и социальной группы как некоторого надындивидуального единства.

Исходя из сказанного, мы можем представить себе образно психическое взаимодействие, данное в социальной группе, в таких чертах. Прежде всего, нам здесь дан ряд индивидов, находящихся друг с другом в психическом общении... Между этими индивидами непрерывно возникают и исчезают различные психические течения. Каждое из этих течений в продолжение своего перехода от индивида к другим успевает символизироваться, затем как символ или раздражитель воздействует на воспринимающие аппараты других, доходит до их психики и там снова переходит из символического бытия в бытие психическое, которое в свою очередь проявляется вовне в тех или иных символах; эти символы снова воздействуют на других, снова претворяются в психическую форму и т. д. Таким образом, психическое взаимодействие конкретно представляется как бы бесконечным числом нитей, ежеминутно возникающих и исчезающих между членами общения, как бы множеством электрических искр, непрерывно перебегающих от одного к другим и обратно...

Для того чтобы возможно было это общение, необходимо, чтобы формы проявления символики были однообразны. Без этого условия искра, идущая от одного, или не будет воспринята другими, или же будет воспринята неправильно.

Теперь сделаем краткое резюме всему сказанному в этой главе:

1) Социальное явление дано там, где дано психическое взаимодейст­вие между теми или иными центрами.

2) Таковыми центрами являются люди и высшие животные, об­ладающие развитой нервной системой.

3) Каждое психическое взаимодействие имеет две стороны: одну внутреннюю — чисто психическую; другую — внешнюю — символичес­кую; первая для нас непосредственно не дана, а дана всегда лишь в виде символов.

4) Каждый из бесчисленных психических процессов, возникающих между двумя или большим числом членов общения, при своем переходе от одного субъекта к другим необходимо должен пройти через этап "овеществления" или символизирования.

5) Ввиду этого для возможности правильного психического общения — и тем самым взаимодействия внутри социальной группы — помимо других условий необходимо еще одинаковое понимание самих символов, объективирующих душевные состояния. Где этой тождественности со­
всем нет — нет там, по существу, и социальной группы. Где степень ее очень низка — там низки и слабы и психические связи, скрепляющие одних членов с другими.

Таким образом, уже краткое рассмотрение самого процесса психи­ческого взаимодействия приводит нас к мысли, что вне организации нет и не может быть социальной группы, так как именно одинаковое пони­мание символов и является одним из элементов этой организации — ор­ганизации психической.