Пути развития предцивилизационных обществ

Поздняя первобытность, как отмечалось, характеризуется безраздельным господством земледельческо-скотоводческого хозяйства при образовании пле­менных институтов типа хорошо исследованных на полинезийском и африкан­ском материалах чифдомов (вождеств). Их правящая аристократическая вер­хушка, как убедительно показал Л.С. Васильев, реализует общественное право власти-собственности на коллективные ресурсы через использование ею (в том числе и в своекорыстных целях) системы централизованного перераспределе­ния произведенных излишков материальных благ.

Понятно, что в разных условиях на этой стадии сладывались и разные хозяй­ственные и социокультурные системы, которые можно классифицировать, опи­раясь на разные критерии, по-разному. Так, их можно различать по признаку причастности к определенным археологическим эпохам (неолит, энеолит, брон­зовый век) или по технологии выполнения земледельческих работ (мотыжное и пашенное земледелие). Но с точки зрения цивилизационной перспективы в та­кого рода обществах целесообразно сперва разграничить, во-первых, преимуще­ственно земледельческие, которые и выводят на уровень ранних цивилизаций, и, во-вторых, преимущественно скотоводческие (в наиболее развитом виде — кочевнические), не способные к самостоятельному построению цивилизации.

Рассмотрим сперва преимущественно земледельческие общества поздней первобытности. Среди них следует выделить, с одной стороны, земледельчес-ко-скотоводческие и сугубо земледельческие общества в зонах, где такая дея­тельность требовала коллективной организации труда (сухие субтропики и пр.), и с другой — подобные общества в природных условиях, где такая организа­ция или вовсе не требовалась (регулярно увлажняемая дождями область с уме­ренным климатом), или, по крайней мере, не имела большого значения. Такие хозяйственные различия большей частью, хотя и не всегда, определялись усло­виями водоснабжения. Там, где ирригация была жизненной необходимостью, всегда развивались коллективные формы земледелия, тогда как там, где атмос­ферных осадков было достаточно, создавались условия для утверждения пар-целлярно-семейных форм производства.

Начало расхождения отмеченных вариантов земледельческо-скотоводческих обществ прослеживаем уже с глубин восточносредиземноморского неолита. Уже тогда на Ближнем Востоке оформилась линия развития земледельческих об­ществ, основанных на коллективной организации хозяйственной деятельнос­ти, которая и привела к созданию древнейших цивилизационных систем.

Раннеземледельческо-скотоводческий в своей основе хозяйственно-культур­ный комплекс протонеолита Палестины и Сирии IX—VII тыс. до н. э., как и почти синхронные ему памятки предгорий Юго-Восточной Анатолии, Север­ной Месопотамии и горной системы Загроса, достиг не только оптимальной формы адаптации к местным условиям, но и смог обеспечить базу для возник- Становление производящего хозяйства и племенной организации ___________________________ 211

новения таких высокоинтегрированных социумов, как, например, тот, чьим центром был докерамический Иерихон с его каменными стенами и башней (на основани чего склонные к сенсационным заявлениям американские археологи прозвали его древнейшим в мире городом).

Такой уровень развития определял быстрый рост населения, для которого удоб­ных для возделывания земель в скором времени стало не хватать. С этим совпала новая фаза усиления аридизации (иссушения) на Ближнем Востоке, датируемая приблизительно концом VII—VI тыс. до н. э. К этому времени местное население уже одомашнило не только мелкий (козу в Палестине, овцу в Загросе), но и круп­ный рогатый скот, научилось изготовлять керамическую посуду и делало первые эксперименты с плавкой цветных металлов. Наличие здесь в протонеолитическое и неолитическое время поселений площадью до 10 га свидетельствует о довольно высоком уровне социокультурной самоорганизации общин, между которыми уже намечалось и некоторое разделение общественного труда.

Таким образом, к концу VII тыс. до н. э. на Ближнем Востоке была достиг­нута определенная "точка бифуркации", когда традиционная система жизнеде­ятельности, ввиду существенных экологических (аридизация) и демографичес­ких (устойчивый прирост населения) сдвигов, оказалась в кризисном состоя­нии, однако накопленный хозяйственно-организационный опыт и культурно-информационный потенциал предоставляли широкие возможности поиска, в соответствии с разнообразием конкретных условий, путей дальнейшего разви­тия. Поэтому не удивительно, что не позднее рубежа VII—VI тыс. до н. э. на Ближнем Востоке уже возникли не только система орошаемого земледелия (корни которой ухолят в VII, если не в VIII тыс. до н. э.), но и специализирован­ное отгонное и даже полукочевое скотоводство. Понятно, что там, где атмос­ферные осадки выпадали в достаточном количестве, потребность в искусствен­ном орошении не ощущалась, как и не было оснований сужать земледелие и переориентироваться на пастуший образ жизни.

Поэтому к началу VI тыс. до н. э. на Ближнем Востоке, а в скором времени и во всем Западноазиатско-Североафриканско-Южноевропейском макроре­гионе, между Северным тропиком и 50-й паралелью, наблюдаем процесс по­степенного размежевания между преимущественно пастушескими общества­ми степей, полупустынь и открытых нагорий, с одной стороны, и аграрными в основе своей обществами, часть которых, расположенная в засушливых зонах вдоль рек, все больше ориентировалась на ирригационное земледелие.

Появление родоплеменных обществ, специализировавшихся на подвиж­ном скотоводстве (пастушестве) определялось, в первую очередь, тем, что в условиях неуклонного роста населения и усиления аридизации более слабые, преимущественно периферийные группы ближневосточного неолитического населения ("потомки Авеля") вытеснялись в малопригодные для земледелия местности. Там им оставалось специализироваться на разведении домашнего, преимущественно (ввиду скудости кормовой базы) мелкого рогатого скота. Но, приспособившись к таким малоблагоприятным для жизни условиям, эти группы смогли в течение ближайших тысячелетий освоить огромные сухие пространства Северной Африки, Аравии и Среднего Востока. Не позднее как с первой половины VI тыс. до н. э. скот через Кавказ и Балканы попадает в благоприятные для развития скотоводства степные и лесостепные области Северного Причерноморья, Приазовья и Предкавказья. Здесь преобладало 212 ________________________________________ Первобытные основания цивилизации

индоевропейское в этноязыковом плане население, вскоре после освоения первичных навыков скотоводства одомашнившее (не позднее рубежа V— IV тыс. до н. э.) коня. Использование коня, в сочетании с адаптацией рогатого скота к местным условиям, обеспечило возможности дальнейшей широкой экспансии скотоводческих индоевропейских племен пространствами Евразии — от Западной Европы до северных областей Индии и Китая — в течение IV—II тыс. до н. э., о чем обстоятельнее речь пойдет ниже.

Сейчас важно подчеркнуть, что рост производительности скотоводческого хозяйства на стадии поздней первобытности (и много позднее) был, в первую очередь, связан с расширением площади пастбищ. Поэтому постепенно паст­бищами становятся почти все открытые и малопригодные или непригодные для земледелия пространства Северной Африки и Евразии. Эффективное ис­пользование их в качестве пастбищ предусматривало увеличение протяженно­сти перегонов скота, что, в свою очередь, повышало подвижность скотоводов и уменьшало значимость в их среде занятия земледелием. Этому содействовали и аридизационные процессы, в особенности ощутимые в Северной Африке, Аравии, на Среднем Востоке и в Центральной Азии на протяжении III и в особенности во II тыс. до н. э. (когда окончательно сложились Сахара, Аравий­ская пустыня, Каракумы и Кызылкумы, Такла-Макан и Гоби).

Нарастание засухи вело к сужению кормовой базы для скота, что также сти­мулировало повышение мобильности скотоводов. Вследствие этих процессов в течение второй половины II тыс. до н. э. скотоводческие племена зоны Евразий­ских степей переходят к кочевому образу жизни — номадизму. Очевидно, при­близительно в то же время кочевничество начинает утверждаться также в Север­ной Африке и Аравии, чему там способствовало одомашнивание верблюда.

Однако кочевнический путь развития, о чем подробнее пойдет далее, оказал­ся тупиковым. Из-за экстенсивности скотоводства и других обстоятельств нома­ды могли выйти на уровень формирования раннегосударственных структур лишь при условии даннического подчинения соседних земледельческих племен и ус­тановления непосредственных связей с уже сложившимися цивилизациями. Собственный потенциал кочевнической линии развития исчерпался довольно быстро, и с середины I тыс. до н. э. никакого существенного прогресса в хозяй­стве, общественной системе и культуре номадов не наблюдается (кроме, разуме­ется, отдельных изобретений типа стремян и сабель и заимствований у более развитых соседей, в особенности в процессе восприятия мировых религий).

Признав скотоводческо-кочевническую линию эволюции позднепервобытных обществ тупиковой, приходим к выводу, что на уровень цивилизации собственны­ми силами могут выйти лишь земледельческие или тем более земледельческо-скотоводческие общества, ориентированные на выращивание зерновых культур. Поэтому можно сказать, что только зерновое земледелие обеспечивает хозяйствен­ную базу для возникновения цивилизации.

Но, как было сказано, с VII—VI тыс. до н. э. наблюдается расхождение двух линий эволюции земледельческо-скотоводческих обществ, одна из которых ори­ентировалась на ирригационное земледелие, другая в нем не нуждалась.

Как известно, первые цивилизации возникают в условиях широкомасштаб­ного ирригационного земледелия в долинах великих рек сухих субтропиков — Нила, Тигра и Евфрата, Инда с его многочисленными притоками, несколько позже — Хуанхэ. Как в связи с этим более ста лет назад писал Л. Мечников:Становление производящего хозяйства и племенной организации 213

"Исторические реки, эти великие воспитатели человечества,... не выделяются среди прочих рек мощностью объема своих вод.... Но все эти реки обладают зато одной замечательной характерной чертой, способной объяснить секрет их выдаю­щейся исторической роли: все они обращают орошаемые ими области то в плодо­родные житницы, питающие миллионы людей..., то в заразные болота, усеянные трупами бесчисленных жертв. Специфическая географическая среда этих рек мог­ла быть обращена на пользу человека лишь коллективным, сурово дисциплиниро­ванным трудом больших народных масс, хотя бы состоявших из самых разнооб­разных этнических элементов.... Малейшая оплошность при прорытии какого-нибудь канала, простая леность, эгоизм одного человека или небольшой группы при общей работе над созданием коллективного богатства — оберегания драгоцен­ной влаги и рационального пользования ею — могли быть причиной бедствия и голодовки всего народа. Под страхом неминуемой смерти река-кормилица застав­ляла население соединять свои усилия на общей работе, учила солидарности"¹.

В других случаях (ольмеки и майя на Юкатане, Минойский Крит и Микен­ская Греция, Хеттское царство и т. п.) цивилизации могут возникать и не на основе поливного земледелия. Однако и здесь мы неизменно наблюдаем веду­щую роль организационной деятельности властных структур в обеспечении эффективного функционирования систем производства и перераспределения материальных благ. Последнее касается и социумов полинезийцев, вышедших на уровень становления раннегосударственных структур и формирования ос­нов собственной (впрочем, так и не сложившейся) цивилизации (Гавайский архипелаг, острова Тонга, отчасти и о. Пасхи).

При этом с глубин неолита параллельно с линией развития коллективного зернового хозяйства прослеживается и развитие земледельческих общин, осно­ванных на парцеллярно-семейной системе социально-экономической жизни. Такой тип общества можно предполагать уже для протонеолитических и неолитических поселков Западной Анатолии типа Хаджилара. В следующие тысячелетия это на­блюдается в земледельческо-скотоводческих обществах Юго-Восточной Европы.

Высокоразвитые энеолитические культуры Балканско-Дунайско-Карпатского ареала (Караново, Боян, Гумельница, Кукутени-Триполье и им подобные) к началу V тыс. до н. э. практически ничем в социокультурном плане не уступавшие тогдашним обществам Египта и Месопотамии, базировались на парцеллярном, семейном земледельческо-скотоводческом хозяйстве (в рамках родовой или гетерогенной общины, состоящей из представителей нескольких родов).

Без технологической модернизации на основании широкого внедрения ме­таллических орудий (что в эпоху энеолита было невозможно) и иных новаций выше достигнутого уровня они продвинуться не могли. Поэтому, так и не пре­одолев рубежа цивилизации, они оказались в состоянии стагнации. На исходе энеолита они гибнут вследствие как внутреннего кризиса, так и в результате экспансии степных соседей — скотоводческих индоевропейских племен, кото­рые набирали силу на протяжении V—III тыс. до н. э. Но в эпоху поздней бронзы и особенно с переходом к железному веку социально-экономический тип земледельческих обществ с развитой системой автономных домохозяйств решительно заявляет о себе по всей Европе.

Таким образом, наблюдаем два основные варианта развития позднеперво-бытных преимущественно земледельческих обществ: восточный, связанный с

'Мечников Л. Цивилизации и великие исторические реки. — М, 1995. — С. 358. 214