Неверия и безнадежности

Вопросы о соотношении веры и надежды, неверия и безнадежности проблемно можно сформировать так: «Мы надеемся потому, что верим или верим, потому что надеемся?» «Мы переживаем состояния безнадежности потому, что не верим или мы не верим потому, что переживаем состояния безнадежности?»

Вера – это, как отмечалось, убеждение в том, что те или иные события, процессы в будущем будут развиваться в соответствии с нашими предположениями. Так как будущее – это то, что только может быть, то вера, как правило, кроме желания, опирается так же на те или иные знания возможностей их удовлетворения. Знания желаний и возможностей делает наше будущее определенным, но поскольку любое знание будущего относительно, ограничено (человек в силу разных причин в принципе никогда не может учесть абсолютно всего, что может произойти в будущем), то будущее одновременно является и неопределенным. Вера же эту неопределенность как бы снимает. Поэтому вера, как справедливо отмечал Э. Фромм, есть определенность неопределенности. «Вера – это готовность действовать ради цели, удачное достижение которой не запланировано» (У. Джеймс).

Вера, в известном смысле, есть нечто большее, чем те знания, на которые она опирается. Русский философ В.С. Соловьев утверждал «…самое внешнее познание в своем объективном значении основывается на вере. Что же, собственно, составляет предмет этой веры? Это есть то, что не может быть ощущением и понятием, что больше всякого факта и всякой мысли, именно безусловное существование предмета».

Надежда же – это ожидание того, что нечто может осуществиться. Но что собой представляет это нечто? Только то, в осуществление чего я верю. Если, к примеру, я верю в то, что книгу, которую сейчас пишу, я напишу и издам, то я одновременно и надеюсь на это, и ожидаю осуществления этого.

Далее. Вера зависит от силы наших желаний. «Люди верят тому, – отмечал Ф. Вольтер, – чего страстно желают». А сильные желания человека и вера в свое «Я могу» рождают самые сильные надежды.

Из сказанного следует, что вера выступает основаниями надежды, но надежда не сводится только к проявлению веры. Надежда – это еще и предварительные, предвосхищающие переживания той радости, которую человек испытывает после осуществления тех своих проектов, в осуществление которых он верит. В этом – сладость надежды и объяснение того, почему надежда выступает важнейшим источником душевной энергии человека. Но эта энергия может расходоваться как для достижения разумных целей, так и целей неразумных. С точки зрения общественных и личных желаний и интересов надежды могут быть связаны с ожиданием результата, имеющего либо непосредственно личные значения (надежда, например, на свое выздоровление), либо значение общественное (то в деятельности человека, что имеет общественное значение, обычно в том, или ином отношении имеет и личное значение). При этом, ожидание человеком результатов, имеющих общественное значение, всегда в той или иной мере связано и с ожиданием их признания другими людьми. У. Джеймс писал «Одно из коренных свойств человеческой натуры – это желание быть оцененным по достоинству». Поэтому каждый сколько-нибудь значимый результат нашей деятельности, хороший поступок всегда осознанно или неосознанно сопровождается надеждой на одобрение нас другими людьми. Но надежда на признание другими, обществом – вещь капризная, во многом от нас независимая и поэтому, малоуправляемая. Ни одного человека никогда не будут все признавать, хвалить. «Если хороший он, – рассуждал Л.Н. Толстой, – люди дурные находить будут в нем дурное и будут над ним смеяться, или осуждать его. Если же дурной он, одобрять его не будут хорошие. Для того, чтобы хвалили все, ему перед добрыми быть надо добрым, а перед дурными – дурным. Но тогда узнав это, и те, и другие презирать будут его».

На что же тогда человеку надеяться? Прежде всего на то, что прямо и непосредственно зависит от него. А от него прежде всего зависит качество делаемого дела, нравственное содержание его действий, работа над собой, самосовершенствование ради творения благ для себя и для других. Поэтому «самое быстрое и верное средство прослыть добродетельным человеком не в том, чтобы казаться таким перед людьми, а только в том, чтобы работать над собой, с тем, чтобы был добродетельным» (Беседы Сократа). «Порядочному человеку не подобает гнаться за всеобщим уважением: пусть оно придет к нему само собой и, так сказать, помимо его воли» (Н. Шамфор). Коротко говоря, человек в продуктивной деятельности должен возлагать свои надежды, в первую очередь, на получение удовлетворения не от признания, одобрения себя другими людьми, а от самого процесса деятельности и от осознания общественной значимости ее результата. Еще Аристотель утверждал: «Идеальный человек испытывает радость от того, что делает благодеяния другим, но ему стыдно принимать благодеяния от других. Возвышенные натуры творят добро, низшие натуры принимают его». Американский специалист в области человеческих отношений Д. Карнеги советует: «Если мы хотим обрести счастье, давайте прекратим думать о благодарности или неблагодарности, а будем совершать благодеяния ради внутренней работы, которую при этом испытываем». Однако в силу своей общественной природы, видимо, ни один человек не может полностью освободиться от надежд на признание себя другими людьми. Личный опыт автора свидетельствует о том, что надежда на достижение общественно значимой цели и надежда на признание ценности достигнутого результата, взаимно дополняя друг друга, творческую энергию только усиливают. Над своим имиджем (имидж в переводе с английского означает образ) человек может работать и сам. Над имиджем человека также работают специалисты, (например, в области политической психологии).

Существенно отметить то, что стремление к признанию себя другими людьми выступает значительной силой человеческой активности не только у альтруиста, но и у эгоиста. Ведь и у человека, ставящего в своей жизни во главу угла, например, накопление богатства, тоже движет надежда на признание других. Учет этой стороны человеческой жизни и преувеличение ее роли, видимо, послужило основанием для сведения известным американским психологом Т. Шибутани всей самореализации индивида к «сублимации» личности в науке, искусстве, технике, спорте и т.д. Эта сублимация порождается страхованием от подспудного «чувства неполноценности» желания утвердить себя во мнении окружающих людей. Т. Шибутани полагает, что именно стремление к общественному признанию сознательно или бессознательно является подлинной целью такой сублимации. «Хотя вслух они говорят о целях, которые часто выглядят весьма гуманными… люди необычайно озабочены тем, чтобы их достижения вызвали одобрение окружающих» (Шибутани Т. Социальная психология. М, 1969. С. 363).

Но чрезмерная ориентация на признание себя окружающими, непомерная жажда почестей, гипертрофированное стремление к почетному положению ведет к развитию такой негативной черты характера как тщеславие или честолюбие. Эта ориентация обычно замешана на явной самоуверенности человека. Приведем высказывания об этом явлении некоторых деятелей культуры. «Ненасытное честолюбие помрачает ум человека, и он не замечает грозящих ему опасностей» (Эзоп, древнегреческий баснописец. VI – V вв. до н.э.). «Тщеславные люди вызывают презрение мудрых, восторг у глупцов, являются идолами для паразитов и рабами собственных страстей» (Ф. Бэкон). «Там, где замешано честолюбие, нет места чистосердечию» (О. Бальзак). «Очень редко, а вернее никогда не бывает так, чтобы наше честолюбие не приносило вреда другому» (М. Сервантес). «Честолюбие восполняет низменные души гораздо легче, нежели возвышенные: омет соломы или хижина загораются быстрее, чем дворец» (Н. Шамфор). «Тщеславный человек всегда бывает низок» (П.И. Чайковский). «Тщеславие – страшная сила, действующая внутри нас и против нас же самих» (В. Гюго). «Тщеславие есть не что иное, как несвоевременная попытка получить громкую известность, прежде чем мы заслужили ее» (А. Смит, английский философ, экономист. 1723 – 1790).

Соблазн тщеславия заключается в том, чтобы делать то, что делаешь не для дела, не для своей души, а только для того, чтобы получить одобрение людей. Считается, что ни один соблазн не удерживает людей так долго в своей власти и так не отдаляет людей от понимания истинного смысла человеческой жизни, как забота о славе, об ободрении, людской похвале. И когда трудно, почти невозможно понять, для чего человек так поступает, можно быть почти уверенным, что причина его поступков – желания людской славы. В этом случае забота человека о своем имидже, о своем Я – зеркальном становится первичной, а дело – вторичным. Такой человек обычно стремится заявить о себе везде, быть, как говорят, все время «на экране», всем встречным «трезвонить» о достигнутых результатах, даже самых незначительных. «Воздавать должное своим достоинствам наедине с собой столь же разумно, сколь смехотворно превозносить их в присутствии других» (Ф. Ларошфуко). Для своего славословия, честолюбия, нередко используют и других людей.

Тщеславие проявляется и в стремлении делать то, что требуют «все». Общество говорит человеку: «думай, как мы думаем, верь, как мы верим, одевайся, как мы одеваемся» и т.д. Если же кто этим требованиям не подчиняется, то общество может его замучить своими насмешками, сплетнями, ругательствами. И не покорится этому трудно, а, между тем, покорись, и ты человек уже не свободный, а раб. «Только заботой о чужом мнении объяснить можно себе самый обыкновенный и, вместе с тем, самый удивительный поступок людей: ложь. Человек знает одно, но говорит другое. Зачем? Нет другого объяснения, как только то, что он думает, что, если он скажет правду, люди не похвалят, а если солжет, люди похвалят его» (Л.Н. Толстой).

Почему тщеславие для человека губительно? Потому что оно является выражением его самоотчуждения, отказа от своего истинного Я-сущностного, от своей уникальности в пользу мнения социальности. Но так как социальность (социальное) по своему содержанию весьма неоднородна (реализации Я-сущностного человека она может как способствовать, так и препятствовать), то построение своей жизни в соответствии с программой Я – сущностного, изначальное позитивное творение себя всегда предполагает избирательные отношения к социальному, отказ от многих «идолов», призраков (суеверий, привычек, ложных представлений, форм поведения и т.д.), стихийно ассимилированных из среды или официально навязываемых разного рода идеологических представлений. И, нередко, человеку бывает не легко отступить от принятых обычаев, представлений и других идолов, так как при всяком шаге к тому, что бы становиться лучше, нам приходится сталкиваться с реальными носителями этих идолов и подвергаться их осуждению. Поэтому каждому, стремящемуся строить свою жизнь в соответствии с программой своего Я-сущностного, ориентирующемуся на самосовершенствование, к этому надо быть готовым. И опираться в этом случае следует прежде всего на веру в себя и надеяться, в первую очередь на самого себя. Справедливо говориться: «Жизнь прожить – не поле перейти».

Таким образом, надежда, вырастая на почве веры и опираясь на нее, одновременно является относительно самостоятельным источником душевной энергии человека. Но эта энергия может расходоваться как для достижения разумных целей, так и неразумных. Кроме того, надежда оказывает на веру и обратное воздействие: чем человек больше надеется, тем вера его сильнее. И наоборот. И это понятно. Ведь надежды стимулируют сферу нашего «Я могу», расширяя ее горизонты и тем самым, укрепляя и усиливая уверенность в себя.

Аналогичным является и механизм связи неверия и безнадежности. Неверие во что-либо или в кого-либо или слабая вера – это источник, питательная почва безнадежности или слабой надежды на что-либо или в кого-либо. Если отсутствие всякой надежды проявляется в отчаянии, безысходности, то слабая надежда – в таких душевных состояниях как тоска, печаль, грусть. Состояние безнадежности или слабая надежда, в свою очередь, оказывают на веровательное отношение обратное воздействие. Если безнадежность просто тушить, гасить едва ли не любой проблеск проявляющейся веры, то слабая надежда не в состоянии стимулировать веру в силу своей слабости.

Чем определяется исключительная роль в жизни человека веры и надежды и феноменов, им противоположных. Ведь на первый взгляд они кажутся такими призрачными, эфемерными. В действительности рассматриваемые здесь состояния внутреннего мира – это базис, фундамент всей жизни, так как они интегрируют в единое целое все наши духовные и физические силы: желания, возможности и знания, мотивы и убеждения, эмоции и волю. Именно потому, что вера и надежда, как и неверие и безнадежность, выступают интегральными характеристиками духовного мира человека, они оказывают решающее воздействие на активность и результативность его деятельности.

Существенно отметить то, что вера и надежда по отношению к неверию и безнадежности в определенном отношении выступают как первичные. Чтобы возникло неверие, вначале должна быть вера, чтобы возникла безнадежность, вначале должна быть надежда.

Разумеется, имеет место и первоначальное возникновение к кому-либо или к чему-либо неверия, которое может сохраниться и в дальнейшем, чтобы со временем превратиться в веру. Это же можно сказать и в отношении безнадежности и надежды. Именно в силу первичности веры и надежды по отношению к неверию и безнадежности, вера и надежда оказываются сильнее последних. Подтверждением этого является сам факт продолжения общественной и личной жизни огромных масс людей. Если бы вдруг случилось так, что всеми людьми планеты охватило состояние полного неверия и безнадежности, то они, вероятнее всего, губили бы друг друга и самих себя, как мух, и человеческая жизнь просто прекратилась бы.

Почему человек в своей жизни должен в себя верить? Жизнь каждого человека это цепь никогда не прекращающихся действий, направленных на разрешение встающих пред ним все новых и новых жизненных противоречий, проблем, задач. Жить – это значит решать проблемы, задачи, строить розного рода проекты, планы и стремиться притворять их в жизнь. И если мы будем стремиться к решению жизненных проблем, прилагая при этом необходимые усилия, то мы должны верить, что поставленных целей достигнем. В вере человека в самого себя, и на уровне рода, и на уровне отдельного индивида, выражается глубинная сущность человека вообще, раскрывается одна из его тайн. Сущность человека вообще обычно раскрывают прежде всего через наличие в нем разума, его разумности. Но разумность действительно является таковой только тогда, когда она неотделима от веры. Мысль эта хорошо выражена в стихотворении советского поэта Леонида Мартынова «Вера».