Молитвенные храмины и открытые христианские храмы пер­вых трех веков

Где и как происходили собрания первых христиан для молит­вы, — общий ответ на это дают Деяния и Послания Апостольские, особенно вторая глава книги Деяний, в 46 стихе которой говорится следующее: «И каждый день (апостолы с другими верующими) единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца». Отсюда ясно откры­вается существование у первых христиан общих с иудеями публич­ных собраний в храме (εν τω ιερω) и более тесных и замкнутых по до­мам (κατ' οίκον). Первые были необходимым следствием возникно­вения христианства среди иудейства и близких отношений Иисуса Христа и Его учеников к Иерусалимскому храму. Хотя исповедание Христа и крещение в Него проводили резкую грань между обществом иудейским и первохристианским, но ветхозаветное Писание и молитва, насколько они входили в состав храмового еврейского бого­служения, могли служить как бы пропедевтикою христианства для иудеев и приготовляли их к последнему особенно своей прообразовательной стороной. Вторые, то есть, собрания по домам, отвечали пот­ребностям первых христиан, как особого религиозного общества, вы­ходили из их естественного стремления уединиться, отправлять соб­ственные обряды, молиться Богу в среде своих собратий и единоверцев. Если первые имели главным образом миссионерскую задачу и посещались христианами из иудеев, то последние удовлет­воряли религиозным интересам христианского общества и служили средством для взаимного единения и сношения между собою его чле­нов. В смешанных храмовых собраниях, конечно, не было места для совершения таинства евхаристии и вообще христианского богослу­жения. Это последнее происходит в домашних закрытых собраниях христиан. Со временем последние взяли перевес над первыми и по­служили почвой, где зародился и мало-помалу созревал христи­анский обряд, и постепенно слагались те литургические и дисци­плинарные требования, с которыми должны были сообразоваться впоследствии открытые храмы христиан.

Как только образовалось зерно христианской общины, члены ее в числе ста двадцати человек собираются в Иерусалиме в особой горнице, где и пребывают все единодушно в молитве и молении (Деян. I, 13—14, 16). Неизвестно, была ли это та самая горница, в которой Христос совершил с учениками пасхальную вечерю и установил таинство евхаристии, как предполагают некоторые; но нет сомнения, что она была собственностью кого-либо из лиц, принадлежавших этой небольшой общине. Когда число членов иеру­салимской общины, вследствие вдохновенной проповеди ап. Петра в день Пятидесятницы, значительно увеличилось, и одного дома, как бы он ни был поместителен, оказалось недостаточно, верующие стали собираться для молитв и преломления хлеба по домам груп­пами или кружками. Эти первые места собраний христиан были молитвенными храминами, молельнями в частных домах, а не храмами в строгом смысле слова. Христианство начало с них, как начинает всякая вновь возникающая религиозная община, у которой и богослужение находится еще в зародыше и потому не требует сложных приспособлений для своего совершения, и внешнее поло­жение не обеспечено, да и средства материальные не велики, так что и при желании улучшить и развить обрядовую обстановку оказываются непреодолимые препятствия. У христиан первого вре­мени такого стремления, нужно заметить, и не было. То, что называется теперь богослужением, было у них так незатейливо и однообразно, что легко обходилось простыми домашними средст­вами. Они соблюдали известные часы молитвы, образцом для ко­торых послужил обычай Иерусалимского храма, и которые у христиан получили особый религиозный характер по воспоминаниям о Христе, с ними связанным. Но молиться ли в эти знаменательные сроки дня, или независимо от них, конечно, можно было с полным удобством дома. Христиане так и делают: они собираются для общих молитв в домах своих единоверцев и у себя дома упражняются в одиночной молитве. Что же касается до совершения евхаристии, то это не было вначале какое-нибудь сложное литургическое действие с широкой обрядовой обстановкой; в своей первоначальной форме это было простое с внешней стороны, но таинственное с внутренней преломление хлеба и благословение чаши, совер­шавшиеся с известными молитвами предстоятелем собрания.

Когда в день воскресный или в присутствии апостолов состав­лялись многолюдные собрания, для них избирались более простор­ные помещения в домах состоятельных владельцев-христиан, и самое богослужение являлось уже с более развитой обрядовой обста­новкой. В таком виде изображает ап. Павел молитвенные собрания христиан в Коринфе, где происходило и чтение Писания с объяс­нением его, и пение гимнов, и евхаристия с агапами. На языке Апостольских Посланий это называется сходиться вместе (επί τοαυτό), а самые собрания обозначаются словом εκκλησία. Эти мно­голюдные собрания и в век апостольский, по-видимому, отличались от тесных семейных кружков и назывались церквами — έκκλησίαν, то есть, собраниями κατ' εξοχήν. Они ясно противополагаются до­мам, служившим житейским целям и не имевшим литургического назначения. Так ап. Павел, упрекая коринфских христиан в неприличном поведении на общих вечерях любви, указав на жад­ность, с какой некоторые позволяли себе пользоваться обществен­ным столом, говорит в заключение: «разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить, или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих!» (1 Кор. XI, 18, 20—22, 33—34; сн. XIV, 34—35). Здесь церковь (εκκλησία) есть нечто совершенно отличное от дома (οικία); она противопоставляется ему не как помещение, не как место собрания, а по своему назначению для особых отправлений, име­ющих религиозный литургический характер. Таким образом, слово εκκλησία не дает никаких указаний на внешний вид молитвенных зданий, молитвенных помещений, и удобно мирится с каждым из них, начиная простым домом и кончая самым совершенным византийским храмом. Равным образом и название христианских церквей молитвенным домом или просто домом не всегда указывает на домовые помещения для богослужебных собраний, но весьма часто прилагается к церквам, как открытым зданиям, какими без сомнения они были в IV веке. Обозначение это важно в истории церковной архитектуры, как воспоминание о той поре, когда храмы были в домах, и когда христианское богослужение замыкалось все­цело в их пределах. В этом же общем смысле собрания следует понимать и те выражения ап. Павла, в которых он обращается к Акиле и Прискилле, Нимфану, Филимону и другим, приветствуя их вместе с домашней их церковью. «Приветствуйте Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе... и домашнюю их церковь» (και την κατ' οίκον αυτών έκκλησίαν) ¹⁷. Не о здании, конечно, идет здесь речь, и немыслимо посылать приветствие поме­щению, но для нас важна терминология, именно та связь, в какую поставлены здесь εκκλησία с οίκος, как религиозная община с ее богослужебным центром. Имея в виду эту практику, св. Иоанн Златоуст в свое время заметил: «прежде дома были церквами, а теперь церковь сделалась домом»; как и в другом месте, изображая строгие нравы первых христиан, выразился таким образом: «они (т. е. христиане) были так благочестивы, что могли и свой дом превратить в церковь».

Само собой понятно, что не может быть и речи о точном воспроизведении первохристианского молитвенного дома. Не только не сохранилось его изображений, но нет и сколько-нибудь удов­летворительного описания его устройства, нет даже самых общих указаний на ту обстановку, которой эти молельни хотя бы на время богослужебных собраний отличались от обыкновенных христианских жилищ того времени. Приходится поэтому отметить лишь несколько подробностей этого архаического христианского храма по кратким отрывочным известиям и случайным заметкам, дошедшим до нас от тогдашних писателей. По вознесении Господа, ученики Его, возвратившись с горы Елеонской в Иерусалим, взошли в горницу (άνέβησαν εις τό υπερώον), где и пребывали все единодушно в молитве (Деян. I, 13). В горнице (έν ύπερώω) была положена Тавифа в ожидании погребения (Деян. IX, 37, 39). В тех же Деяниях Апостольских рассказывается о посещении ап. Павлом Троады и о молитвенном собрании, которое имел здесь апостол с другими ве­рующими. «Во время продолжительной беседы Павловой один юно­ша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, упал вниз с третьего жилья и поднят был мертвым» (Деян. XX, 9). Дом был трехэтажный (τρίστεγος), а горница, в которой происходило собрание и преломление хлеба, имела окна и ночью освещалась довольно значительным числом светильников. Таким образом, несколько одновременных свиде­тельств указывают на помещение богослужебных собраний христиан в верхней части жилья, во внутренней комнате верхнего этажа дома. На такое положение христианских молелен делает несколько намеков и автор Филопатриса — известного сатирического произве­дения, где осмеиваются нравы христиан ¹⁹,— сочинения, не призна­ваемого современной критикой подлинным сочинением Лукиана Самосатского. «Случай завел меня в незнакомый дом, — говорит он от имени героя своего произведения, — поднявшись по лестнице, я очутился в комнате с вызолоченными карнизами, которая на­поминала собой палаты Менелая. Здесь я нашел, впрочем, не пре­красную Елену (виновницу Троянского побоища), а коленопрек­лоненных людей с бледными лицами». Нет основания видеть в этом месте лишь одну карикатуру и упрекать автора в злонаме­ренном искажении дела; в словах его не трудно подметить и черты, указывающие на молитвенное собрание христиан в доме какого-либо из своих богатых сочленов. Христианство с самых первых времен не было религией только бедняков. Анания и Сапфира были вла­детелями поземельной собственности; Филимон, к которому ап. Па­вел писал послание, имел раба, за которого апостол ходатайствует. Великое множество христиан в Риме, как показывают катакомбные памятники и надписи, состояло не из одних рабов, но и из лиц богатых и знатного происхождения.

Представленное описание первохристианского молитвенного до­ма до того обще и бледно, что может быть отнесено ко всякому жилью, ко всякому помещению, безотносительно к тому особому назначению, какое они получали в богослужебном употреблении христиан. Это обстоятельство приобретает особенную важность в глазах исследователей. Так как устройство обыкновенных жилищ того времени, особенно греко-римских домов, довольно хорошо изве­стно, то ученые путем рассмотрения внутреннего расположения последних надеются дать несколько более определенных и подроб­ных указаний на помещение и убранство первохристианских мо­лелен.

Словом οίκος, которым называются иногда в Деяниях и Пос­ланиях Апостольских места молитвенных собраний христиан, по мнению некоторых ученых, обозначались в первое время христиан­ства не вообще дома, а известного устройства и назначения комнаты в них. Если это положение еще не может считаться доказанным в отношении к еврейским и вообще восточным жилищам, то оно должно быть признано бесспорным по отношению к греко-римским домам. До нас сохранились образчики последних в Помпее и Гер­кулануме, где их открыли под массой лавы, выброшенной Везувием в 79-м году по Рождестве Христовом. Судя по этим сравнительно хорошо сохранившимся памятниками и описаниями Витрувия, специалиста-архитектора времен Августа, помпейские дома, при поразительном сходстве между собой, почти все были двухэтажные, состояли из множества маленьких комнат и были разделены на две половины: переднюю — публичную, и заднюю — семейную. Уз­ким проходом — нашей передней, входили с улицы в так называ­емый атриум — довольно большой четырехугольный зал с отвер­стием по середине крыши для пропуска света и для проведения дождевой воды, лившейся в каменный резервуар, устроенный на полу. Около атриума группировался ряд маленьких комнат, хозяй­ственное и житейское назначение которых трудно определить теперь с точностью, точно также, как их число и относительное положение. Видно только, что римляне того времени жили гораздо теснее и уютнее, чем живем теперь мы. К задней стороне атриума, прямо против входа с улицы, примыкал таблиний, служивший чем-то вроде кабинета для хозяина дома, где он принимал посетителей по делам. Этой рабочей комнатой оканчивалась передняя половина дома, сообщавшаяся с заднею, доступной только для друзей и близких знакомых, посредством коридоров. Центральную часть се­мейного помещения составлял перистиль — большой великолепный зал, получивший свое название от поставленных параллельно сте­нам его рядов колонн. Подобно атриуму, перистиль получал осве­щение сверху и снабжен был также бассейном. По бокам его шли небольших размеров семейные комнаты, как-то: спальни, столовая, гардеробная и др. Продолжая путь через перистиль вглубь дома, мы встречаем ближе или дальше от него продолговатое четыре­хугольное помещение, известное под именем οικος-a (по-латыни oecus). Что такое был этот οίκος? При неодинаковости своих раз­меров и устройства в различных римских домах, все же это был довольно обширный зал, делившийся иногда по длине на три части двумя рядами колонн, поддерживавших кровлю. Он превосходил окружавшие перистиль семейные покои не только своей обширно­стью и величиной окон и дверей, но и убранством. Стены его расписывались живописью, пол отделывался мозаикой, а для ноч­ного освещения по стенам висели лампы и люстры.

Составляя наиболее поместительную и почетную часть хозяй­ской половины, эти экусы или икосы служили праздничной столовой или триклинием, в котором сходились для пиршеств и бесед не только члены семьи, но и близкие знакомые и друзья хозяина дома. Эти-то просторные комнаты, удаленные от уличного шума и нескромного постороннего взгляда, при том же хорошо обстав­ленные, и могли служить, по мнению ученых, удобным помещением для христиан на время многолюдных собраний для совещаний между собой, молитв, совершения евхаристии и соединенных с ней вечерей любви. Предположение весьма правдоподобное, оправдываемое до некоторой степени и евангельским повествованием. Комната, в ко­торой собирались первые верующие, предназначена была для ве­черей, служила столовой. Воскресший Христос, явившись одиннад­цати ученикам Своим, застал их возлежавшими (άνακειμένοις), спросил о пище, и они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда (Марк. XVI, 14; Лук. XXIV, 41—42). Вероятность предполо­жения возрастает еще больше оттого, что Витрувием и другими древними писателями отмеченные нами икосы сопоставляются и даже отождествляются с домовыми базиликами (basilicae dotne-sticae) — теми великолепнейшими и громаднейшими залами, кото­рые устраивались во дворцах цезарей и в палатах знатнейших римских граждан. Но что домовые базилики имели иногда бого­служебное назначение, это доказывается отчасти сходством их с структурой первых христианских базилических церквей, но главным образом положительными историческими данными. В так называ­емых «Воспоминаниях св. Климента» рассказывается, что один из знатных христиан в Антиохии, по имени Феофил, «освятил под именем церкви огромную базилику своего дома» (ut domus suae ingentem basilicam ecclesiae nomine consecraret) и передал ее в распоряжение своих единоверцев ²¹

Итак, первыми христианскими церквами, выражаясь неточно и предположительно, были столовые залы частных домов. Избирая эти, а не другие помещения для своих богослужебных собраний, христиане, без сомнения, делали в них и некоторые приноровления, сообразно с потребностями своего богослужения. Стол, седалища и другие необходимые принадлежности обычных столовых могли, ко­нечно, служить естественной обстановкой христианских молитвен­ных собраний и связанных с ними религиозных отправлений, но последние, разумеется, не могли совсем обойтись без особых на­рочитых приспособлений. Сам Спаситель, прежде чем совершить последнюю вечерю, посылает наперед двух учеников Своих, чтобы они приготовили Ему есть пасху; Он совершает последнюю и учреждает новозаветное таинство в горнице большой, устланной и уже готовой. Пример Господа был священным и обязательным для всех веровавших в Него. За отсутствием положительных данных, нельзя сказать, впрочем, определенно, в чем именно выразились заботы первых христиан по устройству и приноровлению применительно к нуждам христианского богослужения своих домо­вых помещений. Можно лишь предполагать с большой, однако, вероятностью, что приспособления эти состояли в приготовлении стола для совершения евхаристии, возвышения для чтеца, мест для священнодействующих и молящихся и особого столика, а может быть, и отдельной комнатки, куда складывались приношения ве­рующих до выделения из них веществ, необходимых для таинства. В Апостольских Постановлениях молитвенный дом, как сейчас увидим, является уже с довольно сложными приспособлениями, необходимыми для совершения евхаристии епископом со служащими ему пресвитерами и диаконами, в виду многолюдного собрания. Правда, памятник, на который я ссылаюсь, немного позднее того времени, о котором веду речь; но не надобно забывать, что описы­ваемый в нем образ храма и порядок, строго наблюдавшийся в последнем, явились не вдруг, а слагались постепенно и, нет сом­нения, имеют в своей основе первохристианский молитвенный дом с его апостольской практикой.

Обычай верующих первых веков собираться на молитву и бо­гослужение в наиболее поместительных и удобных домах своих сочленов, вызванный особыми обстоятельствами, в которых на­ходилась юная, небогатая и гонимая христианская община, не был, впрочем, явлением только вынужденным, а потому и не прекратился с веком апостольским и послеапостольским. Находя себе опору в патриархальном строе семьи и в недостатке открытых и вполне поместительных церквей, поддерживаемый стесненным положением христиан в греко-римском мире, этот обычай глубоко вошел в нравы христианского общества и выразился в устройстве молелен или маленьких церквей в домах. «И домы Божии (τους οίκους τοϋ Θεοΰ), — говорят о последних отцы Гангрского собора, — почитаем и собрания, бывающие в них, яко святыя и полезныя приемлем, не заключая благочестия в домах, но почитая всякое место, соз­данное во имя Божие» (прав. 21). В канонических памятниках они чаще называются о! ευκτήριοι οίκοι ένδον οικίας. Β этих молитвен­ных храминах, внутри домов находившихся, христиане продолжали по-прежнему собираться на молитву, совершать евхаристию, крестить и отпевать. Впрочем, ввиду появляющихся время от вре­мени еретиков и раскольников, державшихся ложного учения, осо­бых обычаев и чуждавшихся иерархии и общественного богослу­жения, церковная власть стала с недоверием относиться к этим закрытым домашним собраниям и мало-помалу стеснять их само­стоятельность. Отсюда отправляется длинный ряд положительных дисциплинарных мер, идущих с IV века и направленных к ограничению домашних собраний для богослужения. Так Гангрский собор, слова которого о домах Божиих мы только что привели, подвергает отлучению тех, которые составляют особые собрания, «не имея с собою пресвитера по воле епископа» (прав. 6); Ла­одикийский собор не дозволяет совершать евхаристию в домах (прав. 58); Трулльский собор запрещает крестить в молитвеннице, внутри дома обретающейся (прав. 59, сн. пр. 31), а второй Кар­фагенский собор постановил на этот счет еще более строгие правила. Имея в виду схизматиков своего времени, св. Василий Великий говорил также: «послушайте вы, оставляющие церковь (την έκκλησίαν) и собирающиеся в общих домах, где приносите жалкие обломки (мнимо) честного тела: возносить молитвы должно среди Иерусалима, то есть церкви Божией».

Трудно с точностью определить, с какого времени христиане начали строить особые здания для своих богослужебных собраний, когда появились у них первые открытые храмы, на которые ука­зывает сектантам в только что приведенных словах кесарийский архипастырь. И эта трудность возрастает еще больше оттого, что черта, отделяющая домашнюю молельню от храма в собственном смысле, почти неуловима, и переход от первой к последнему мог совершиться благодаря самым незначительным приспособлениям. Молитвенное здание могло быть более или менее выдающимся и открытым, судя по тому, каково было положение христиан в той или другой местности, и зависело в сильной степени от материаль­ных средств общины. Как понимать слова: οίκος, εκκλησία и другие синонимические выражения писателей первых веков, когда дело касается внешнего вида церковных зданий, — вопрос этот останется неразрешимым до тех пор, пока мы не будем иметь более конк­ретных признаков, объясняющих эти выражения применительно к форме первохристианских молитвенных зданий. Впрочем, к концу второго и в начале третьего веков уже проскальзывают известия о существовании открытых храмов у христиан, и я приведу из них более типичные и достоверные.

В начале III века большая часть малоазийских областных городов уже имела у себя церковную иерархию, и христианские общины группировались около своих епископов с подчиненным им клиром. Закладка и построение церквей входили в круг их пастырских забот и были одним из средств объединения самих общин. Св. Григорий Нисский в «Слове о жизни св. Григория Чудотворца» так представляет его деятельность на этом поприще: прибыв в Неокесарию, он «тотчас приступил к построению храма, потому что все деньгами и трудами содействовали этому предприятию. Этот храм есть тот самый, строению которого он положил начало, а достойно украсил его один из его преемников. Храм сей видим доныне... Сей великий муж заложил его на самом видном месте города, полагая как бы некоторое основание своего святительства, и совершил это дело при помощи божественной силы, как свиде­тельствует последующее время. Ибо во время случившегося в наши времена в городе сильнейшего землетрясения, когда почти все до основания погибло, когда все здания, как частные, так и общест­венные разрушились и обратились в развалины, — один сей храм остался целым и невредимым»... Жители соседнего с Неокесарией города Команы посылают к св. Григорию посольство с просьбой, «чтоб он пришел к ним и находящуюся у них церковь утвердил священством», т. е. «назначил кого-либо из них в епископы уст­роенной у них церкви». Другое более известное и раннее свиде­тельство относится ко времени императора Александра Севера (222—235) и связывается с его личным отношением к христианству. Этот государь отличался веротерпимостью и довольно благосклонно относился к религиозным обществам империи. Уважая Христа, как замечательную историческую личность, он поставил Его образ в своей божнице (in larario) вместе с изображениями Авраама, Орфея и других отечественных богов. Следующий рассказ дает понять, что Север не только терпел христиан, но даже позволял им, по-видимому, открыто отправлять свое богослужение. Христиане приобрели, вероятно, покупкой участок общественной земли (quendam locum, qui publicus fuerat) и хотели построить на нем церковь. Место это, должно быть, оказалось выгодным для постройки гостиницы, и трактирщики начали с христианами процесс. Когда дело доложено было императору, он распорядился в пользу христиан и выразился таким образом: лучше пусть на этом месте покло­няются Божеству каким бы то ни было образом, чем отдавать его попинариям (rescripsit melius esse, ut quomodocunque illic Deus colatur, guam popinariis dedatur). Изображая сравнительно спо­койное положение христианской церкви при императорах, предше­ствовавших Диоклетиану, Евсевий не находит слов для выражения своей радости при представлении этого благоденствия. «Кто и как опишет, — спрашивает он, — эти многочисленные обращения ко Христу, это множество собраний во всяком городе и эти замеча­тельные стечения в молитвенных домах (έν τοις προσευκτηρίοις), отчего, не довольствуясь уже старыми зданиями, христиане по всем городам начали строить с самого основания обширные церкви» (ευρείας εις πλάτος ανά πάσας τάς πόλεις έκ θεμελίων άνίστων εκκλησίας). Замечательно, что эдикт Диоклетиана направляется с особенной силой против их богослужебных зданий и повелевает «повсюду разрушать церкви до основания». «Мы собственными гла­зами видели, — замечает по этому поводу историк церкви, — и раз­рушение молитвенных домов с верху до низу (έξ ΰψους εις έ'δαφος) — до самых оснований, и сожжение божественных и священных книг среди площадей»... Все это показывает, что церкви в то время уже составляли видную собственность христиан и вошли в число предметов, подвергавшихся правительственному преследованию. А каковы были эти церкви, — можно отчасти судить по следующему рассказу Лактанция. В Никомидии, резиденции Диоклетиана, был разрушен принадлежавший христианам храм, и вот при каких обстоятельствах произошло его разрушение. «С первым рассветом дня пришли к церкви нашей военные и полицейские чиновники с значительным отрядом стражи и, разломав двери, стали искать изображения Божества, жечь священные книги, все грабить и раз­рушать. Одни расхищали всякого рода вещи, другие от страху бежали. Галерий и Диоклетиан равнодушно смотрели на это позорище, ибо никодимийская церковь была построена на возвы­шении и можно было видеть ее из дворца. Они рассуждали между собой, предать ли сожжению это священное здание». Из опасения пожара, который мог угрожать соседним постройкам, решено было разломать его. «Тогда подступили к нему вооруженные топорами и другими орудиями преторианцы, и, хотя храм был весьма высок (editissimum), но в короткое время разрушен до основания». Отсю­да видно, что никодимийская церковь представляла из себя здание довольно больших размеров, поднимавшееся на значительную вы­соту и окруженное общественными постройками. Но возможность сломать ее, хотя и средствами целой когорты, показывает, что это не было здание твердой постройки и не выделялось в этом отношении от обыкновенных жилых домов.

Для полноты этого очерка приведу еще несколько известий и соображений о положении, виде и внутреннем устройстве первых открытых храмов христиан. Тертуллиан в своем трактате об идо­лопоклонстве (cap. VII), говоря о христианских художниках, занимавшихся приготовлением языческих статуй, выражается в одном месте таким образом: «не горько ли видеть, как христианин, оставляя на время идолов, приходит в нашу церковь; как он из мастерской демона является в дом Божий». Сами по себе эти слова, конечно, не дают прямого указания на существование церкви, как открытого здания, предназначенного для общественного бого­служения; выражения: ecclesia и domus Dei можно здесь с полным правом принимать и в смысле домашнего богослужебного поме­щения, в значении молитвенной храмины. Но у Тертуллиана есть другое место в сочинении против Валентиниана, из которого видно, что речь идет у него об открытом храме, как здании с определенным назначением и установившимся, если можно так выразиться, архитектурным планом. «Дом нашего голубя, — говорит он своим обычным фигуральным языком, — прост, всегда на возвышенном и открытом месте и обращен к свету: образ св. Духа любит восток — образ Христа». Здесь под домом голубя (domus columbae), в противоположность еретическим собраниям, Тертуллиан разумеет христианские собрания и их средоточие — христианскую церковь. Чтобы подкрепить эту мысль, приведу очень похожее место из второй книги 57-й главы Апостольских Постановлений, где в более конкретных и подробных чертах описывается утройство христианского храма. Хотя вторая книга Постановлений будет немного моложе названных трактатов Тертуллиана и признается в своем настоящем виде произведением третьего века, однако не должно упускать из внимания и то обстоятельство, что ни одна типичная архитектурная форма не появляется сразу, как deus ex machina. «Да будет, — говорится здесь, — здание продолговато, обращено на восток, с пастофориями по обеим сторонам к востоку, подобно кораблю. В средине да будет поставлен престол епископа, по обеим же сторонам его пусть сидят пресвитеры, а диаконы пусть стоят около одетые в полное облачение... По их распоряжению в другой части здания пусть сядут миряне с полным безмолвием и благочинием, а женщины отдельно, и они пусть сидят, соблюдая молчание. В средине же чтец, став на некотором возвышении, пусть читает книги Моисеевы... А привратники пусть стоят при входах мужчин, охраняя их, диакониссы же при входах женщин»... В восьмой книге того же памятника еще с большей ясностью обрисо­вывается перед нами первая часть храма (βήμα) или алтарь с жертвенником (θυσιαστήριων), возле которого располагалось духо­венство во главе с епископом, совершавшим евхаристию. Из ка­нонического послания, известного с именем св. Григория Неоке-сарийского (после 264 г.), знаем также, что не только полно­правные члены христианской общины, но и разные классы кающихся занимали в храме свои определенные места. Так, плачущие стояли вне врат молитвенного дома (εξω της πύλης τοΰ ευκτήριου), слуша­ющие — внутри врат в притворе (έ'νδοθεν της πύλης έν τω νάρθηκι), а припадающие помещались уже внутри врат самого храма (έσωθεν της πύλης του ναοΰ).

Из приведенных свидетельств и историко-канонических данных не трудно усмотреть, что существование открытых, довольно ясно определившихся внутри и снаружи церквей у христиан конца вто­рого и третьего веков составляет положительный исторический факт и само собою устраняет мысль противоположную. Но несмотря на то, против этого факта на Западе не очень давно возражали, а некоторые наши доморощенные сектанты и по сие время находят, что преследуемые язычниками христиане не могли совершать своего богослужения открыто, а потому и не могли иметь особых храмов. Оставаясь в пределах исторического факта, не заподазривая подлин ности документов, из которых заимствуются нами представленные сведения, а заподазривать нет никаких оснований, нельзя не видеть в этом возражении некоторых недоразумений и натяжек, с разъ­яснением которых и самое дело получает совершенно иной вид. Прежде всего, нет надобности настаивать на многочисленности таких открытых храмов у христиан второго и третьего веков и предполагать в них в полном смысле слова монументальные здания, устроенные с большими издержками и роскошью. Первохристиан­ские οίκοι εύχης, έκκλησίαι могли возникать только в тех мест­ностях, где положение христиан было сколько-нибудь обеспеченным от насилия язычников, и лишь тогда, когда правительственные лица не отличались фанатизмом и жестокостью. Что такие лица были, что для христиан наступали времена спокойствия более или менее продолжительного, это можно видеть уже из приведенных слов Евсевия. Несмотря на некоторые преувеличения и свой пессимистический взгляд, названный историк о преемниках Ва­лериана и некоторых других императорах отзывается как о лицах, расположенных к христианству или, по крайней мере, относившихся к нему безразлично. Если мы припомним также, что христиане второго и следующих веков продолжали совершать свои службы и молитвы в частных домах, то значительный процент христианских богослужебных мест должен отойти к этому роду храмов. Нельзя думать, чтоб собрания христиан в этих домах были всегда тайными и запрещенными. Правительство об этих сборищах могло знать и не препятствовать христианам собираться, и это особенно вероятно в такое время, когда во главе управления стояли люди благомыс­лящие и справедливые. Стоило теперь христианам сделать только один шаг вперед, и их молитвенный дом легко мог превратиться в христианскую церковь в тесном смысле этого слова. Приспособ­ленный к открытому богослужению и многочисленному собранию христиан, отмеченный снаружи крестом или другим каким-либо внешним, видимым знаком, указывающим на его священно-религиозное назначение, такой молитвенный дом был именно тем самым открытым храмом, о котором идет теперь речь, и возможность которого заподазривали старые протестантские исследователи.

Более, по-видимому, силы имело другое их возражение, на­правлявшееся со стороны христианского спиритуализма и не ут­ратившее даже для нашего времени всего своего значения. Смысл этого возражения состоит в том, что христиане первых времен чуждались религиозной внешности, не строили алтарей и храмов в противоположность язычникам и этим самым возбуждали против себя подозрение правительства, которое видело в них людей скры­вавшихся и бегавших света, признавало их тайной сектой, а соб­рания их считало безнравственными и преступными. Повод к такому заключению дают отзывы некоторых апологетов: Минуция Феликса, Арнобия, Оригена и других, которые на упрек язычников, обра­щенный к христианам, что они не имеют «никаких храмов, никаких жертвенников, ни общепринятых изображений», не только не отрицают этого факта, но, по-видимому, прямо с ним соглашаются и видят в этом отсутствии у христиан религиозной внешности прямое достоинство христианского богопочтения по сравнению с языческим. По словам Оригена, христиане не устрояют храмов своему Богу, потому что тела их суть храмы Божии. По словам Минуция Феликса, для христиан вовсе и не нужны храмы и жер­твенники. «Думаете ли вы, — спрашивает он в своем Октавии язычников, — что мы скрываем предмет нашего богопочтения, если не имеем ни храмов, ни жертвенников? Какое изображение Божие я сделаю, когда сам человек, правильно рассматриваемый, есть образ Божий? Какой храм Ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я — человек — люблю жить просторно, то как заключу в одном неболь­шом здании столь великое существо! Не лучше ли содержать Его в нашем уме, святить Его в нашем сердце?»¹. Но что, строго говоря, следует отсюда по отношению к занимающему нас вопросу? То, что христианство, как религия духа, полагает всю суть отно­шений к Богу в служении Ему духом и истиной; но отсюда никоим образом не следует отрицания религиозной внешности и, в част­ности, храмов в принципе. Христиане довольствовались в своих религиозных отношениях самой скромной литургической обстанов­кой, которая для тогдашних римлян казалась чем-то невозможным и представлялась как бы отрицанием внешнего богопочтения в сравнении с массивными жертвенниками, монументальными зда­ниями и вообще художественными предметами языческого культа. Привыкший к этой показной стороне культа, язычник свысока смотрел на религию, бедную этими формами, и отсутствие их ставил в упрек ее сторонникам. Христианский апологет аргу­ментирует ad hominem, указывая значение, силу религии в духовном ее содержании. Вне этого апологетического приема он оставался бы в заведомом противоречии с положительными данными, с ко­торыми он был знаком по собственному опыту. Так уже ап. Павел упоминает о существовании жертвенника (θυσιαστήριον) или пре­стола (τράπεζα). Игнатий Богоносец говорит, что у христиан должен быть один жертвенник, как и один Христос. В Откровении Иоанна Богослова (XI, 1—2) идеальный храм Божий, размеры которого должен был снять тайнозритель, состоит из трех частей: жертвенника, места для поклоняющихся и внешнего двора или пред­дверия. Тертуллиан ясно говорит о престоле или жертвеннике, когда называет его altare и ага. Таким образом, замечания и суж­дения апологетов об отсутствии у христиан храмов и жертвенников не могут быть приняты в собственном смысле и противоречат фактическим данным. Но, и оставляя за апологетами эти суждения, мы были бы неправы, приняв их за выражение воззрений всего тогдашнего христианского общества и отождествив возвышенные представления ученых защитников христианства с действительным положением вещей. Что Ориген, например, в своем отзыве стоит на абстрактной почве и не передает исторического факта, — это можно утверждать на основании его же собственных слов, как скоро он спускается с этой возвышенной области в мир обычных житейских отношений и становится лицом к лицу с понятиями большинства. Отправляясь от этого последнего, в одной из своих бесед он говорит о христианах своего времени, что они воздавали почтение служителям Божиим, с охотой следовали их наставлениям, с искренним расположением и полной готовностью старались об украшении храма и о службе при нем, но мало заботились о внутреннем очищении себя. Эта односторонность составляет, ко­нечно, недостаток в глазах проповедника, но там, где существовала гармония между расположением души и набожностью, там достига­лось и полное выражение христианского идеала. В другом месте Ориген прямо констатирует факт существования у христиан его времени храмов, когда говорит, что по случаю землетрясения, в котором были обвинены христиане, открылось на них преследование и были сожжены их церкви.

Таким образом, аргументация противников существования открытых храмов у христиан второго и третьего веков опровергается внутренним смыслом приводимых ими в свою пользу свидетельств и наличными фактами. В основе ее лежит тенденциозная мысль, утратившая в настоящее время всякое значение, благодаря успехам исторической науки и особенно археологическим открытиям.

Возникновение христианской архитектуры. Широкое строительство церквей, начиная с IV в., его интенсивность на протяжении всего раннехристианского периода. Решение Константина сделать христианство государственной религией и для искусства имело огромные последствия. До этого члены общины собирались для богослужений скрытно в домах наиболее состоятельных единоверцев. После, когда Константин объявил себя сторонником христианства, он занялся постройкой храмов. Теперь для нового официального культа предстояло едва ли не за одну ночь построить представительные здания, чтобы христианская церковь собиралась у всех на виду. За несколько лет на деньги казны было создано множество больших церковных построек, и не только в Риме, но и в Константинополе, в Палестине и других местах. Константин не только строил новые храмы, но и восстанавливал церкви, разрушенные язычниками, отнимал у еретиков их храмы и передавал православным. Иерусалим, Вифлеем, Никомидия, Антиохия, Гелиополис и Византий украсились новыми великолепными постройками.

Архитектура. Базилики IV – VI вв. План, конструкции, внешний вид, организация интерьера, символика его частей. Черты, унаследованные от античной архитектуры и принципиальные отличия от нее. Особая роль внутреннего пространства. Для 4—5 вв. характерно развитие двух типов церковных Зданий: базилики и центрического купольного сооружения. Термин «базилика» в позднеимперский период прилагали к любому большому крытому прямоугольному залу, независимо от его функции, но имеющему ряд типичных архитектурных признаков. Базилика предполагает тип прямоугольного, протяженного в плане здания, разделенного рядами опор на 3 или 5 продольных нефов, освещаемых через окна в стене повышенного центрального нефа. Перекрытия базилики чаще всего были деревянными, плоскими, балочно-стропильными, иногда с подшивным потолком (исключение – базилика императора Максенция и Константина с перекрытыми сводами), кровля часто черепичная. Стены и арки строили из камня или бетона (с кирпичной облицовкой), колонны – из мрамора и гранита. Таково было происхождение и развитие базилики в дохристианский период.

Христиане внесли в архитектуру базилики новые черты, обусловленные потребностями богослужения и христианской символики. Важнейшие из них – продольная вытянутость здания, подчеркнутая параллельными рядами колонн, акцент на концах оси, на которых располагались противолежащие друг другу вход и апсида. Протяженность обычно подчеркивалась атрием (двор с водоемом) и нартексом (притвор). Войдя в храм, прихожане попадали сначала в нартекс, первоначально предназначавшийся для «оглашенных». В самой базилике ритм колонн направлял взор верующего к алтарю, к апсиде, ориентированной на восток, на «гроб Господень». Такой тип постройки отвечал представлениям христиан об устройстве храма: протяженность символизировала корабль спасения; путь от входа к алтарной апсиде прообразовывал собой путь спасения. Утренние лучи восходящего солнца, льющиеся из алтарной апсиды, тоже имели символическое значение (29).

Конструктивное решение христианских базилик отличалось своей простотой. Сравнительно тонкие стены христианских базилик выкладывались из кирпича, перекрытие были деревянными. Нефы базилик отделялись друг от друга рядами мраморных колон. Иногда колонны переносились в базилики из старых античных сооружений. Внешнее архитектурно-декоративное убранство базилик было столь же скромно, как и их композиция и конструкция.

С развитием богослужения по центру храма ближе к алтарной части появился поперечный неф — трансепт. При епископских храмах имелись баптистерии, особенно необходимые в первые века официальной новой религии. Вместе с тем древнехристианские базилики отказываются от таких основных достижений римской архитектуры, как своды и бетонная техника.

Другое важное отличие раннехристианской церковной архитектуры: резкий контраст между внешним видом и внутренним убранством. Снаружи простая кирпичная кладка стен лишена каких-либо украшений,— эта идея прямо противоположна концепции классического античного храма. Но аскетичность фасада противопоставляется роскошному внутреннему убранству. Драгоценная мраморная облицовка и сияющие золотом и разноцветием красок мозаики напоминают о духовном величии Царствия Божьего.

Базилики Рима. Хорошо известны многочисленные церковные постройки IV века в Риме - древнехристианские базилики. В IV веке перед архитекторами Рима стояла задача в очень спешном порядке удовлетворить огромную потребность столичного населения в новых культовых зданиях. Отсюда легкий характер архитектуры древнехристианских базилик, отличных в этом отношении от фундаментальных римских бетонных сводчатых зданий. Для Западной Европы композиция древнехристианской базилики играет особенную роль, базиликальная схема церковного здания здесь, в противоположность Византии, оставалась основной вплоть до 19 века.

Примером древних базилик может служить не сохранившаяся до нашего времени, но, к счастью, обмеренная при сносе базилика св. Петра в Риме (30), построенная в 324 г., на месте которой стоит сейчас знаменитый собор св. Петр. А также сохранившаяся в основной своей части церковь Санта Мария Маджоре в Риме (IV в., затем 432—440 гг.); церковь св. Павла за городскими воротами— Сан Паоло фуори ле мура и церковь Сан Лоренцо фуори ле мура, представляющая сейчас соединение двух храмов, IV и V вв. Базилику св. Петра и построенную в том же 4 столетии базилику св. Павла (Сан Паоло фуори ле мура) — самую просторную из сооружений этого типа, следует отнести к числу наиболее известных пятинефных раннехристианских базилик Рима (31). Из трехнефных базилик 4 в. наиболее интересны базилики Санта Пуденциана и Санта Мария Маджоре.

Базилика Сан Паоло Фуори ле Мура (32), построенная при Константине Великом в 324 году на месте гробницы апостола Павла. В центральном нефе под абсидой находится триумфальная арка Галлы Плацидии – сестры имератора Онофрия. Центральный неф отделен от боковых восьмьюдесятью колоннами из гранита.

Базилика Санта Мария Маджоре (33) была построено в IV веке на холме Эсквилии. Интерьер церкви, несмотря на позднейшие переделки, даёт представление об огромной раннехристианской базилике, отличающейся совершенством пропорций, гармонией и торжественностью. Интерес представляют мозаики, украшающие церковь.

Базилика Санта-Пуденциана (34) — небольшая трёхнефная церковь в Риме, построенная в IV веке над жилым зданием II века н. э. в память о святой Пуденциане, и более всего известная своими прекрасными мозаиками 402—417 гг. В этой мозаике христианская догматика смешивается с античной традицией: Христос, представленный в качестве вседержителя, напоминает античные изображения Юпитера, образы индивидуализированы, фигуры их трактованы с большой пластической выразительностью. Колористическое решение мозаики Санта Пуденциана заставляет вспомнить мозаики эллинистической эпохи.

Сан Лоренцо фуори ле мура(35) Базилика Святого Лаврентия за городской стеной – Базилика, построенная во времена Константина в 330 г. на месте могилы св. Лоренцо, погибшего в 258 г. Позднее базилика была перестроена и соединена с соседствующей церковью.

Базилика Сан Джованни ин Латерано - Базилика, воздвигнутая Константином, пережила набеги и грабежи вандалов, сильно пострадала от землетрясения и многочисленных пожаров. В течение веков она не раз перестраивалась и реставрировалась.

К римским базиликам надо добавить базилику св. Климента (36), перестроенную из уже существовавшей античной базилики.

Широкое распространение типа римской базилики в землях средиземноморской классической культуры и в Европе. Древнехристианские базилики распространились в IV веке по всей империи, в различных частях которой можно проследить всевозможные варианты основного архитектурного типа. Особенно отличаются от столичных древнехристианские базилики восточных провинций, которые, однако, только в V и VI веках выработали свой особый архитектурный тип, относящийся уже к византийской эпохе.

Разнообразие вариантов. Базилики IV - VI вв. в Иерусалиме, Вифлееме, Фессалониках, Константинополе, в Северной Африке. С обретением животворящего Креста императрицей Еленой (матерью Константина), дольний Иерусалим преображается настолько, что современники называют его Новым Иерусалимом (Евсевий). Особенно знамениты три базилики константиновского времени (не сохранились): базилика Рождества (37), церковь Св. Гроба и храм на Масличной горе (38). Все три церкви имели атриумы. Завершались церкви главной святыней – пещерой: соответственно – Рождества, Воскресения и местом проповеди Христа ученикам. В последнем случае пещера находилась под полом вимы, алтарного помещения, включающего престол.

При императоре Константине пещера св. Гроба(39) была вырублена из материковой скалы и приобрела облик монолита с пирамидальным завершением в виде часовни и широким входом. Постройку венчал крест. Вокруг монолита располагалось полукружие из 12 колонн. На колоннах покоился купол – как бы балдахин над часовней. Согласно письменным источникам Константин построил не только ротонду вокруг гроба Иисуса. Напротив ротонды было место распятия (Голгофа), там, где находился Святой Сад. С другой стороны сада Константин построил длинную базилику. Апсида базилики направлялась в сторону гроба. К сожалению, очень трудно выявить какие-либо сохранившиеся остатки базилики Константина. Вы можете видеть одну из реконструкций комплекса, построенного Константином Великим (40). Здесь черные области показывают сохранившиеся до настоящего времени части комплекса. Точками показаны те места, существование которых предполагается. Ротонда с колоннами и столбами, окружающими Гроб Иисуса, и три ниши во внешней стене оттенены желтым цветом. Святой Сад с портиком с колоннадами с трех сторон окрашен в зеленый цвет. Восьмивратная стена отделяет ротонду от Святого Сада (врата показаны стрелками). В юго-восточном углу Святого Сада находится скала Голгофа (см. стрелку). С другой стороны Святого Сада находится базилика — Мартириум (окрашенная в голубой цвет) с единственной апсидой и сцентральным нефом с двумя боковыми по сторонам. Перед базиликой — атриум, или нартекс. Ступени ведут вниз к главной оживленной улице, проходящей с севера на юг [6].

Константинополь всегда оставался центром архитектурной деятельности византийских императоров. Церковь Иоанна Предтечи в монастыре Студион в Константинополе (41) (463 г.) сохранилась лишь частично. Базилика была построена патрикием Студией, по имени которого назван и основанный позднее монастырь. Здание представляет собой трехнефную одноапсидную базилику с нартексом и остатками когда-то существовавшего атриума. В базилике имелись хоры. Широкий центральный неф отделен от двух боковых колоннами. Они увенчаны капителями, украшенными тонкой резьбой. Резьба покрывает и карнизы, придавая зданию нарядный вид. Колонны нижнего яруса несли на себе прямой антаблемент; в верхнем они были, вероятно, связаны между собой арками. В Константинополе имелась свои строительные приемы и материалы. Стены зданий возводились кирпичной кладкой на толстых слоях известкового раствора с добавлением толченого кирпича - цемянки. Кирпич имел вид тонкой, около 5 см, широкой пластины - плинфы. Таким образом, основной массив стены составлял раствор, из которого плинфы отсасывали воду и корректировали направление кладки.

В искусстве, которое сложилось в то время на территории Греции, значительную роль сыграли традиции эллинистической эпохи. Крупнейшим художественным центром здесь был город Фессалоники (Салоники), сохранивший свое Значение и впоследствии. Архитектура Фессалоник отличалась яркими местными чертами. Базилики здесь — просторные, светлые. Таковы трехнефная церковь Панагия Ахеропиитос (42) (5 в.) и пятинефная базилика св. Димитрия (43) (5 в., позднее перестроена), в которой ярко заметны местные особенности. Ряды колонн не обладают строгой торжественностью, свойственной памятникам Рима того времени,— они трактованы более легко. Восточная часть базилики св. Димитрия (44) отличается богатством пространственных членений, создающих живописные перспективные эффекты.

Базилики на христианском Востоке (Сирия, Армения, Малая Азия, Месопотамия, Египет), их отличия от римского базиликального типа. Исключительно большое значение для сложения ранневизантийского искусства имело искусство Ближнего Востока. Малая Азия, Сирия, Месопотамия и Палестина (до завоевания их арабами в 7 в.) сыграли существеннейшую роль в формировании византийского стиля. Здесь формировалось искусство, проникнутое суровым, подчас мистическим духом. Христианская религия на Востоке приобрела поэтому особенную аскетичность, фанатизм и мистичность, которых мы не найдем, например, в Риме. Нетерпимое отношение к античному язычеству породило сильные иконоборческие тенденции.

В типичной для архитектуры Ближнего Востока базилике Кальб-Лузе (45) (Северная Сирия, 5 в.) средний неф обрамлен приземистыми мощными столбами, соединенными тяжеловесными арками с большими пролетами, благодаря которым пространство боковых нефов как бы перетекает в пространство среднего нефа. В ряде базилик, сооружавшихся в Южной Сирии и в Месопотамии, мы встречаемся с немыслимой для базилик Запада системой перекрытия нефов не продольными, а поперечными арками.

На Ближнем Востоке в 4—5 вв. начали формироваться и новые архитектурные типы. В зодчестве Малой Азии в конце 5 в. были предприняты попытки соединить базилику и купол (подобные искания имели место и в западных странах). В Мериамлыке (Киликия) (46), вероятно, между 474 и 491 гг. была сооружена небольшая базилика, разделенная четырьмя столбами на три нефа. Квадратное пространство между столбами было перекрыто куполом.

Антиохия – один из самых значительных городов Византии, являлся одним из центров восточного византийского зодчества. Представление об архитектуре Антиохии может дать святилище Симеона Столпника в ее окрестностях (Калат Семан (47)) - комплекс культовых зданий, (мартирий, бытовые постройки и странноприимный дом), привлекавший огромное количество паломников. Является, не будучи надгробным сооружением, уникальным исключением среди мартириев, т.к. выстроен вокруг места свершения подвига святого. Восьмигранный центральный открытый двор, обрамленный арками, окружен четырьмя расположенными крестообразно трехнефными базиликами, вмещавшими очень большое количество молящихся. В этом ансамбле своеобразно сочетались черты восточно-византийской и константинопольской архитектуры. В центральном дворе под открытым небом стояла колонна или столб, на котором, по преданию, долгие годы в одиночестве жил св. Симеон. Как видим, храмовый комплекс образуется вокруг конкретной святыни, в данном случае столба, связанный с именем св. Симеона Столпника. Калат Семан весь выложен в восточно-византийской технике тесаного камня и подчеркивает материальность стен и кубичность наружных масс.

Особенностью сирийской архитектурной школы была кладка без раствора из хорошо пригнанных каменных блоков. В этой технике выполнялись и армянские постройки - в раннее средневековье Киликийская Армения располагалась рядом с Сирией.

Бетонная техника была забыта: природный цемент - пуццолана - добывался только в Италии, а дешевой рабской силой для производства бетонных работ Византия уже не располагала.

Деревянные стропильные фермы раннехристианских базилик перемежались каменными арочными перемычками, как в базилике Турманина (48). Эта базилика интересна еще и размещением главного входа между двумя башнями. Прием этот будет подхвачен и развит романской и готической архитектурой Европы.

Ранние армянские базилики.

Базилика в Ереруке (49) имеет сирийскую основу с элементами Персидской архитектуры. Это скрещение византийских и персидских элементов очень характерно для зодчества Кавказа. Ереруйкская базилика (кон. V в.) – это мартирий близ поселка Анипемза в Армении. Это трехнефная базилика, где пространство разделялось 3 парами крестообразных столбов. Центральный неф, превышал боковые в 3 раза. Апсида была U-образной. В центре западной стены и в южной стене располагались входы в храм. Перекрытия нефов были стропильными, угловых помещений - сводчатыми.

В Месопотамии господствует пещерное понимание внутреннего пространства базилик, исчезает ее трехнефность.

Однонефные базилики Месопотамии, в которых боковые нефы совершенно отпали, причем от них остались только глубокие ниши на длинных боковых стенах, очень напоминающие погребальные ниши, перекрыты полуцилиндрическими сводами на толстых стенах. Обычный тип построек - это 1 или 3-нефные церкви с прямоугольными столпами, рядами ниш вдоль стен и прямоугольным в плане алтарем, фланкированным 2 комнатами, часто с престолами. Наряду с продольно вытянутыми композициями широко были распространены поперечно ориентированные, квадратные или октагональные мартирии, перекрытые куполом или шатром, например церковь и мартирий монастыря Мар-Габриэль, близ Картамина (нач. V в. или ок. 512). Выложенные из хорошо обтесанного камня, постройки украшены резными орнаментами, капителями, ставшими традицией на века.

Своеобразная школа византийской архитектуры развивалась в Сев. Африке, где кроме стандартных базилик часто встречаются огромные 7- и 9-нефные постройки.

Своеобразное место в византийском искусстве 4—5 вв. занял Египет, где сложилось коптское искусство. В результате религиозной борьбы господствовавшего в Египте монофизитства против византийского православия художественная культура Египта также постепенно отдалялась от византийской культуры, которая воспринималась как враждебная.

Местные черты отчетливо сказались в культовой архитектуре. Так, большая базилика Белого монастыря (50) (5 в.) [мон-рь (апы) Шенуте] обнесена стенами, толщина которых уменьшается кверху, вследствие чего наружная поверхность стены становится покатой, как в древнеегипетском храме.

Базилики Равенны VI в. Особенности; сочетание в них черт римской и сирийской архитектурных школ с элементами центризма столичной архитектуры. В VI веке центр архитектурной жизни империи переместился. Италия превратилась в провинцию. В Риме строительство в V и VI веках почти совершенно прекратилось; в VI веке много строят в Равенне, расположенной на восточном побережье Северной Италии и бывшей центром византийского управления Италией. Уже церковь Виталия показывает, как в Равенну проникали новые столичные архитектурные идеи, которые, однако, видоизменялись и приближались к более старым римским архитектурным типам, уже совершенно преодоленным в Константинополе.

Но большинство культовых зданий Равенны VI века было не центрического, а базиликального типа, причем равеннские базилики VI века имеют в своей основе древнехристианскую римскую базилику IV века, видоизмененную присоединением к ней черт восточной византийской архитектуры и проникнутую стилем константинопольской школы. Равеннские базилики VI века, наиболее характерным и хорошо сохранившимся образцом которых является церковь Св. Аполлинария в Старой Гавани (51), не имеют атрия, но внутри расчленены частыми колоннадами. Крупная башня-колокольня стоит отдельно от самого здания.

Не имея никаких следов купола или других элементов, центрирующих внутреннее пространство, равеннские базилики тем не менее отличаются от римских по композиции пространства и приближаются к константинопольским купольным зданиям, так как они очень широки и сравнительно коротки. Довольно значительные арки между колоннами и тонкие стенки над ними приближаются к византийским формам.

Сходство равеннских базилик с константинопольскими церквами особенно усиливается мозаиками, сплошь прикрывающими стены над колоннадами среднего нефа. Равеннские базилики выстроены кирпичной византийской техникой. Отдельные служебные пристройки расположены симметрично. При христианских церквах часто устраивали крещальни, которые были обычно небольшими купольными зданиями.

Бази́лика Са́нт-Аполлина́ре-ин-Кла́ссе (52) — памятник ранневизантийского искусства в районе Классе в портовой части Равенны (Италия). Базилика построена во второй четверти VI века над могилой первого равеннского епископа св. Аполлинария. Базилика украшена самыми поздними из равеннских мозаик юстиниановского периода, сохранившимися в конхе апсиды. Внутренне пространство разделено на три нефа. Центральный неф обрамляет колоннада из 12 колонн в каждом ряду. На полу базилики, в её северо-восточном и юго-западном углах, сохранились фрагменты оригинального мозаичного пола.

Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне (53). Построена в конце V — начале VI веков остготским королём Теодорихом Великим. В базилике сохранились многочисленные мозаики, часть из которых датируется временем завершения строительства. Базилика имеет три нефа, разделяемых колоннадой мраморных колонн (по 12 с каждой стороны) с коринфскими капителями. Из-за небольших размеров храма пространство боковых нефов сливается с центральным, чему способствует широкий шаг колонн.

Центрический тип раннехристианской архитектуры IV - начала VI вв. Символика центрического здания. Мартирии, мавзолеи, центрические церкви, баптистерии. Помимо базилик существовал другой вид храмов — центрического типа: круглые (ротонды), многоугольные или крестообразные в плане, например церковь Сан Стефано ротондо в Риме (54) (конец V в.). По типу ротонды сооружались мавзолеи: крестообразный в плане мавзолей Галлы Плацидии в Равенне (55) (V в.), мавзолей св. Констанцы в Риме (56) (первая половина IV в.).

Наряду с базиликами в раннехристианское время строились культовые сооружения центрического типа, в которых нашли свое дальнейшее развитие античные традиции круглого храма. Круглая форма более всего подходила для баптистериев (крещален) и мавзолеев.

Широкой известностью пользуется мавзолей Санта Констанца в Риме (57) (первая половина 4 в.). Барабан его купола покоится на расположенных по кольцу парных колоннах. Центральный объем здания окружен галереей, перекрытой сводом.

Другим выдающимся памятником центрического типа является церковь Сан Стефано Ротонда (середина 5 в.), план которой образуется двумя рядами поставленных по кругу колонн. Ротонда была первым зданием в Риме с круговым планом, вдохновленным церковью Гроба Господня в Иерусалиме.

Оба типа раннехристианского храма — базиликальный и центрический — как бы сливаются воедино в зданиях крестообразной формы. Характерным образцом крестообразного сооружения может служить небольшой по размеру мавзолей Галлы Плацидии в Равенне (58) (около 440 г.). Здание построено в технике ломбардской кирпичной кладки. Внешний вид напоминает крепостное строение, что подчёркивается толстыми стенами и узкими окнами. Средокрестие увенчано кубической башней, в которую изнутри вписан купол, невидимый снаружи здания.

Крестообразный план имеют также многие культовые сооружения Сирии.

Баптистерии в Равенне (крещальни православных и ариан), особенности архитектурного типа и его символика. Античные мотивы в декорации интерьера Баптистерия православных. Крестовые в плане сооружения. Равенна, кроме двух своих знаменитых базилик и мавзолея Галлы Плацидии знаменита еще двумя своими знаменитыми баптистериями. Баптистерий православных (59) (Неонианский баптистерий, середина 5 в.) — восьмигранное здание с куполом, украшенным мозаикой в свободной живописной манере. Подобно мавзолею Галлы Плацидии, баптистерий имеет снаружи скромный вид. Кирпичную кладку слегка оживляют плоские пилястры с двойными аркадами. Органическая связь внутреннего декора здания с его архитектурной формой является характерной чертой, свойственной этому памятнику ранневизантийского искусства.

Арианский баптистерий (60) был построен в Равенне на рубеже V и VI веков по приказу Теодориха Великого, который был сторонником арианства. Архитектура арианского баптистерия схожа с баптистерием православных. Это восьмигранное в плане здание. Стенная кладка выполнена из толстых обожжённых кирпичей. Под кровлей находится карниз с зубчатым орнаментом. Сопоставление аналогичных мозаик в Православном баптистерии с мозаиками Арианской крещальни, дает основание считать, что за половину столетия, разделяющую оба памятника, тенденция к отходу от античных традиций усилилась.

Центрические постройки на христианском Востоке (церкви в Эсре и Босре в Сирии, начало VI в.), отличия от центрической архитектуры Италии и Константинополя, конструктивные новшества, сходство с сирийскими базиликами. Большое влияние на развитие византийских центрических зданий оказали и сложившиеся в этих облас­тях купольные сооружения (церковь в Эсре 510—515 гг.). Особое значение приобрета­ет купол на четырех или восьми опо­рах (купол на «барабане»). Одним из ранних примеров это­го типа в Сирии может служить цер­ковь в Босре (513 г.), в которой купол опирался на четыре опоры.

Приблизительно в VI веке сформировался тип октогона вписанного в прямоугольный или квадратный план. К угловым граням октогона примыкали полукруглые ниши, занимавшие углы прямоугольника. К такому типу относились храм св. Георгия в Эзре (61) (515 г) и гробничная церковь в Русафе (62) (на месте погребения мученика Сергия). Кафедральный собор в Босре (63) (512 г) представлял в плане квадрат с вписанной окружностью. В свою очередь центр этой ротонды, ограниченный колоннами, имел форму креста-четырёхлистника, увенчанного