И связанных с ней предметах

Естественный процесс распаковывания семантического континуума ведет к разнообразию знаковых форм, специализированно программирующих, алгоритмизирующих собой разнообразные по своей внутренней природе формы бытия: космического, родового, социального, природного. Каждая из форм семантического континуума (символическая, ценностная, нормативная и дескриптивная) распаковывается соответствующими практиками: трансцендированием, актуализацией, социализацией и дескриптивизацией. Причем познавательные практики — суть производные от этих форм распаковывания семантического континуума (см. схему 4).

Схема 4

Формы распаковывания семантического континуума

Распаковывание символической формы семантического континуума осуществляется в рамках практики трансцендирования. Если Человек — духовный инвариант Вселенной, то его необходимо интерпретировать в качестве Всеобщего Текста — Логоса. «Когда рассматриваем ноосферу, — пишет В.В. Налимов, — то текстами становятся сознания людей как в их личных, так и коллективных проявлениях» (121, 163). Человек как Микрокосм — это особая «текстовая реальность», за которой проглядываются контуры макрокосма. Менталитет человека — суть Символ, содержащий в запакованном виде весь семантический континуум. Познавательная практика всего лишь одна из составляющих процесса трансцендирования, распаковывания семантического континуума, свернутого в бесконечную и беспредельную смысловую монаду, являющуюся первоисточником, первотекстом, первоязыком протосознания микрокосма. Процесс распаковывания семантического континуума, «упакованного» в символ, — есть процесс последовательного развертывания всей тотальности смыслов и значений, регулирующей многообразные связи и отношения Субъекта со своей расширяющейся Вселенной Духа.

Тотальность каждого из универсумов обладает положительным значением постольку, поскольку выступает его имманентным свойством, кумулирующим усилия сущностных сил на обретение им более высокого уровня целостности в рамках коэволюции с другими универсумами. Каждый из универсумов в состоянии достичь лишь предельных уровней целостности, то есть превратиться в тотальность и бесконечность, но не иначе как в пределах своей «особой природы», не за счет инкорпорирования морфологических структур коэволюционирующих с ним универсумов, обладающих собственной природой, в рамках которой они также стремятся обрести свою тотальность и бесконечность. Универсумы взаимодействуют как тотальности, но тотальности особых онтологий и ментальностей.

Космический универсум «стремится» к своей собственной форме тотальности, обретая ее в ноосфере, креацией которой призван заниматься Человек, выполняющий космологическую функцию. Тотальность Субъекта как Микрокосма, являющегося Демиургом Ноосферы, наиболее концентрированно выражена в трансцендентной категории Свобода. Тотальная свобода, свобода безмерная — свойство Субъекта как Абсолюта, Демиурга, Микрокосма. Субъект в состоянии тотально реализовываться лишь в творчестве, в самотрансценденции, в самопорождении. За пределами протобытия субъект также тотален, но тотален не как трансцендентная бесконечность, а как бесконечность родовая, социальная, природная.

Тотален не только субъект, но и его ментальность. Понятие «тотальность» применительно к трансцендентной морали имеет тот положительный смысл, что фиксирует неисчерапемость ее регулятивных интенций, способствующих человеку трансцендировать себя в Абсолют. Регулируя отношения между микро- и макрокосмами, трансцендентная мораль придает всеобщему креативному процессу космологический смысл, способствующий развертыванию у человека тех способностей, которые позволяют ему наиболее полно реализоваться в свободном творчестве. Тотальность парадигмы свободы выполняет «функцию» замыкания Субъекта на целостность Мироздания, позволяющую ему преодолевать Хаос, поддерживать Гармонию как во внутреннем так и во внешнем Мире. Систематически трансцендируя себя в свободное существо, человек тем самым расширяет пределы космического универсума, так как микрокосм и макрокосм лишь формы протобытия Абсолюта.

Трансцендирование выступает высшей формой распаковывания семантического континуума, так как влечет за собой выход за пределы мироздания, а не только за пределы одной из форм реальности, онтологии. Выход за пределы мироздания, есть вхождение в принципиально новую сверхонтологию, конструктором и созидателем которой выступает Микрокосм, этой сверхреальностью выступает ноосфера. Понятие «Трансценденция» позволяет обнаружить «внутренние механизмы» и «внутреннюю логику» креативного процесса, протекающего как на макро-, так и на микроуровне космогенеза Человека и его Вселенной. Понятием «распаковывание семантического континуума» уместнее всего, на наш взгляд, пользоваться как родовым, вскрывающим «инструментарий», лежащий в основании самопорождения Человека во всемирно-исторических, пространственно-временных координатах, в космической, родовой, социальной и природной онтологиях. По отношению к филогенезу микрокосма целесообразно пользоваться понятием «трансценденция», а по отношению к его онтогенезу — «самотрансценденция».

Процесс распаковывания семантического континуума предполагает не столько наличие «рацио», «разума», являющихся функцией «гносеологического субъекта», сколько всю целостность менталитета микрокосма, «всю сферу личности, всю сферу субъективности». Субъектом трансценденции выступает Субъект как Абсолют. Абсолют есть особая реальность, которая складывается из связей и отношений между микрокосмом и макрокосмом. Сущность этой онтологии условно можно выразить терминами «трансцендентальное», «трансфеноменальное», «трансрациональное» и др. Человек есть синтез абсолютного и относительного, трансрационального и рационального, трансфизического и физического и проч. «Абсолют, — считает В.Р. Дуйкин, — может быть рассмотрен как синоним «трансфеноменального», или как онтологическая реальность, которая одновременно противится феноменологии и утверждает свое основание» (72, 73).

Распаковывание символической формы семантического континуума осуществляется в интересах гармонического единства макро- и микрокосмов, в интересах целостности складывающейся ноосферы.

Человек, трансцендирующий Себя в Абсолют — свободный микрокосм, порождающий, творящий высшие формы менталитета и бытия из Логоса своей собственной души. Практика трансцендирования отличается от актуализции, социализации, дескриптивизации прежде всего тем, что человек должен Сам воплотить в действительность тот «замысел божий», который свернут как «трансцендентная программа» в символе его души. В трансцендировании он предстоит перед Абсолютом один на один в своих титанических усилиях в акте творения самого Себя, в «выделывании из Себя Человека», в «выворачивании вывернутого». Процесс трансцендирования для человека означает глубинное погружение в «свободу для», обретение им способности достойно «нести бремя свободы», энергетикой своего духа «подпирать своды Космоса».

Человек, одновременно пребывая в космическом, родовом, социальном и природном универсумах, является существом и самотрансцендирующим, и самоактуализирующим, и самосоциализирующим, и самодескриптивизирующим. В этой иерархии практик самотрансценденции выступает и начальным пунктом и основой всех форм его существования. Вне ее иные практики могут вести лишь к порождению ложных форм бытия и сознания. «Человеческое существование есть скорее самотрансценденция, нежели самоактуализация, — писал В. Франкл, — Самоактуализация не может быть возможной целью еще и по той простой причине, что чем больше человек будет за нее бороться, тем больше он будет терять ее, так как только в той степени, в которой человек отдает себя осуществлению своего жизненного смысла, он также и актуализирует, проявляет себя. Другими словами, самоактуализация не может быть достигнута, если она замыкается на саму себя. Она достижима только тогда, когда является побочным эффектом самотрансценденции» (183, 124).

В своем капитальном труде «Непостижимое» С.Л. Франк различает два рода трансцендирования: «во-внутрь» и «во-вне». Трансцендирование «во-внутрь» или вглубь — это способ, каким личность достигает области «духа» или «духовного бытия» и пускает в нем корни. «Я» действительно есть «внутренняя» инстанция нашей жизни, — пишет С.Л. Франк, — но лишь поскольку оно есть личность, т.е. поскольку оно, трансцендируя во-внутрь, стоит в отношении к духу и причастно духу... «Бытие-у-самого-себя», образующее существо истинной свободы, лишь там впервые осуществляется в полной своей значимости, где «самость» покидает саму себя и укореняется в чем-то ином, высшем» (181, 410). Трансцендированием «во-внутрь» личность укореняется в абсолютном, трансрационально постигая «непостижимое».

Если первой формой непостижимого выступает бытие абсолюта, то второй его формой — самобытие человека, его Я. Трансцендирование «во-вне», считает С.Л. Франк, есть «реальное трансцендирование непосредственного самобытия в другое «я»; в другое «есмь», в другую «самость» — в нечто, что, будучи сродно ему по роду своего бытия, есть все же не оно само, а «другое»; это есть трансцендирование в отношении «я—ты», (181, 346), позволяющее человеку «уловить, понять непосредственное самобытие как для-себя-бытие, как бытие себе самому открывающееся или сущее в форме самооткровения себе самому» (181. 326).

Под трансцендированием, как мы видим, С.Л. Франк понимает выход либо за внутренние, либо за внешние пределы человеческого Я. На наш взгляд, это справедливо, но лишь при условии, если за основоположение принимается не вся тотальность субъекта, а лишь тотальность самого высшего его уровня, среза, обозначаемого понятием «микрокосм».

Разобраться в значении терминов «во-внутрь» и «во-вне» применительно к характеристике процесса трансцендирования Субъекта в Абсолют весьма важно, так как они представляют собой исходные предикаты всеобщего креативного процесса, лежащего в основании космогеноза Человека. Космический универсум имеет свои «границы», «пределы». За пределами космического универсума в иных универсумах, Абсолют пребывает в своих отчужденных формах, в родовом, социальном и природном формах инобытия.

Придадим терминологии С.Л. Франка несколько иные смысловые оттенки, с тем чтобы она была адекватной задачам, стоящим в нашем исследовании.

Трансцендирование «во-внутрь» — это процесс символического «расширенного воспроизводства» целостности космического универсума, выступающий средством перемещения его «верхней границы» вглубь территории Хаоса, и структурирования из протоэлементов принципиально новой онтологии, максимально насыщенной энергетикой духа — ноосферы (очеловечение космоса и космизация человека). Трансцендирование — способ, каким Абсолют осуществляет свою продуктивную Интенцию из глубин менталитета микрокосма. «Центр перспективы — человек, одновременно центр конструирования универсума», (156, 38) — писал Тейяр де Шарден. Трансцендирование — составная часть всеобщего креативного процесса, придающего космогенезу необратимый характер. Трансцендирование «во-внутрь» преследует цель последовательного увеличения негэнтропии в универсуме за счет преобразования Хаоса в Гармонию, повышающего уровень целостности и микро- и макрокосма, способствующей Свободе более полно укореняться в Ничто — в этот неиссякаемый источник энергии, подпитывающей собой всеобщий креативный процесс.

Трансцендирование «во-внутрь» оперирует символами, трансценденталиями, несущими в себе «алгоритм» связей между микрокосмом и макрокосмом, отношений их тождества, придающих космическому универсуму предельную форму целостности и абсолютности. Таким образом, процесс распаковывания символической формы семантического континуума (или просто «распаковывания символов») осуществляется преимущественно в «интересах» складывающейся ноосферы, антропокосмической целостности. Трансцендирование «во-внутрь» — это бесконечный процесс самопорождения Субъекта в качестве Микрокосма, сущностные силы которого укоренены в Абсолюте (космические сущностные силы Человека). Осуществляя трансцендирование во-внутрь, Субъект своей интенциальной смысловой энергетикой систематически укореняет Свободу в Ничто, не дает возможности силам Хаоса, из элементов которого формируются космические сущностные силы, разрушить складывающуюся в «недрах» Мироздания Гармонию.

Трансцендирование «вовнутрь» можно образно сравнить с бесконечным процессом прополки баобабов, которой занимался на астероиде маленький принц Сент-Экзюпери. Баобабы, как сорняки, своими огромными корнями грозили изнутри взломать маленький астероид, что положило бы начало всеобщей катастрофе в космосе. Трансцендированием «во-внутрь» субъект систематически и неустанно пропалывает «баобабы» Несвободы, превращающие Ничто в Нечто, Бесконечное в Конечное, Абсолютное в Релятивное, Космос в Хаос. Безмерная Свобода может «расширенно воспроизводиться» лишь беспрерывным трансцендированием Субъекта в Абсолют.

Космос для протосубъекта не столько «среда обитания», сколько дом, ойкос, который он строит в переносном и прямом смысле. Существует точка зрения, что архаичный и цивилизованный субъекты различаются между собой способами укоренения: первый якобы в основном — в ландшафт, а второй — в недра природы.

«Дом, который сам по себе является слепком Космоса, — справедливо считает И.Н. Гемуев, — объективно основан на его принципах. Допустимо говорить о «тиражировании Космоса». До тех пор, пока индивидуум пребывает в отцовском доме, он встроен в его систему. Строительство же собственного дома предполагает воссоздание комплекса мировоззренческих стереотипов, а строителя приравнивают к демиургу» (50, 191).

Формирование собственного дома на трансцендентных, трансрациональных основаниях выражает стремление протосубъекта обрести ощущение собственной встроенности в космический миропорядок, подтвердить свое соответствие ему.

Попытки ускоренной интеграции этносов, ведущих племенной образ жизни, в технологически детерминированную цивилизацию в конечном счете направлены на окончательное разрушение космического универсума по отношению к которому цивилизация социума — всего лишь одна из «встроенных систем», не способная существовать обособленно, без систематической подпитки трансцендентной и антропной энергетикой.

Не реликтовые протосубъекты должны искусственно интегрироваться в человечество (антропоцентристски ориентированная идеологема), а человечество, социум и распакованная «гносеологическим субъектом» природа должны со временем реинтегрироваться в Космос, являющийся привычным домом, ойкосом для протосубъектов. С их гибелью на Земле с неизбежностью начнутся необратимые деградационные процессы в Человеке как Роде. Как только тонкая пленка ноосферы, столетиями формировавшаяся систематическим трансцендированием. будет окончательно разрушена репрессивной социальной и промышленной технологией «человека разумного», Микрохаос поглотит Макрокосмос. Стык Космоса и Человека сколь бы технологически могущественным последний ни был, обеспечивается не Рацио, а Логосом.

От гибельных влияний друг на друга Космоса и Человека предохраняет особый «трансцендентный экран», одна сторона которого представляет собой Табу и предохраняет внешний космос от поглощения, инкорпорирования Микрохаосом, а вторая — Тотем защищает Человека от Макрохаоса. «Трансцендентный экран» защищает и Космос и Человека от неуемной склонности Рацио к тотальному запаковыванию и объективированию сущего в безжизненные логические структуры. Как только окончательно будет снято Табу с Вечности, на святая святых — целостность Космоса и нецелостный, частичный субъект полностью поглотит инкорпорирует Тотем, репрезентирующий собой Абсолют, то есть лишится способности к трансцендированию, с неизбежностью наступит Апокалипсис.

Символ — это синтез Тотема и Табу, позволяющий сохранить субъекту космологическую самотождественность. В нем сущность и существование «схвачены» в их органическом синкретизме. В своих семантических глубинах символ содержит всю тотальность еще неразвернутого знакового пространства мироздания. Процесс распаковывания семантического континуума и есть постепенное и последовательное «проявление» его позитивного изображения, на котором запечатлено все мироздание. Предназначение истинного сознания, сознания как мировоззрения — создание все объемлющей картины мироздания — на нее уходит вся предыстория Человека.

«Сначало было Слово» — эту вселенскую формулу можно понимать так, что появлению Человека в качестве высшего итога всеобщего креативного процесса во Вселенной предшествовала о нем «благая весть», то есть Слово — «априорная форма» его менталитета. Символ есть ментальность Микрокосма, которым он владеет «априори», это дар, полученный им в момент своей креации, воплощенный в его абсолютном Я в качестве Бесконечного Текста.

Слово многомерно, в нем можно выделить трансцендентную основу (символ), над которой надстраивается знаковая инфраструктура из эвалюативных, прескриптивных, и дескриптивных смысловых структур. Слово может быть всего лишь простым термином науки, а может выражать собой целостность Микрокосма, «структуру вселенной как моральной сущности». «Если для рефлексии слово есть только знак некоторой схемы, понятия, — пишет П.А. Флоренский, — то для непосредственного, дорефлективного отношения слово, по крайней мере в его связанности с другими, есть нечто большее, чем одно только орудие вызвать в сознании схему; для науки, собственно, нет слов, а есть термины, но термин и слово — вещи различные. Слово имеет двойственную природу. Оно — слово в собственном смысле и может как таковое быть сверхрассудочным — миниатюрным произведением искусства; но кроме того, оно — термин, нечто рассудочное. Вот эта-то особенность слова позволяет выражать данными словами то, что безусловно не выражается ими, если смотреть на них с точки зрения слов-терминов. А потому содержание речи может, перерастать ее терминологический смысл, который только и ухватывается рефлексией» (180, 321).

В принятой нами модели слово четырехмерно: слово-символ, слово-ценность, слово-норма, слово-знание (П.А. Флоренский вел речь о верхнем и нижнем пределах слова: слово-символ и слово-термин, или слово-знание).

Слово-символ есть трансрациональное значение — носитель высших смыслов о таинстве протобытия, открывающемся человеку лишь в его креативной деятельности, как нечто трансфеноменальное, трансрациональное, умонепостижимое. Слово — ценность касается таинств совместного бытия людей, события, составляющего предметность их совместного знания — сознания. Это первокирпичики культуры, обособившейся от культа. Слово-норма лежит в основании социальной технологии и отражает социальное бытие нецелостных индивидов. Слово-знание коррелят «объективных законов» естественной необходимости, выступающий инструментарием научного познания. В одном и том же слове свернуты значения, являющиеся «программами разнородных по своей внутренней природе форм бытия, различных способов укорененности в них человеческой ментальности.

Трансцендирование «во-внутрь» осуществляется посредством целостных, нерасчлененных символов и основано на использовании содержащихся в них энергетических ресурсов. Под магичностью слова П.А. Флоренский понимал наличие в нем ряда естественных сил и энергий, с помощью которых человек имеет возможность воздействовать на мир. «Магически мощное слово, — пишет П. Флоренский, — не требует... даже ясного сознания его смысла. Оно само концентрирует энергию духа, как бы напивается ею, раз только есть произволение его произнести..., и, набравшись тут силы, или, точнее, развернув свои потенции прикосновением к духу, допустившему его к себе своим изволением, своею интенциею, оно направляется далее туда, куда направлено оно самим актом интенции» (178, 373).

В процессе распаковывания трансцендированием «вовнутрь» символы как «бесконечные знаки» не только не утрачивают своей внутренней энергетики, но, напротив, еще более оказываются «энергоемкими» за счет аккумуляции в них личностных интенций и смыслов. По своей валентности они становятся, если можно так выразиться, еще более «бесконечными» (мы прибегаем к бессмыслице потому, что «бедна у мира слова мастерская»), а их содержание — более «пустым», что позволяет символам еще более целостно и универсально означивать трансфеноменальность Свободы, а содержание Текста, каким является Микрокосм, более соответствующим Тексту, «записанному на досках Вечности». Распаковывание символической формы семантического континуума отличается от иных форм «распаковывания», о которых речь пойдет далее, именно тем, что в процессе трансцендирования «во-внутрь» символ оказывается лишь условно распакованным, не утрачивающим своей монадности. Более того, он начинает отчетливее «высвечивать» контуры непостижимого в Абсолюте.

Субъектом трансцендирования «во-вне» может быть лишь микрокосм. Целостное слово подвластно лишь целостному субъекту, но не рационализирующему индивиду — «гносеологическому субъекту», имеющему дело с нецелостными словами-терминами. «Если самый человек не есть в собственном смысле целое, — писал П.А. Флоренский, — то тем менее будет целым его слово. И вот, в этом понимании нецельности слова, как состоящего из необъединенных органически внешней оболочки и внутреннего содержания, лежит главное препятствие понять магичность слова и его более чем только рациональный образ действия — на сознание, на душу, на тело и далее на природу внечеловеческую» (178, 254).

В процессе трансцендирования «во-внутрь» просвеченное человеческой интенцией Слово вновь обретает свойство нести «благую весть» о чуде креации ноосферы. Еще раз подчеркнем: в процессе трансценденции символ не только не разрушается, а уровень его энергетики не только не снижается, но, напротив, по своей валентности он становится еще более бесконечным, а по энергетической насыщенности еще более негэнтропийным фактором всеобщего креативного процесса. Трансцендирование насыщает символ «избыточными смыслами», способными до поры до времени хранить «благую весть» о более «универсальной целостности» и более «целостной универсальности», какой явится ноосфера — порождение безграничных сущностных сил Микрокосма.

Трансцендирование «во-внутрь» — процесс многомерный и многоаспектный. Во-первых, оно касается «проявления» особой реальности, реальности протобытия Микрокосма, а потому и онтологично. Протобытие как форма существования Субъекта в качестве Абсолюта фиксируется «понятием» Свобода. Свобода — категория трансцендентная и трансонтологическая, несущая в себе всю тотальность и весь спектр предикатов сущего и всевозможных форм бытия. «Настоящий предикат всякого знания, — писал В.С. Соловьев, — не то или другое бытие, не тот или другой предикат сам по себе (ибо предикатов самих по себе быть не может), а то, чему это бытие принадлежит, к которому относятся данные предикаты» (152, 289). Протобытие принадлежит Субъекту как Микрокосму и трансцендированием «во-внутрь» он раздвигает пределы Свободы, выполняя тем самым онтологическую миссию по креации высшей формы реальности, — «формы форм», какой является трансфеноменальный Абсолют.

Во-вторых, трансцендирование «во-внутрь» выполняет познавательную функцию, хотя к ней и не сводится. Свобода не только трансонтологическая, но и трансрациональная категория. «Бытие и понимание нельзя рассматривать как два параллельных процесса, эволюционирующих один рядом с другим, — верно замечает В.Р. Дуйкин — Бытие и понимание два момента, которые соединяются в поток единого процесса, поскольку чем больше понимания, тем больше бытия, и чем больше бытия, тем больше понимания» (72, 73). Трансцендирование «во-внутрь» — это высшая форма постижения целостности мира, это Откровение Абсолюта.

Свобода не только трансонтологическая и трансрациональная категория, но и категория трансфеноменальная или трансэтическая, выступающая концептом, замыкающим всю иерархию универсума морали. Свобода не только онтологический и гносеологический атрибут Абсолюта, но и его моральный модус, всеобщий модус антропокосмической целостности. Таким образом, в-третьих, трансцендирование «вo-внутрь» выполняет нравственную функцию, функцию структурирования мира под приоритеты «моральной сущности».

Нравственно-космический принцип является центральным моментом современного движения по космизации мировоззрения. Как считает В.В. Лобач, законы нравственности, составляющие кодекс «вечных» человеческих истин, обязательны для выполнения каждым человеком, активно участвующим в эволюции планетной и космической жизни (97, 96). «Нравственное начало, — считает В.А. Фролов, — порождает заботу и ответственность за каждую мысль, слово, действие, ибо мысль, и слово, и действие — есть проявление разных уровней энергии и информации, и по системе прямых и обратных связей воздействует на осе звенья космопланетной организованности» (184, 126). В.Н. Козицкий пытается вывести нравственное начало из сущности ноосферы, при этом исходит из натуралистического способа видения проблемы. Согласно его гипотезе, магнитосфера Земли может рассматриваться как «сфера памяти» человечества. Каждый человеческий мозг имеет свой диапазон «ноочастот», биомодулированное излучение по которым записывается на магнитосферу Земли и прорывается в космическое пространство. В «сфере памяти» лежит ключ к пониманию живой материи, считает он. «Как общество в целом, так и каждый его индивид, — отмечает В.Н. Козицкий, — несут громадную ответственность друг перед другом. Ибо каждая эмоция или мысль, равно как и все общественное мнение; каждое чувство и желание, равно как и любые общественные настроения, — записываются, упорядочиваются и заполняют всю нашу ноосферу, влияя как на здоровье каждого, так и на эволюцию всего человечества, как на ныне сущее, так и на все будущее» (87, 97).

Символ, как мы выяснили ранее, не только «бесконечный знак», но и знак многоуровневый, в нем содержатся структуры целостного непроявленного семантического континуума.

В символе за непроницаемой для «чистого разума» трансцендентной оболочкой во внутренней структуре семантической монады «запакованы» эвалюативные, прескриптивные и дескриптивные «значения-матрешки». По принятой нами терминологии — это «трансцендентные ценности», «трансцендентные нормы» и «трансцендентные знания», неявно содержащиеся в бесконечной семантической монаде, составляющие «семантический вакуум» непроявленных онтологий мироздания.

«Зондаж» латентных ценностных, нормативных и дескриптивных структур символа посредством человеческой интенции, кумулятивно направленной в глубинные слои «семантического вакуума», обозначим термином трансцендирование «во-вне». От трансцендирования «во-внутрь» оно отличается тем, что пытается выйти за нижнюю границу космического универсума, «пробить» собой все слои еще непроявленных онтологий мироздания и достичь его самой нижней границы, на которой Субъект оказывается полностью и абсолютно десубъективированным, до того предела дробления семантической монады, когда знак становится дескриптором с нулевой валентностью — абсолютным семантическим инвариантом абсолютного объекта.

Трансцендирование «во-вне» — это как бы обратное движение интенции по «ступенькам выделения» от верхней к нижней, в условную плоскость мироздания, в котором бытие оказывается полностью «распакованным», «разложенным», «препарированным» на дурную бесконечность «элементарных квантов», в абсолютное Нечто, окончательно заполнившее объективациями Великую Пустоту Ничто. В ней уже не может быть укоренена ни Свобода, ни Субъективность, но лишь одна Абсолютная Необходимость и Объективность. Если верхним уровнем онтологической иерархии Мироздания является космический универсум, в котором Субъект абсолютен и бесконечен, то нижний его уровень — суть косная природа, в котором субъект тотально десубъективирован в генерализованном Объекте. Трансцендирование позволяет «проскочить» сквозь все формы еще непроявленного исторической практикой бытия и достичь «дна» мироздания, его «нижней бездны», в которой погребен человеческий дух. Такое постижение инобытия абсолютного субъекта нацеливает человеческую деятельность на формы активности, которые не противоречат «интересам» целостности Вселенной. Человек своей деятельностью вряд ли сможет построить рай, но вполне в состоянии избежать ада, вызванного его репрессивным отношением к Абсолюту, к самому себе как Микрокосму.

Трансцендирование «во-вне» столь же многоступенчато и иерархично, сколь многоступенчата и иерархична латентная структура семантической монады. Прежде всего в него входит процедура по обнаружению тайных смыслов человеческого самобытия, которые запакованы в «трансцендентных ценностях». Трансцендентные ценности — это неявные значения, в которых «запакован» внутренний алгоритм отношений между людьми, но не как антропными существами, а как микрокосмами — членами единого «антропокосмическсго сообщества», субъектами ноосферы.

Трансцендентные ценности, неявно содержащиеся в символах, выполняют функцию очеловечения космоса и космизации человека, в отличие от них проявленные ценности культуры призваны очеловечивать человека. В ценностной амальгаме символической реальности человек обнаруживает отражение не своего собственного облика, а лика Вечности. Способность из семантического вакуума Символа извлекать ценностные смыслы своего космического существования присуща лишь самотрансцендирующему субъекту. Если посредством нерасчлененного символа он укореняется в конвергентной космической среде, то посредством неявно содержащихся в нем трансцендентных ценностей он укореняется в другом субъекте, как и он, выполняющем космологическую функцию. Трансцендентные ценности — это неявный семантический инвариант отношений между субъектами как микрокосмами.

Светом внутреннего Логоса просвечиваются глубинные и самые «темные» структуры семантической монады, Символа, каким является Человек как Текст Мироздания. Светом трансцендирования, интуицией обнаруживаются еще не проявленные человеческой исторической практикой ментальности. Искусство, особенно поэтическое творчество, ибо оно имеет дело с целостным словом, задолго до научной рефлексии «схватывает» и обобщает идею грядущих событий. Как пишет Е.В. Завадская, «у художника, как и у мистика, все биопсихические силы соединены с Абсолютом» (74, 131). Для того, чтобы составить прогноз о характере дальнейшей судьбы человечества, вполне достаточно исследовать элементы трансцендентного, неявно присутствующие в творчестве великих поэтов и художников. Наиболее адекватной историческим эпохам является та форма философствования, которая отталкивается не от рациональных схем, поставляемых наукой, а от трансрациональных, трансцендентных образов, создаваемых поэзией и составляющих глубинные структуры менталитета грядущих эпох. Отталкиваясь от поэтической практики, философия должна проявлять для науки истинные смыслы преобразующей и осваивающей деятельности человека, а не наоборот, как это наблюдается в настоящее время, в котором господствуют сциентистские схемы мышления.

Трансцендирование микрокосма «во-вне», в бесконечные глубины Мироздания, как особый процесс обнаружения внутренних структур протореальности, наиболее емко «схватывается» в термине «мифотворчество». Творчество — причудливая смесь символического и ценностного, мистического и мифологического позволяет субъекту проникать в глубинные смыслы человеческого самобытия. «Мифотворчество, — пишет Марина Цветаева, — то, что быть могло и быть должно, обратно... тому, что есть, а чего, по мне, вовсе и нет. Усиление основных черт в человеке вплоть до видения... человеком... только их. Все остальное мелкое, пришлое, случайное... Мистификаторство, в иных устах уже начало правды, когда же оно дорастает до мифотворчества, — оно вся правда» (189, 243).

Мифотворчество — исходный пункт и конечная цель осознания человеком высшей формы реальности, реальности духа, в которой он укоренен в качестве абсолютного существа. «Миф, — считает П.А. Флоренский, — это крайний пример сверх-терминологической литературы. Подлинный миф, в его целом, для научного анализа есть подлинный набор слов — примитивная, полубессмысленная философия первобытного мышления. Это, — с известным ограничением на современное мифотворчество, — действительно так; но для непосредственного сознания миф как символика глубочайших переживаний, проецированных на эмпирическое, есть основа всякого постижения действительности» (180, 322).

Как мы выяснили ранее, ценность и добро соотносятся между собой как форма и содержание. В космологии они суть некое синкретическое образование, производное от безмерной Свободы. Трансцендирование «во-вне» может рассматриваться в качестве особой формы «свободного добродеяния», регулирующего отношения между микрокосмами в общем контексте выполнения ими своих космологических функций. В формуле «добро ради свободы» имплицитно содержится трансцендентный принцип космологии «человек ради космоса». «Трансцендентная ценность» регулирует такую форму свободного добродеяния, которая направлена не на обособление родовой сущности человека от его сущности космической, а на ее иерархическое согласование с последней. Свободное добродеяние — это такой способ события, совместного бытия микрокосмов, который позволяет их индивидуальным экзистенциям систематически реинтегрироваться в Абсолют, органически вписываясь во всеобщий креативный процесс. В космологии морали добро не является самодостаточной нравственной категорией, оно здесь производно от свободы. Свобода не только трансонтологическая, но и трансморальная протокатегория, так как неявно содержит в себе свое иное — добро. Высшим проявлением добродеяния выступает такая совокупность действий и поступков по отношению к другому субъекту, которая в состоянии подвести его к самотрансцендированию в абсолют, то есть побудить его взвалить на себя «бремя свободы». В отличие от антропологизма в космологизме оно является «мерным», его мерой выступает «безмерная» свобода.

Трансцендирование «во-вне», оперирующее неявными трансцендентными ценностями и добродеянием, мерой которого выступает «безмерная свобода», способствует систематической реинтеграции микрокосмов в антропокосмическую общность, основная функция которой связана с воспроизводством бесконечного в конечном, абсолютного в релятивном и проч. Этим трансцендирование существенно отличается от процесса актуализации в антропологизме, воспроизводящем посредством ценностей и принципа «добро ради добра» человеческое в человеке, и от процесса социализации в социологизме, тиражирующем социальное в человеке с помощью принципа нормативной морали «добро ради долга».

Лишь тот вид творимого людьми добра является подлинно нравственным, который способствует субъектам более активно самотрансцендироваться, самостоятельно превращаться в подлинные моральные субъекты. Добро превращается в свою противоположность — в зло, если оно соединяется со средствами внешнего принудительного освобождения человека, то есть когда не сам человек обретает свободу, совершая внутренний подвиг, а его «одаривают» так называемые «освободители». Свободу даровать человеку невозможно, так как она — неотъемлемое его трансцендентное свойство. Человек может не осознавать этого своего свойства, и добродеяние в данном случае должно повести его к осознанию необходимости самостоятельно овладеть ею. Человек должен сам найти в себе силы и способности, чтобы восстать из рабства, должен самостоятельно обрести свободу — качество, делающее его универсальным существом. Герцен говорил, что человека внешним образом можно освободить лишь в той мере, в какой он свободен внутренне.

В связи с тем, что в акте трансцендентного взаимодействия участвуют подлинные субъекты свободы — микрокосм и макрокосм, пределы продуцируемого добра определяются потребностями интеграции людей в антропокосмическое сообщество, в ноосферу.

В системе отношений «человек-человек» парадигмой свободы с гуманизма снимается предельная абстрактность, возникающая как следствие замыкания человека на самого себя. Оно провоцирует определенное его противостояние природе, влекущее с собой глубинные и затяжные кризисы в отношениях между двумя универсумами, которые антропологически ориентированное мировоззрение скорее обостряет, нежели «примиряет». Задачу эту выполняет космизм. Размыкая связь, идущую от человека к человеку, от «Я» к «Ты», и замыкая ее на космос, он позволяет гуманизму обрести свою высшую форму, в рамках которой человек выступает не просто одним из универсумов, а «универсумом в универсуме», то есть подлинным творцом, демиургом сущего, чья деятельность и есть средство коэволюции всех форм движения. Лишь в акте самопорождения, самотрансценденции человек в состоянии выступить подлинным субъектом морали, так как ему уже противостоит не другой субъект, коррелирующий его деятельность во имя всеобщего добра, а лишь другая ипостась его микрокосма — макрокосм. Сущность добра становится производной от свободы, ее функцией, свойством самотрансцендирующегося человека. «Субъект есть реальный субъект лишь в той мере или свобода начинается лишь тогда, — писал Гегель, — когда для меня может быть различное, когда существует возможность выбора; субъект лишь тогда возвышается над особенной целью, свободен от особенности, когда она не совпадает с самой субъективностью, не есть всеобщее добро» (47, 2, 28).

В рамках парадигмы свободы категория «добро» лишается своей императивности, требующей в любых случаях совершать добро во имя абстрактного добра. Осуществляемое по отношению к другому добро может приносить ему и «незапланированное» зло, если совершается из благих намерений, то есть без учета истинных интересов его целостности как морального субъекта. Если благими пожеланиями и вымощена дорога в ад, то она вымощена не иначе как из «блоков» всеобщего и абстрактного добра. «И добро может стать демоническим, подобно эстетизму, — писал Н.А. Бердяев. — Добро, враждебное творчеству, — демонично, в нем демоническая тяжесть и мертвенность. Сплошная моралистическая возвышенность может быть грехом против богатства творческой природы человека, против полноты индивидуальной жизни, против смысла множественности. Моральное совершенство и моральная возвышенность не должны угашать фаустовского стремления к полноте жизни. Истребление творчества во имя добра, во имя закона морали — страшная реакция» (22, 476, 477).

Свобода, говоря словами Ф. Ницше, находится по ту сторону добра и зла. Не только добро, но и зло может выступать «средством» трансцеидирования, если обладает творческим, креативным потенциалом. В космологизме в отличие от антропологизма добро и зло не абсолютные, а релятивные основоположения, не столько взаимоисключающие, сколько взаимополагающие стороны свободного самотрансцендирования Человека Себя в Абсолют.

В.С. Соловьев считал, что Бог отрицает зло, но лишь как нечто окончательное и абсолютное, в силу чего оно с неизбежностью обречено на гибель. Однако он допускает его как превосходящее условие свободы, то есть большего добра. Прямое отрицание или уничтожение зла было бы большим злом, так как ограничивало бы человеческую свободу и тем делало более совершенное добро (свободное) невозможным (151, 260).

На первых порах осмысления эти высказывания В.С. Соловьева кажутся весьма схоластическими, однако затем в них прозревается глубочайший нравственный смысл. Он сводится к тому, что наивысшая степень добра — это именно «свободное добро», которое не самопорождается, а творится свободой. В парадигме свободы, и это важно подчеркнуть, добро не есть нечто абсолютно противостоящее злу, безртносительно к природе антипода, оно является всеобщим, самодостаточным и самоценным критерием человеческой нравственности.

В социетальных формах морали дихотомия добра и зла обусловлена противостоянием долга и блага. Как писал Лейбниц: «В универсуме не только добро превышает зло, но и самое зло служит умножению добра» (94, 4, 282). Пользуясь формулой Ницше, можно утверждать, что по ту сторону долга и блага добро и зло утрачивают свою абсолютность. Не случайно в христианстве предусмотрен ритуал отпущения грехов с тем, чтобы дать человеку возможность постоянно утверждаться в добродеянии, даже в ситуации, если он сам является источником зла.

Принцип «добро во имя свободы» соответствует тем формам морали, которые изоморфны переходам гуманизма к своим более высоким ступеням. Существенной особенностью морали «переходного периода», в рамках которого преодолевается прежняя форма гуманизма более высокой, выступает то, что добродеяние временно утрачивает императивность и абсолютность, превращаясь в функцию свободы. Добро при этом обретает целеполагание, детерминированное идеей свободы.

Следующей ступенью трансцендирования «во-вне» выступает «проявление» неявно содержащихся в символах «трансцендентных норм».

Человеческая интенция в состоянии их «прояснить», если ей удастся «преодолеть» трансцендентный и эвалюативный защитные слои семантической монады. Трансцендентные нормы, неявно содержащиеся в символах, суть значения, хранящие алгоритм космологической деятельности человека, это — нормативы гипердолженствования, трансдолженствования Человека по отношению к Вселенной. Это Нормативы долженствования Человека перед Абсолютом, перед самим собой как Микрокосмом.

Таким образом, протокатегория Свобода не только трансонтологическая и трансморальная, но и транссоциальная категория.

Норма как прескриптивный знак с бесконечной трансцендентной валентностью обладает позитивным смыслом, если выступает производной от символа и «семантическим инвариантом» поведения Человека по отношению к Космическому Универсуму, собственно говоря, по отношению к самому себе как к Микрокосму.

Трансцендентная норма содержит в себе космологическое долженствование («долг ради свободы»), кумулирующее активность протосоциума на выполнение требований, исходящих из космической сущности человека. «Трансцендентные нормы», неявно присутствующие в Табу, регулируют выполнение человеком своей космической функции. Человек должен, обязан пожертвовать своей жизнью лишь во имя спасения Космоса.

Трансдолженствование требует от человека строить свою деятельность таким образом, чтобы она была направлена на полное преодоление энтропии во всех структурах сущего, становилась мощным фактором, противодействующим процессу десубъективирования и объективирования Субъекта, влекущему с собой космологическую катастрофу. Трансдолженствование нацеливает человека на совершение, если потребуется, высшего из мыслимых подвигов: ценой жизни всего человеческого рода спасти целостность Вселенной, если ей будет угрожать гибель.

Такое космологическое понимание долженствования может возникнуть у человека, занимающегося углубленным трансцендированием сущего, а не его исследованием, основанным на строго логических процедурах. Суть человеческого долженствования в конвергентной космической среде может порой обретать форму апокалиптического видения высочайшей человеческой ответственности за всеобщую космологическую трагедию. Сюжет о жертвенности во имя целостности Космоса порой встречается и у современных мыслителей. Видимо, это «атавизм» космологического протосознания. «В какой-то очень высокой точке своего развития, — писал незадолго до смерти Э. Ильенков, — мыслящее существо, исполняя свой космологический долг и жертвуя собой, производит космическую катастрофу, вызывая процесс, ведущий к возрождению умирающих миров... Человечество сможет исполнить свой великий долг перед природой» (76, 9, 18-19). Подобного рода интерпретация сущности долженствования вряд ли придет в голову гуманистически или тем более политически ориентированному деятелю. Классический категорический императив Канта «долг ради долга» здесь замещен космологическим императивом «долг ради свободы».

Трансцендирование «во-вне», оперирующее трансцендентными нормами и космологическим долженствованием, способствует условной реинтеграции субъектов в протосоциум, основной функцией которого выступает не воспроизведение социального в индивидуальном, а последовательная космизация протосоциального в нем, кумулирующая совокупную жизнедеятельность под приоритеты складывающейся ноосферы.

Долг во имя свободы превращается в нравственный символ, требующий от Человека свершений во имя становления его предельной целостности, реализации своей органической функции в космогенезе. Долженствование в космоцентристской модели морали не просто производное от принципа свободы, но и средство ее укоренения в косных структурах Вселенной. В учении Н. Федорова, например, категория «долг» выполняет функцию супраморализма, являющегося всеобщей нравственностью, естественной для всех разумных существ. Он считал, что священный долг людей — воскрешение отцов-предков и расселение их в космическом пространстве. «Супраморализм, — писал Н. Федоров, — в противоположность буддийской нирване, небытию, требует от разумных существ полного раскрытия бытия, т.е. всего, что в нем есть, было и может быть» (169, 500).

Человек в состоянии достичь личной свободы лишь на пути выполнения долга по освобождению всего человечества от сил Хаоса и Смерти. Н. Федоров ставит вопрос о том, может ли быть осуществление свободы каждого человека в отдельности абсолютной самоцелью? И отвечает. «Рабство и господство есть несомненное зло, но и свобода (взятая сама по себе, без дальнейшего определения своего назначения) не есть благо; она просто ничто» (169, 548). Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех (166, 166), — особо подчеркивает Н. Федоров.

Долг свободного самотрансцендирующегося морального субъекта из категорического императива превращается в императив трансцендентный, требующий максимально ответственно относиться к Порядку Свободы, активно выступать против любых попыток, предпринимаемых со стороны Рода и Социума реконструировать его под приоритеты законов необходимости, лежащих в их основании. «Человек, — писал Ф. Энгельс, — только в том случае несет полную ответственность за свои поступки, если он совершил их, обладая полной свободой воли, и... нравственным долгом является сопротивление всякому принуждению к безнравственному поступку» (111, 2, 224).

Долженствование в качестве трансцендентного императива в полном объеме проявляется лишь в продуктивной, творческой деятельности человека, в «рамках» которой он выходит за пределы своей витальной, социальной и родовой обусловленности. «Творчество» не есть жизнь, — писал Н.А. Бердяев, — творчество есть прорыв и взлет, оно возвышается над «жизнью» и устремлено за границу, за пределы, к трансцендентному» (23, 49). Трансцендентная форма долженствования не входит в противоречие с Порядком Свободы, так как является его органической функцией, свойством продуктивной деятельности Человека. «Продуктивное единственное действие, — писал М.М. Бахтин, — и есть долженствующий момент в нем. Долженствование впервые возможно там, где есть признание факта бытия единственной личности изнутри ее, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю ответственность за свою единственность, за свое, бытие» (19, 113).

Долг во имя свободы — это прежде всего долг во имя примирения человека с самим собой, Рода с Космосом. Долг направлен здесь на преодоление сил Хаоса внутри Микрокосма и тем самым на установление Гармонии во внутренней и внешней Вселенной.

Другое социетальное понятие — благо в рамках парадигмы свободы утрачивает не только свои узкие утилитарно-потребительские и социально-статусные функции, явно обнаруживаемые в его собственной парадигме, но и функцию благотворительности, являющуюся важнейшей стороной добродеяния. Не подчиняясь чему-либо внешнему, человек тем самым перестает и обладать чем-либо, кроме собственных, никем не отчуждаемых от него сущностных сил. Благо, таким образом, трансформируется в свою наивысшую форму, в форму человеческого самообладания.

В.С. Соловьевым сформулирован и обоснован принцип самодостаточности, суть которого заключается в отказе человека от обладания внешними благами. Истинное благополучие, или высшее благо, заключается в свободе от тех внешних стремлений и привязанностей, которые порабощает человека, делают его несчастным. Всецело обладая самим собою, он тем самым обладает всем, и даже больше, чем всем, он обладает космосом. Но принцип самодостаточности в самом себе не имеет достаточной силы для самоосуществления. Освобождение от рабства перед внешними благами — это лишь условие для получения высшего блага, а не само это благо (151, 1, 214-215).

Освобождение от внешних благ — непременное условие самотрансцендирования человеком своей космической сущности.

В космизме впервые преодолевается внутренняя дихотомия свободы «свобода от» и «свобода для». Свободный самотрансцендирующийся человек всегда существует «для». По А. Гелену, свобода «для» — это инструмент изменения мира с его возможностями к изменению (48, 183). Еще более определенно высказывался о продуктивной функции свободы Н.А. Бердяев. Из необходимости может родиться лишь эволюция, творчество же рождается из свободы. С точки зрения детерминизма, свобода есть «ничто», она выходит из детерминированного ряда, она ничем не обусловлена, рожденное из нее не вытекает из предшествующих причин, из «чего-то». Человеческое творчество, считает Н.А. Бердяев, прорывает детерминированную цепь мировой энергии. Творчество есть то, что идет изнутри, из бездонной и неизъяснимой глубины, а не извне, не из мировой необходимости. Желание рационализировать творчество связано с желанием рационализировать свободу. Свобода и творчество говорят о том, что человек не только природное существо, он — свободный, сверхприродний дух, микрокосм (22, 368-370). «Свобода, — пишет Н.А. Бердяев, — есть положительная творческая мощь, ничем не обосновываемая и не обусловливаемая, льющаяся из бездонного источника. Свобода есть мощь творить из ничего, мощь духа творить не из природного мира, а из себя. Свобода в положительном своем выражении и утверждении есть творчество» (22, 370).

Если в парадигме свободы признается лишь внутреннее благо как следствие свободы «для», то это означает, что благо, которым человек обладает (самообладание), и есть его уникальное свойство быть творцом, демиургом сущего.

Творчество — высшее человеческое благо. Непосредственно будучи связанным с процессом познания, оно все же является функцией свободы, а не рационального знания. Проблема соотношения свободы и знания прежде всего зависит от того, в рамках какой теоретической парадигмы она ставится и разрешается. В любом случае их нельзя соотносить в абстрактном анализе вне конкретного онтологического контекста субъекта, предикатами которого они являются. Преодолевая известный магнетизм предельно абстрактной формулы «свобода — осознанная необходимость», В.Г. Федотова справедливо считает, что «многие аспекты свободы весьма отдаленно связаны со знанием и не питаются им, а даже сами питают его... В реальной жизни обнаружилось, что действие на основе знания может быть и репрессивным, может подавлять естественное состояние, естественное понимание человека» (165, 18). В космологизме соотносятся не свобода вообще и знание вообще, а свобода как «онтологический вакуум» с трансцендентной формой знания. В космологизме знание — функция свободы, тогда как в сциентизме наоборот: свобода — функция знания, но это уже иная свобода — свобода гносеологического субъекта, обусловленная практикой дескриптивизации.

Последней «семантической матрешкой», содержащейся в символе, выступает «трансцендентное знание» — дескриптивное ядро бесконечной знаковой монады, Это — протоязык мироздания. Известно, что мистика не основывается на рациональных суждениях, а применяет такую форму познавательной интенции, которая органически вплетается в практику трансцендирования, опирающуюся на веру в Абсолют. Свобода, таким образом, не только трансонтологическая, трансморальная, транссоциальная, но и трансрациональная протокатегория, содержащая в себе «свое иное» — Порядок Необходимости, фиксируемый посредством неявных дескриптивных значений. Трансцендирование «во-вне», оперирующее «трансцендентными знаниями» — это первичная вненаучная познавательная практика. В связи с кризисом, переживаемым сциентистски ориентированной гносеологией, именно эта форма вненаучной познавательной практики привлекла к себе внимание методологов. Выдвигая вполне плодотворную идею обнаружения некоего первоязыка представления знаний, своеобразного знаниевого эсперанто, на котором могли бы работать глубинные семантические структуры человека, утверждается, что необходимо двигаться не по пути усложнения логических строго формализованных структур, а скорее — от них (137, 58). На наш взгляд, эта проблема может быть решена, но не за счет дескриптивизации неявного трансцендентного знания, а путем предельного расширения самой практики трансцендирования.

Итак, распаковывание символической формы семантического континуума осуществляется трансцендированием «во-внутрь» и «во-вне» и связано с выходом за «верхнюю» и «нижнюю» границы космического универсума. Трансцендирование в сторону «верхней границы», трансцендирование «Я» в Абсолют, связано с процессом формирования ноосферы, а трансцендирование в сторону «нижней границы», в пределы еще не проявленных и не выделившихся форм бытия, позволяет подчинить их генезис целостному процессу космогенеза. Основу трансцендирования составляет «нравственное начало» (парадигма свободы). Познавательная практика (трансцендентная форма рефлексии) — всего лишь определенная сторона, грань многомерного и многоаспектного процесса распаковывания символической формы семантического континуума.

В рамках трансцендирования осуществляется, если выражаться науковедческим языком, сбор, систематизация, анализ и интерпретация фактов. Но это совершенно иные, нежели в натуралистическом способе познания; «процедуры» и качественно иные факты, так как отражают особую реальность — протобытие Человека как Микрокосма. В процессе трансцендирования присутствует рефлексия, но она по существу своему является не только «вненаучной», но и «внерациональной», естественно, если под наукой понимать лишь совокупность дескриптивных знаний — плод «рацио» гносеологического субъекта. Человек не только «высший цвет материи», «венец природы», но, прежде всего, духовный инвариант тотальности космоса, трансцендирующий его и себя в антропокосмическую целостность — в ноосферу, «ибо нет ничего в мире, что хоть каким-нибудь свойством не могло бы иметь общего с человеком, почему заслуженно называют его микрокосмом» (5, 2, 96).