Глава 38

Я ел холодную овсянку и вглядывался в лицо пропавшего ребенка на молочном пакете. Вот с чем нам всем приходится жить теперь – с очередным таинственным исчезновением? Мир, видимо, покончил с добром, если дети могут исчезать вот так.

Черно‑белый снимок ребенка пробудил во мне тоску по Эдди.

Я позвонил Джанин. Она взяла трубку, и впервые я сказал:

– Я очень сожалею обо всем, что причинил тебе, Джанин. – Я говорил очень тихо.

– Сет сказал мне, что думал, ты наложишь на себя руки, – сказала Джанин.

– Так почти и было.

Она поколебалась.

– В ту ночь, когда ты позвонил, Сет спросил меня… – Джанин перевела дух. – Он хотел узнать, что между нами было не так.

– Я не хотел ничего испортить между тобой и Сетом.

Джанин на секунду замолчала.

– Сет рассказал мне кое‑что в ту ночь.

Мне, собственно, не хотелось слушать ее. Мы ждали звонка Хейдена.

– Сет летал на самолетах‑разведчиках во время корейской войны. Он определял потенциальные цели, направлял бомбардировщики. Иногда этими целями были беженцы… женщины и дети. – Джанин поколебалась. – Сет сказал мне, что он умеет определить беженца, потерявшегося человека.

Я спросил:

– Где Сет сейчас?

– Сидит напротив меня. И слушает наш разговор.

И в первый раз трубку повесил я. Осторожно.

Джонни Карсон как раз завершил свой монолог и проделывал свой знаменитый завершающий жест, подводящий к рекламной паузе, когда я вошел в гостиную.

У Лойс на коленях стоял поднос со стаканом теплого молока и булочкой. Пит сидел у нее на плече. Когда я вошел, он даже не зашипел.

Лойс улыбнулась.

– Будешь теплое молоко или кофе?

– Кофе.

Элизабет Тейлор говорила Джонни, до чего она любит меха и бриллианты. Она уже миновала пору расцвета. И заставляла тебя ощутить свой возраст. Они с Джонни подсчитали, что состояли в браке тринадцать раз, а Эд Макмагон[16]добавил еще три для общего итога шестнадцать.

Я сказал:

– Как можно разбогатеть до такой степени, чтобы содержать столько жен? Мне и одна не по карману.

Новый муж Лиз носил серьгу, что встревожило Джонни, но в этом браке Лиз была абсолютно уверена. Она сказала, что мужчины, прокалывающие ушные мочки, лучше подготовлены для брака. Они уже испытывали боль и приобретали драгоценные украшения.

Эд Макмагон чуть было не повалился на пол от хохота, а Джонни проделывал свой жест с карандашом – постукивал им по столу. Лиз демонстрировала перед камерой свои драгоценности.

Я встал и налил себе еще кофе. Весь вечер валил густой снег, затем он прекратился, оставив мир закутанным в одеяло.

Я курил под козырьком гаража Лойс. Она вышла и закурила рядом со мной. Хейден все не звонил. Значит, он ничего не узнал. Видимо, узнавать было нечего. Я поделился этой мыслью с Лойс.

– Дай ему время, – возразила она.

Я сказал внезапно:

– Не знаю, смогу ли я дальше продержаться.

Лойс посмотрела на меня:

– Не говори так. Я вряд ли выдержу еще одно самоубийство.

– Я не это имел в виду.

Лойс вся дрожала.

– Знаешь, меня преследуют кошмары.

Я сказал:

– Давай вернемся в дом.

– Нет! Дай мне договорить. – Лойс переступила с ноги на ногу. – У меня бывали кошмары, в которых я видела, как Лайонел висит в этом номере мотеля, хотя на самом деле я этого не видела. Но теперь у меня совсем другие кошмары. – Лойс снова затянулась и долго не выдыхала дыма. – Я еду по темной дороге через густой лес, и тут что‑то привлекает мой взгляд, что‑то поблескивает на стволе дерева. Я вылезаю, и ты стоишь там и светишь фонариком на ствол. Ты говоришь, чтобы я вернулась в машину, а сам светишь на ствол. Это висит Макс… но тут голова вдруг приподнимается, и я вижу на туловище Макса лицо Лайонела.

Лойс не посмотрела на меня, просто отошла и вернулась в дом. Дверь за ней захлопнулась.

Я остался снаружи. Выстаивал на холоде.

Я подумал о Максе. Закрыл глаза и увидел, как Кайл перерезает ему горло. Тем же ножом, каким убил Черил. Это Кайл убил Макса и пытался убить меня. Поджидая его у перекрестка, я перепугал парня насмерть. Каким‑то образом я оказался повинен в том, что он сделал позднее, ночью. Эрл думал, что я требую денег. Он спросил меня, сколько мне нужно. Наверное, он сказал про это Кайлу. Они перепугались – только и всего. Может, Эрл и впрямь думал, что я пытаюсь их шантажировать.

Я вернулся в тепло дома.

Лойс слушала мою кассету обогащения.

– По‑моему, они тут что‑то нащупали, – сказала она серьезно. – Я хочу войти с тобой в долю. Люди же становятся миллионерами каждый день.

– Чушь это все, – заметил я.

– Может быть, ты не так взялся за дело.

Я рассказал Лойс про человека, уцелевшего в Холокосте, который жил под Чикаго, о том, как он готов был продать свой дом по дешевке.

– Вот как становятся миллионером – жирея на чужих несчастьях.

– Некоторые называют это свободным предпринимательством.

– Может быть, во мне нет того, что нужно, чтобы стать миллионером.

– А во мне, по‑моему, есть! – сказала Лойс с вызовом.

Пока Лойс готовилась лечь спать, я подлил виски себе в кофе. Я смотрел на снимок, который сделал, когда Эдди получал приз за свой костюм. Я представил себе его лицо, ищущие глаза в прорезях маски. На фото был и мэр. Он улыбался и протягивал руку Эдди в манере политика: чтобы лицо оставалось все время повернутым к камере.

Я встал, вынул из сумки Лойс записи телефонных звонков Кэндол и снова сел, проглядывая, когда именно Кэндол звонила мэру в ночь Хэллоуина. Долгий звонок в 6.35 на автостоянку мэра, затем покороче в 8.40 – к нему домой. Этот второй звонок длился всего три минуты.

Было очевидно, что мэр не просто сдавал ей квартиру – между ними было что‑то еще. Зачем Кэндол звонила на автостоянку? Было бы естественней обратиться не к мэру, а к его жене. Мэр был в связи с ней. Иначе быть не могло. Вопрос заключался в том, как до него добраться. Его защищала жена.

Кассета все еще звучала. Я слышал, как Лойс возится в ванной.

Несколько секунд я слушал голос на кассете, затем закрыл глаза, ощутил, как надвигается сон и опустил голову на руки, положив их на стол вместо подушки.

Когда Лойс прижала губы к моему затылку, я вздрогнул и проснулся. Потом поднял голову И увидел, что ее лицо намазано мутно‑зеленым ночным кремом.

– Ты ляжешь?

Я поежился и посмотрел на часы. Шел третий час ночи. Лойс помассировала мне плечи. Я наклонил голову, напряжение прошло.

В длинном коридоре Лойс послала воздушный поцелуй в сторону клетки Пита, а когда вырубила свет, могло показаться, что она погасила его легким дуновением.

Кровать скрипела, пока мы ложились. Я отвернулся от Лойс, и сперва она прижалась ко мне, но затем отвернулась, и мы оказались спиной к спине.

Я сказал тихо:

– Прости.

Несколько минут спустя я услышал, как она похрапывает. Я повернулся и притулился к ее теплой спине, затем снова повернулся на другой бок, ища священного убежища сна. И опять увидел Сару Кэндол в листьях, этот повторяющийся сон с несущейся на нее машиной. Я проснулся, как от толчка, и увидел, что занавеска колышется, будто по комнате пронесся какой‑то призрак.

Я ушел еще до рассвета, не будя Лойс.