Спасите наши души.. 2 page

Они воткнутся в легкие От никотина черные, По рукоятки легкие трехцветные наборные, Вели дела отменные сопливые острожники. На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики. Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами И вот ушли романтики из подворотен ворами.

Было время и были подвалы, Было дело и цены снижали. И текли, куда надо каналы И в конце, куда надо, впадали. Дети бывших старшин, да майоров До бедовых широт поднялись, Потому, что из всех коридоров Им, казалось сподручнее вниз.

Канатоходец

-

Он не вышел ни званьем, ни ростом, Ни за славу, ни за плату, На свой необычный манер Он по жизни шагал над помостом По канату, по канату, натянутому, как нерв.

Посмотрите, вот он без страховки идет. Чуть правее наклон – упадет, пропадет!! Чуть левее наклон – все равно не спасти!! Но должно быть ему очень нужно пройти Четыре четверти пути!

И лучи его с шага сбивали И кололи, словно лавры. Труба надрывалась, как две. Крики «Браво» его оглушали, А литавры, а литавры, как обухом по голове!

Посмотрите, вот он без страховки идет. Чуть правее наклон – упадет, пропадет! Чуть левее наклон – все равно не спасти! Но теперь ему меньше осталось пройти: Всего три четверти пути!

-Ах, как жутко, как смело, как мило– Бой со смертью три минуты!– Раскрыв в ожидании рты, лилипуты, лилипуты– Казалось ему с высоты.

Посмотрите, вот он без страховки идет. Чуть правее наклон – упадет, пропадет! Чуть левее наклон – все равно не спасти! Но спокойно, ему остается пройти Всего две четверти пути!

Он смеялся над славою бренной, Но хотел быть только первым. Такого попробуй угробь! По проволоке над ареной Нам по нервам, нам по нервам Шел под барабанную дробь!

Посмотрите, вот он без страховки идет. Чуть правее наклон – упадет, пропадет!! Чуть левее наклон – все равно не спасти! Но замрите: ему остается пройти Не больше четверти пути!

Закричал дрессировщик, и звери Клали лапы на носилки, Но строг приговор и суров. Был растерян он или уверен, Но в опилки он пролил досаду и кровь!

И сегодня другой без страховки идет. Тонкий шнур под ногой – упадет, пропадет! Вправо, влево наклон – и его не спасти, Но зачем-то ему очень нужно пройти Четыре четверти пути!

***

Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел, Потрусили за ствол – он упал, упал, Вот вам песня о том, кто не спел, не спел,

И что голос имел – не узнал, не узнал.

Может, были с судьбой нелады, нелады И со случаем плохи дела, дела. А тугая струна на лады, на лады

С незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты «до», Но не допел ее, не до Не дозвучал его аккорд, И никого не вдохновил: Собака лаяла, а кот

Мышей ловил…

Смешно, не правда ли, смешно… А он шутил, не дошутил, Недораспробовал вино

И даже недопригубил.

Он пока лишь затеивал спор, спор, И уверенно, и не спеша, не спеша, Словно капельки пота из пор, из пор,

Из-под кожи сочилась душа, душа.

Только начал дуэль на ковре, на ковре, Еле-еле едва приступил, Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,

И судья еще счет не открыл

Он знать хотел все от и до, Но не добрался он ни до– Ни до догадки, ни до дна, до дна, Не докопался до глубин, И ту, которая одна,

Не долюбил, не долюбил, не долюбил! Не долюбил…

Смешно, не правда ли, смешно, смешно… А он шутил, не дошутил, Осталось недорешено,

Все то, что он не дорешил.

Ни единою буквой не лгу, не лгу, Он был чистого слога слуга, слуга, Он писал ей стихи на снегу, на снегу.

К сожалению, тают снега, снега.

Но тогда еще был снегопад, снегопад И свобода писать на снегу, И большие снежинки и град

Он губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландо Он не добрался и не до – Не добежал, бегун, беглец, беглец, Не долетел, не доскакал, А звездный знак его, телец,

Холодный млечный путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно, смешно, Когда секунд недостает, Недостающее звено

И недолет, и недолет, и недолет!…

Смешно, не правда ли? Ну вот, И вам смешно, и даже мне. Конь на скаку и птица влет-

По чьей вине? По чьей вине? По чьей вине?

Горизонт

-

Чтоб не было следов, повсюду подмели, Ругайте же меня, позорьте и терзайте! Мой финиш – горизонт, а лента – край земли, Я должен первым быть на горизонте.

Условия пари одобрили не все И руки разбивали неохотно. Условье таково, чтоб ехать по шоссе, И только по шоссе бесповоротно.

Наматывая мили на кардан, Я еду параллельно проводам, Но то и дело тень перед мотором, То черный кот, то кто-то в чем-то черном,

Я знаю, мне не раз в колеса палки ткнут, Догадываюсь, в чем и как меня обманут, Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут И где через дорогу трос натянут.

Но стрелки я топлю, на этих скоростях Песчинка обретает силу пули И я сжимаю руль до судорог в кистях, Успеть, пока болты не затянули!

Наматывая мили на кардан, Я еду в направленьи к проводам. Завинчивают гайки! Побыстрее! Не то поднимут трос как раз, где шея.

И плавится асфальт, протекторы кипят, Под ложечкой сосет от близости развязки. Я голой грудью рву натянутый канат, Я жив, снимите черные повязки!

Кто вынудил меня на жесткое пари, Нечистоплотный в споре и расчетах. Азарт меня пьянит, но как ни говори, Я торможу на скользких поворотах!

Наматываю мили на кардан Назло канатам, тросам, проводам. Вы только проигравших урезоньте, Когда я появлюсь на горизонте.

Мой финиш, горизонт попрежнему далек, Я ленту не порвал, но я покончил с тросом. Канат не пересек мой шейный позвонок, Но из кустов стреляют по колесам!

Меня ведь не рубли на гонку завели, Меня просили: миг не проворонь ты, Узнай, а есть предел там, на краю земли, И можно ли раздвинуть горизонты?

Наматываю мили на кардан. Я пулю в скат влепить себе не дам. Но тормоза отказывают… Я горизонт промахиваю с хода!

***

Полководец с шеею короткой Должен быть в любые времена. Чтобы грудь почти от подбородка,

От затылка, сразу чтоб спина.

На короткой незаметной шее Голове уютнее сидеть И душить значительно труднее,

И арканом не за что задеть.

А они вытягивают шею И встают на кончики носков. Чтобы видеть дальше и вернее,

Нужно посмотреть поверх голов.

Все, теперь он темная лошадка, Даже если видел свет вдали. Поза неустойчива и шатка,

И открыта шея для петли.

И любая подлая ехидна

Сосчитает позвонки на ней.

Дальше видно, но не дальновидно Жить с открытой шеей меж людей.

А они вытягивают шеи…

Чуть отпустят нервы, как уздечка, Больше не держа и не храня, Под ноги пойдет тебе подсечка, И на шею ляжет пятерня.

Вот какую притчу о Востоке Рассказал мне старый аксакал. Даже сказки здесь и те жестоки, –

Думал я и шею измерял.

Шея длинная – приманка для петли, А грудь – мишень для стрел, но не спешите, Ушедшие не датами бессмертье обрели,

Так что живых не очень торопите.

Баллада об иноходце

-

Я скачу, но я скачу иначе По полям, по лужам, по росе… Говорят: он иноходью скачет. Это значит иначе, чем все.

Но наездник мой всегда на мне, Стременами лупит мне под дых. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды!

Если не свободен нож от ножен, Он опасен меньше, чем игла. Вот и я – оседлан и стреножен. Рот мой раздирают удила.

Мне набили раны на спине, Я дрожу боками у воды. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды!

Пляшут, пляшут скакуны не старте, Друг на друга злобу затая. В исступленье, в бешенстве, в азарте, И роняют пену, как и я,

Мой наездник у трибун в цене, Крупный мастер верховой езды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды!

Нет, не будут золотыми горы, Я последним цель пересеку, Я ему припомню эти шпоры, Засбою, отстану на скаку!

Колокол, жокей мой на коне, Он смеется в предвкушении мзды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею? Потакаю своему врагу. Я собою просто не владею, Я придти не первым не могу!

Что же делать остается мне? Вышвырнуть жокея моего И скакать, как будто в табуне, Под седлом, в узде, но без него!

Я пришел, а он в хвосте плетется По камням, по лужам, по росе. Я впервые не был иноходцем, Я стремился выиграть, как все!

Песня микрофона

-

Я оглох от ударов ладоней, Я ослеп от улыбок певиц, Сколько лет я страдал от симфоний, Потакал подражателям птиц!

Сквозь меня, многократно просеясь, Чистый звук в ваши души летел. Стоп! Вот тот, на кого я надеюсь. Для кого я все муки стерпел.

Сколько раз в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл, шею спиливал, А я усиливал, усиливал, усиливал!…

Он поет задыхаясь, с натугой, Он устал, как солдат на плацу. Я тянусь своей шеей упругой К мокрому от пота лицу.

Только вдруг… Человече, опомнись, Что поешь, отдохни, ты устал! Эта патока, сладкая горечь Скажи, чтобы он перестал.

Сколько раз…

Все напрасно, чудес не бывает, Я качаюсь, я еле стою. Он бальзамом мне горечь вливает В микрофонную глотку мою.

В чем угодно меня обвините, Только против себя не пойдешь. По профессии я – усилитель. Я страдал, но усиливал ложь.

Сколько раз…

Застонал я, динамики взвыли, Он сдавил мое горло рукой. Отвернули меня, умертвили, Заменили меня на другой.

Тот, другой, он все стерпит и примет. Он навинчен на шею мою. Нас всегда заменяют другими, Чтобы мы не мешали вранью.

Мы в чехле очень честно лежали: Я, штатив, да еще микрофон, И они мне, смеясь рассказали, Как он рад был, что я заменен.

***

Мне в ресторане вечером вчера Сказали с юмором и с этикетом, Что киснет водка, выдохлась икра

И что у них ученый по ракетам.

И многих с водкой помня пополам, Не разобрав, что плещется в бокале, Я, улыбаясь, подходил к столам

И отзывался, если окликали.

Вот он, надменный, словно Ришелье, Почтенный, словно папа в старом скетче. Но это был директор ателье,

И не был засекреченный ракетчик.

Со мной гитара, струны к ней в запас, И я гордился тем, что тоже в моде. К науке тяга сильная сейчас,

Но и к гитаре тяга есть в народе.

Я выпил залпом и разбил бокал, Мгновенно мне гитару дали в руки. Я три своих аккорда перебрал,

Запел и запил от любви к науке.

И, обнимая женщину в колье, И, сделав вид, что хочет в песню вжиться, Задумался директор ателье,

О том, что завтра скажет сослуживцам.

Я пел и думал: вот икра стоит, А говорят кеты не стало в реках, А мой ученый где-нибудь сидит

И мыслит в миллионах и парсеках.

Он предложил мне где-то на дому, Успев включить магнитофон в портфеле: Давай дружить домами. Я ему

Сказал: мой дом – твой дом моделей.

И я нарочно разорвал струну. И, утаив, что есть запас в кармане, Сказал: привет, зайти не премину,

Но только, если будет марсианин.

Я шел домой под утро, как старик. Мне под ноги катались дети с горки, И аккуратный первый ученик

Шел в школу получать свои пятерки.

Ну что ж, мне поделом и по делам:

Лишь первые пятерки получают.

Не надо подходить к чужим столам И отзываться, если окликают.

***

Все годы и века и эпохи подряд Все стремится к теплу от морозов и вьюг. Почему ж эти птицы на север летят,

Если птицам положено только на юг!

Слава им не нужна и величье, Вот под крыльями кончится лед, И найдут они счастье птичье,

Как награду за дерзкий полет.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянья пока наблюдать не пришлось,

Это редко бывает: сиянье в цене.

Тишина, только чайки, как молнии. Пустотой мы их кормим из рук, Но наградою нам за безмолвие

Обязательно будет звук.

Как давно снятся нам только белые сны! Все другие оттенки снега занесли. Мы ослепли давно от такой белизны,

Но прозреем от черной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает, как тень, И наградой за ночи отчаянья

Будет вечный полярный день.

Север. Воля. Надежда. Страна без границ. Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,

Потому, что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть,

Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь.

***

Для меня эта ночь вне закона, Я пишу по ночам больше тем. И хватаюсь за диск телефона

И набираю вечное 07.

Девушка, здравствуйте, как вас звать? – Тома. Семьдесят вторая.– Жду, дыханье затая. Повторите, быть не может, я уверен, дома.

А, вот уже ответили… Ну, здравствуй, это я!

Эта ночь для меня вне закона, Я не сплю, я кричу: поскорей! Почему мне в кредит, по талону

Предлагают любимых людей?

Девушка, слушайте, семьдесят вторая, Не могу дождаться, и часы мои стоят. К дьяволу все линии, я завтра улетаю!

А, вот уже ответили… Ну, здравствуй, это я!

Телефон для меня, как икона, Телефонная книга – требник, Стала телефонистка мадонной,

Расстоянья на миг сократив.

Девушка, милая, я прошу, продлите, Вы теперь, как ангел, не сходите ж с алтаря! Самое главное впереди, поймите,

Вот уже ответили… Ну, здравствуй, это я!

Что, опять поврежденье на трассе? Что, реле там с ячейкой шалят? Все равно, буду ждать, я согласен

Начинать каждый вечер с нуля!

07. Здравствуйте, повторите снова.

Не могу дождаться, жду, дыханье затая,

Да, меня. Конечно, я. Да, я, конечно, дома! Вызываю. Отвечайте. Здравствуй, это я!

***

Сон мне: желтые огни, И хриплю во сне я: Повремени, повремени, Утро мудренее, Но и утром все не так, Нет того веселья, Или куришь натощак,

Или пьешь с похмелья.

Эх, раз…

В кабаках зеленый штоф, Белые салфетки. Рай для нищих и шутов, Мне ж, как птице в клетке! В церкви смрад и полумрак, Дьяки курят ладан. Нет и в церкви все не так, Все не так, как надо.

Эх, раз…

Я на гору впопыхах, Чтоб чего не вышло, А на горе стоит ольха, А под горою вишня. Хоть бы склон увить плющом, Мне б и то отрада, Мне бы что-нибудь еще, Все не так, как надо!

Эх, раз…

Эх, да по полю вдоль реки Света тьма, нет бога, А в чистом поле васильки И дальняя дорога. Вдоль дороги лес густой С бабами-ягами, А в конце дороги той Плаха с топорами.

Где-то кони пляшут в такт, Нехотя и плавно. Вдоль дороги все не так, А в конце – подавно. И ни церковь, ни кабак,

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так, Все не так, ребята!

***

Как во смутной волости, Лютой, злой губернии Выпадали молодцу Все шипы да тернии. Он обиды зачерпнул, Полные пригоршни. Ну, а горя, что хлебнул,

Не бывает горше.

Пей отраву, хоть залейся, Благо денег не берут. Сколь веревочка ни вейся, Все равно совьешься в кнут!

Все равно совьешься в кнут!

Гонит неудачников по миру с котомкою. Жизнь течет меж пальчиков Паутинкой тонкою, А которых повело, повлекло По лихой дороге, Тех ветрами сволокло

Прямиком в остроги.

Тут на милость не надейся – Стиснуть зубы, да терпеть. Сколь веревочка ни вейся, Все равно совьешься в плеть!

Все равно совьешься в плеть.

Ох, лихая сторона, Сколь в тебе ни рыскаю, Лобным местом ты красна Да веревкой склизкою! А повешенным сам дьявол-сатана Голы пятки лижет. Эх, досада, мать честна,

Ни пожить, ни выжить!

Ты не вой, не плачь, а смейся. Слез-то нынче не простят. Сколь веревочка ни вейся, Все равно укоротят!

Все равно укоротят.

Ночью думы муторней. Плотники не мешкают. Не успеть к заутренней – Больно рано вешают. Ты об этом не жалей, не жалей: Что тебе отсрочка! На веревочке твоей

Нет ни узелочка.

Лучше ляг да обогрейся: Я, мол, казни не просплю.

Сколь веревочка ни вейся,

А совьешься ты в петлю!

А совьешься ты в петлю.

***

Во хмелю слегка лесом правил я, Не устал пока, пел за здравие. А умел я петь песни вздорные.

Как любил я вас, очи черные!

То неслись, то плелись, То трусили рысцой, И болотную слизь Конь швырял мне в лицо. Только я проглочу Вместе с грязью слюну, Штоф у горла скручу И опять затяну:

Очи черные, как любил я вас…

Но прикончил я то, что впрок припас. Головой тряхнул, чтоб слетела блажь, И вокруг взглянул и присвистнул аж!

Лес стеной впереди, не пускает стена.

Кони прядут ушами, назад подают. Где просвет, где прогал, не видать ни рожна, Колют иглы меня, до костей достают! Коренной ты мой! Выручай же, брат! Ты куда, родной! Почему назад? Дождь, как яд, с ветвей Не добром пропах. Пристяжной моей

Волк нырнул под пах.

Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза! Ведь погибель пришла, а бежать не суметь. Из колоды моей утащили туза,

Да такого туза, без которого – смерть!

Я ору волкам: Побери вас прах! А коней пока Подгоняет страх. Шевелю кнутом, Бью крученые И ору притом:

Очи черные…

Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс, Бубенцы плясовую играют с дуги. Ох вы, кони мои, погублю же я вас!

Выносите, друзья, выносите, враги!

От погони той Даже хмель иссяк. Мы на кряж крутой На одних осях! В хлопьях пены вы, Струи в кряж лились, Отдышались, отхрипели да откашлялись. Я к лошадкам забитым, Что не подвели, Поклонился в копыта До самой земли. Сбросил с воза манатки, Повел в поводу. Спаси бог вас, лошадки,

Что целы мы тут!

Сколько кануло, сколько схлынуло!

И кидало меня, не докинуло.

Может, спел про вас неумело я. Очи черные, скатерть белая!

***

Капитана в тот день называли на ты, Шкипер с юнгой сравнялись в талантах, Распрямляя хребты и срывая бинты,

Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов Посрывало с петель. Миражи берегов, Покрывало земель Этих обетованных, желанных,

И колумбовых и магелланных!

Только мне берегов не видать и земель, С хода в девять узлов сел по горло на мель, А у всех молодцов благородная цель,

И в конце-то концов, я ведь сам сел на мель!

И ушли корабли, мои братья, мой флот, Кто чувствительней, брызги сглотнули. Без меня продолжался великий поход,

На меня ж парусами махнули.

И погоду, и случай безбожно кляня, Мои пасынки кучей бросали меня. Вот со шлюпок два залпа – ладно –

От Колумба и от Магеллана.

Я пью пену, волна не доходит до рта, И от палуб до дна обнажились борта, А бока мои грязны – таи, не таи,

Так любуйтесь на язвы и раны мои!

Вот дыра у ребра, это след от ядра, Вот рубцы от тарана, и даже Видны шрамы от крючьев, Какой-то пират мне хребет

Перебил в абордаже.

Киль, как старый, неровный гитаровый гриф, Это брюхо вспорол мне коралловый риф, Задыхаюсь, гнию, так бывает:

И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют Прямо с бока на ют, меня ветры добьют. Я под ними стою от утра до утра,

Гвозди в душу мою забивают ветра!

И гулякой шальным все швыряют вверх дном Эти ветры, незваные гости. Захлебнуться бы им в моих трюмах вином

Или с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это, как загнанный зверь, Но не злобные ветры нужны мне теперь, Мои мачты, как дряблые руки,

Паруса, словно груди старухи.

Будет чудо восьмое, и добрый прибой Мое тело омоет живою водой, Море, божья роса, с меня снимет табу,

Вздует мне паруса, словно жилы на лбу!

Догоню я своих, догоню и прощу Позабывшую помнить армаду. И команду свою я обратно пущу,

Я ведь зла не держу на команду!

Только, кажется, нет больше места в строю!

– Плохо шутишь, корвет, потеснись, раскрою! Как же так? Я ваш брат, я ушел от беды, Полевее фрегат, всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли, значит, что мне – уйти? Если был на мели – дальше нету пути? Разомкните ряды, что же вы, корабли? Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли, Этой обетованной, желанной, И колумбовой, и магелланной!

***

Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю. Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,

Чую, с гибельным восторгом, пропадаю.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее, Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть!

Я коней напою, я куплет допою,

Хоть немного еще постою на краю.

Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром. Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее, Не указчики вам кнут и плеть. Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою…

Мы успели. В гости к богу не бывает опозданий, Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами? Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани!

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее,,

Умоляю вас, вскачь не лететь!

Но что-то кони мне достались привередливые. Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

Я коней напою…

***

У вина достоинство, говорят, целебное. Я решил попробовать. Бутылку взял, открыл. Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное:

Может быть зеленый змий, а может, крокодил.

Если я чего решил, я выпью-то обязательно,

Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.

А оно зеленое, пахучее, противное, Прыгало по комнате, ходило ходуном. А потом послышалось пенье заунывное,

И виденье оказалось грубым мужиком.

Если я чего решил, я выпью-то обязательно,

Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.

И если б было у меня времени хотя бы час. Я бы дворников позвал бы с метлами, а тут Вспомнил детский детектив – старика Хоттабыча –

И спросил: товарищ Ибн, как тебя зовут?

Так, что хитрость, говорю, брось свою иудину, Прямо, значит, отвечай, кто тебя послал? И кто загнал тебя сюда – в винную посудину?

От кого скрывался ты и чего скрывал?

Тот мужик поклоны бьет, отвечает вежливо: Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух! И за свободу за свою, захотите ежели,

Изобью за вас любого, можно даже двух.

Тут я понял: это джин, он ведь может многое, Он ведь может мне сказать: вмиг озолочу. Ваше предложение, – говорю, – убогое.

Морды после будем бить. Я вина хочу!

Ну а после – чудеса по такому случаю! Я до небес дворец хочу, ведь ты на то и бес. А он мне: мы таким делам вовсе не обучены,

Кроме мордобития – никаких чудес.

Врешь,-кричу,-шалишь,-кричу.Ну, и дух в амбицию. Стукнул раз – специалист, видно по нему. Я, конечно, побежал, позвонил в милицию.

Убивают,-говорю,-прямо на дому.

Вот они подъехалм, показали аспиду! Супротив милиции он ничего не смог! Вывели болезного, руки ему за спину

И с размаху кинули в черный воронок.

Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается.

Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть.

Ну, а может, он теперь боксом занимается? Если будет выступать, я пойду смотреть.

***

Едешь ли в поезде, в автомобиле, Или гуляешь, хлебнувши винца, При современном машинном обилье

Трудно по жизни пройти до конца.

Вот вам авария в Замоскворечье – Трое везли хоронить одного. Все, и шофер, получили увечья,

Только который в гробу – ничего.

Бабы по найму рыдали сквозь зубы, Дьякон – и тот верхней ноты не брал, Громко фальшивили медные трубы –

Только который в гробу не соврал.

Бывший начальник и тайный разбойник В лоб лобызал и брезгливо плевал. Все приложились, и только покойник

Так никого и не поцеловал.

Но грянул гром. Ничего не попишешь, Силам природы на речи плевать. Все побежали под плиты и крыши,

Только покойник не стал убегать.

Что ему дождь! От него не убудет. Вот у живущих закалка не та. Ну, а покойники – бывшие люди –

Смелые люди – и нам не чета.

Как ни спеши, тебя опережают. Клейкий ярлык, как отметка на лбу, А ничего тебе не угрожает,

Только когда ты в дубовом гробу.

Можно в отдельной, а можно и в общей – Мертвых квартирный вопрос не берет. Вот молодец, этот самый усопший,

Вовсе не требует лишних хлопот.

В царстве теней, в этом обществе строгом, Нет ни опасностей, нет ни тревог. Ну, а у вас? Все мы ходим под богом.

Только которым в гробу – ничего.

Слышу кругом: он покойников славит!

Нет, я в обиде на нашу судьбу.

Всех нас когда-нибудь кто-то задавит, За исключением тех, кто в гробу.

***

Считать по нашему, мы выпили немного. Не вру, ей-богу. Скажи, Серега! И если б водку гнать не из опилок,

То что б нам было с пяти бутылок?

Вторую пили близ прилавка в закуточке, Но это были еще цветочки, Потом в скверу, где детские грибочки,

Потом не помню – дошел до точки,

Я пил из горлышка, с устатку и не евши, Но я, как стекло, был, то есть остекленевший, Ну, а когда коляска подкатила,

Тогда у нас было семьсот на рыло.

Мы, правда, третьего насильно затащили. Но тут промашка – переборщили. А что очки товарищу разбили,

Так то портвейном усугубили.

Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь, Что не буяньте, что разойдитесь. Ну, разойтись я тут же согласился.

И разошелся, конечно, и расходился.

Но, если я кого ругнул – карайте строго, Но это вряд ли, скажи, Серега! А что упал, так то от помутненья,

Орал не с горя, от отупенья.

Теперь позвольте пару слов без протокола: Чему нас учит семья и школа? Что жизнь сама таких накажет строго.

Тут мы согласны, скажи, Серега.

Вот он проснется и, конечно, скажет. Пусть жизнь осудит, да, Сергей? Пусть жизнь накажет. Так отпустите, вам же легче будет,

Чего возиться, если жизнь осудит!

Вы не глядите, что Сережа все кивает, Он соображает, он все понимает. А что молчит, так это от волненья,

От осознанья, так сказать, и просветленья.

Не запирайте, люди, плачут дома детки, Ему ведь в Химки, а мне – в Медведки. Да, все равно, автобусы не ходят,

Метро закрыто, в такси не содят.

Приятно все же, что нас здесь уважают. Гляди, подвозят, гляди, сажают, Разбудит утром не петух, прокукарекав,

Сержант подымет, как человека.

Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.

Я рупь заначил – слышь, Сергей, – опохмелимся.

И все же, брат, трудна у нас дорога. Эх, бедолага, ну, спи, Серега!

***

Как засмотрится мне нынче, как задышится! Воздух крут перед грозой, круто вязок. Что споется мне сегодня, что услышится!