Глава 4. Эллен Лидс сказала, что Натан был одет в красную куртку, но эта в тусклом свете казалась темно-бордовой

Эллен Лидс сказала, что Натан был одет в красную куртку, но эта в тусклом свете казалась темно-бордовой, так что я постаралась сохранять спокойствие. Оставалось радоваться, что патрульные полицейские прошли базовую подготовку и знали, что улики нельзя трогать. В данном случае это оказалось особенно важно; когда я опустилась на колени и стала при помощи фонарика внимательно разглядывать все вокруг, мне удалось заметить маленький клочок бумаги, лежащий на куртке.

Узкая полоска – возможно, старый чек. Не исключено, что его принесло ветром, впрочем, день был тихим. Я огляделась по сторонам, но листок не шевелился. Маленький белый клочок бумаги лежал на рукаве, рядом с локтем. Если бы его сюда принес ветер, он бы застрял в складках где-нибудь в нижней части куртки. Но сейчас он покоился на гладкой ткани рукава. Скорее всего, он упал, когда куртка уже лежала на земле, и если это чек, как я подозревала, то на нем указано время покупки.

Мы не стали трогать куртку и листок. Один из полицейских тут же обозначил место находки желтой лентой. Я быстро сделала несколько фотографий, надеясь на лучшее. Какое-то существо умчалось прочь, когда сверкнула вспышка. Я достала блокнот и нарисовала карту, на которую нанесла расстояние до двух главных ориентиров – пожарного гидранта и уличного фонаря – едва ли в ближайшие два дня их куда-нибудь перенесут. Когда все было надлежащим образом зафиксировано, я убрала наши находки в пластиковые пакеты. Если не считать нескольких сучков и листьев, куртка выглядела новой и чистой.

Клочок бумаги, как я и рассчитывала, оказался чеком. В кассе неплохо было бы сменить ленту, поскольку печать получилась совсем бледной. «Быть может, – подумала я, – чек уже давно находился под открытым небом, а сюда его принес ветер». Однако мне удалось разобрать надпись – кто-то купил сегодня утром, в две минуты девятого, пакет молока и пачку сигарет в магазине, который находился всего в одном квартале от места находки. Вполне возможно, что куртка в это время уже здесь лежала.

В карманах я не нашла ничего интересного, во всяком случае обладателя куртки идентифицировать не удалось. На этикетке не значилось имя – мальчику было двенадцать лет, и он наверняка запретил матери это делать, как мой собственный сын Эван, который устроил скандал, заметив, что я собираюсь пометить его новую куртку.

– Мама, какого черта, я уже не ребенок…

Мать Джеффа перестала это делать два года назад…

Я выудила из карманов обертку от жвачки и три цента. Бумажника не было; наверное, он лежал в школьном ранце. Пока полицейские продолжали осматривать все вокруг, я вернулась к машине, чтобы положить улики и еще раз взглянуть на фотографию, которую мне вручила мать Натана. Снимок сделали на улице, но я не могла вспомнить, какая одежда была на мальчике. Оказалось, что футболка с профилем какого-то жуткого зверя и надписью «Ла Бреа Тар-Питс»[9]. Зверь производил жуткое впечатление.

Сейчас мальчик, наверное, очень сильно напуган. Если он жив.

Появилось еще несколько патрульных машин, и нам удалось блокировать весь участок. Кому-то из несчастных новичков придется провести всю ночь возле огороженного участка, чтобы никто из случайных прохожих не затоптал следы. Я вернусь сюда завтра вместе с бригадой экспертов, чтобы еще раз осмотреть место при дневном свете. Конечно, можно было осветить все вокруг мощными прожекторами, но для тщательных поисков лучше подходит дневной свет, поскольку искусственное освещение искажает картину. Судя по всему, похищение произошло днем. Нам еще многое предстояло узнать – точнее, прочувствовать, – чтобы восстановить картину преступления.

Был уже час ночи, но я не сомневалась, что мать Натана не спит – скорее всего, сидит возле телефона. Так бы я себя вела на ее месте. Когда Эллен Лидс открыла дверь, я уловила запах сигаретного дыма. В левой руке она держала зажженную сигарету, но тут же спрятала руку за спину. Наверное, я наморщила нос, сама того не заметив.

– Обычно я не курю в квартире.

– На вашем месте я бы курила не переставая, – откликнулась я.

Она жестом пригласила меня войти и закрыла дверь, послышался знакомый щелчок замка.

– Понимаю, что уже очень поздно, – сказала я извиняющимся тоном, – но я подумала, вы захотите узнать, что нам удалось выяснить.

Она не могла видеть пластиковые пакеты и их содержимое. Они лежали в большой брезентовой сумке, которую я всегда вожу с собой в машине. Я стараюсь не демонстрировать свидетельства большого горя всему миру и, если удается, пытаюсь их скрыть.

На лице Эллен появилась надежда.

– Вы его нашли?

– Нет, к сожалению, нет. Однако мы кое-что обнаружили, и я бы хотела, чтобы вы осмотрели нашу находку.

Надежда исчезла, вновь проступили морщины.

– Что вы нашли? – со страхом прошептала она.

– Куртку.

Она закрыла глаза и несколько мгновений молчала.

– На ней есть кровь? – наконец спросила она.

– Нет. Во всяком случае, ее не удалось обнаружить при поверхностном осмотре. Возможно, более тщательное изучение что-нибудь покажет, но куртка выглядит чистой. Конечно, это лишь первое впечатление.

Миссис Лидс потянулась к сумке. Однако я отвела ее руку в сторону.

– Прошу прощения, но сейчас ее нельзя трогать, поскольку любой ваш контакт уменьшит ценность улики с точки зрения суда. Но вы должны попытаться идентифицировать куртку.

Я расстегнула молнию, чтобы Эллен могла посмотреть на куртку. Конечно, ее рука потянулась к ней, но миссис Лидс себя сдержала.

– Мне нужно посмотреть на этикетку, – сказала она. – Куртка Натана сшита компанией, которая называется «Хармони». На черном ярлыке должны быть музыкальные ноты и название фирмы. Мне кажется, они синего цвета.

Так и оказалось.

Три часа на сон не слишком много, но, будучи матерью троих детей, да еще при моей работе, которая слишком часто вынуждает меня бодрствовать по ночам, я к этому привыкла. Эван спал хорошо, как и Френни, но Джулия стала нормально спать только после того, как ей исполнилось пять лет. Она не плакала, но ей хотелось поиграть, и она болтала до тех пор, пока все в доме не просыпались. На самом деле она просто нуждалась в компании, но, видит Бог, ее отец никогда не вставал, чтобы немного поиграть с ней, всякий раз этим приходилось заниматься мне. Но чем старше я становилась, тем труднее мне было компенсировать потерянные часы сна. К тому моменту, когда я вернулась в участок, заполнила все необходимые бумаги, отправила сообщения, в которых описывались найденные улики, я была полна энергии, словно выпила полный кофейник.

Я появилась на том месте, где мы нашли куртку, в семь – на час раньше, чем обычно приходила в участок. Эксперты еще не приехали, но полицейская машина стояла на своем месте. Я показала патрульному значок и сказала, что именно мне удалось обнаружить улики. Он махнул рукой, разрешая мне пройти, словно я в этом нуждалась.

Всякое место преступления обладает своим неповторимым обликом, и мне нравится стоять и впитывать в себя все нюансы. Некоторые парни считают меня тронутой, но, поскольку мои показатели по раскрытию самые высокие в отделе, они держат свое мнение при себе.

Улица состояла из отдельных домиков и магазинов. Здесь было довольно тихо – даже вокруг огороженного участка не наблюдалось особого движения. Большинство магазинов открывалось довольно поздно – в одном продавали деликатесы, рядом находился парикмахерский салон и винная лавка. Если бы тут торговали пончиками, мы могли бы рассчитывать на свидетелей. Напротив того места, где мы нашли куртку, стояло старое заколоченное здание – на стене висел плакат, сообщавший, что театр закрыт на реставрацию. Редкие пешеходы спешили на работу, и лишь одна женщина остановилась и поинтересовалась, что происходит. Я рассказала ей об исчезновении мальчика и спросила, что она думает об этом районе.

– Люди, живущие в этих домах, ведут себя прилично, и мы не лезем в чужие дела.

– Известно ли вам, когда большинство местных жителей выходят из дома?

Она не знала. Однако женщина находилась здесь примерно в то время, когда пропал Натан, и не видела ничего подозрительного. Весьма вероятно, что никто из соседей ничего не заметил.

В участок я пришла в восемь часов. Неожиданно на меня навалилась усталость. Мой короткий сон был нарушен привычным кошмаром: стало так холодно, у меня даже смерзлись ресницы. На мне сандалии и рубашка без рукавов из тонкой ткани, а вокруг снега по колено. И я бегу, бегу, не зная куда, чувствуя лишь, как ноги увязают в снегу. На этот раз у меня была лошадь, какой-то мутант из «Звездных войн», вроде того зверя, которого выпотрошил Люк Скайуокер, чтобы спрятаться внутри его шкуры, дожидаясь, когда Хан Соло придет к нему на помощь. Могу поклясться, что во сне я даже ощущала отвратительный запах.

Но где же Джордж Лукас, когда он больше всего нужен? Сегодня утром мне не помешали бы спецэффекты. Мешки под глазами, а волосы причесаны так, что вдохновляют на единственную реакцию: будь оно все проклято! Мной управлял адреналин, но его уже не хватало. Когда на утреннем инструктаже я рассказывала о похищении, возникло опасение, что меня сейчас вырвет. Один из парней потом сказал:

– Ты выглядишь измотанной.

– Верно, – вздохнула я, – а ты настоящий детектив.

Затем я зашла в кабинет лейтенанта Фреда Васка, чтобы отчитаться подробнее. Фред по-настоящему добрый человек, он всегда защищает нас перед начальством, которое иногда ведет себя как сборище подонков. Однако бедняга постоянно находится под давлением. Он служит неким буфером между теми, кто делает работу – нами, – и людьми, рассуждающими о том, как эту работу следует выполнять, – мы обычно называем их «они». И требование предоставить в мое распоряжение дополнительных людей для поиска Натана Лидса сейчас стало для него тяжелым ударом.

– Наши патрули искали мальчика всю ночь. Никто его не видел. К тому же мы ведь не знаем, похищен ли он. Может, просто сбежал.

– Мы нашли его куртку.

– Да он ее наверняка просто потерял. Или выбросил, поскольку считал недостаточно модной. Ты не поверишь, если я скажу, сколько курток теряют мои дети.

– У меня такое чувство, что мальчик не сбежал.

– И на чем оно основывается?

Мне хотелось сказать: «Это женское чувство, которого у вас нет, – его называют интуиция». Однако подобное заявление было бы невежливым и феминистским, а мне совсем не хотелось хамить Фреду.

– Я видела его дом, говорила с матерью…

– Больше ты ни с кем не беседовала?

– Только с одной соседкой на улице, но все получилось слишком быстро, и она не рассказала ничего существенного.

Он одарил меня долгим недоверчивым взглядом.

– Лени, опроси людей. Если тебе удастся получить подтверждение твоей версии о похищении, доложи мне. И тогда мы вернемся к этому вопросу.

– Господи, мальчишке всего двенадцать лет.

Теперь он решил проявить некоторый цинизм.

– Ты видела некоторых двенадцатилетних парней? Перестань. Я отвезу тебя на пляж, и ты поговоришь с подростками, которые там ошиваются. Спроси, сколько им лет. А теперь проваливай отсюда и принеси мне улики.

Похоже, Фред не задумывался о пользе политкорректности.

Как жаль, что у меня не было ключа от входа в дом, где жила Эллен Лидс. Я могла ей позвонить и попросить впустить меня, но тогда она будет ждать моего появления, а сейчас мне совсем не хотелось с ней разговаривать. В результате я дождалась, когда в здание собрался войти кто-то из его обитателей, показала свой значок и попала внутрь.

Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы сообразить, какая группа квартир мне нужна. Видимо, они расположены в углу, на третьем этаже. Все остальные находятся слишком низко или не под тем углом. Что ж, это упрощает задачу; мне не потребуется обходить всю западную часть здания.

Я пришла примерно в половине десятого, и большинство здешних обитателей уже отправились на работу. Остается рассчитывать на везение. Первая квартира оказалась пустой, поэтому я написала на одной из своих визиток: «Пожалуйста, свяжитесь со мной», и засунула ее под дверь. Когда я позвонила в дверь квартиры на четвертом этаже, ее хозяин был дома, но всячески демонстрировал свое неудовольствие, поскольку работал в ночную смену и только что улегся спать. Он сказал, что вчера вернулся домой приблизительно в девять тридцать, то есть к тому времени, когда похищение (если это похищение) уже свершилось. Я записала его имя и телефон его работодателя, чтобы получить подтверждение, поблагодарила и принесла извинения за беспокойство.

На пятом этаже мне так и не открыли, и я вновь оставила свою визитку. На шестом я уже начала надписывать карточку, когда дверь распахнулась и очень пожилая леди, чьи приторно-сладкие духи напомнили мне шестидесятые годы, пригласила меня войти. Она была хорошо одета, а ее голубоватые волосы выглядели так, словно их только что уложили. Она уже успела надеть жемчуг и привести в порядок губы – я отметила, что старушка использует гораздо больше помады, чем я. Красные крупицы застряли в морщинках над верхней губой.

– Добро пожаловать, – сказала она, взглянув на мой значок.

Я не успела объяснить ей причину своего визита, но у меня создалось впечатление, что это ее не интересовало. Гость есть гость, а раз я из полиции, значит, она может не опасаться за свою жизнь. Пожилые люди и дети часто рассуждают именно так.

– Могу я угостить вас чаем или кофе, офицер?

– О, нет, благодарю вас, мадам. – Я еще не успела попросить ее назвать свое имя.

Она следила за мной глазами, когда я медленно подошла к большому окну. Из него была хорошо видна улица, которая меня интересовала. На маленьком столике, стоящем рядом с креслом, лежал бинокль, какие обычно используют при наблюдении за птицами.

– А у вас отсюда прекрасный вид, – заметила я.

– Вы правы. Именно по этой причине я здесь и поселилась.

Эллен Лидс оказалась тут совсем по другим причинам.

– Я приехала сюда одной из первых, – продолжала хозяйка. – Это было, дайте-ка вспомнить, да, двадцать лет назад. А теперь они ждут, когда я умру, чтобы сдать мою квартиру кому-нибудь помоложе и совсем за другие деньги.

– Это уж точно, – ответила я, взяв в руки бинокль. – Вы орнитолог?

– Ну, скорее любительница. У меня был друг – он умер десять лет назад, – который любил наблюдать за птицами. Вы держите в руках его бинокль.

Я с почтением положила прибор на стол. «О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», – мысленно взмолилась я.

– Миссис… я хотела сказать, мадам…

– Миссис Поульсен.

Я записала имя в блокнот.

– Скажите, миссис Поульсен, вы выглядывали в окно вчера утром приблизительно в семь тридцать или немного позже? Исчез мальчик, живущий в этом доме. В последний раз его видели, когда он уходил в школу вчера утром.

Она немного приподняла брови.

– Так вот из-за чего вся эта кутерьма?

– Да.

– Ну, дайте-ка немного подумать. – Она уселась в свое кресло. – Так, вчера утром… Я встала, как обычно, в шесть пятнадцать и приняла душ. Потом выпила кофе и взяла газету – один милый юноша оставляет ее на коврике перед моей дверью, – и некоторое время читала. Затем включила телевизор, чтобы посмотреть «Сегодня» – мне ужасно нравится Эл Рокер[10]…

Она с таким удовольствием описывала свое утро, что я ей даже позавидовала.

– Вы знаете, именно в это время я подошла к окну. Помню, как дети шли в школу. Там еще была маленькая девочка, невероятно хорошенькая; мать так чудесно ее одевает, и девчушка очень мило скачет – глядя на нее, я вспоминаю, как сама ходила в школу. Вы знаете, мы носили платья совсем не такие, как теперь, когда девчонки ходят полуголые…

– Вы сказали, что смотрели «Сегодня»; а вы, случайно, не помните, о чем там говорили, когда вы увидели идущих в школу детей?

– Ну да, помню. Леди, одетая во все льняное, показывала, как украсить свой дом.

Марта Стюарт. Я могу позвонить на телестудию и узнать точное время. Вытащив фотографию Натана Лидса и его матери, я протянула ее миссис Поульсен.

– А вы, случайно, не видели этого мальчика, когда он шел в школу?

Она некоторое время внимательно изучала фотографию.

– Ну да, видела. Но он не пошел вниз по улице, как обычно.

«О, пожалуйста, пожалуйста…» Сердце быстрее забилось у меня в груди.

– Что вы имели в виду, миссис Поульсен?

– Ну, он сел в машину, стоявшую возле маленького белого домика.

Как раз в том месте, где мы нашли куртку. Она сказала «в машину» с какой-то особенной интонацией.

– Опишите, пожалуйста, машину.

– В этом нет необходимости. Вы можете спуститься вниз и посмотреть сами. Конечно, вам придется подождать. В те дни, когда она выходит из дома, она возвращается не раньше ужина.

Она? Я не поняла.

– Вы хотите сказать, что кто-то из жителей этого дома подобрал его на улице?

– Вовсе не кто-то, милая. Его мать.

Сама не знаю, почему я рассердилась. Она должна была стать первым человеком, попавшим под подозрение. Просто она казалась совсем другой.

Но Сьюзан Смит[11]производила благоприятное впечатление, во всяком случае на всех окружающих. Андреа Йетс[12]… Ну, что о ней можно сказать? Тем не менее Смит не была сумасшедшей. Она устроила настоящий спектакль. Похититель автомобилей, поцелуй меня в задницу, но полицейские, которые вели ее дело, быстро разобрались, что к чему. Я читала, что детективы начали подозревать ее в убийстве в первый же день после исчезновения ее сыновей. «Ее рассказ выглядел подготовленным заранее», – сказал один из них. В том, что мать оказывается способной причинить вред своим детям, есть нечто неправильное и извращенное. А чтобы их убить, нужно быть чужаком из далекого космоса.

Во время переподготовки нам давали читать статью про Смит. Один психиатр провел в беседах с ней немало времени, анализируя причины ее поведения, – он пытался понять, почему она связала своих детей, посадила в машину и спустила ее в озеро, а те плакали и кричали. Он писал что-то о генетических отклонениях и глубоко скрытых маниях. Но вот к каким выводам он пришел: она убила своих детей, поскольку человек, за которого она собиралась выйти замуж, не хотел о них заботиться. Он мечтал завести собственных.

Далее психиатр писал, что это «логичное биологическое поведение» со стороны мужчины – именно так он и написал, я очень хорошо запомнила, поскольку была возмущена до глубины души. Мужчины, утверждал он, «обладают естественной потребностью уничтожения соперников», ведь его собственным детям потребуется внимание и уход. Он заявил, что, если у женщины есть дети от другого мужчины, она будет заботиться о них за счет новых детей, которые у нее родятся, а это, в свою очередь, поставит под угрозу сохранение генетического материала.

Чушь собачья, скажу я вам. Мужчины не такие мерзавцы. Во всяком случае, мужчина был с ней честен. Но честная вошь остается вошью, и ему бы следовало знать, что не стоит иметь дело с замужней женщиной, у которой есть маленькие дети, поскольку у такого романа нет будущего. Ну, а что до самой Сьюзан Смит, то мне нечего сказать о матери, убившей своих детей.

Но у меня будет возможность поговорить с Эллен Лидс, и я найду слова. Очень много слов. И будь проклято мое обучение – в них она не услышит сочувствия и уважения.