Взаимодействие литературы и изобразительного искусства в Древней Руси

Искусство антропоцентрично. В соотношении с изображением человека находится и все остальное, включая художественные средства, используемые для его изображения. Идеал человека складывается в жизни и получает воплощение в живописи и литературе своего времени. Действительность влияет на искусство, изменения в действительности отображаются в искусстве. Возникающие при этом соответствия между живописью и литературой во многих случаях помогают глубже и отчетливее ощутить особенности того или иного способа изображения человека. Но не стоит абсолютизировать эти соответствия.

Художественное познание мира реализуется в рамках стилистических систем, которые скачкообразно сменяют друг друга. В иных случаях живопись обгоняет литературу и дает значительно более совершенное изображение человека, в других – литература обгоняет живопись. Всемирно прославленная живопись Андрея Рублева и художников его времени превосходит литературу точностью психологического анализа и глубиной проникновения во внутренний мир человека.

Наиболее полное слияние художественных принципов изображения человека в литературе и живописи мы находим в монументальном стиле одиннадцатого-тринадцатого веков. Для этой эпохи характерен своеобразный синтез всех искусств: монументальная живопись подчинена формам зодчества, зодчество своими простыми поверхностями служит удобной основой для монументальной живописи. Письменность в значительной мере рассчитана на чтение вслух во время монастырских трапез (жития святых), для произнесения в храмах (проповеди, жития), для импозантного окружения княжеского быта, и отвечает тем же потребностям, что архитектура и живопись, развивает общий с ними монументальный стиль в изображении человека.

Монументальный историзм

Это первый развитой стиль в изображении человека, тесно связанный с феодальным устройством общества, с рыцарскими представлениями о чести, правах, долге феодала, его патриотических обязанностях.

В литературе главным образом отображается в летописях, в воинских повестях и в повестях о княжеских преступлениях. Характеристики людей характеристики людских отношений и идейно-художественный строй летописи составляет неразрывное целое. Они подчиняются одним и тем же принципам феодального миропонимания, обуславливаются классовой сущностью мировоззрения летописца.

Человек был в центре внимания искусства феодализма, но не он сам по себе, а в качестве представителя определенной сферы, определенной ступени в лестнице общественных отношений. Индивидуальность человека оказывалась полностью подчиненной её положению в феодальном обществе.

Как и в летописи, князь в изображении на мозаиках и фресках этого времени всегда официален, всегда обращен к зрителю. На иконе Третьяковской галереи из Новгородского Юрьева монастыря Георгий Победоносец стоит с щитом за спиной, с копьем и мечом в руках, с кесарским венцом на голове. Все атрибуты власти при нем, оружие при нем. Одежды Георгия тщательно выписаны и поражают своим богатством. Он обращен к зрителю, как бы позирует перед ним и прямо смотрит на него. Все в нем различно, все ясно. Он изображен не в один из моментов своей жизни, а таким, каким он должен быть представлен зрителю всегда. Художник стремился изобразить все присущие ему признаки, а не временное состояние. Таков же Дмитрий Солунский на иконе двенадцатого века (в Третьяковской галерее). Также изображается и князь в летописи, причем все это происходит без особого проникновения в тонкости психологии. Авторы не изображают скрытой духовной жизни, которая могла бы быть непривычно понята окружающими. Не должно быть коллизий между тем, что представляет собой князь, и тем, как воспринимают его окружающие. Что касается поданного князю народа, то на иконах, он представляется некой безликой, размытой группой. Также они представлен в летописях: единственная цель народа – это верность князю, феодалу, ведь это возвеличивает князя и подчеркивает то, что они – единое целое, связанное феодальными отношениями.

В принципах изображения человека изобразительное искусство одиннадцатого-тринадцатого века очень близко литературе. Стиль монументального историзма получил свое воплощение в искусстве с еще большей выразительностью в летописи.

Искусство этого времени отвергало «суету мира сего» - мишуру украшений, декоративность, иллюзорное воспроизведение действительности, развлекательность. Оно стремилось простыми средствами выразить величие божественного, мудрость мироустройства и всеобщую символическую связь явлений. Торжественные здания храмов были лишены украшений, стены не штукатурились и обнажали непосредственную мощь кладки. Величественная простота сочеталась с полным отсутствием стремления «обмануть» зрителя, иллюзорно увеличить размеры храма. И вместе с тем устройство храма символически напоминало об устройстве Вселенной и «малого мира» - человека. Росписи напоминали о Вселенной, её истории – Ветхом и Новом завете, о будущем человечества – конце мира и Страшном суде. Церковь стремилась поднять человека над суетными заботами дня и показать ему мир в его устройстве и истории, пронизывающую все иерархию событий и явлений.

Стиль росписей и мозаик строго соответствовал общему стилю эпохи. Изображения людей стремились передать их вечную сущность. Случайные повороты, случайные моменты были исключены. Христос, Богоматерь, святые обращены к зрителю. Даже в сюжетных сценах они как бы показывают себя зрителям. Только ангелы как слуги Бога могли быть повернуты в профиль к зрителю. Никогда не смотрели на человека бесы. Изображения служат молитвенному общению с прихожанинами. Из этого общения исключена лишь нечистая сила.

Любой сюжет в живописи был значительным, «историческим». События изображались в своей кульминации, а иногда совмещали в себе несколько кульминирующих моментов, объединенных в одно изображение.

Изображения сопровождались знаками, эмблемами лица, надписями. Они были легко обозримы и легко узнавались зрителями. Святой воин был в доспехах и держал меч, мученик – крест. Изображения были парадны, монументальны, в них не было ничего недосказанного. Расположение их соответствовало церковной иерархии и иерархии мироустройства.

Экспрессивно -эмоциональный стиль конца четырнадцатого-пятнадцатого веков

В этом стиле внимание обращено к психологической жизни человека. Психологические побуждения и переживания, сложное многообразие чувств, дурных и хороших, сильных экспрессивно выраженных, повышенных в своих проявлениях стали заполнять собой произведения искусства примерно с конца четырнадцатого века. В литературе они с особой отчетливостью проявились в произведениях Епифания Премудрого.

Самое характерного для этого стиля в изображении человека – абстрактный психологизм. В центре внимания писателей конца четырнадцатого-пятнадцатого веков оказались отдельные психологические состояния человека, его чувства, эмоциональные отклики на события внешнего мира. Но проявления психологии не складываются в психологию. Связывающее, объединяющее начало – характер человека. Индивидуальность человека по-прежнему ограничена прямолинейным отнесением её в одну из двух категорий – добрых или злых, положительных или отрицательных. Может происходить мгновенная смена душевных состояний. Человек либо до конца свят, либо до конца зол. Выбрав добро, он всегда добр, до полной абстракции во втором состоянии он может резко измениться, стать добрым. Так, например, резко отрицательно охарактеризованные пермские язычники из «Жития Стефания Пермского», приняв крещение, резко стали добродетельными и кроткими христианами. Вот почему в литературе этого времени нет характера, ведь характер – это нечто устойчивое, он не может меняться только по желанию человека.

Абстрактный психологизм сказывается и в живописи этого времени. Новгородские и псковские фрески четырнадцатого века (снетогорские, шелётовские, сковородские) отличаются преувеличенной эмоциональностью, экспрессивностью, стремлению передать бурное двидение, абстрагировать образы людей, архитектурный пейзаж. Человеческие фигуры как бы невесомы, охвачены сильным движением, напоминают цветные тени, призраки, разметанные по стенам храма сильным ветром. Люди изображаются словно летящими по воздуху в экстатическом порыве, с развевающимися одеждами. Они передаются во всевозможных ракурсах, их жесты широки, они всецело поглощены охватившими их чувствами.

Интерес к внутренней жизни человека сказывается в живописи и в самом выборе сюжетов. Типичные сюжеты: психологические сюжеты протоевангельского цикла, композиции, иллюстрирующие легенды и апокрифы из жизни Богоматери. Излюбленные сюжеты четырнадцатого века – Христос во гробе, Успение Богоматери, Рождество Христово, Рождество Богоматери.

Во всем этим русская живопись данного времени близко сходится с литературой в том, в чем в самой общей форме могут соприкасаться литература и живопись: в сфере художественного видения мира и идеологии. Но в тот период между ними были довольно очевидные различия, одно из них – новые веяния в русской живописи, вследствие интернационализации изобразительного искусства, появляются уже в начале четырнадцатого века, в литературе же южнославянское влияние начинает только сказываться к концу четырнадцатого века.

Этот стиль в живописи можно наблюдать на фресках Снетогорского монастыря 1313 года и фресках Михайло-Сковородского монастыря середины четырнадцатого века, а также, безусловно, в произведениях Феофана Грека. Например, в росписи церкви Спаса на Ильине в Новгороде (1372 г.).

Психологическая умиротворенность

Одним из самыз высших культурных достижений Древней Руси является идеал человека, созданный в живописных произведениях Андрея Рублева и художников его круга. Живопись в пятнадцатом веке опережала литературу. Только одно произведение литературы соответствует изобразительному творчеству – «Повесть о Петре и Февронии Муромских», которую характеризует сдержанность повествования, которой вторит сдержанное проявление чувств. Образы героев, которых не смогли разлучить ни бояре, ни сама смерть, удивительно психологичны, но без всякой экзальтации. Их психологичность внешне проявляется большой сдержанностью. Впрочем, и в живописи он представлен немногими произведениями. Он противопоставлен как антитеза шумному творчеству экспрессивно-эмоционального стиля, которого придерживался Феофан Грек.

Икона обращена непросто к зрителю: она обращена к молящемуся, в то время как в стиле монументального историзма она была обращена к молящейся пастве. Четырнадцатый век был времен распространения исихазма с его учением о безмолвии. Изображения замкнуты в себе, святые погружены в задумчивость и требуют безмолвной содержательности, уединенной молитвы. Особое выделяется среди произведений этого стиля Троица Андрея Рублева: ангелы как бы находятся в совместной безмолвной молитве. Их общение мысленное, они обращены друг к другу, не мешая и не разлучаясь. Тихая гармония Троицы влечет человека в особый мир.

Идеализирующий биографизм. Шестнадцатый век

Образование централизованного Русского государства в конце пятнадцатого, начале шестнадцатого веков, и затем постепенное его укрепление и расширение, продолжавшееся до последней четверти шестнадцатого века, принесли с собой повышенный интерес к биографиям крупных государственных деятелей: московских государей и их предкам.

Создаются Летописец начала царствования Ивана Грозного, Степенная книга, «История о великом князе Московском» Андрея Курбского, Великие Четьи-Минеи митрополита Макария, Никоновская летопись.

В пятнадцатом веке в летописи возникает самостоятельный интерес к жизни исторических лиц. Но это не дало существенных сдвигов в изображении человека. Это период стилистического эклектизма, соединения монументально историзма и эмоционально-экспрессивного стиля. Этикет подчиняет все попытки описать внутренние переживания – люди ведут себя так, как им положено по социальному статусу.

Рост интереса к жизни государственных деятелей не только качественный, сколько количественный. В летопись начинает проникать вымысел, пока не очень откровенный, главным образом он заключен в приукрашивании героев.

Изобразительное искусство шестнадцатого века следует тому же стремлению к идеализирующему биографизму, «количественному» увеличению интереса к человеку как к составной части единого феодального государства. Повествовательное начало резко усиливается, композиции усложняются, возрастает многофигурность, иллюстративность изображений, их отвлеченная дидатика. Содержание погибших фресок Золотой палаты Московского Кремля, судя по их описаниями, передавали сюжеты истории России в нравоучительных тонах, изображением добродетелей и пороков, литературных и дидактических сюжетов.