Книга 4 6 page

Двое молодых людей мысленно населяли дорогу бандами грабителей, легионами хобгоблинов (несмотря на заверения Таниса в том, что в Утехе не видели гоблинов со времен Катаклизма) и стаями свирепых зверей от волков до василисков.

Их надежды на битву (ничего серьезного, небольшая стычка подошла бы) подпитывал и растил Тассельхоф, который с восторгом рассказывал все истории, которые он когда — либо слышал, и некоторые, которые он сочинял тут же, на ходу. Истории о беспечных путешественниках, чьи сердца вырывали и пожирали людоеды, о путешественниках, которых утаскивали в лес дикие медведи, о путешественниках, которых призраки превращали в живых мертвецов.

В результате Стурм не убирал руку с рукояти меча, холодно и пристально оглядывая каждого встречного, большинство которых принимало его за вора и спешило убраться с его дороги. Карамон сурово хмурил брови, думая, что выглядит грозно, хотя, как заметил Рейстлин, он больше был похож на человека, страдающего от изжоги.

К концу первого дня рука Стурма болела от постоянного сжимания рукояти меча, а у Карамона раскалывалась голова оттого, что он постоянно выдвигал нижнюю челюсть вперед под неестественным углом. У Китиары болел живот от еле сдерживаемого смеха, потому что Танис не позволял ей открыто смеяться над молодыми людьми.

— Им нужно учиться, — сказал он. Это было чуть позже обеда, и Кит ехала впереди, сидя между Танисом и Рейстлином. — Им не повредит развить осторожность и внимательность, даже если они немного перестараются в этом. Я помню себя в юности. Я вел себя с точностью до наоборот. Из Квалиноста я вышел с ветром в голове и принимал каждого встречного за доброго друга. Чудо, что мне не размозжили череп в первый же день моего самостоятельного путешествия.

— В юности, — хмыкнула Китиара. Она сжала его руку. — Ты говоришь, как старик. Но ты все еще молод, друг мой.

— По эльфийскому счету, может быть, — ответил Танис. — Но не по человеческому. Ты никогда об этом не задумывалась, Кит?

— Не задумывалась о чем? — рассеянно отозвалась она. Она не слушала его на самом деле. Китиара совсем недавно купила у Флинта кинжал из отличной стали и теперь была поглощена тем, что обертывала рукоятку сплетенными вместе полосками кожи.

Танис не сдавался:

— О том факте, что я прожил больше сотни человеческих лет. И что проживу еще несколько сотен.

— Ха! — Кит склонилась над своей работой. Ее пальцы двигались быстро, но не слишком аккуратно. Кожаная плетенка позволяла лучше держать оружие, но выглядела не особенно красиво. Кит было все равно, как это выглядело. Закончив работу, она сунула нож в свой сапог. — Ты только наполовину эльф.

— Но продолжительность моей жизни в сравнении с чело…

— Эй, Карамон! — крикнула Китиара, поднимая ложную тревогу. — По — моему, я что — то видела там, за тем кустом! Посмотрите на этого большого дурака. Да если бы на него кто — то напал, он бы штаны обмочил… Что ты сказал, Танис?

— Ничего, — ответил Танис, улыбаясь ей. — Ничего важного.

Пожав плечами, Кит спрыгнула с повозки на землю, чтобы пойти подразнить Стурма намеками на то, что за ними следуют гоблины.

Рейстлин украдкой взглянул на Таниса. На гладкое лицо полуэльфа без признаков морщин — лицо, на котором морщины и складки не появятся еще, быть может, целую сотню лет — легла тень печали. Он все еще будет молодым мужчиной, когда Китиара станет старой, дряхлой женщиной. Он увидит, как она состарится и умрет, в то время как его время обойдет стороной.

Барды поют о трагической любви эльфа к человеку. Рейстлин пытался представить себе, на что это похоже. Смотреть, как красота и юность тех, кого любишь, исчезают бесследно. Видеть их старыми, поблекшими, потерявшими быстроту мысли и движений, в то время как ты все еще молод и полон сил. «И все же, — подумал Рейстлин, — если бы полуэльф полюбил эльфийскую женщину, его бы постигло то же самое несчастье, только в таком случае это он старел бы быстрее в ее глазах».

Теперь Рейстлин относился к Танису с пониманием и некоторым сочувствием. Молодой маг понимал, что полуэльф обречен, обречен на несчастье с рождения. Ни в одном из миров он не может быть полностью счастлив. Боги сыграли с ним злую шутку.

Это напомнило ему о трех богах магии. Рейстлин почувствовал укол совести. Он не выполнил обещание, данное им. Если он действительно в них верил, как он признавался им так давно, то почему же он постоянно сомневался в своей вере и испытывал ее?

Рейстлин вспомнил о богах магии второй раз в этот день, когда они нагнали по дороге группу жрецов.

Жрецы — их было двадцать, мужчин и женщин — шли посередине дороги двумя колоннами. Они шагали медленно, их лица были торжественны и серьезны, как будто они сопровождали мертвое тело к гробнице. Они не смотрели по сторонам, только прямо перед собой, чуть опустив глаза.

Медленно движущаяся по центру дороги процессия вызвала — намеренно или нет, трудно было сказать — значительное снижение скорости движения по всей дороге.

На дороге в Гавань в этот день было множество людей. Флинт был только одним из торговцев, направлявшихся в ту сторону и переправлявших свой товар в повозках, запряженных лошадьми, ручных тележках или сумках и узлах. Повозки не могли объехать жрецов, шедших похоронным шагом. Тем, кто шел пешком, повезло больше, по крайней мере так казалось на первый взгляд. Они начинали обходить двойную колонну и проходили примерно полпути, как вдруг неожиданно останавливались, боясь шевельнуться, или быстро убегали назад.

Те, кто ехал верхом и кто пытался объехать группу, потерпели неудачу, когда их животные пугались и начинали нервно танцевать на месте или упирались, отказываясь даже приближаться к жрецам.

— Что там такое? Что происходит? — заворчал Флинт, пробуждаясь от крепкого сна на теплом осеннем солнышке. Он поднялся на ноги и протиснулся вперед. — Что за задержка? С такой скоростью мы приедем в Гавань разве что к майским пляскам.

— Эти священники впереди, — объяснил Танис. — Они не сходят с дороги, и никто не может их объехать.

— Может, они не заметили, что мы едем позади них, — предположил Флинт. — Кто — то должен пойти и сказать им.

Хозяин фургончика, ехавшего перед ними, как раз пытался это сделать. Он прокричал — вежливо прокричал — жрецам просьбу отодвинуться к краю дороги. Жрецы никак не отреагировали, как если бы все они были глухими, и продолжали двигаться посередине дороги.

— Это просто смешно! — сказала Кит. — Я пойду поговорю с ними.

Она зашагала вперед, ее накидка развевалась позади нее, а меч бряцал при каждом движении. Тассельхоф ринулся за ней.

— Нет, Тас, Кит! Подождите… Черт! — тихо выругался Танис.

Бросив поводья опешившему Рейстлину, полуэльф торопливо выбрался из повозки и поспешил догнать парочку. Рейстлин неумело сражался с поводьями; он никогда в жизни не правил лошадьми. Тут, к большому его облегчению, Карамон вскочил в повозку и остановил ее.

Немногие существа на Кринне способны двигаться так же быстро, как заинтересованный чем — то кендер. Когда запыхавшийся Танис поравнялся с Китиарой, Тас был уже далеко впереди них обоих. Танис крикнул ему остановиться, но, как известно, немногие существа на Кринне так же глухи, как заинтересованный чем — то кендер. До того, как Танис догнал его, Тас был уже рядом с одним из жрецов, лысым мужчиной, самым высоким из всех, который замыкал колонну справа.

Тас протянул руку, готовясь представиться, а затем вдруг исполнил необычайно изящный прыжок на два фута вверх и на три фута назад одновременно, после чего приземлился в придорожной канаве, растеряв все свои сумки и кошельки.

Пока Тас выбирался сам и вытаскивал свои сумки из колючих кустов, Танис и Кит добрались до него.

— У него змея, Танис! — крикнул Тассельхоф, стряхивая листья и мелкие веточки со своих лучших оранжевых в зеленую клетку штанов. — У каждого жреца вокруг руки обернута змея!

— Змеи? — Кит брезгливо наморщила нос и поглядела на жрецов. — Зачем им понадобились змеи?

— Это было очень интересно, — принялся выкладывать Тас. — Я подошел к тому жрецу, и хотел представиться по всем правилам вежливости, знаете, но он даже не смотрел на меня и не отвечал. Я хотел подергать его за рукав, потому что думал, что он просто меня не увидел, и вдруг змея подняла голову и зашипела на меня, — закончил Тас, напуганный почти до потери речи. Почти.

— Только я собирался спросить его, можно ли ее погладить, — у змей такая замечательная суховатая кожа — как она прыгнула на меня, и тогда я отскочил назад. Меня кусала змея, когда я был маленьким кендером, и хотя это оказалось довольно интересно, такие опыты не следует повторять слишком часто. Как ты говоришь, Танис, это не способствует улучшению здоровья. Особенно, думаю, потому, что эта змея была ядовитая. У нее был такой клобук вокруг головы, и раздвоенный язык, и маленькие как бисеринки глазки. Может кто — то из вас помочь мне достать тот мешочек? Он зацепился за ветку.

Танис отцепил мешочек. К этому времени Флинт, Рейстлин и Стурм присоединились к ним, оставив обиженного Карамона охранять повозку.

— Судя по твоему описанию, змея была гадюкой, — сказал Рейстлин. — Но я не слышал, чтобы гадюки водились где — нибудь за пределами Пыльных Равнин.

— Если и так, то у нее, наверное, вырваны клыки, — сказал Стурм. — Не могу представить себе человека, в здравом уме разгуливающего по дороге с ядовитой змеей!

— В таком случае у тебя небогатое воображение, брат, — сказал одни из торговцев, подходя к ним. — Хотя я допускаю, что они могут и не быть в здравом уме. Их бог принимает облик гадюки. Змея одновременно служит их символом и проверкой их веры. Их божество дает им власть над змеей, так что она не нападает на них.

— Другими словами, они — заклинатели змей, — сказал Рейстлин, и его губы слегка изогнулись в улыбке.

— Только бы они не услышали, что ты их так называешь, брат, — предостерег его торговец, взволнованно оглядываясь на процессию жрецов. Он понизил голос. — Они не терпят неуважения к себе. Они, в общем — то, мало что терпят, по правде говоря. Праздник Урожая будет невеселым, если все пойдет по их воле.

— Почему? Что они могут сделать? — спросила Кит, улыбаясь во весь рот. — Закрыть пивные и трактиры?

— Что ты сказала? — Флинт слышал только часть разговора, так как он проходил высоко над его головой. Он протиснулся ближе, чтобы лучше слышать. — Что она сказала? Закрыть пивные?

— Нет, ничего такого, хотя сами жрецы не прикасаются к выпивке, — ответил торговец. — Они знают, что им никогда не простят таких жестких действий. Но они могли бы. Я жалею, что они здесь. Не удивлюсь, если на ярмарке вообще не будет народу. Все пойдут в храм, чтобы увидеть «чудеса». Я уже подумываю о том, чтобы повернуть назад, домой.

— Как зовут их бога? — спросил Рейстлин.

— Бельзор, или что — то вроде того. Ну, хорошего дня вам всем, если это только возможно. — Торговец угрюмо зашагал туда, откуда пришел.

— Эй! Что случилось? — крикнул Карамон из повозки.

— Бельзор, — мрачно повторил Рейстлин.

— Это имя бога, о котором та вдова говорила, не так ли? — проговорил Флинт, поглаживая бороду.

— Вдова Джудит. Да, это был Бельзор. И она была родом из Гавани. Я уже забыл об этом, — Рейстлин задумался. Раньше он представить себе не мог, что когда — нибудь забудет вдову Джудит, но другие события его жизни заслонили память о ней. — Интересно, увидим ли мы ее здесь.

— Нет, не увидим, — твердо сказал Танис, — потому что мы не станем приближаться к этим жрецам. Мы едем на ярмарку, и нам надо сосредоточиться на делах. Я не хочу никаких неприятностей. — Протянув руку, он схватил кендера за ворот рубашки.

— Ой, ну пожалуйста, Танис! Я только хотел пойти посмотреть на змей еще раз.

— Карамон! — позвал Танис, с трудом удерживая сопротивляющегося кендера. — Сезжай с дороги. Мы заночуем тут, на обочине.

Флинт, казалось, был готов возразить, но когда Танис говорил таким голосом, даже Китиара старалась помалкивать. Она покачала головой, но ничего не сказала вслух.

Подойдя к Рейстлину, Китиара задумчиво сказала:

— Джудит… Это не по ее вине умерла наша мать?

— Наша мать? — повторил Рейстлин, удивленно глядя на Кит. Если Китиара и упоминала Розамун, что она делала редко, то обычно говорила «ваша мать», обращаясь к близнецам едким и презрительным тоном. Рейстлин в первый раз слышал, чтобы она признала кровное родство между ними.

— Да, это была Джудит, — ответил он, придя в себя настолько, чтобы обрести дар речи.

Кит медленно кивнула. Оглянувшись на Таниса, она наклонилась ближе к Рейстлину и прошептала:

— Если ты сможешь держать язык за зубами, то мы сможем неплохо повеселиться, когда прибудем на место, братишка.

Стурм и Карамон настаивали на том, чтобы установить дежурство в лагере той ночью, хотя Кит рассмеялась и сказала, что они не в Оплоте, чтобы принимать такие меры безопасности.

Они развели костер и развернули одеяла возле него. Совсем недалеко светились другие костры. Не один путешественник решить дать жрецам Бельзора возможность уйти подальше вперед.

Флинт вызвался приготовить ужин, и потушил заранее припасенную оленину с ягодами и пивом по знаменитому гномьему дорожному рецепту. Рейстлин внес свой вклад, добавив в котел некоторые травы, которые он собрал по дороге, и к которым гном отнесся с большим подозрением. Он не признал открыто, что они улучшили вкус блюда; гномьи рецепты не нуждались в изменениях. Это не помешало ему съесть четыре порции.

Они продолжали поддерживать огонь, чтобы прогнать вечерний холод. Рассевшись вокруг костра, они передавали друг другу кувшин с элем и рассказывали всякие истории, пока огонь не начал окончательно угасать.

Флинт сделал последний глоток и объявил, что пора спать. Он собирался спать в повозке и охранять ее от возможных посягательств. Кит и Танис расположились поодаль, в тенях, откуда еще долго доносился их тихий смех и шепот. Карамон и Стурм заспорили, кому держать дозор первому, и решили подбросить монетку. Карамон выиграл. Рейстлин закутался в одеяло и приготовился провести первую ночь под открытым небом и звездами.

Спать на земле было в точности так же неудобно, как он и представлял себе.

Последним, что Рейстлин увидел перед тем как погрузиться в тревожный сон, был крупный силуэт Карамона у огня, заслоняющий звезды.

Кендер не спускал глаз с дороги весь следующий день, выглядывая жрецов Бельзора, но они, должно быть, шли всю ночь, или свернули с дороги, потому что путешественники не увидели их ни в этот день, ни на следующий.

Давешний торговец мог сколько угодно пророчить несчастья ярмарке Дня Урожая, но большая часть населения Абанасинии была с ним не согласна. На дорогу выезжало все больше и больше людей, которые везли с собой столько интересных вещей, что Тассельхоф вскоре позабыл о змеях, к большому облегчению Таниса.

Состоятельные купцы, чьи доверенные слуги были посланы с пожитками и товарами вперед, путешествовали на богато украшенных носилках, которые несли на своих плечах крепкие слуги. Мимо компании проехала богатая семья: глава семьи ехал впереди на коне, за ним следовали его жена, дочь и гувернантка дочери на небольших пони. Яркие цветные попоны служили украшением для всех лошадей, кроме пони дочери: на его седле красовались крохотные серебряные колокольчики, а в гриву были вплетены шелковые ленты.

Дочь была хорошенькой девушкой лет шестнадцати. Она милостиво одарила улыбкой Карамона и Стурма, как будто бросила пару монет нищим. Стурм приподнял свою шляпу и учтиво поклонился. Карамон подмигнул ей и побежал за ее лошадью, надеясь поговорить с ней. Ее отец, благородный лорд, нахмурился. Слуги сомкнули ряды вокруг семьи. Гувернантка задохнулась от возмущения, быстро накинула покрывало на голову юной девушки и принялась громко объяснять ей, что благородной девице не следует обращать внимание на всяких дорожных проходимцев.

Ее резкие слова ранили Стурма.

— Ты повел себя недостойно, — сказал он Карамону. — И заставил нас выглядеть глупо.

Карамон, тем не менее, подумал, что случай вышел смешной, и следующую милю он семенил рядом с повозкой на цыпочках, накрыв голову носовым платком, делая вид, что вся компания ему глубоко противна, и выкрикивая «Проходимцы!» писклявым голосом.

Путешествие продолжалось без приключений до середины дня.

Вскочив со своего места, Флинт закричал: — Смотри! — и замолотил задремавшего Таниса по спине, чтобы привлечь его внимание к надвигающейся опасности. — Подстегни лошадь! Скорее! Они приближаются!

Ожидая увидеть по крайней мере армию минотавров, преследующих их, Танис встревоженно оглянулся.

— Слишком поздно! — простонал Флинт, когда повозку окружили пятнадцать смеющихся кендеров.

К счастью для Флинта, кендеров гораздо больше интересовал Тассельхоф, чем имущество гнома. Всегда радовавшийся встрече с кем — то из своего народа, Тас спрыгнул с повозки навстречу множеству маленьких протянутых рук.

Существует предписанный ритуал встречи кендеров, незнакомых друг с другом. Этот ритуал соблюдается независимо от того, встретились ли два кендера или двадцать.

Сначала идут рукопожатия и официальные представления. Так как считается очень грубым для одного кендера забыть или исказить имя другого, то эти представления отнимают немало времени.

— Как поживаете? Меня зовут Тассельхоф Непоседа.

— Сын Соседа?

— Нет, Непоседа. Когда ты не можешь сидеть на одном месте, как будто шило в одном месте.

— А, Непоседа! Рад встрече. Я Эйдер Чертополох.

— Эйдерполох?

— Чертополох. «Эйдер» идет в начале. А это Хефти Головолом.

— Приятно познакомиться, Тазикпуф Волосетка.

— Тассельхоф Непоседа, — поправил Тассельхоф. — Познакомиться с тобой — честь для меня, Тухти Головорез.

И так далее.

Когда все кендеры представлены друг другу должным образом, и каждый знает имена других, ритуал переходит в следующую фазу, когда они начинают выяснять, приходятся ли они друг другу родственниками. Известно, что любой рожденный кендер может проследить свою родословную до дядюшки Пружины, от него, вокруг него или к нему. Поэтому родственные отношения устанавливаются достаточно легко.

— Дядюшка Пружина был троюродным братом по мужу по отцовской стороне тети моей матери, — сообщил Эйдер Чертополох.

— Разве это не удивительно! — воскликнул Тассельхоф. — Дядюшка Пружина был двоюродным братом жены дяди моего отца!

— Брат! — заорал Эйдер, раскрывая объятия.

— Брат! — Тассельхоф бросился ему навстречу.

В этом же процессе поучаствовали остальные кендеры, в результате чего было установлено, что Тассельхоф — близкий родственник каждого из пятнадцати, хотя он и не видел никого из них раньше никогда в жизни.

После этого началась третья часть ритуала. Тассельхоф вежливо поинтересовался, случалось ли кому — то из его новоприобретенных друзей находить какие — то интересные или странные предметы во время их странствий. Остальные кендеры так же вежливо настаивали на том, чтобы Тассельхоф сам показал свою коллекцию вещей, так что дело кончилось тем, что все кендеры расположились посреди дороги, вывернули карманы и принялись рассматривать имущество друг друга, в то время как за ними понемногу начала образовываться пробка из экипажей и телег.

— Едем, Танис! — прошипел Флинт. — Быстрее! Быстрее! Может быть, мы от них оторвемся.

Хорошо зная, что Тас может предаваться этому увлекательному занятию целый день, Танис послушался гнома, тем не менее вовсе не рассчитывая на то, что кендеры от них отстанут, как бы быстро они не ехали.

Тем вечером, когда они снова разбили лагерь, появился Тассельхоф, усталый и голодный, одетый в чужую одежду, но совершенно счастливый.

— Ты скучал по мне, Флинт? — спросил он, плюхнувшись рядом с гномом.

Проигнорировав громкое «Нет!» Флинта, Тас принялся показывать свежеприобретенные сокровища друзьям.

— Смотри, Флинт. У меня куча новых карт, по — настоящему хороших. Я не видел настолько хороших карт. Мой двоюродный брат говорит, что они из Истара, которого уже больше нет. Его раздавило во время Катаклизма. Тут на картах нарисованы маленькие горы, и маленькие дороги, а вот совсем малюсенькое озеро. И названия везде подписаны. Я никогда не слышал о таких местах, и понятия не имею, где они находятся, но если когда — нибудь мне захочется там побывать, то у меня будет эта карта, которая покажет мне, что там находится.

— Если ты не знаешь, где именно что — то находится, то зачем тебе карта, дверная ты ручка? — спросил Флинт.

Тас обдумал это и указал на недостаток в доводах гнома:

— Ну, я же не смогу попасть туда без карты, так?

— Но ты только что сказал, что не знаешь, где это, значит, ты не можешь попасть туда даже с ней! — распалился Флинт.

— Ага, но если я когда — нибудь туда случайно попаду, то буду знать, где оказался! — ликующе закончил Тас, после чего Танис быстро переменил тему разговора, чтобы у сильно покрасневшего к этому моменту Флинта не лопнул какой — нибудь важный кровеносный сосуд.

На следующий день они достигли ворот Города — Гавани.

* * * * *

Жители Гавани называли ее Главным Городом. По их мнению, Гавань могла поспорить красотой и богатством с легендарным северным городом Палантасом. Никто из живших в Гавани не бывал в Палантасе, что в какой — то степени извиняет их ошибку. Гавань, в общем — то, была не более чем большим земледельческим обществом, расположенным на очень удачном плодородном месте, чья богатая почва позволяла собирать урожай два раза в год после того, как Белая река выходила из берегов.

В эти дни, дни относительного мира между различными народами, населявшими Абанасинию, урожаи Гавани кормили и гномов Торбардина, и людей Пакс Таркаса. Эльфы Квалиноста не находили человеческую еду приятной, но обнаружили, что в виноградниках на солнечных склонах гор Кхаролис выращивался необыкновенно сладкий виноград. Этот виноград покупался Квалиностом, где из него делали вино, известное по всему Ансалону. Конопля из Гавани высоко ценилась людьми равнин, которые вязали из нее крепкие, гладкие веревки. Древесина из Гавани использовалась людьми из Утехи для постройки жилищ и для других работ.

Поэтому Праздник Урожая был не только празднованием еще одного щедрого сытого года, но и праздником самой Гавани, данью уважения ее процветанию.

Город окружал деревянный частокол, служивший скорее для того, чтобы не допускать внутрь волков, чем для защиты города от вражеских войск. Гавань никогда не подвергалась нападению и не ожидала его. В конце концов, это была Эпоха Мира. Ворота закрывались только ночью, а днем стояли нараспашку. Функции тех, кто сторожил ворота, заключались в основном в том, чтобы приветствовать прибывших, обмениваясь сердечными словами с теми, кого они знали уже несколько лет, и кланяясь приехавшим впервые.

Флинта и Таниса хорошо знали и любили здесь. Начальник охраны подошел к компании, чтобы пожать руки гному и полуэльфу, и восхищенно уставился на Китиару. Начальник сказал, что они скучали по Флинту, и спросил, где он был все лето. Он с глубоким сочувствием выслушал скорбный рассказ Флинта и заверил его, что его обычное место на ярмарочной площади ждало его.

Тассельхофа здесь, по — видимому, тоже хорошо знали. Начальник стражи нахмурился при виде кендера и предложил Тасу самому пойти в тюрьму и закрыться там, чтобы сэкономить всеобщее время и силы.

Тас сказал, что это невероятно мило со стороны городской стражи сделать такое мудрое предложение, но ему придется отказаться.

— Флинт без меня не справится, знаете ли, — объяснил Тас. К счастью, гном его не слышал.

Начальник стражи поприветствовал остальных и, когда услышал, что это их первый визит в Гавань, сказал, что надеется на то, что они не только потрудятся на ярмарке, но и посмотрят на городские достопримечательности. Он еще раз пожал руку Флинту, вполголоса напомнил Танису, что он в ответе за кендера, поклонился Китиаре и удалился поприветствовать следующих путешественников, как раз въезжавших на повозке в деревянные ворота.

Как только они оказались внутри, к ним обратился молодой человек, одетый в небесно — голубые одежды, который знаком попросил их остановить повозку.

— Это еще кто? — спросил Танис.

— Один из этих жрецов Бельзора, — сказал Флинт, мрачнея.

— А у него змея есть? Я хочу посмотреть! — Тассельхоф был готов спрыгнуть с повозки.

— Не сейчас, Тас, — сказал Танис тем голосом, которому даже Тас время от времени подчинялся. Для пущей уверенности Карамон сгреб Таса за шиворот его зелено — фиолетового жилета.

— Чем обязаны, сэр? — громко спросил Танис, пытаясь перекричать шум грохочущих телег, ржущих лошадей и смеющейся толпы.

— Я бы хотел поговорить с молодым человеком в белых одеждах, — ответил жрец, останавливая взгляд на Рейстлине. — Владеешь ли ты магией, брат?

— Я маг — новичок, сэр, — скромно сказал Рейстлин. — Мне еще только предстоит пройти мое Испытание.

Жрец прошел к той стороне повозки, где сидел Рейстлин, и пристально посмотрел на него.

— Ты очень юн, брат. Осознаешь ли ты, какое зло ты совершаешь — невольно и по незнанию, я уверен?

— Зло? — Рейстлин перегнулся через борт повозки. — Нет, господин. Я не намерен причинять зло кому бы то ни было. Что ты имеешь в виду?

Жрец сжал руку Рейстлина своей рукой.

— Приходи к Храму Бельзора и послушай нас, брат. Тебе все разъяснят. Как только ты поймешь, что поклоняешься ложным богам, ты отречешься от них и от их злого искусства. Ты сбросишь эти мерзостные одежды и узреешь солнечный свет. Ты придешь, брат?

— С радостью! — воскликнул Рейстлин. — Твои слова ужасают меня, господин.

— Чего? Но, Рейст… — начал было Карамон.

— Молчи, тупица! — Китиара вонзила ногти в руку Карамона.

Жрец объяснил Рейстлину, как найти дорогу к Храму, который, как он сказал, был самым большим зданием в Гавани, расположенным в самом центре города.

— Скажи мне, добрый господин, — спросил Рейстлин, записав инструкции, — живет ли здесь женщина по имени Джудит, как — то связанная с Храмом?

— Да, разумеется, брат! Она — наша самая святая, высокая жрица. Это она доносит до нас волю Бельзора. Ты знаком с ней?

— Только слышал о ней, — почтительно ответил Рейстлин.

— Печально, что ты связан с магией, брат. Иначе я бы пригласил тебя внутрь храма, чтобы ты мог быть свидетелем церемонии Чуда. Жрица Джудит будет призывать Бельзора к нам этим самым вечером. И она будет говорить с благословленными Бельзором людьми, которые уже перешли в мир иной.

— Я бы хотел увидеть это, — сказал Рейстлин.

— Увы, брат. Колдунам не разрешается лицезреть Чудо. Прости мне мои слова, брат, но Бельзора оскорбляют ваши злые деяния.

— Я не колдунья, — сказала Кит, обворожительно улыбаясь молодому жрецу. — Могу я прийти в храм?

— Ну разумеется! Всем остальным будут рады. Вы увидите, как совершаются прекрасные чудеса, чудеса, которые потрясут вас, развеют все ваши сомнения и заставят вас поверить в Бельзора сердцем и душой.

— Спасибо, — сказала Кит. — Я там буду.

Жрец торжественно благословил их от имени Бельзора и удалился, чтобы преградить дорогу следующему экипажу и задать те же вопросы его хозяевам.

Флинт презрительно фыркнул и встряхнулся, как будто хотел стряхнуть благословение со своей одежды.

— Мне не требуется благословения бога, которому нравятся змеи. А ты, парень… Я признаю, что невысоко ставлю магию, — ни один настоящий гном не будет — но мне кажется, что уж лучше тебе быть волшебником, чем последователем Бельзора.

— Я согласен с тобой, Флинт, — серьезно сказал Рейстлин. Не время было напоминать гному о его многочисленных проклятиях в адрес магов и магии во всех ее проявлениях. — Но мне не повредит поговорить с этим жрецом и узнать, что стоит за поклонением этому Бельзору. Возможно, Бельзор — один из истинных богов, кого мы все ищем. Мне бы очень хотелось увидеть эти самые чудеса, о которых они говорят.

— Да, меня тоже заинтересовал Бельзор, — сказала Китиара. — Думаю, я схожу сегодня в этот храм. Ты тоже можешь пойти, братишка — тебе просто придется переодеться, и они ни за что не узнают в тебе мага.

— Вы не собираетесь заставлять меня идти, правда? — беспокойно спросил Карамон. — Ничего такого насчет Бельзора, но я слышал, что в тавернах Гавани очень весело, по крайней мере во время ярмарок, и…

— Нет, братец, — отрывисто сказал Рейстлин. — Тебе не обязательно идти.

— Никому из вас не обязательно, — сказала Кит. — Мы с Рейстом — самые религиозные в этой семье.

— Ну а мне кажется, что вы самые сумасшедшие в этой семье, — заметил Карамон. — Это наш первый вечер в Гавани, а вы хотите пойти в храм. И в чем дело с этой жрицей по имени Джудит? — Он остановился и моргнул несколько раз. — Джудит, — повторил он, хмурясь. — Ох. — Он перевел взгляд на брата с сестрой. — Я пойду с вами.

— И я иду! — сказал Тас. — Может, я опять увижу змей, не говоря уже об общении с теми, кто перешел в мир иной. Что это значит? Как они туда перешли? Есть такая дорога, что ли? Почему я о ней не слышал?

— Думаю, это значит, что они говорят с умершими, — объяснил Рейстлин.

Глаза Таса расширились.

— Я никогда раньше не разговаривал с мертвыми людьми! Как ты думаешь, они позволят мне поговорить с дядюшкой Пружиной? Правда, я не уверен, что он мертв. Его похороны были какие — то странные. Тело было там, а потом исчезло. Дядюшка Пружина стал забывчивым, когда состарился, и многие говорили, что он, возможно, забыл, что умер, и пошел куда — то. А может быть, он попробовал, каково это быт мертвым, и ему не понравилось, так что он ожил. А может, похоронных дел мастер его с кем — то перепутал и переложил куда — нибудь. В любом случае, у меня есть возможность узнать правду!