Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






САТПРЕМ - коротко об авторе





Родился в Париже в 1923 г. Детство провел в Бретани, посвящая все свободное время путешествиям под парусами вдоль побережья, - по словам самого Сатпрема, "жил одним морем"

(Цитируется по: Towarnicki F. De sept jours en Inde avec Satprem. Paris, 1980.)

Во время Второй мировой войны стал участником французского Сопротивления, был схвачен гестапо и заключен в концлагерь. В то время ему было всего двадцать лет. Пробыл полтора года в Бухенвальде и Маутхаузене, в 1945 г. был освобожден. Во время заключения испытал глубокие переживания. "Все потеряло свою ценность, - вспоминает автор, - не оставалось абсолютно ничего, все во мне было разрушено, разбито, уничтожено...". В этой атмосфере "непрерывного, сплошного ужаса" ему открылись "бескрайние внутренние просторы" и "сила, которая помогла выстоять".

Не ощущая "никакой реальности" во всем, что окружало его в послевоенной жизни, не видя никакого смысла ни в семье, ни в работе, ни в карьере, ни в бизнесе, - "Что еще мог предложить мне Запад?" - он отправляется в путешествие: сначала в Египет, а затем в Индию, где он впервые увидел Шри Ауробиндо, но не остался в его ашраме, "... поскольку, - говорил Сатпрем, -... 'любые стены казались мне тюрьмой'". Он уезжает в Южную Америку, проводит целый год в джунглях в Гвиане (что послужило ему материалом для написания первого романа "Золотоискатель"), затем отправляется в Бразилию, а оттуда - в Африку. В 1953 г. он вернулся в Индию и стал нищенствующим саньясином (бродячим монахом), практикующим тантризм (впечатления и переживания этого времени легли в основу второго его романа "Телом земли").

Встреча с Матерью, сотрудницей Шри Ауробиндо, в корне изменила его жизнь: "Мать покорила меня", - вспоминает автор. Он полностью отдает себя служению Матери. Шри Ауробиндо он посвящает свою первую работу - "Шри Ауробиндо, или Путешествие сознания", а затем и вторую книгу, написанную в том же духе, - "На пути к сверхчеловечеству".

В течение девятнадцати лет он находился рядом с Матерью (это она дала ему имя Сатпрем, т.е. "тот, кто умеет истинно любить"), став ее доверенным лицом и свидетелем личных бесед, им записанных (впоследствии из них был составлен интереснейший документ в 13-ти томах - "Агенда Матери. Хроника супраментального воздействия на Землю"). Длительное общение с ней дало толчок к написанию трилогии о Матери (1. "Божественный материализм"; 2. "Новый вид"; 3. Мутация смерти"), затем художественной повести "Гринго", действие которой разворачивается в джунглях, и, наконец, последней работы "Разум клеток", в которой представлена суть открытия Матери: изменение генетической программы и иное, новое видение смерти.

В настоящее время автор живет не поддерживая активных социальных контактов, не занимается общественной и литературной деятельностью, полностью посвятив себя продолжению той работы, которая была начата Шри Ауробиндо и Матерью.

 

* * *

Посвящается Матери

 

 

Оглавление

Предисловие
Введение
1. СОВЕРШЕННО ЗАПАДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
2. ВЕЧНЫЙ ЗАКОН
3. КОНЕЦ ИНТЕЛЛЕКТА
4. БЕЗМОЛВИЕ РАЗУМА
5. СОЗНАНИЕ
6. УСПОКОЕНИЕ ВИТАЛЬНОГО
7. ПСИХИЧЕСКИЙ ЦЕНТР
8. НЕЗАВИСИМОСТЬ ОТ ФИЗИЧЕСКОГО
9. СОН И СМЕРТЬ
10. ЙОГИН-РЕВОЛЮЦИОНЕР
11. ЕДИНСТВО
12. СВЕРХСОЗНАТЕЛЬНОЕ
13. ПОД ЗНАКОМ БОГОВ
14. ТАЙНА
15. СУПРАМЕНТАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ
16. ЧЕЛОВЕК -- ПЕРЕХОДНОЕ СУЩЕСТВО
17. ТРАНСФОРМАЦИЯ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Приложение I, ШРИ АУРОБИНДО, "ЗАПАДНАЯ МЕТАФИЗИКА И ЙОГА"
Приложение II, Из интервью Сатпрема французскому журналисту Ф. Товарницки
ССЫЛКИ НА РАБОТЫ ШРИ АУРОБИНДО

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Век путешествий и приключений прошел. Даже если мы отправимся к далеким галактикам, облаченные в скафандры и вооруженные компьютерами, то это ничего не изменит, мы обнаружим, что мы -- все те же: дети, беспомощные перед лицом смерти, живые существа, которые не слишком уверены в том, как и зачем они живут или куда они идут. Что же касается земных путешествий, то ясно, что времена Кортеса и Писсаро прошли. Все та же машина окружает нас, ловушка сжимается со всех сторон. Но, как это часто бывает, чем тяжелее испытание, тем быстрее мы находим способ преодолеть его; и оказывается, что этот нелегкий переходный период, в который мы вовлечены, ведет к более яркому свету. Итак, мы стоим, как перед стеной, перед последним исследованием, которое нам осталось, перед последним путешествием, последним приключением - перед самими собой.

Знаков тому множество, они просты и очевидны. Важнейшие события 60-х годов -- не путешествие на Луну, а "путешествия" за наркотиками, студенческие волнения в мире и переселения хиппи -- но куда бы они могли податься? Нет больше мест ни на кишащих людьми пляжах, ни на перегруженных дорогах, ни в растущих муравейниках наших городов. Выход следует искать где-то в другом месте.

Но существует множество этих "где-то" самого разного рода. Наркотики -- вещь неопределенная и полная опасности, главное же -- они ставят в зависимость от внешних средств, тогда как истинное переживание должно быть осуществимо по желанию и где угодно -- и в продуктовом магазине, и в уединении в собственной комнате -- в противном случае это не переживание, а аномалия или порабощение. Психоанализ в настоящее время все равно что тускло освещенная пещера, и самое главное -- ему не достает того рычага сознания, который дает человеку возможность вольно двигаться, сохраняя полный контроль, вместо того, чтобы быть бессильным свидетелем или несчастным пациентом. Религиозные пути несут гораздо больше света, но они слишком зависимы от бога или от догмы; главное же то, что они заключают нас внутри одного типа опыта, ибо можно так же легко стать пленниками иных миров -- на самом деле, это даже легче, -- чем быть пленником этого мира. Ценность переживания измеряется в конечном счете его способностью преобразовывать жизнь -- в противном случае это просто пустая мечта или галлюцинация.

Шри Ауробиндо ведет нас к жизненно важному открытию, двойственному по своему характеру: оно не только позволяет нам найти приемлемый смысл тому душному хаосу, в котором мы живем, но и преобразовать наш мир. Следуя за ним шаг за шагом в этом удивительном исследовании, мы приходим к самому важному открытию, к порогу Великой Тайны, которой суждено изменить лицо этого мира, а именно, что сознание есть сила. Загипнотизированные современной научной обстановкой, в которой мы родились и от которой, кажется, никуда не уйти, мы думаем, что единственная наша надежда -- это все большее распространение машин, которые будут лучше нас видеть, лучше нас слышать, лучше нас считать, лучше, чем мы, лечить, -- и, наверное, в конечном счете, жить лучше, чем мы живем. На самом же деле нам следует для начала осознать то, что мы можем действовать лучше, чем наша техника, и что чудовищной Машине, которая душит нас, суждено рассыпаться так же быстро, как она и возникла, -- при условии, что мы завладеем рычагом истинной силы и низойдем в свое сердце методично и строго, подобно исследователю с ясным умом.

Затем мы можем прийти к открытию, что наш блестящий двадцатый век в отношении психологии является веком каменным, что несмотря на все наши науки мы еще не вступили в истинную науку жизни и не приблизились к подлинному господству над миром и над самим собой и что перед нами открываются горизонты совершенства, гармонии и красоты, в сравнении с которыми наши самые великолепные открытия подобны грубой заготовке подмастерья.

Сатпрем

Пондишери, 27 января 1970 г.

* * *

Я становлюсь тем, что я прозреваю в
себе. Я могу сделать все, что внушает
мне мысль; могу стать всем, что мысль
открывает во мне. Это должно стать
непоколебимой верой человека в себя,
ибо Бог пребывает в нем.

 

 

ВВЕДЕНИЕ

Жил на свете злой махараджа, для которого была нестерпима сама мысль, что кто-то может быть выше его. Созвав всех пандитов царства, как было принято в важных случаях, он задал им такой вопрос: "Кто из нас более велик -- я или Бог?" Пандиты задрожали от страха. Будучи людьми мудрыми, как к тому их обязывала профессия, они попросили отсрочки, чтобы подумать -- в силу привычки они цеплялись за свое положение и свои жизни. Но они были достойными людьми и не желали гневить Бога. Они очень сокрушались по поводу постигшего их несчастья, и тогда их утешил самый старый пандит: "Предоставьте все мне, завтра я поговорю с государем". На следующий день, когда весь двор был собран для торжественного приема, пришел и этот старый человек. Он был спокоен, руки его были смиренно сложены, лоб был натерт белой золой. Он низко поклонился и произнес: "О господин, ты, несомненно, более велик". Правитель трижды закрутил свои длинные усы и высоко поднял голову. "Ты более велик, о царь, потому, что ты можешь изгнать нас из своего царства, а Бог -- не может, ибо поистине Его царство -- это все вокруг, и некуда уйти от Него".

Эта индийская легенда, место происхождения которой -- Бенгалия, где родился Шри Ауробиндо, наверняка была известна ему -- тому, кто говорил, что Он -- это все: боги, бесы, люди, земля, а не только небеса, и чей весь опыт ведет к божественной реабилитации Материи. На протяжении последних пятидесяти лет психология занимается лишь тем, что реинтегрирует демонов в человеке; вероятно, задачей следующего полувека будет, как полагал Андре Мальро, "реинтегрировать в человеке богов", или, точнее, говоря словами Шри Ауробиндо, реинтегрировать Дух в человеке и в Материи и создать "жизнь божественную на земле": Потусторонние небеса -- велики и удивительны, но гораздо более велики и более удивительны небеса внутри вас. И эти Эдемы ожидают божественного труженика.

Есть много путей, чтобы начать эту работу -- по сути дела, каждый из нас имеет свой собственный подход: для одного это может быть красиво исполненное изделие или хорошо сделанная работа, для другого -- возвышенная идея, завершенная философская система, для третьего -- гармония музыки, течение реки, отблеск солнечного света на поверхности моря; все это -- дыхания Бесконечного. Но это лишь краткие мгновения, а мы хотим постоянства. Эти неуловимые мгновения обусловлены многими обстоятельствами, которыми мы не способны управлять, а мы ищем то, что нельзя было бы отнять, нечто не зависимое от условий и обстоятельств -- некое окно внутри себя, которое, раз открывшись, уже никогда не закрылось бы вновь.

Из-за того, что здесь, на земле, трудно осуществить эти условия, мы говорим о "Боге", о "духовности", о Христе или о Будде, или о целой цепи основателей великих религий -- и все это пути поиска постоянства. Но, может быть, мы люди вовсе не религиозные и не мистики, а просто устали от догм, верим в землю и подозрительно относимся к громким словам. Возможно, и наши заумные рассуждения тоже достаточно утомили нас и все, чего мы хотим -- это найти свою маленькую речку, впадающую в Бесконечность. В Индии жил один великий святой, который в течение многих лет, прежде чем достиг великого покоя, задавал каждому встречному такой вопрос: "Видел ли ты Бога?.. Видел ли ты Бога?.." И всякий раз он уходил разочарованный и сердитый, ибо люди рассказывали ему всякие небылицы. А он хотел видеть. Ведь не виноват же он в том, что с этим словом, как, впрочем, и со многими другими, люди связывают столько ложного. Когда мы увидим, мы сможем рассказать об этом -- но, скорее всего, мы будем хранить молчание. Нет, мы не хотим обманывать себя словами; мы хотим начать с того, что мы имеем, прямо оттуда, где мы находимся, с грязью, прилипшей к нашим башмакам, и маленьким лучом света наших лучших дней, ибо в этом состоит наша простая вера. Затем мы видим, что мир вокруг нас не так уж велик, и нам хотелось бы изменить его, но мы стали слишком скептичными по отношению к универсальным панацеям, всяким движениям, партиям и теориям. Вот поэтому-то мы и начинаем с самого близкого, с самого начала, т.е. с самих себя; это немного, но это все, что мы имеем. Мы попытаемся изменить этот маленький кусочек мира прежде, чем отправиться спасать других. И, может быть, в конце концов это не такая уж глупая мысль, ибо, кто знает, не является ли изменение самих себя самым эффективным способом изменения других?

Чем может помочь нам Шри Ауробиндо на таком невысоком уровне?

Есть Шри Ауробиндо философ, Шри Ауробиндо поэт, кем он, по сути, и был, и провозвестник эволюции, но далеко не каждый из нас философ или поэт, а еще менее -- пророк. Возможно, мы были бы вполне удовлетворены, если бы он просто дал нам средство поверить в свои собственные возможности, не только в человеческие, но и в сверхчеловеческие и божественные возможности и не только поверить в них, но и раскрыть их в себе шаг за шагом, увидеть себя и стать бескрайними -- бескрайними, как земля, которую мы любим, и как все страны и моря, которые находятся внутри нас. Ибо есть Шри Ауробиндо исследователь, он же -- йогин; разве не говорил он, что йога -- это искусство сознательного самораскрытия [self-finding]? Именно это исследование сознания хотим мы предпринять вместе с ним. И если мы пойдем спокойно, терпеливо, со всей искренностью, храбро встречая лицом к лицу все трудности пути, -- а Бог знает, что путь этот довольно каменист, -- то однажды окно обязательно откроется и солнце осветит нас навеки. На самом деле, открывается не одно окно, а несколько, одно за другим, с каждым разом раскрывая перед нами все более широкую перспективу, новые измерения нашего собственного царства; и каждый раз это означает изменение сознания такое радикальное, как скажем, переход из сна в бодрствование. Мы проследим основные этапы этих изменений сознания так, как их пережил Шри Ауробиндо, и описал ученикам в своей интегральной йоге -- до того момента, когда они поведут нас к новому, до сих пор не изведанному опыту, который, возможно, обладает силой изменить саму жизнь.

Ибо Шри Ауробиндо -- не только исследователь сознания, он -- строитель нового мира. В самом деле, какая польза в изменении собственного сознания, если мир вокруг нас остается все тем же? Мы уподобились бы королю из сказки Андерсена, который разгуливал нагишом по улицам своей столицы. И действительно, после того, как Шри Ауробиндо исследовал самые дальние границы миров, известных и древней мудрости, он открыл иной мир, не нанесенный ни на одну карту. Он назвал его Суперразумом, или Супраментальным, и стремился низвести этот мир вниз, на землю. Он предлагает нам немного напрячься, приложить усилия и принять участие в этой прекрасной сказке, если мы любим сказки. Ибо Суперразум, говорит нам Шри Ауробиндо, вносит радикальные и драматические изменения в эволюцию сознания на земле; именно это изменение сознания будет обладать силой преображения нашего физического мира, и оно преобразует наш мир -- мы надеемся, к лучшему, -- так же основательно и необратимо, как сделал это Разум, впервые появившись в живой Материи. И тогда мы увидим, каким образом интегральная йога ведет к йоге супраментальной, или йоге земной трансформации, контуры которой мы попытаемся здесь набросать, потому что сказка еще только делается, и дело это и новое, и сложное; мы пока не знаем, куда это приведет нас, и завершится ли все это успехом.

На самом деле это немного зависит и от каждого из нас.

 

 

ГЛАВА 1

СОВЕРШЕННО ЗАПАДНЫЙ ЧЕЛОВЕК

 

С точки зрения человеческой Шри Ауробиндо близок нам. Преклонившись перед "мудростью Востока" и перед необыкновенными аскетами, которые, кажется, игнорируют все известные нам законы, мы сознаем тем не менее, что затронуто было лишь наше любопытство, но отнюдь не жизнь -- нам нужна практическая истина, которая могла бы вынести наши суровые зимы. Эти зимы были хорошо известны Шри Ауробиндо, он пережил их, будучи студентом -- с семилетнего возраста и до тех пор, пока ему не исполнилось двадцать. Он переезжал из одних меблированных комнат в другие в зависимости от расположенности более или менее доброжелательных хозяек, довольствуясь лишь одной трапезой в день и не имея даже возможности накинуть себе на плечи пальто, но всегда нагруженный книгами: французские символисты, Малларме, Рембо -- он читал их в оригинале задолго до того, как прочел Бхагавадгиту в переводе. Для нас феномен Шри Ауробиндо являет собой уникальный синтез.

Он родился в Калькутте 15 августа 1872 г., всего на несколько лет раньше Эйнштейна; Рембо уже написал свои "Озарения"; современные физики -- Макс Планк в том числе -- уже появились на свет, а Жюль Верн занимался исследованиями будущего. То было время, когда королева Виктория собиралась стать императрицей Индии, а завоевание Африки еще не было завершено -- это был поворотный пункт, означавший переход от одного мира к другому. С исторической точки зрения кажется, что рождению нового мира всегда предшествуют периоды испытаний и разрушений, но это, возможно, лишь неверное истолкование: именно потому, что семена нового мира уже живы, неистовствуют силы разрушения (или рассеяния). Так или иначе, Европа в то время была на вершине своей славы; казалось, что "игра" делается на Западе. Именно так полагал отец Шри Ауробиндо, доктор Кришнадхан Гхош. Он изучал в Англии медицину и вернулся в Индию законченным англоманом. Он не хотел, чтобы его сыновья -- у него было трое сыновей, Шри Ауробиндо был самым младшим -- хоть как-то попали под пагубное влияние "чадного и отсталого" мистицизма, в котором его страна, казалось, катилась к гибели. Он не хотел даже, чтобы они знали что-нибудь о традициях и языках Индии. Поэтому Шри Ауробиндо получил не только английское имя Акройд, но и английскую гувернантку, мисс Паджет, а затем, по достижении им пятилетнего возраста, был отдан в ирландскую монастырскую школу в Дарджилинге вместе с сыновьями английских чиновников. Двумя годами позже все трое мальчиков Гхошей уехали в Англию. Шри Ауробиндо было тогда семь лет. До двадцати лет он не узнает своего родного языка, бенгали; не увидит он и своего отца, который умрет как раз перед возвращением сына в Индию, и лишь мельком увидит свою мать, которая будет больна и не узнает его. Итак, это был ребенок, который вырос абсолютно независимым от влияния семьи, страны и традиций -- свободный дух. Может быть, первым уроком, который дает нам Шри Ауробиндо, является как раз урок свободы.

Шри Ауробиндо и его двух братьев поручили англиканскому священнику Манчестера со строгими наставлениями, которые запрещали им заводить знакомства среди индийцев или подвергаться какому бы то ни было индийскому влиянию. Доктор Гхош в самом деле был очень странным человеком. Он распорядился также, чтобы пастор Древетт не давал его сыновьям никаких религиозных наставлений с тем, чтобы они могли сами выбрать религию, если пожелают, по достижении совершеннолетия. Затем он предоставил их своей судьбе на тринадцать лет. Доктор Гхош может показаться жестокосердным человеком, но это совсем не так; не только свои силы на докторском поприще отдавал он бедным бенгальским крестьянам, но и свои деньги (в то время, когда его сыновьям в Лондоне было почти нечего есть и не во что одеться), а умер он от удара после того, как получил ложное известие о том, что его любимый сын Ауробиндо погиб во время кораблекрушения. Просто он считал, что его дети должны иметь характер мужчин.

Первые годы, проведенные в Манчестере, сыграли определенную роль в жизни Шри Ауробиндо, ибо там он изучил французский язык (английский был, конечно, его "родным языком") и там же проявилось его неожиданно возникшее влечение к Франции: Была некоторая привязанность к английскому языку и к европейской мысли и литературе, но не к Англии как стране; с нею меня ничто не связывало... Если и была какая-то привязанность к какой-нибудь европейской стране как ко второй родине, то это было интеллектуальное и эмоциональное тяготение к стране, которой я не видел и в которой не жил в этой жизни -- не к Англии, а к Франции. В нем начал пробуждаться поэт; он уже прислушивался к шагам невидимых явлений [invisible things], как он писал в одном из своих ранних стихотворений. Его внутреннее окно было уже открыто, хотя религия не производила на него особого впечатления, как это явствует из описания Шри Ауробиндо своего "обращения". Было очевидно -- и так оно и случилось -- что мать священника Древетта предпримет попытку спасти души трех еретиков или, по крайней мере, душу самого младшего из них, которого она взяла однажды на собрание священников-"нонконформистов". После того, как кончились молитвы, -- писал Шри Ауробиндо, -- почти все разошлись, но особо благочестивые немного задержались. Именно в это время совершались обряды обращения. Мне было ужасно скучно. Потом ко мне подошел один священник и задал несколько вопросов (мне тогда было около десяти лет). Я не отвечал. Тогда они все закричали: "Он спасен, он спасен", стали молиться за меня и возносить хвалу Богу. Шри Ауробиндо, провидец, никогда не думал становиться религиозным человеком ни в Индии, ни на Западе и очень часто подчеркивал, что религия и духовность -- не обязательно синонимы: Истинная теократия, -- писал он позднее, -- это царство Божие в человеке, а не царство Папы, духовенства или сословия жрецов.

В начале своей жизни в Лондоне, в возрасте двенадцати лет, Шри Ауробиндо уже знал латынь и французский язык. Директора школы Св.Павла, куда был зачислен Шри Ауробиндо, так поразили способности ученика, что он сам стал с ним заниматься греческим языком. Через три года Шри Ауробиндо смог перескочить через половину школьного курса, что позволило ему проводить большую часть времени за своим любимым занятием -- чтением. Ничто, казалось, не ускользало от этого ненасытного юноши (кроме, конечно, крикета, который интересовал его так же мало, как и воскресная школа); Шелли и "Раскованный Прометей", французские поэты, Гомер, Аристофан, а скоро и вся европейская мысль в целом -- ибо он быстро овладел немецким и итальянским языками в такой степени, что мог читать Данте и Гете в оригинале -- заполняли его одиночество, о котором он ничего не говорит. Он никогда не искал связей, тогда как Манмохан, средний брат, разгуливал по Лондону в обществе своего друга Оскара Уайльда и намеревался сделать себе имя в английской поэзии. Каждый из трех братьев жил, по сути дела, своей собственной жизнью. Однако в Шри Ауробиндо не было никакой строгости и, конечно, ничего пуританского (похотливые [the prurient ] -- так называл он пуритан *),

-- *) В английском языке графика слов "пуритане" (the puritan) и "похотливые" (the prurient), как это видно, очень схожа; во французском же языке она (puritains -- pruritains) почти идентична. Шри Ауробиндо говорил о них, что это по сути один и тот же человеческий тип. Вот этот афоризм Шри Ауробиндо: "The seeker after divine knowledge finds in the description of Krishna stealing the robes of the Gopis one of the deepest parables of God's ways with the soul, the devotee a perfect rendering in divine act of his heart's mystic experiences, the prurient and the Puritan (two faces of one temperament) only a lustful story. Men bring what they have in themselves and see it reflected in the Scripture". -- "Ищущий божественного знания находит в описании того, как Кришна крадет одежды пастушек-гопи, одну из самых глубоких притч о путях Бога и души, преданный Богу человек находит здесь совершенное выражение в божественном действии своих мистических переживаний сердца, похотливые и пуритане (два лица одного темперамента) -- лишь сексуальную историю. Люди приносят то, что они имеют в себе, и видят это отраженным в Писании" (прим. пер.).

-- просто он находился "где-то в иных сферах" и мир его был полон. Он даже шутил всегда с бесстрастным выражением лица, которое никогда не покидало его. Чувство юмора? Это же соль существования. Без него мир давным-давно бы полностью утратил равновесие -- а он уже и так достаточно расшатан -- и устремился бы в ад. Ибо есть также Шри Ауробиндо юморист, и этот Шри Ауробиндо, может быть, важнее, чем Шри Ауробиндо философ, о котором с такой торжественностью рассуждают университеты Запада; для Шри Ауробиндо философия была лишь средством общения с определенным типом людей, которые ничего не понимают без объяснений; это был только язык -- точно так же, как поэзия была для него еще одним языком, более ясным и истинным; но юмор был самой сутью его существа -- не саркастический юмор остряка, не остроумие, но некая радость, которая не может не танцевать везде, где бы она не появлялась. Бывают моменты, когда во вспышке молнии, изумляющей нас, мы умеем почувствовать за самыми трагичными, самыми скорбными ситуациями и случаями в жизни людей некий смех, как если бы ребенок разыгрывал трагедию и вдруг сам себе состроил рожу, потому что ребенок создан для смеха и потому, что в конечном счете никто и ничто в мире не может завладеть тем маленьким укромным убежищем внутри нас, где мы навеки -- цари. Может быть, в этом и заключается основная черта юмора Шри Ауробиндо -- отказ видеть вещи в трагическом свете и даже более того: чувство неотъемлемого царского величия.

Мы не знаем, оценили ли в школе Св.Павла его чувство юмора, но там, конечно, оценили его поразительные познания. Ему предоставили стипендию для продолжения обучения в Кембридже (как раз вовремя -- помощь из дому практически прекратилась), которая была, однако, слишком мала для того, чтобы избавить его от холода и голода, ибо старшие его братья с радостью воспользовались этой неожиданной удачей. Шри Ауробиндо исполнилось восемнадцать лет.

Ради чего он пошел в этот инкубатор джентльменов? Только ради одного -- он исполнял волю своего отца. Но это продолжалось недолго. За первый год своего пребывания в Королевском Колледже он получил все призы за стихосложение на греческом и латыни, но греческий и латынь уже не увлекали его так, как раньше. Жанна Д'Арк, Мадзини, американская революция -- вот что интересовало его, и это понятно: он думал об освобождении своей Родины; позже он стал одним из борцов за независимость Индии. Это политическое призвание, которое было трудно предвидеть, будет владеть им в течение почти двадцати лет и владело им уже тогда, когда он даже точно не знал, что собою представляет индиец, не говоря уже об индусах! Но он узнал это очень быстро. После изучения западной культуры ему удалось изучить и усвоить индуизм вдвое быстрее; по сути дела, настоящим Шри Ауробиндо он станет лишь после того, как усвоит обе культуры и найдет ту точку, где эти два мира сходятся внутри того, что не является ни тем, ни другим, ни даже их синтезом -- того, что Мать, продолжившая работу Шри Ауробиндо, называет третьим состоянием [a thrid position], "чем-то иным", в чем мы, не являясь ни узкими материалистами, ни чистыми идеалистами, отчаянно нуждаемся.

Затем он стал секретарем Индийского Меджлиса -- ассоциации индийских студентов Кембриджа, выступил со множеством революционных речей, а потом, отказавшись от своего английского имени, присоединился к тайному обществу "Лотос и Кинжал" -- вот так! (Хотя такая романтика и может привести вас на виселицу.) В конце концов, его имя было занесено в черный список Уайтхолла. *)

-- * Whitehall -- улица в Лондоне, где расположены правительственные учреждения, в переносном смысле -- английское правительство (прим.пер.).

-Тем не менее он получил степень бакалавра, но не явился на церемонию вручения диплома, так как был сыт всем по горло. Так же ни о чем не заботясь, он сдавал приемные экзамены для поступления на службу в Индиан Сивил Сервис, которая ему открывала двери индийского правительства и возможность продвижения по служебной лестнице в качестве британского государственного чиновника. Экзамены он сдал блестяще, но не счел нужным явиться на экзамен по верховой езде -- в тот день он пошел на прогулку, вместо того чтобы скакать рысью в Вулвиче -- и таким образом провалился. В это время старший преподаватель Кембриджа писал властям: "То, что человек такого масштаба будет потерян для индийского правительства только из-за того, что он отказался сесть на лошадь или не явился вовремя на экзамен, кажется мне, признаюсь, непревзойденной близорукостью чиновников... Последние два года он жил тяжелой и беспокойной жизнью. Помощь из дому почти прекратилась, и он должен был содержать двух своих братьев и себя самого.... Я несколько раз писал отцу от его имени, но, как правило, безуспешно. Лишь позднее мне удалось вытянуть из него сумму, достаточную, чтобы заплатить лавочнику, который в противном случае отдал бы его сына под суд..." Ходатайство не помогло; в Министерстве колоний были убеждены, что Шри Ауробиндо -- это опасное предложение. И были не далеки от истины.

Когда Шри Ауробиндо возвращался морем в Индию, ему было двадцать лет. Только что умер его отец; у него не было ни положения, ни титулов. Что сохранилось в нем после четырнадцати лет, проведенных на Западе? Невольно вспоминается очень точное высказывание Эдуарда Херриота о том, что образование -- это то, что остается в нас, когда все позабыто; если это так, то то, что остается в человеке, покидающем Запад, -- это не книги, не музеи и не театры, но стремление воплотить в жизнь то, чему научила его теория. Возможно, именно в этом заключается истинная сила Запада. К сожалению, Запад слишком интеллектуален, чтобы иметь истинное видение сути вещей и воплощать это видение в жизнь, а у Индии, слишком погруженной внутрь, нет должной устремленности, необходимой для того, чтобы привести в гармонию то, чем она живет, с тем, что она видит. Этот урок не пропал даром для Шри Ауробиндо.

 

 

ГЛАВА 2

ВЕЧНЫЙ ЗАКОН

Пролетариат у нас погряз в невежестве и подавлен отчаянием! -- воскликнул Шри Ауробиндо вскоре по прибытии в Индию. Его волновали не метафизические вопросы, а вопрос действия. Действовать, ведь мы находимся в миру, чтобы действовать. Но какие действия избрать и, главное, какие средства будут наиболее эффективны? Этот вопрос практического действия будет занимать Шри Ауробиндо с первых дней его пребывания в Индии и до его высочайших йогических реализаций. Я вспоминаю (да простится мне отступление) одну поездку в Гималаи, где я прекрасно провел несколько замечательных дней в обществе святого человека -- среди сосен и олеандров, в окружении сверкающих снегов между небом и долиной. Это было чудесно, и я, помню, сказал себе: легко иметь божественные мысли, даже видения на этих высотах, но каково там, внизу? И я не был далек от правды, хотя позднее узнал, что можно действовать и работать для мира в тишине и неподвижности своего тела (мы очень часто думаем, что возбуждение и действие -- это одно и то же, но это совсем не так), но, все-таки, что остается от наших божественных мгновений, как только мы выходим из нашего одиночества и спускаемся вниз, на равнину? Это -- иллюзия, мираж, что должны понять рьяные поборники индуизма на Западе, ибо если мы хотим просто уйти от мира, то можно найти укромное место в Альпах или удалиться в Йосемитскую долину, или даже просто в небольшую выбеленную келью. "Паломничество к истокам" *)

*) Название французской книги об индуизме, написанной Ланца дель Васто. -имеет мало общего или вообще ничего не имеет с Гангом или Брахмапутрой. Что в таком случае собиралась преподнести Шри Ауробиндо Индия? Обладает ли она секретом действия в жизни?

Читая книги об индуизме, можно подумать, что это некий вид духовной палеонтологии, насыщенной многосложными санскритскими словами, как будто индусы -- это сплошь внушающие страх философы и нераскаявшиеся идолопоклонники. Но если мы взглянем на духовный мир Индии просто, изнутри, не пытаясь делить на параграфы, то обнаружим, что Индия -- это страна исключительной духовной свободы, не имеющая себе равных. А делить на параграфы -- это все равно, что уподобиться путешественнику, который отправился в Дели в мае и заключил, что Индия -- жаркая, знойная страна; но если бы он поехал на юг Индии или на восток в ноябре или марте или вообще в какую угодно сторону, то он нашел бы там погоду одновременно то холодной, то бурной, то влажной, то сухой, как в пустыне, то по-средиземноморски мягкой; Индия -- мир такой же неопределенный, как и ее "индуизм", которого фактически не существует, потому что индуизм -- это не вера, не духовная долгота, и нет надобности определять точный азимут, чтобы попасть туда, потому что куда бы вы ни двигались, вы уже там. Так называемый индуизм -- это выдумка Запада; индусы говорят только о "вечном законе", санатана дхарма, который они не считают своей монополией, но который существует и для мусульман, негров, христиан и даже для анабаптистов. То, что кажется человеку Запада самой важной частью религии -- а именно структура, которая отличает ее от всех других религий и устанавливает, что человек не является католиком или протестантом, если он не считает себя тем или другим и не соглашается с такими-то и такими-то параграфами веры, -- является для индуса самым несущественным аспектом, ибо он инстинктивно стремится отбросить все внешние различия с тем, чтобы вновь обнаружить всех там, где все сходится в одной центральной точке.

Такая непредубежденность не есть "терпимость", которая является обратной стороной нетерпимости; это положительное понимание и того, что каждое человеческое существо имеет внутреннюю потребность, которую можно назвать Богом или любым другим именем, и того, что он испытывает потребность любить то, что он понимает как Бога на своем уровне и на своей стадии внутреннего развития, и того, что путь Ивана -- не путь Петра. То, что каждый должен любить, например, распятого бога, кажется неестественным среднему индусу, который почтительно склонится перед Христом (с тем же благоговением, для него естественным, которое он чувствует, поклоняясь своему образу Бога), но увидит лицо Бога и в улыбке Кришны, и в ужасной Кали, и в нежности Сарасвати, и в тысячах и тысячах других богов, которые пляшут, разноцветные и усатые, веселые и ужасные, озаренные и сострадательные, на затейливо изрезанных башнях индийских храмов. Бог, который не умеет улыбаться, не смог бы создать такой забавной вселенной, -- говорил Шри Ауробиндо. Все -- это его лицо, все -- его игра, ужасная или прекрасная, такая же причудливая, как и сам наш мир. Ибо страна эта, Индия, так изобилующая богами, является в то же время страной монолитной веры в Единство: "Единый, господствует он над всеми лонами и сущностями [natures], сам являясь лоном всего" (Шветашватара Упанишада, V.5). Но не каждый может сразу слиться с Абсолютом, Восхождение состоит из множества ступеней. Тот, кому близка маленькая Лолита с лицом ребенка, которой он приносит благовония и цветы, может быть, не сможет обратиться к Вечной Матери в мире и покое своего сердца. Другой предпочтет отринуть все формы, чтобы погрузиться в созерцание Того, что не имеет формы. "Кто как ко мне обращается, того я так и принимаю. Моим путем следуют все люди", -- говорится в Бхагавадгите (IV, II). *)

*) Все цитаты из Упанишад, Вед и Бхагавадгиты в этой книге даны в переводе Шри Ауробиндо, т.е. их русский перевод сделан с английского перевода Шри Ауробиндо (прим.пер.) -Как мы видим, существует так много путей постижения Бога -- в трех лицах или в трех миллионах лиц -- что лучше нам отказаться от догм, иначе мы все уничтожим, не оставив в конце концов ничего, кроме бога Декарта, единого и универсального лишь благодаря своей узости. Возможно, мы до сих пор еще путаем понятия единства и единообразия. Именно в духе этой традиции Шри Ауробиндо вскоре напишет: Совершенство интегральной Йоги придет тогда, когда каждый человек сможет следовать своему собственному пути Йоги, занимаясь развитием своей природы, направляя ее рост к тому, что превосходит ее пределы. Ибо свобода -- это конечный закон и последнее свершение.

Индиец никогда не спросит: "Веришь ли ты в Бога?" Этот вопрос показался бы ему таким же ребяческим, как вопрос "Веришь ли ты в СО2?" Он просто скажет: " Попробуй сам; если ты будешь делать это, получишь такой результат; если же сделаешь то, результат будет другим". Всю изобретательность, искусность и точность, которые мы прикладываем в течение последнего столетия или двух к изучению физических явлений, Индия направляет с не меньшей тщательностью на протяжении четырех или пяти тысяч лет на исследование явлений внутренней жизни. У народа "мечтателей" есть для нас сюрпризы. И если мы хоть немного честны по отношению к себе, то нам придется признать, что наше изучение внутреннего мира, т.е. психология и психоанализ, наши знания о человеке находятся еще на эмбриональном уровне -- просто потому, что самопознание требует аскетизма такого же методического и упорного и порой такого же утомительного, каким является длительное изучение, требуемое для овладения ядерной физикой. Если мы хотим вступить на этот путь, то читать книги или собирать клинический материал о всех неврозах потерявшего равновесие общества недостаточно -- мы должны полностью посвятить себя пути. В самом деле, если к изучению внутреннего мира мы приложим всю ту искренность, тщательность и настойчивость, которые мы проявляем при чтении наших книг, то мы будем быстро продвигаться и далеко пойдем. У Запада тоже есть свои сюрпризы. Но для начала он должен избавиться от своих предубеждений: ведь и Колумбу для того, чтобы начертить карту Америки, пришлось покинуть Палос! Видимо, стоит напомнить об этих простых истинах, поскольку Запад, кажется, зажат между двумя видами ложных построений -- между слишком серьезной ложью последователей религий и духовных учений, которые уже разрешили проблему Бога, заключив его в несколько непогрешимых параграфов, и более легковесной ложью недоразвитых оккультистов и разных там "ясновидящих", которые свели невидимое к образам больного или помраченного воображения. Индия мудро отсылает нас к прямому опыту и к экспериментальным методам. В скором времени Шри Ауробиндо воплотит в жизнь этот фундаментальный урок экспериментальной духовности.

Но каких людей, какой человеческий материал найдет он в неизвестной ему тогда Индии? Если даже оставить в стороне экзотическую яркость и странные (для нас) обычаи, которые забавляют, интригуют туристов, все равно в индийцах останется что-то необычное, странное [e'trange]. Сказать, что это мягкий, мечтательный, фаталистичный народ, отрешенный от мира -- значит описать следствие, а не причину. "Странное" -- очень точное слово, *)

*) Etrange имеет несколько значений во французском языке, в том числе: 1. чужой, чуждый, незнакомый; 2. необыкновенный, странный. Автор имеет в виду как раз эту двойственность. Говоря об индийцах, что это странный, необычный народ, мы выражаем тем самым и более глубинную правду: что они чужды этому миру, "не от мира сего" (прим.пер.) -ибо по своей физической сути, естественно, без малейшей "мысли" или даже "веры", индийцы погружены своими корнями глубоко в иные миры, они не принадлежат только этому миру. И эти миры иные постоянно поднимаются в этих людях на поверхность -- при малейшем касании рвется завеса, -- замечает Шри Ауробиндо. Этот физический мир, для нас такой реальный, абсолютный и уникальный, кажется индийцам лишь одним способом существования среди многих других, одним из множества видов совокупного существования, одним словом -- маленькой, хаотичной, возбужденной и полной боли границей на краю необъятных континентов, которые лежат, неисследованные, по ту ее сторону. Эта существенная разница между индийцами и другими народами особенно ярко проявляется в их искусстве (впрочем, искусство Египта и, вероятно, Центральной Америки заметно выделяются на общем фоне мировой культуры). Если мы оставим наши светлые и открытые соборы, стремящиеся ввысь, символизирующие торжество божественной мысли в человеке, и вдруг окажемся перед Сохмет *)

*) Сохмет -- "Могучая", богиня-львица, почитавшаяся в Мемфисе, где вместе с Пта и Нефертумом они составляли триаду. В Древнем Царстве ее называли Матерью царей (прим.пер.) -в тишине Абидоса ни Ниле или лицом к лицу с Кали за перистилем Дакшинешвара,

*) Храм Матери Кали в Дакшинешваре (на берегу Ганга в шести километрах от Калькутты) -- место, где жил великий мистик и йогин Шри Рамакришна (1836 - 1886) (прим.пер.) -то мы вдруг что-то почувствуем -- какое-то неизвестное измерение -- и остановимся в изумлении перед "чем-то", что ошеломляет нас, лишает нас слов и что совершенно отсутствует в нашем западном искусстве. В наших соборах нет тайн! Все там чисто и аккуратно, открыто всем ветрам, доступно каждому - но на самом деле и там много тайн... Здесь ведь речь не о том, кто чего достиг, не в этом дело, просто мы что-то забыли. Если столько цивилизаций, которые были когда-то такими же великолепными и утонченными, как и наша -- давайте скромно признаем это -- и чьи элитарные прослойки были не менее "интеллектуальны", чем лучшие умы наших университетов, видели и знали по опыту невидимые иерархии (не видимые для нас) и великие психические ритмы, которые выходят за рамки короткой пульсации отдельной человеческой жизни, то как же нам до сих пор не пришло в голову, что это, наверное, не глупое суеверие и не умственное заблуждение -- было бы странным считать заблуждением то, что встречается в местах, удаленных друг от друга на тысячи миль, в цивилизациях, которые были абсолютно неизвестны друг другу. Да, время Мистерий прошло: все сейчас чудным образов декартизовано, прагматично, но все-таки чего-то не хватает. Новым человеком, наверное, будет тот, кто вдруг остро осознает ужасную нехватку чего-то, которую не могут заполнить ни его наука, ни церкви, ни наслаждения. Человека нельзя безнаказанно лишить его тайн. Это также стало живым уроком, который Индия преподнесла Шри Ауробиндо, если только он уже не познал этого раньше на собственном опыте.

Однако, если мы полагаем, что Индия -- страна, где древние Мистерии продолжают свое существование -- даст нам практическое решение, которое мы ищем, то мы, вероятно, будем разочарованы. Шри Ауробиндо очень скоро оценил свободу, духовную широту и огромные экспериментальные познания, которые Индия предлагает ищущему, но отнюдь не согласился принять все в том виде, в каком это предстало перед его глазами -- не потому, что оттуда надо было что-то отбросить. Не нужно ничего удалять ни из так называемого индуизма, ни из христианства, ни из любого другого человеческого стремления, но нужно все расширять, расширять до бесконечности. То, что мы принимаем за окончательную истину, является чаще всего лишь частичным переживанием Истины -- ибо всеобъемлющего, тотального Переживания, очевидно, не существует ни во времени, ни в пространстве, ни в каком-то месте и существе, каким бы озаренным оно ни было; ибо Истина бесконечна, она всегда находится в движении. Но человек всегда взваливает на себя бесконечную ношу, -- говорила Мать в беседе о буддизме. -- Он не хочет позволить уйти тому, что относится к его прошлому, и таким образом сгибается все больше и больше под тяжестью бесполезных накоплений. Пусть на каком-то отрезке пути у вас был руководящий принцип, но как только вы прошли этот отрезок, оставьте и его, и то, что руководило вами, и идите дальше. Это как раз то, что люди делают с большой неохотой. Ухватившись за то, что им помогает, они цепляются за него и не позволяют ему уйти. Те, кто продвинулся с помощью христианства, не желают оставить его и несут на своих плечах; те, кто продвинулся с помощью буддизма, не желают оставить его и несут на своих плечах. Это ужасно отягощает и тормозит вас. Как только вы прошли какую-то стадию, оставьте ее, позвольте ей уйти! И идите дальше! Да, есть вечный закон, но это закон вечно юный и вечно развивающийся. Индия хотя и была способна понять, что Бог в своей космической поступи вечно разрушает традиционные верования людей и их представления о нем, не всегда имела силу справиться с собственной мудростью. Безбрежное невидимое, наполняющее собой эту страну, намеревалось взять у нее двойной выкуп -- человеческий и духовный. Человеческий -- потому что народ ее, пронизанный потусторонним, сознающий великую космическую Игру и внутренние просторы, где наша маленькая поверхностная жизнь представляет собой лишь точку, которая периодически то расцветает, то вскоре угасает вновь, кончил безразличием к миру -- инерцией, безразличным отношением к прогрессу, покорностью, которая часто надевает маску мудрости. Но она заплатила и духовный выкуп (и это гораздо серьезнее), потому что во всей этой безмерности, слишком большой для нашего настоящего ограниченного сознания, судьба земли, нашей Земли, теряется где-то в далеких галактиках или в неизвестности, вновь погружаясь в Брахмана, откуда в конце концов она, может быть, никогда не появлялась, кроме как в наших мечтах -- таким образом, и учение об иллюзии, и трансы, и закрытые глаза йога тоже часто были всего лишь масками Бога. Поэтому очень важно четко определить цель, которую имеет в виду религиозная Индия; тогда мы лучше поймем, в чем она может помочь нам, ищущим всеобъемлющей, интегральной истины, а в чем -- нет.

Прежде всего мы должны признать, что мы поставлены перед удивительным противоречием. Индия -- это страна, которая сделала великое открытие: "Все есть Брахман", -- говорит она. Все -- это Дух, этот мир -- тоже Дух, так же, как и эта земля, эта жизнь, эти люди -- не существует ничего вне Него. "Все - это бессмертный Брахман, и нет ничего другого; Брахман -- перед нами, Брахман -- позади нас и к югу от нас, и к северу, и под нами, и над нами; повсюду простирается Он. Все, вся эта великолепная вселенная -- это только Брахман" (Мундака Упанишада, II, 12). Наконец-то разделение, раздирающее этот бедный мир на части между Богом и Дьяволом, устраняется раз и навсегда - как будто человек всегда должен был выбирать между небесами и землей и не мог быть спасен иначе, кроме как изуродовав себя. На практике, однако, в религиозной истории Индии в течение последний трех тысяч лет господствует мнение, что есть как бы истинный Брахман -- транцендентный, неподвижный, вечно находящийся по ту сторону этого бедлама, и Брахман ложный, или, лучше сказать, второстепенный (есть несколько школ), для промежуточной и более или менее сомнительной действительности (т.е. для жизни, земли, для нашей жалкой земной неразберихи). "Отринь этот иллюзорный мир", -- восклицал великий Шанкара. *)

-- *) Шанкара (788-820) -- мистик и поэт, ему принадлежит теория Майявады, или доктрины учения об иллюзии, которая вытеснила из Индии буддизм.

-"Брахман -- реален, мир -- обман", -- говорит Нираламба Упанишада: брахма сатьям джаган митхья. Как мы ни старались, мы все-таки не поняли, каким образом, в силу какого искажения "все есть Брахман" превратилось во "все, кроме мира, есть Брахман".

Если мы отложим в сторону Писания -- ибо человеческий разум так изощрен, что и на обелиске может увидеть пасущихся овец -- и взглянем на практические учения Индии, то противоречие становится еще более поразительным. Индийская психология основана на очень тонком наблюдении, что все во вселенной от минерала до человека состоит из трех элементов, или качеств (гун), которые находятся повсюду, хотя называть их могут по-разному в зависимости от порядка явлений [l'ordre de realite], которые рассматривают: ТАМАС -- инерция, темнота, несознание; РАДЖАС -- движение, борьба, усилие, страсть, действие; САТТВА -- свет, гармония, радость. Ни один из этих трех элементов не существует в чистом виде, мы всегда представляем собою смесь инерции, страсти и света. Мы можем быть саттвично-тамасичными -- хорошими, но немного туповатыми, доброжелательными, но немного несознательными или саттвично-раджасичными, страстными в высоком смысле слова [passiones vers la haut], или тамасично-раджасичными, с низменными страстями [passiones vers le bas]. Чаще же всего мы являем собою превосходную смесь этих трех качеств. В самом темном тамасе также сияет свет, но, к сожалению, истинно и обратное. Иными словами, мы всегда находимся в состоянии неустойчивого равновесия; боец, аскет и животное весело владеют в разных пропорциях нашим существом. Поэтому различные индийские учения стремятся к тому, чтобы восстановить равновесие, помочь нам выйти из игры трех гун, которая бесконечно бросает нас от света к тьме, от энтузиазма к опустошению, от серой апатии к мимолетным удовольствиям и повторяющимся страданиям, и к тому, чтобы обрести это равновесие наверху -- иными словами, вновь обрести божественное сознание (йога), которое является состоянием совершенного равновесия. Для достижения этой цели все эти учения пытаются вывести нас из состояния рассеянности и бесполезной траты энергии, в котором мы проводим день за днем всю нашу жизнь, и создать в нас концентрацию настолько мощную, чтобы она могла разрушить обычные ограничения и в положенное время вывести нас в другое состояние. Эта работа по концентрации может быть проделана на любом уровне нашего существа -- физическом, ментальном или витальном. В зависимости от выбранного нами уровня мы обращаемся к какой-нибудь одной йоге -- хатха-йоге, раджа-йоге, мантра-йоге или к другим бесчисленным йогам, которые мы выбираем сообразно нашим устремлениям. Мы не будем здесь обсуждать ценность этих методов или замечательные промежуточные результаты, к которым они могут привести; мы исследуем только их цель, их окончательное предназначение. Истина заключается в том, что это "равновесие наверху" не имеет, по-видимому, никакого отношения к жизни -- прежде всего потому, что конечной их целью является состояние транса или йогического экстаза, самадхи -- абсолютное равновесие, невыразимое блаженство, в котором полностью растворяется, поглощается восприятие этого мира. Из этого следует, как кажется, что Брахман, Дух, не имеет никакой связи с нашим обычным бодрствующим сознанием. Он -- вне всего, что мы знаем, Он -- не от мира сего. Не одни индийцы говорили об этом.

По сути дела все религии мира говорят об этом. Говорим ли мы о "спасении" на Западе или об "освобождении", или мукти, на Востоке, скажем ли мы "рай" или "окончание цикла перерождений", здесь нет существенной разницы, так как в конечном счете целью является уход из этого мира. Однако не всегда это было так. Где-то между последними временами Мистерий и появлением великих религий как на Западе, так и на Востоке, была допущена какая-то ошибка. Знание, которое не делало этого непреодолимого различия между Богом и миром, скрылось -- все традиции, все легенды свидетельствуют об этом. Конфликт между Материей и Духом -- это создание сегодняшнего дня; так называемые материалисты на самом деле -- дети, законные или нет, идеалистов, последователей духовных учений; да, часто, часто расточительные сыновья рождаются у скупых отцов. Где-то между временами первых Упанишад, написанных три или четыре тысячи лет тому назад, наследниц Вед, которые видели Бога везде в этой "чудесной вселенной", и временами последних Упанишад Тайна была утеряна -- она была утеряна не только в Индии, но в Месопотамии, Египте, Греции и Центральной Америке. Именно эту Тайну готовился вновь открыть Шри Ауробиндо -- может быть, потому, что в его существе соединились утонченнейшие западные традиции и глубокая духовная жажда Востока. У Востока и Запада два взгляда на жизнь, которые являются противоположностями одной реальности. Между прагматической истиной, с одной стороны, на которую такое сильное и исключительное внимание обращает витальная мысль современной Европы, очарованная энергией жизни и пляской Бога в Природе, и вечной, неизменной Истиной -- с другой, к которой, в свою очередь, очарованный покоем и равновесием индийский разум любит обращаться с той же страстью к уникальным открытиям, нет тех раздоров и противоречий, о которых ныне заявляют пристрастный ум, рассудок, разделяющий все на части, и всепоглощающее страстное желание добиться своего любой ценой [the absorbing passion of an exclusive will of realisation]. Единственная вечная и неизменная Истина есть Дух, а в отсутствие Духа у прагматической истины самосоздающейся вселенной не будет ни истока, ни основания; она будет лишена значения и внутреннего руководства, потеряется в своем окончании, как фейерверк, выпущенный в пространство лишь затем, чтобы развалиться и исчезнуть в воздухе. Но и прагматическая истина -- это не мечта несуществующего, не иллюзия и не долгий приступ бесплодной лихорадки творческого воображения; это значило бы считать вечный Дух пьяницей или мечтателем -- жертвой своей собственной гигантской галлюцинации. Истины вселенского существования бывают двух видов: первый -- это истины духа, которые сами вечны и неизменны -- великие истины, которые сами вызывают свое становление и постоянно реализуют в нем свои силы и значения, и второй -- это игра сознания с этими истинами -- диссонансы, музыкальные вариации, звучание возможностей, восходящие каденции, возвращения, повторы и постепенные переходы в более высокие сферы гармонии; и из всего этого Дух сотворил и всегда творит свою вселенную. Но он творит в ней себя, он сам есть создатель и энергия созданного, причина, метод и результат работы, механик и машина, музыка и музыкант, поэт и стих, суперразум, разум и жизнь, и материя, душа и Природа.

Но для Шри Ауробиндо недостаточно было примирить Дух и Материю на бумаге. Имеет ли Дух связь с этим миром или нет -- здесь, в конце концов, нет большой разницы, если знание о Духе в жизни не сопровождается властью над жизнью:

Ведь истина и знанье лишь отблеск пустой,
Когда Знанье бессильно мир изменить.

(For truth and knowledge are an idle gleam
If Knowledge brings not power to change the world.)

Утерянная Тайна была не просто истиной теоретического порядка, это была реальная власть Духа над Материей. Именно эту практическую Тайну Шри Ауробиндо собирался заново отыскать -- шаг за шагом, путем опыта, отважившись отправиться как за пределы западного мировосприятия, так и за пределы индусской религиозной традиции. Ибо воистину подлинная сущность является тогда, когда все забыто.

 

 

ГЛАВА 3

КОНЕЦ ИНТЕЛЛЕКТА

Четырнадцать лет понадобилось Шри Ауробиндо для того, чтобы пройти путь Запада; почти столько же времени он затратит на то, чтобы пройти путь Индии и достичь "вершины" традиционных йогических построений [realisations] -- отправной точки его собственной работы. Самым интересным для нас является то, что Шри Ауробиндо прошел этот традиционный путь, который мы будем рассматривать как подготовку, вне всех привычных правил, как бы вольным стрелком или, еще вернее, исследователем, который не заботится о предосторожностях и картах, оставляя в стороне все обходные пути просто потому, что имеет смелость идти прямо вперед. Итак, не в уединении, не в позе лотоса, не под руководством просвещенного Учителя предпринял Шри Ауробиндо это путешествие, а так, как могли бы это сделать и мы, -- без специальных знаний, прямо в гуще повседневной жизни -- жизни, не менее загруженной и напряженной, чем наша, -- и совсем один. Он принял твердое решение не делить жизнь надвое (отличительная черта йоги Шри Ауробиндо), на действие и медитацию, на внутреннее и внешнее и на все прочие выдуманные нами ложные противопоставления. С того дня, как он задумался о йоге, он вложил в нее все -- высокое и низкое, внутреннее и внешнее, все целиком -- и отправился в путь ни разу не оглянувшись назад. Шри Ауробиндо пришел не для того, чтобы продемонстрировать исключительные особенности в исключительной среде, -- он пришел для того, чтобы показать нам, на что способен человек, и доказать, что исключительное есть не что иное, как нереализованная потенциальная возможность, точно так же, как сверхъестественное, -- есть то, природы чего мы еще не постигли или пока не знаем, или возможностями чего мы еще не овладели. В конечном счете все в этом мире -- это вопрос правильной концентрации: нет ничего, что бы в конце концов не поддалось примененной должным образом концентрации.

Когда Шри Ауробиндо сошел на берег на набережной Apollo Bunder в Бомбее, он был охвачен спонтанным духовным переживанием: безбрежный покой овладел им. Но ему нужно было позаботиться о другом -- прокормить себя, как-то прожить. Ему было двадцать лет. Он нашел место преподавателя французского языка у махараджи Бароды, затем преподавал английский в государственном колледже, где стал вскоре заместителем директора. Кроме того, Шри Ауробиндо был личным секретарем махараджи. И хотя у него было много работы при дворе и в колледже, более всего занимала его судьба Индии. Он много раз ездил в Калькутту, следил за политической ситуацией, написал несколько статей, которые вызвали скандал, ибо он не только называл королеву, императрицу Индии, вежливо выражаясь, старой леди, но и убеждал своих соотечественников избавиться от британского ига и остро критиковал политическое попрошайничество партии Индийский Конгресс: никаких реформ, никакого сотрудничества. У него была цель -- собрать и организовать все силы нации для революционных действий. Для этого нужна была определенная храбрость, тем более, что дело было в 1893 году, когда британские владения занимали три четверти территории земного шара. Но у Шри Ауробиндо был свой, весьма особый подход к проблеме: он возлагал вину не на англичан, но на самих индийцев. Наш настоящий враг -- это не какая-то там внешняя сила, но наша вопиющая слабость, наша трусость, наша тупая сентиментальность. В этих словах -- один из главных принципов Шри Ауробиндо, который как в политической, так и в духовной борьбе, при всех обстоятельствах настаивает на том, что нужно прежде всего смотреть внутрь себя, чтобы выяснить причину собственных несчастий и страданий в миру, а не искать ее вовне или еще где-нибудь. Внешние обстоятельства -- это лишь развертывание того, что мы собою представляем, -- скажет Мать, его будущий соратник в труде. Шри Ауробиндо скоро понял, что газетных статей недостаточно для того, чтобы пробудить страну; он начал подпольную работу, которая привела его на порог виселицы. В течение тринадцати лет Шри Ауробиндо будет играть с огнем.

Однако в этом молодом человеке не было ни излишней суетливости, ни фанатизма. "Его улыбка была простой, как у ребенка, и такой же прозрачной и нежной", -- писал его учитель бенгальского языка, который жил вместе с ним в течение двух лет (Шри Ауробиндо, естественно, начал изучать свой родной язык). С трогательным простодушием он добавляет: "Прежде, чем я встретил Ауробиндо, я представлял его рослым, безупречно одетым с ног до головы на европейский манер, со строгим взглядом из-под очков, ужасным акцентом (из Кембриджа, конечно!) и очень трудным характером... Кто бы мог подумать, что этот смуглый молодой человек с мягкими мечтательными глазами, длинными волнистыми волосами, разделенными посередине и ниспадающими на шею, одетый в обычное грубое ахмедабадское дхоти и облегающую индийскую куртку, обутый в старомодные туфли с загнутыми носками, чье лицо было слегка отмечено оспой, был ни кто иной, как господин Ауробиндо Гхош, живое вместилище французского, латыни и греческого?"

На самом деле Шри Ауробиндо еще не покончил с книгами, интеллектуальный период, начатый на Западе, еще не завершился; он поглощал книги, заказанные из Бомбея и Калькутты."Ауробиндо, бывало, сидел за своим столом, -- продолжает его учитель бенгальского, -- и читал при свете масляной лампы до часу ночи, безучастный к нестерпимым укусам москитов. Я наблюдал, как он часами сидит в одной и той же позе, с глазами, устремленными в книгу, как йогин, захваченный созерцанием Божественного, не сознающий ничего, что происходит вокруг. Случись в доме пожар, он не прервал бы своей концентрации". Он читал английские, русские, немецкие и французские романы, а также во все возрастающем количестве священные книги Индии -- Упанишады, Бхагавадгиту, Рамаяну, хотя он никогда не был в храме или был только как наблюдатель. "Однажды, вернувшись из колледжа, -- вспоминает один из его друзей, -- Шри Ауробиндо сел, взял наугад первую попавшуюся книгу и стал читать, в то время, как Х. с друзьями затеяли шумную игру в шахматы. Через полчаса он отложил книгу в сторону и выпил чашку чая. Мы уже много раз наблюдали, как он делает это, и с нетерпением ждали случая, чтобы проверить, читает ли он книги от корки до корки или просто кое-как просматривает несколько страниц. Испытание началось. Х. открыл книгу, прочел вслух одну строчку и попросил Шри Ауробиндо вспомнить, что следует дальше. Шри Ауробиндо сосредоточился на секунду, а затем воспроизвел по памяти всю страницу без единой ошибки. Если он мог прочесть сто страниц за полчаса, то нет ничего удивительного в том, что он смог прочесть уйму книг за такое невероятно короткое время". Но Шри Ауробиндо не удовлетворился чтением переводов священных текстов; он начал изучать санскрит, причем -- характерный для него факт -- изучать самостоятельно; когда о каком-либо предмете было известно, что его трудно или невозможно изучить, он обычно отклонял любую помощь, отказываясь принять от кого-либо хоть одно слово -- будь то грамматик, пандит или священник -- всегда пытаясь овладеть предметом без посторонней помощи, непосредственно. По-видимому, метод этот имеет свои достоинства, ибо он не только изучил санскрит, но и несколькими годами позже смог постичь утерянный смысл Вед *).

-- *) Ведический период, предшествовавший периоду Упанишад, относится ко времени до 4000 г. до н.э.

-- Однако пришел день, когда Шри Ауробиндо почувствовал, что с него достаточно интеллектуальных упражнений. Вероятно, он осознал, что можно бесконечно накапливать знания, читая книги и изучая языки, но даже изучив все языки и прочтя все книги на свете, можно при этом не продвинуться ни на шаг. Ведь ум, на самом деле, стремится не к познанию, хотя и кажется, что это так -- он стремится перемалывать что-нибудь. Его потребность в знании -- это, прежде всего, потребность в чем-то, что можно перемалывать, пережевывать. Если бы вдруг вся эта машина остановилась из-за того, что знание было бы достигнуто, то ум сразу бы восстал и нашел какой-нибудь новый объект, который бы он мог перемалывать -- просто ради самого перемалывания. Такова его функция. То, что в нас стремится к знанию и прогрессу -- это не ум, а нечто, что находится за ним и пользуется им: Основным периодом моего интеллектуального развития, -- говорил Шри Ауробиндо ученику, -- было время, когда я мог ясно видеть, что то, что говорит интеллект, может быть и верно, и неверно, что то, что интеллект подтверждает -- истинно, но истинно и противоположное. Принимая какую-либо истину умом, я всегда держал его при этом открытым для ее противоположности.... И первым результатом такого подхода стало то, что престиж интеллекта упал!

Шри Ауробиндо подошел к поворотной точке своего развития: храмы не интересовали его, а книги были для него пусты. Один приятель посоветовал ему заняться йогой; Шри Ауробиндо отказался: Йога, которая требует отречения от мира -- не для меня, я чувствовал чуть ли не отвращение к спасению собственной души, которое предоставляет мир его судьбе. Но однажды Шри Ауробиндо стал свидетелем любопытной сцены, которая для Индии не представляла собой чего-то необычного (однако обыденность часто бывает лучшим толчком для пробуждения внутренних движений). Его брат Барин страдал тяжелой лихорадкой (Барин родился, когда Шри Ауробиндо находился в Англии, он стал тайным агентом Шри Ауробиндо в период организации индийского сопротивления в Бенгалии), когда к ним в дом вошел один из тех полунагих бродячих монахов, вымазанных золой, которых называют нага-саньясинами. Вероятно, он ходил от дома к дому, выпрашивая пищу согласно своему обычаю, когда заметил закутанного в одеяла Барина, трясущегося в лихорадке. Без единого слова он попросил стакан воды, начертил над ним какой-то знак, пропел мантру и дал выпить воду Барину. Через пять минут Барин был здоров, а монах исчез. Шри Ауробиндо, конечно, слышал о необыкновенных силах этих аскетов, но на этот раз он видел это своими глазами. Он понял, что йога может служить не только спасению. А ему нужна была сила, чтобы освободить Индию: Во мне был агностик, во мне был атеист, во мне был скептик, и я не был абсолютно уверен, существует ли Бог вообще... Я чувствовал, что где-то в

Date: 2015-09-03; view: 241; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию