Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Я спал с Джоуи Рамоуном.» Глава 14: Встречайте глиттеров





Некоторые ребята по соседству стал увлекаться глэм-роковыми штучками. Дуг Колвин расхаживал по округе со старым приятелем Джона Каммингза Майклом Ньюмарком. Дуг и Майкл тогда любили принарядиться и гулять по нашему району. Они заявлялись на Торникрофт, разодетые как трансвеститы, пытаясь шокировать нас. Но это особо никого не потрясало. Нам казалось это ещё более забавным оттого, что они-то думали, будто пугают нас. Слишком многие вокруг все это уже видели и слышали не раз. Мы все развили в себе очень пресыщенное, необычное чувство юмора.

«А, это Дуг Колвин», — говорили мы, — «Он опять накрасился и напялил вычурную рубашку!». «Мило», — такой была реакция, с каменными лицами. «Выглядит, как блузон моей бабули: по-моему, красный подошёл бы больше». Вот если бы Милтон Берл1 в пятидесятые вышел на наши чёрно-белые экраны в дамском — тогда мы, может, и были бы эпатированы. В середине шестидесятых, когда «Mothers of Invention»2 презентовали альбом в женских одеяниях, это дало импульс. После этого, когда певец мужчина появлялся в макияже и платье, представляясь как «Элис», это было просто забавно. По мне сейчас — это были просто шуточки. Мы, конечно, не думали, будто Дуг и Майкл — геи. А если они ими и были — нас это особенно не ебало. Для окраин Форрест Хиллз одеваться так и шляться вниз до Max’s было аналогом политически корректного поведения. В конечном итоге, всё это было трендом, всё это носили и делали ультра-модники.

Джонни прекрасно это понимал и по секрету сказал мне, что болтаться с такими людьми ему уже порядком надоело. Но он всё равно делал это, так как в нём был дух соревнования. Но гораздо чаще он предпочитал брать немного травы, заходить в «Jack in the Box»3 за тако и возвращаться смотреть какой-нибудь хоррор.

Ни с того ни с сего, Дуг начал посмеиваться надо мной, из-за того, что я, как и большинство ребят в округе, отошёл от хипповского вида, на котором ходил последние несколько лет и вернулся к старому: обтягивающие голубые джинсы, майки и кеды-тенниски. Это был имидж, который, как я предполагал, был вне времени и не претенциозен. Плюс это было удобно, практично и «надолго». Но я не втянулся в глиттер-моду, и вот почему Дуг начал говорить мне, что теперь я не крутой, как бы «увольняя» меня из товарищей и из хиппи.

В конце-концов, один из важных уроков, который я вынес из наших нонконформистских хиппи дней, стал «не делать что то, только потому, что все так делают»

Джонни работал на стройке и получал приличные деньги. Я встретился с ним посмотреть подержанный «Ягуар», который он только что купил. Он был одеть в серебристые лосины, бархатную блузу и шиншилловое пальто. Показалось, что он был прохладен ко мне. Джонни только что женился на Розанне, которая жила в его доме. Она была примерно моего возраста. Я заприметил её в высшей школе Форрест Хиллз, было бы странно, если бы кто-то из парней не обратил на неё внимание.

Розанна была потрясающе сексуальна: карие глаза, загорелая бронзовая кожа. Еврейская девочка из Марокко. Она жила в Америке уже несколько лет, но до сих пор не избавилась от акцента. Она была миниатюрной, поэтому носила каблуки. Ещё они носила очень короткие мини-юбки, у неё была шикарная грудь, которую она носила гордо и без стеснения. Поэтому парни из школы писали про неё всякие глупости на партах.

«Джон влюбился в меня без памяти, как только увидел», — вспоминает Розанна. «Я выходила из машины парня, которые подбросил меня домой из школы, а Джон слонялся неподалёку, чтобы посмотреть на меня. Первым, что слетело с моих губ было: «Научи меня играть на гитаре». Я хотела выучить «Twilight Zone»4. «Для меня он с первого дня был рок-звездой. Вокруг него была аура. Я влюбилась больше в образ, нежели в человека, потому что как человек он был занозой в заднице».

Когда Розанна приходила к Джонни, они слушали записи и говорили о рок-н-ролле. В конечном счёте, она вышла за Джона. Отчасти потому, что хотела сбежать от своих дико строгих родителей, отчасти — так как видела в Джоне рок-звезду.

«Это было весело, но недолго», — рассказывает она. «У него была уверенность в том, что я должна весить меньше 50 килограмм или типа того. Ссора могла случиться только потому, что «как я посмела положить себе на тарелку больше восьми зёрнышек?.. До того, как я познакомилась с ним, у меня никогда не было проблем с лишним весом».

Сцена Ковентри тем временем расцветала. Местные глэм-команды — такие как «New York Dolls» и «Harlots» с 42-й улицы уже имели контакты со звукозаписывающими студиями и дали стимул для новых групп. «Kiss» начали свою карьеру в Ковентри — без макияжа; это потом они внезапно надумали свой космический кабуки-монстр имидж.

У Ричарда Фрида был кореш — ударник по имени Джордж Квинтанос, который собрал глэм-команду «Sniper». Так как они имели постоянного барабанщика в лице Джорджа, а Джефф Старшип стал такой приметной персоной в Ковентри, они решили попробовать его на роль фронтмена. Он уже имел образ, имя, был в теме. Очевидно, он убедил их, что у него был также и голос.

«Это был мой первый вокальный опыт, до этого я был только ударником, ну, знаешь», — говорил он мне. «В это время я встретил настоящих друзей, было весело — все были наивны и невинны, но было круто. Это были «глиттер-деньки», когда «Dolls» и «Kiss» приезжали играть в Ковентри, как и остальные группы с Манхеттена».

Джефф с парнями из «Sniper» обсуждали их сценическое шоу и имидж участников. Было и ещё одно — их гитарист всё ещё пел с ними. Через несколько недель Джефф сказал мне, что у них запланирован концерт, и я должен там быть!

Несмотря на то, что я думал, что всё будет не слишком убедительно, я был ошеломлён, когда «Sniper» вышли на сцену. Джефф выступал в роли фронтмена, и я не мог поверить, насколько он оказался крутым. Он превратился из парня, сидящего на диване с моей «акустикой» в этого чувака на сцене, от которого я не мог оторвать глаз!

Это было сногсшибательно, я реально был шокирован. Я не возлагал особых надежд на «Sniper» как на коллектив, но я был под впечатлением от своего брата. Он двигался так же, как будет во времена ранних «Ramones», с мимикой, как у Боуи — все эти штучки, в стиле кокетливой трансухи. Было и ещё кое-что в его выступлении: двухметровый парень, худой как рельс, одетый как рок-н-рольная дива, нагло сталкивал тебя с позицией и настроем пьяной проститутки с 42-й улицы. Конечно, это привлекало внимание. Это был реальный паноптикум, но для моего брата это было что-то сродни крещению.

Когда они закончили, я сказал ему: «Не могу поверить. Удивительно, как сильно ты держался, как здорово ты выступил».

«Кажется, я становлюсь звездой на своих собственных правах, болтаясь по Ковентри», ответил мне Джефф.

«Я как-то видел выступление «Sniper», — вспоминал Дуг Колвин. «Джефф был вокалистом, и он был великолепен. Я подумал — он идеальный фронтмен, он выглядит сверхъестественно. И то, как он нависал над микрофоном — фантастично. Я ещё спросил себя — как он сохраняет устойчивость? Все другие певцы копировали Дэвида Йохансена, который копировал Мика Джаггера, и я не мог больше этого выносить. Но Джефф — Джефф был тотально уникальным».

Хотя пение Джеффа стремительно улучшалось, но он ещё не нашёл свой сценический стиль. Он пробовать делать вещи, которые делали другие вокалисты, но пока был также неуклюж, как беспомощный телёнок, делавший свои первые шаги. Я всё время боялся, что он упадёт. Иногда так и было. Однако каким бы неуклюжим и умирающим он не выглядел, сексуальность, которую он пытался демонстрировать, вкупе с его мощным голосом, нейтрализовали нелепость.

Очевидно, «одногруппники» Джеффа смотрели на это по-другому. Они сказали моему брату, что он «недостаточно привлекательный» и вышвырнули вон. Он оказался на перепутье, однако, определённо мог рассчитывать на мою поддержку, что бы и дальше заниматься этим. Мне легко было говорить — это не у меня он брал украшения и не под моей крышей он жил. В свои двадцать два он зарабатывал только на сигареты, свою бижутерию, косметику и бухло. Мама была сыта по горло.

А теперь представьте картину, если сможете: странный высокий персонаж, возвышающийся над любопытной публикой, непонятного происхождения, неопределённого пола, одетый во что-то, непонятное даже среднестатистическому жителю этого сказочного метрополиса, — так он доезжал до Бульвара Квинс. Будучи полным решимости снова соединиться со своими людьми в Ковентри, он просто не замечал столб с табличкой «Опасная зона».

«Я был ходячим приколом», — говорил Джефф. «Обычно, я был полностью упакован: носил чёрный, сшитый на заказ, комбинезон, пурпурные ботинки до колена, на платформе, бриллиантовые булавки всех мастей, свисающие пояса, перчатки. Полное безумие».

Я неоднократно говорил Джеффу, что его жизнь — в его руках и небезопасно шляться в таком виде. Было ощущение, что вот-вот разразится катастрофа.

Ну и, конечно же, одним весенним вечером нам действительно позвонили из реанимации госпиталя Элмхёрст.

«Это было неизбежно — то, что кому-то на бульваре Квинс захочется выбить из него дерьмо», вспоминал Фил Сапиенца. «В это время, люди частенько выбивали из него дерьмо».

«Полагаю, это мой первый опыт, когда меня приняли за педика, ха-ха-ха!», смеясь вспоминал Джефф. «Неожиданно, когда я был уже на полпути к месту, у меня просто могли спросить: «Эй, не знаешь какое-нибудь местечко, куда бы мы могли бы сходить пописать?» Обычно, если я был неподалёку от Ковентри, я просто выпрыгивал из машины. Но иногда случалось выбираться наружу с дракой».

Мама расстраивалась из-за Джеффа снова и снова, но у неё действительно не хватало времени заниматься этим. После месяцев тяжёлого труда она и её напарница Дженни наконец были готовы открыть свою галерею на бульваре Квинс. Они захотели назвать её «Art Garden» и планировали большую вечеринку на открытие. Они торговали работами малоизвестных мастеров, которых сами открыли, и распространяли их по галереям Манхеттена в течение нескольких лет. Это было рискованное предприятие для окрестности, где спрос на картины был невелик — если только они не изображали раввина у Стены Плача.

Открытие стало большим событием — всё это предприятие казалось многообещающим. Многие творческие личности приехали продемонстрировать поддержку галереи, и абсолютно все наши друзья оказались здесь же, чтобы продемонстрировать свою поддержку бесплатным сыру и вину.

Мы уже превратили подвал в репетиционную базу, с ударной установкой, колонками и усилителями. Она была идеальной для репетиций после закрытия. Единственная проблема, которая там была, — насекомые-вредители.

В то время как дела в галерее немого устаканились, неотложные проблемы Джеффа продолжали давать о себе знать. Он вставал на дыбы, когда речь заходила о его будущем. Мама и Дженни предложили ему работу продавца, если он чуть-чуть приведёт себя в порядок. Джефф не желал одеваться прилично, он носил только комбинезон как у парашютиста (нелетающего). Боялся, что если он снимет это одеяние, то оно уползёт.

«Джефф работал в гелерее», — вспоминала Шарлотта. «Стареющие еврейские леди приходили к нам за рамками для своих картин типа «Стена плача». Они все боялись Джеффа, но это были их проблемы».

Джефф и я узнали, что мама опять задумала переехать после того, как закончится лето. У неё было несколько причин, как она объяснила. Она вбухала кучу денег в свою галерею. Аренда заканчивалась в октябре, значит, мы могли получить немного денег, сдавая наш дом. Мама сказала, что нашла помещение прямо в здании, где мы жили, но самым удивительным было то, что оно оказалось ещё меньше. Джеффу она велела найти своё жильё. Теперь он мог либо выплыть своими силами, либо утонуть.

«Меня пнули под зад из собственного дома», — смеялся Джефф. «Моя мать сказала мне, что это для моего же блага, ха-ха! И вот, я переехал в галерею своей матери. Мне пришлось забаррикадироваться там так быстро, как я только мог, так что копы не могли меня поймать. А они могли бы, я видел вспышки и слышал полицейскую радиоволну, и они обязательно стали ломиться бы в дверь, так как приняли меня за грабителя. Это было не в кайф. Я всегда боялся, что они схватят меня. Короче, я заперся с картинами и спал на полу. У меня был спальный мешок, подушка и одеяло. А днём я здесь же работал».

Я чувствовал себя отвратительно оттого, что Джеффа вот так вышвырнули вон, но это было то, как мама представляла себе способ научить его выживать — и выжить самой. Она больше не могла с ним нянчиться.

Прогнозы, что Джефф никогда не найдёт свой путь, выглядели реалистично. Я думал над словами доктора, сказавшего, что мой брат никогда не будет способен жить полноценно или быть продуктивным, и, уверен, мама тоже размышляла над этим. Я боялся, что когда-нибудь он станет для неё обузой. А позже — и для меня. Я хотел позвонить ему и пустить его поспать на кушетку, пока мамы не было дома. Знаю, она хотела преподать ему урок, но мне не было нужды это делать.

Джефф работал в галерее, в свои двадцать три он впервые узнал, что такое самостоятельность. У меня тем временем начались занятия в колледже и у меня, наконец- то, была собственная комната — тоже впервые в моей жизни.

Мой старый друг Майкл Гудрич работал барменом в клубе «Butterfingers» на бульваре Квинс в нескольких кварталах от Ковентри. Брату Майкла Бобу отчасти принадлежало это место, и они предложили мне подработку в баре, которая со временем должна была привести меня за стойку бара. На учёбе я целыми днями занимался музыкой — музыкальная история, музыкальная теория, композиция, аппликатура, пение, сценические выступления. Я работал всю ночь, под кошмарный грохот бас-бочки и бит хай-хета, которые являлись основой «The Hustle»5 и других диско-шедевров.

Время от времени я тусовался с Джоном и Дугом, которые всё ещё «наряжались», когда не работали на стройке — работе, на которую их устроил отец Джона. Джон начал заговаривать о группе, но Дуг не думал, что мне это может быть интересно, ведь я всё ещё носил старые синие джинсы, майки и кеды, и не был в глэм-теме. Он сказал, что я, вероятно, больше не хочу быть «в сцене», и, наверное, считаю себя выше этого всего, я ведь теперь изучаю классическую музыку и классическую гитару.

«Ты особенный, Митчел», — дразнил меня Дуг. «Мы не можем играть всю эту фигню Андреса Сеговиа6. Ты слишком многому теперь научился».

«Ты в курсе, чему я научился, Дуг?», — спросил я. «Величайшие композиторы в истории черпали вдохновение в простой крестьянской музыке — что сегодня может с успехом заменить рок-н-ролл». Думаю, я выглядел как засранец, заявив: «Знаешь, всё имеет свою ценность».

«Ок, Митчел», — ответил мне Дуг. «Ты можешь быть умным, и можешь ходить на занятия, но это ещё не значит, что ты сделал что-то и не значит, что ты станешь лучше. Ты можешь играть эти «болеро» и «концерты», но ты не звезда. Тебе двадцать и пока ты просто панк, как и все мы».

Было сложно сказать, комплимент это или нет, как и всегда с Дугом. Джефф сказал мне, что Дуг и Джонни разговаривали с ним о группе, но он должен был стать ударником, а не фронтменом. Несколько недель спустя, проходя мимо галереи, я услышал, как в подвале кто-то громыхает. Дверь в подвал была на заднем дворе галереи. Когда я потянул её, звук вырвался наружу — звук, который скоро войдёт в историю. Пока же это было сыро и неопределимо. Это было знакомо, но по-другому и ново. Было и ещё кое-что новенькое. Джефф Хайман теперь называл себя Джоуи Рамоун. Дуг Колвин — Ди Ди Рамоун, Джон Камингз теперь был Джонни Рамоун, а Томми Эрдели — Томми Рамоун.

«Ди Ди взял имя «Рамоун» от Пола МакКартни», — рассказывал Томми. «МакКартни называл себя Пол Рамон, когда регистрировался в отелях и не хотел быть узнанным7. Мне понравилось, мне казалось, что это смешно. «Ramones»? Абсурд! Мы начали называть друг друга Рамоунами ради юмора. Это было время, когда все мы были открыты и классно проводили время вместе».

«Джеффу не нравилось имя «Джефф», — вспоминал Томми. «Он выбрал Джоуи. Я хотел, чтобы его звали Сэнди Рамоун, это так по-«Бич Бойзовски». Но ему не понравилось. А мне казалось, круто и смешно — Сэнди Рамоун… Джефф сказал — ну уж нет!»

Ди Ди и Джонни также купили новые гитары. «Я смог «потянуть» гитару, когда уволился из строительных рабочих, это было в январе» (1974), — вспоминал Джонни. «Политика равных возможностей в действии: им нужно было заставить свои квоты работать немедленно. Кто остался притеснённым? Белые парни с наименьшими правами. Я потерял работу. Ди Ди работал неподалёку на почте. Перед тем, как меня выкинули, мы сидели и обедали с ним».

«Я работал на почте в офисном здании», — вспоминал Ди Ди. «Я собирал почту утром и сортировал её. Джонни работал на Бродвее, 1633, и я оказался здесь же. Мы виделись каждый день за ланчем. Обычно мы ходили в «Метрополь» и пропускали по паре пива. «Метрополь» был прикольным местом, а когда мы оказывались немного в подпитии, мы отправлялись в Мэнни на 48-ю, по соседству, и там смотрели на гитары».

«Мы всё ещё дружили с Томми Ердели», — продолжал Джонни. «Он всегда говорил, что я и Ди Ди должны сколотить группу». «Джон всегда казался мне харизматичным и исполненным правильной сценической ауры», ответил Томми. «Когда «Tangerine Puppets» играли, Джон держал свой бас высоко, как автомат, и размахивал им. Он был отличным исполнителем. Тогда я и сказал ему, что неплохо было бы собрать группу».

Джонни сказал Томми, что не особо-то и знает, как играть на гитаре, но Томми заверил его, что это не проблема. Между ними был небольшой идейный конфликт. Однако, когда Джонни в очередной раз пришёл посмотреть на «New York Dolls», он принял решение.

«Я сходил посмотреть на «Dolls» — вспоминал Джонни, — «и понял — о! я могу также. Они были великими. Они были ужасными, но великими. И я могу также».

«Потом я посмотрел рок-н-ролльный фильм, «That'll Be the Day»8, это побудило меня собрать команду», — продолжает он. «Там в конце, парень разглядывает музыкальный магазин. Он видит в витрине гитару. Чем-то таким заканчивается фильм. И я подумал: мне скучно, а человек я беспокойный. Я должен быть в группе».

У Томми могут быть другие соображения на этот счет держат в голове, но на самом деле, Джон инициировал образование «Ramones», так как хотел быть снова в группе.

«В один прекрасный день», — рассказывал Ди Ди, — «мы оба купили гитары и решили начать. Джонни купил «Mosrite», а я — «Danelectro», как тут же оказалось, что мы не знаем, что с ними делать. Мы пытались играть «Wombles» и «Bay City Rollers». Мы были совершенно не способны это делать; мы не знали, как. Короче, мы сразу начали сочинять наш собственный материал и пытались делать это так хорошо, как только могли».

Джонни и Ди Ди начали прослушивать барабанщиков, но те чаще всего отказывались даже прежде, чем предложение было сделано. «Не, не думаю, что я хочу этим заниматься», — говорили они.

Они знали, что мой брат играл на ударных, и, невзирая на то, что Джонни не был особо вдохновлён этой идеей, он сдался.

«Я всегда думал, что группа, в которой играли бы я, Джон и Ди Ди, должна быть клёвой», — вспоминал Джоуи Рамоун. «Потому что мы должны были быть отличной смотрящейся группой, наш образ был продуман. И в один прекрасный день они позвонили мне и спросили, не хочу ли я присоединиться в качестве барабанщика. Я ответил: «Ладно».

«Я видел «Sniper», — говорил Джонни, — «когда Джефф ещё назывался Джеффом Старшипом, и я не был впечатлён. Я не думал, что он придурок, я просто принял его за хиппи, и кое-что такое в нём было. Но он сыграл несколько песен своего сочинения, и я сказал: «А вот эти — ничего». Они были немного в стиле Элиса Купера, но хороши. Я удивился, что он так может. Мы с Ди Ди не могли написать песню целиком. Короче, он стал нашим барабанщиком».

«Когда они прослушивали меня», — вспоминал Джоуи, — «я сыграл две свои песни — «I Don’t Care» и «Here Today, Gone Tomorrow»9. Так я и был принят».

Джоуи всё ещё жил в маминой галерее, Ди Ди располагался в Бруклине со своей девчонкой, а встречались они в доме Джонни.

«Мы собрали группу, слушая «Yummy Yummy» и «1-2-3 Red Light», — рассказывал Ди Ди. «В честь чего такие фанаты «Stooges», как мы, слушали весь этот баблгам-поп — я не знаю».

Было ли это результатом блестящего планирования, или это было чистое чутьё, а, может, просто тупо удача — но они изобрели простейший из рок-н-ролльных стилей — хотя, трезво глядя на вещи и рассматривая их способности — у них просто не было выбора.

Характерной особенностью всех предприятий Джонни было то, что в чём бы он ни участвовал, это должно было соответствовать ему и его возможностям. Если бы это было не так, это бы долго не продлилось. Это должна была быть та арена, где он мог превосходить, и тот уровень, где он был бы авторитетом. Логично, что он начал с самого низкого уровня. К счастью, Джоуи и Ди Ди были на том же техническом уровне, что и Джонни. Короче, они передвигались детскими шажками, и это оказалось правильно, позволило им достигать доступных целей и извлекать уроки. Или не извлекать.

«Но Джонни и я пока не могли писать песни», — рассказывал Ди Ди. По существу, Джоуи был тем, кто обеспечил формулу будущих песен «Ramones», его вкладом были: совершенный минимализм, двухминутная продолжительность песни, максимум — на трёх аккордах, текст, состоящий из двух фраз.

Другие участники группы видели, что эта схема может сработать, и динамика группы нарастала, как снежный ком.

Первоначально «Ramones» не имели ни материала, ни концепции. Если бы Джоуи не принёс «I Don’t Care», стиль «Ramones» — более, чем вероятно, — был бы чем-то иным. «Я начал играть даунстроком, что бы не терять темп» — объяснял Джонни. «Я думал, «Communication Breakdown» играют, бренча вниз. Я начинал: «Раз, два три, четыре, пять, шесть, семь, восемь! Раз, два три, четыре, пять, шесть, семь, восемь!» чтобы удерживаться в ритме, потому что я не знал другого способа играть. Просто высчитывал».

«Нас было трое, я — на ударных, Ди Ди — на ритм-гитаре и на вокале. Но когда Ди Ди начинал петь, он переставал играть — не мог делать всё одновременно. Тогда наш друг Ричард Фрид стал играть на басу, но долго он не продержался. Он не играл до этого, и у него не получалось так быстро, как хотелось бы Джону. Короче, он соскочил».

Репутация Джонни как лидера группы, как бы там ни было, установилась, Джоуи и Диди следовали за ним.

Дополнительным положительным качеством Джона для «Ramones» было то, что он был неоценимым в качестве организатора. Без сомнения он приобрёл некоторые навыки в военной школе и пока трудился рабочим. Он воспринимался как «генерал», который абсолютно уверен в том, что всё делают то, что он сказал. Вообще-то он как бы выполнял функции прораба на стройке. Короче, получил работу мечты для Арчи Банкера.

«Я хотел избавиться от Джоуи как от барабанщика», — припоминал Джон, — «потому что он не рос в игре в процессе репетиций, как мы. Я становился все лучше каждый день, а он оставался на том же уровне».

«Джоуи требовалось два часа, чтобы подготовить барабанную установку», — говорил Ди Ди. «Мы без конца ждали его. Я больше не мог этого выносить, и мы начинали играть. Мы остановились после первой песни и я оглянулся на Джоуи, а у него даже еще не было стула за установкой. Он сидел на заднице!»

После этого они спросили его, не хотел бы он петь. «Вообще-то это был Ди Ди, он полагал, что я был особенным в «Sniper», — рассказывал Джоуи. «Я не был похож на остальных. Остальные косили под Игги и Мика Джаггера».

«Джоуи был идеальным исполнителем», — объяснял Ди Ди. «Я хотел найти кого то, кто бы был реальным фриком, а Джоуи действительно странно выглядел. Для «Ramones» это было самое оно. Думаю, лучше располагать певцом, который выглядит, как ёбнутый, чем иметь в составе какого-нибудь, который пытается быть «Мистером секс-символом» или типа того».

«Джоуи как певец — не моя идея», — говорил Джонни, — «и я твердил об этом Томми. Я говорил: «Нам нужен кто-то посимпатичней на роль фронтмена». Томми убедил Джонни, что стоя на сцене между ним и Ди Ди, Джоуи выглядит хорошо. Визуально это сработало.

«Был ли Джоуи звездой?», — размышлял Джонни. «Я не знаю. С ним в качестве по центру и с нами по бокам, это смотрелось. Ты должен быть в окружении правильных людей. Почти каждый имеет правильное окружение, но у некоторых есть врожденная «звёздность»». А некоторым достаётся меньше внимания, но иногда они сияют ярче, чем те, кто заметен.

1 Милтон Берл (наст. имя Милтон Берлингер) — американский комедийный актёр. ↑

2 «Mothers of Invention» — американская группа Фрэнка Заппы. В тексте речь идёт об оформлении третьего студийного альбома 1968 года «We’re Only In It For the Money». ↑

3 «Jack in the Box» — сеть американских закусочных. Основана в 1951 году. ↑

4 «Twilight Zone» — американский телевизионный сериал. Оригинальные серии транслировались с 1959 по 1964 год. ↑

5 «The Hustle» — композиция Вана Маккоя и «Soul City Symphony» 1975 года. Один из главных хитов эпохи диско. ↑

6 Андрес Сеговиа — испанский гитарист, считающийся отцом современной академической гитары. ↑

7 Примечание. Это не совсем верно. Пол Рамон — сценический псевдоним МакКартни в период квинтета «The Silver Beatles» (до конца 1959 года). Оригинальное написание — Ramon. Пол МакКартни: «Наверное, я где-то слышал такую фамилию. Мне казалось, что „Рамон“ звучит очень романтично, вроде как „Валентино“». (из книги «Битлз: Авторизированная биография»). ↑

8 «That’ll Be the Day» — британский художественный фильм 1973 года о молодёжи 50-х годов. Одну из главных ролей исполнил Ринго Старр. Фильм назван по одноимённой песне Бадди Холли. ↑

9 Обе песни впоследствии будут записаны для первого альбома, но ауттейком станет «I Don’t Care»

 

Date: 2015-08-15; view: 419; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию