Я спал с Джоуи Рамоуном.» Глава 9: Искатели

Наша многоэтажка находилась в двух кварталах от школы «Forest Hills High», в которой Джефф учился в двенадцатом классе, а я только начал десятый. Единственным недостатком было то, что сотни менее удачливых чернокожих детей, по дороге в школу, проходили мимо нашего дома. Их перевели из школы «Jamaica High», как часть нового плана по интеграции. Так вот «богатенькие» белые евреи, выходили из своих шикарных апартаментов, и шли вместе с детьми, которые, по понятным причинам, были этим фактом возмущены. И вот появился Джефф: длинный, тощий, хрупкий, чуть более чем странный на вид, короче, лёгкая добыча.

Мы оба были хиппи, поэтому понимали, почему мы возмущали остальных ребят, потому что мы были представителями «господ» или, как минимум, «детьми господ». Чувак по имени Джэрод постоянно доёбывался до Джеффа без причины. Как-то ночью мы разработали план, как остановить его.

На следующий день в школе, придя в наших выкрашенных рок-н-ролльных лохмотьях, мы были встречены с обычными издёвками, как от «переселенцев», так и от местных идиотов. Когда мы приблизились к школе, Джэрод направился в нашу сторону и подошёл в Джеффу.

«Здорово, дохлятина! Что у тебя есть для меня, богатенький мальчик? Ну-ка, делись!»

Джэрод был небольшой, но жилистый пацан, с безудержной энергией и безумным взглядом.

Джефф пошарил у себя в карманах и вывалил кучу хлама: наполовину открытую жвачку, грязные салфетки, горсть табака и сломанные сигареты, школьное расписание, разные скомканные бумажки, таблетки от кашля и сломанные карандаши.

Джэрод уже даже начал напрягаться, да и я тоже. Это было удивительно, сколько всякой всячины было в карманах у моего брата. Он не мог ничего выбросить.

«Йоу! Вы двое что, блять, издеваетесь надо мной?»

В это время Джефф вытащил здоровый джойнт и протянул его Джэроду. «Держи, чувак, — сказал он. — Мы не хотим проблем, просто хотим быть друзьями».

Но наш план не сработал.«Я знаю, что у тебя для меня есть кое-что ещё, богатей! Я вспорю твои карманы, ублюдок!» — угрожал Джэрод.

Когда Джэрод встал прямо перед лицом Джеффа, и схватил его за плечи, мой брат попробовал увернуться. Я не знал что делать. Как старший брат, это он должен был защищать меня. «Эй, чувак!» — все, что я мог выдавить.

«Тебе завтра лучше принести мне это, ты, блядь, костлявый уёбок!» — сказал Джэрод и бросил Джеффа в кусты, где вскоре к нему присоединился и я.

Мой друг, который всё это видел, помог нам выбраться из кустов. К счастью, у него был крутой старший брат с кучей друзей. После того, как они поговорили с Джэродом и замолвили за нас словечко, он больше к нам не приставал. Но мой брат, лежащий в кустах, стал ходячей темой для шуток среди моих друзей.

На самом деле, для большинства ребят в этой школе, Джефф был ходячей шуткой, и им нравилось не позволять этой шутке прекращаться. Куда бы мы ни пошли — в ресторан, в кино или даже в подъезде нашего собственного дома — дети неизменно тыкали пальцами и говорили — «Смотри!», а взрослые толкали друг друга локтями в бок и косились в направлении Джеффа. Когда он входил в комнату, сразу начинался гул, а потом хихиканье. Это расстраивало нашего папашу, когда мы были с ним, и он во всём винил одежду, прическу и очки Джеффа.

Но в школе всё было ещё хуже. Детишки там по-настоящему дали Джеффу почувствовать это и физически, и вербально. Хотя это был самый пик эпохи хиппи, школьные мачо-чуваки всё ещё пытались произвести впечатление друг на друга тем, что наезжали на чудаков. Кое-какие вещи остаются неименными.

То, что мы были семьёй вполне совместимых друг с другом фриков, помогло в том, что ситуация не стала для Джеффа абсолютно невыносимой. Дом был убежищем. Рок-н-ролл был раем, и мы были рок-н-ролльной семьей. После окончания средней школы, за исключением нескольких поездок, он проводил большую часть времени дома, слушая записи, куря сигареты, вертя свои лохмы, создавая кошмарные кучи отходов и грязных вещей, вступая в регулярные поединки «кто-кого-переорёт» с нашей матерью.

Один из больших выездов Джеффа был в Сан-Франциско. Он хотел проехаться автостопом через всю страну, популярный способ путешествия для искателей «настоящего жизненного опыта». Я пытался отговорить его. Мы только-только посмотрели «Беспечного ездока» ¹. Начать набираться опыта он решил с самолёта. Он улетел во «Фриско», где он познакомился с другими хиппи и прошёлся босиком по Хайт-Эшбери ². Через три дня своих странствий, он позвонил и сообщил, что его кто-то обокрал в «сквоте», в котором он ночевал.

У него не было больше денег, и был большой порез на ноге, в который, как он считал, могла попасть зараза. Он возвращался домой. В качестве сувенира он привёз противный мешок крабов. От них было избавиться легче, чем от инфекции в ноге, для лечения которой понадобилось больше времени, чем нужно.

Ещё одна вылазка была результатом его неожиданного интереса к новой книге Джорджа Харрисона о восточной философии, которую Джефф стал почитать, как Библию. Довольно-таки скоро лысые менестрели заманили Джеффа в храм Харе Кришна в Бруклине. Он позвонил нам и сказал, что останется там ненадолго. Он даже подумал туда переехать.

Прошло всего несколько часов с момента звонка про храм, я, моя мама и её новый парень Фил сидели за столом, как вдруг объявился Джефф.

«Что случилось?» — спросили мы хором.

Оказалось, они ему сказали, что «чистоплотность — первый шаг к благочестию. В угоду Господу, ты должен вымыть дом Владыки, а после получишь божью еду».

«Я не уверен, но, по-моему, они хотели, что бы я вымыл им ванные».

Мы все, включая Джеффа, были под столом от смеха.

«Но я хотел ублажить Господа, поэтому я принёс еду». Он держал две большие сумки наполненные вегетарианскими деликатесами Харе Кришна. Джефф убрался во всем храме.

И хотя мы все смеялись над этим, мы все почувствовали себя спокойнее оттого, что он вернулся домой. Он был очень потерянным. Он был очень одиноким, почти отчаявшимся, и мог стать лёгкой добычей для любого культа или секты. Мы все волновались, не вернется ли он как-нибудь домой в робе, с бритой наголо головой, с белой точкой на лбу, и маленьким хвостиком на затылке. Он по-прежнему выказывал своё чувство юмора, но его душевные искания превышали нормальные подростковые потребности.

Но на протяжении всего этого времени Джефф погружался в загадочный мир, в котором он больше не мог находиться. Его странное и навязчивое поведение лишь только ухудшалось, и никто из нас не мог ему помочь. Ни мамин бывший бойфренд доктор Джон Стивенс, стильный чёрнокожий мужчина, который предпочитал, чтобы мы держались от него подальше, ни её новая страсть Фил Сапиенза.

Фил работал в школьной системе с ребятами возраста Джеффа. Он был терпеливый, лёгкий на подъём, и казался заинтересованным и полезным, но мы только начали узнавать друг друга. Фил был четвёртый или пятый мамин ухажёр, с тех пор как погиб Хэнк.

Фил вспоминает, как увидел нас в первый раз: «Я пришёл домой к Шарлотте, Митч был дома и он выглядел обычно, типичный шестнадцати- или семнадцатилетний. Затем вошёл Джефф — под два метра ростом, с длинными волосами ниже плеч, в больших сапогах с бахромой. Я просто сказал «Вау!».

Фил заменил нам отца, и скоро он заметил, что у Джеффа есть серьёзная проблема. А как это было можно не заметить?

В нашей с братом спальне была ванная комната. Как-то ночью Джефф мыл там свои фиолетовые очки на протяжении почти двух часов. Он подносил их под воду на несколько секунд, затем убирал. Через некоторое время этот звук стал невыносим.

Ш-ш-ш-ш-шуп…. Ш-ш-ш-ш-шуп… Ш-ш-ш-ш-шуп…

Я сходил с ума: на следующее утром у меня должен был быть серьёзный тест, а время было уже 2 часа ночи. Через три часа я не выдержал и бросил кроссовок в дверь — бум!

«Ладно, ладно!» — я слышал Джеффа, но вода по-прежнему шла. Удар в дверь напугал его до чёртиков. Мне до сих пор стыдно.

Я знал, что проебу завтрашний экзамен, и что, вероятно, пролечу мимо академии. И я знал, что в этом не было моей или чьей-либо ещё вины. Я помню, как мы думали, что музыка была единственной надеждой для меня и моего брата, и один из нас должен чего-то добиться. Но с тех пор, как мы переехали из дома, лишились подвала, а заодно и репетиционной базы, никто из нас не был достаточно музыкально активен.

Я знал, что Джефф изнывает от желания делать что-то музыкальное, но мы не могли даже порепетировать, потому что теперь мы жили в квартире. Его барабаны были упакованы и убраны в чулан в общей прихожей. Я очень хотел играть, но у моей гитара «Хагстром» провалился входной разъём, а мой битловский «Хофнер» развалился на две части. Мне приходилось бороться, и, к сожалению, признавать реалии — «ты не всегда можешь то, что хочешь». Я боялся того, что больше никогда не буду играть в группе. Но есть ещё и другое выражение — время всё расставит по своим местам.

Зимой 1968—1969 года, Дуг Скотт снова представил меня Джону Каммингзу. Я сказал Джону, что мы встречались пару лет назад в подвале у Гудрича. Он сделал вид, что вспомнил меня, но мне так не показалось.

Через месяц раздался стук в мою дверь. Это был Джон Каммингз и ещё один парень. Дуг, без моего ведома, рассказал Джону, что мы занимаемся кое-каким мелким бизнесом в моей квартире в Бирчвуд Тауэрс. Как ни странно, Джон жил в этом доме, но переехал из района прямо перед тем, как мы здесь поселились. Консьерж обычно звонил, если приходили гости, но Джон знал обходной путь.

«Кто там?» — спросил я.
«Привет, Митчелл, это Джон».
«И Майкл», — добавил друг Джона Майкл Ньюмарк.
«А, ну что хотел?» — спросил я через дверь.
«Ну, разве ты не понимаешь? — Осторожно ответил Джон. — Ну, знаешь, эм, мы можем войти?»
Я приоткрыл дверь. «Ты вообще о чём это?»
Джон настаивал: «Дуг сказал, у тебя есть стафф…»
«Хорош, Джон, я с тобой еле знаком, — ответил я, — а этого парня я вообще не знаю».
«Ой, да ладно, не ломайся, — продолжал давить Джон, — ты знаешь, кто я такой, а я не спалю. Давай, всего один разок».

Он наполовину очаровал меня, наполовину заставил почувствовать себя виноватым, поэтому я впустил их в квартиру. Мы пошли в мою комнату. Джеффа в тот день не было дома.

Они хотели купить травы на десять долларов, поэтому я стал рассчитывать сколько отсыпать. Потом, как и все кто, только что вырубил, они захотели тут же забить и раскурить. Я успокоился и мы разговорились.

«Я видел как ты раздолбал свою гитару на битве групп в «Halsey», — сказал Джон, и, протянув мне косяк добавил, — я был впечатлён».
«Да, я слышал, что ты был там, — спокойно ответил я, — я тоже ходил смотреть на твою группу. Я и Гудрич были на концерте, когда ты пнул чувака по яйцам. Зачем ты это сделал-то? — Спросил я, быстро добавив, — Ну, то есть, это было весело, но выглядело не очень».

Джон засмеялся.

Это звучало немного напряженно для первого разговора, но я не думаю, что Джон хотел запугать меня. Его удивило, что я посмел спросить о его поступке, но в то же время он высказал к этому уважение. «Ну… ты же в курсе, как это бывает, когда ты играешь, так?» — сказал Джон.

Я кивнул, соглашаясь.

«Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь приближался слишком близко к тебе, когда ты машешь своей гитарой. Ты можешь ранить кого-нибудь, или… пнуть», — добавил Джонни. Мы оба заржали и напряжение спало.

Так мы протусовали около часа, курили траву и слушали кассеты на восьмидорожечном магнитофоне «Panasonic», которым папа наградил меня в честь преждевременного окончания обучения в «Halsey». Он выпал из одного из его грузовиков. Конечно же, мы с Джеффом делили его.

Джону нравилась наша подборка: «Led Zeppelin», «Steppenwolf» и наше новое сокровище — альбом «Tommy» группы «The Who». Глядя на альбом «The Who», Джон сказал, что я напомнил ему Пита Таусенда, особенно когда я играл на гитаре. Он также спросил с кем я играл и что это была за группа. Я рассказал ему про свои беды с инструментами.

Джон сказал мне, что я слишком хорош, чтобы не играть. Он предложил встретиться снова и поговорить о том, чтобы собрать группу. Он сказал, что одолжит мне свою гитару «Gibson SG», точно такая на которой играл Пит, когда не крушил их вдребезги.

Я не мог в это поверить!

Я знал, что Джону двадцать лет, на шесть лет старше меня, но это абсолютно не имело значения. Единственная вещь, которая меня беспокоила, так это блеск в глазах Джонни, который у него иногда возникал — как в тот момент, когда мы говорили о том, как он на сцене отпинал парня по яйцам.

Мы с Джоном быстро подружились, и стали достаточно часто бывать вместе. Мы накупали травы, скручивали десять косяков и выкуривали один за другим. Обычно мы ходили к нему домой, потому что днём там никого не было. Мы раскуривали пару джойнтов, слушали музыку, репетировали песни для нашей группы. Джон разогревал спагетти, которые мама оставляла для него. Потом мы докуривали всё, что осталось и заканчивали просмотром дневных фильмов ужасов по телевизору.

Джон решил, что он будет играть на басу. Ему показалось, что я лучше справлюсь с гитарой, схватывал на лету и мог легко «снимать» песни на слух.

Как-то я сыграл песню «Led Zeppelin» «Communication Breakdown» ³. Джон был поражён.

«Ого, а ты знаешь как играть даунстроуком?» — спросил Джон.
«В смысле, даунстроуком?» — удивился я.
«Ну, знаешь, когда всё играется медиатором вниз», — ответил, Джон показывая.
«Я стараюсь играть так, как это звучит», — объяснил я.
«Это очень важно, — сказал Джон, — но большинство людей этого не понимают. Вот так и должен играться рок-н-ролл. Весь рок-н-ролл! Всё должно идти вниз, если, конечно, ты не играешь фолк-музыку, или на банджо, или что-то типа «Mrs. Brown You’ve Got a Lovely Daughter» ⁴, тогда ладно, но это не рок-н-ролл!»

В ретроспективе, я понимаю, что Джон уже тогда начал определять звучание «Ramones».

Джон знал барабанщика по имени Питер МакАлистер, и вскоре мы вместе играли песни «Led Zeppelin» и «The Who», «My Little Red Book» группы «Love» и «Pushin’ Too Hard» группы «The Seeds».

У нас не было вокалиста. Джон считал, что у меня хороший голос и убедил меня выполнять двойную роль.

Мы прочли о чудаке по имени Хамфри Линч, который совершал странные грабежи на Среднем западе, и мы использовали его имя для нашей группы. Как только мы отшлифовали песни для сета, мы начали играть в нашем районе. В те дни, группы по субботам выступали в Рего Парке и в еврейских центрах Форрест Хиллз.

Мой отец немного расслабился, почти разрешив мне играть в группе. В тот год я хорошо учился в школе и ни разу не был застукан с наркотиками. Папа был членом организации «Одинокие, вдовцы или разведённые мужчины». Мы играли на их еженедельных вечеринках.

Он также зарядил нас обеспечить развлекательную часть в мероприятии направленном на улучшение условий в тюрьме Алимони на Манхаттане, куда сажали отцов злостных неплательщиков алиментов. Исполняя такие песни, как «Communication Breakdown», «Good Times, Bad Times» и «I Can’t Explain» мы даже удостоились упоминания в прессе, в «Daily News».

К лету 1969 года, Джон и я стали лучшими друзьями, и мы проводили вместе каждый день. Большинство его друзей приняло меня, и лишь несколько сказали типа: «Кто этот малыш?»

«Митч гитарист в моей группе», — отвечал им Джон.

Однажды Джон отвёл меня к своему другу Ричарду Фриду в жилой комплекс ЛеФрак Сити. Все ширялись, включая Джона. Он вообще на протяжении многих лет принимал торазин и ходил к психиатру за рецептом. Работая на стройке, он неплохо зарабатывал, поэтому он и Ричард вырубали много качественного героина.

К счастью, они мне не предлагали ничего такого, но, вместе с Джоном, я впервые попробовал мои первые галлюциногены: большие, фиолетовые таблетки мескалина. Джон показал, как можно пробраться в бывший Павильон штата Нью-Йорк в парке Флашинг Мидоу, где теперь проводились рок-концерты. После того как мы перелезли через несколько заборов и прошли мимо охраны, мы услышали как ведущий объявил: «Дамы и господа, встречайте — Джо Коккер!»

Мы развернулись и ушли.

Так как это было 4 июля, все повылезали в парк, и продолжали появляться ещё. Когда мы вернулись обратно в район, мы «напали» на супермаркет, после того, как магазин получил свежие хлеб и молоко, которые они оставляли без присмотра в те дни. Мы зацепили всё, с чем смогли бы убежать, включая швейцарские роллы и шоколадное молоко.

Иногда днём, мы спускались в прачечную, красили там свои майки или отбеливали наши джинсы. Иногда играли в гандбол или стикбол. Джон хотел стать профессиональным бейсбольным питчером, в раннем возрасте. Мы всегда завершали наши дни около Торникрофта, многоквартирного комплекса через дорогу от дома, где жил Джон. Крыша огромного гаража в центре комплекса служила также зоной отдыха и развлечений. С одной стороны туда вела наклонная дорожка, которую мы называли «рампой». Неизменно все встречались у рампы, чтобы почиститься, сотворить какую-нибудь каверзу, спрятаться от копов и, конечно, словить кайф. Мы собирались там снова после посещений пляжа «Rockaway Beach», послушать всякие дикие истории друг от друга и посмотреть, кто не вернулся.

Однажды, один соседский парнишка притащил какие-то загадочные зелёные колёса, и раздал их всем. Джон дал целую горсть своему другу Джею, и лукаво сказал ему, что он может закинуться ими всеми. Джей проглотил больше, чем следовало бы, и немедленно съехал с катушек на глазах у половины района. Он сорвал одежду, рванул вниз по улице, и в результате нырнул прямо на капот приближающейся полицейской машины.

Никакого сравнения с теми историями, которые рассказывал мне Джон.

«Иногда я нюхал клей, — вспоминает Джон, — принимал таблетки, грабил мелких на улице, и всякое такое. Был ли у меня нож? Нет, я просто подходил, бил по роже и говорил: «Гоните сюда свои ёбаные деньги!» Я воровал у старушек, выхватывал кошельки и убегал, или выкидывал телевизоры из окна. Однажды я бросил телек в метре от какой-то бабки. Я рисовал свастики по всему району, где преимущественно жили евреи. Тогда это меня забавляло. Было весело».

В Торникрофт жила девочка по имеми Арлин Кон, я видел её в школе. Арлин встречалась с моим другом Аланом Вульфом, который жил в моём доме в пентхаусе.

И хотя Джон был намного старше её, они тоже встречалась недолго. Видимо, она решила бросить его, и Джон явно не был этому рад. К слову, в первую неделю, как я стал зависать с Джоном, мы побежали за Арлин и Аланом Вульфом, которые прогуливались мимо рампы.

Джон догнал их и начал бить Арлин по лицу. Он кричал: «Почему ты так поступила?»

«Прекрати! — кричала она в ответ. — О чём ты говоришь?»

Джон ударил её ещё раз и спросил то же самое. «Ты знаешь о чём я! Почему ты так поступила со мной, а?»

Джон бил её не сильно, но это было определённо жестоко и унижающе. Это был двадцатиоднолетний мужик, который орёт на пятнадцатилетнюю девочку.

Мне это совсем не нравилось, но, казалось, что мне стоит вмешиваться. Всё, что я мог сделать, это сказать: «Ладно, Джон. Пошли отсюда», — и уйти в надежде, что он последует за мной.

Пока я шлялся вместе с ним, в моих глазах все эти поступки Джона выглядели как сцены из фильмов в Джеймсом Дином ⁵, или типа того. Это даже выглядело захватывающе. Джон стал для меня крутым старшим братом, в кого Джефф так никогда и не превратился.

Джон не хотел иметь с Джеффом вообще никаких дел. Для него Джефф был улетевший в космос хиппи, а он не любил хиппи, хотя сам выглядел как один из них.

«Я познакомился с Джоном Каммингзом через моего брата, — вспоминает Джефф. — Иногда я тусовал с ними, мы вместе ходили на концерты в Филморе. Я помню, мы были на «Mountain» и «The Who».

Летом Джефф предложил нам всем вместе поехать на большой фестиваль в Вудсток, который должен пройти там в августе.

Джон сказал: «Да ну нахуй, чувак. Сидеть в грязи с этими грязными хиппи? И ты хочешь туда поехать? Я нет». Джон повернулся ко мне и спросил: «Ты хочешь поехать туда и целых три дня сидеть с вонючими хиппи в грязном нижнем белье?»

«Ну, думаю, нет», — соврал я.

Джефф проделал огромный путь, но так и не попал на концерт. Он доехал до севера штата вместе с группой Боба Роланда, которые выступали в одном из отелей в Кэтскиллс, что в Борщ Белте. Дороги были забиты машинами с желающими попасть на фестиваль, поэтому Джеффу не удалось туда добраться.

Джон просто уссывался, когда услышал об этом, у него не было ни капли снисхождения по отношению к Джеффу.

Я точно не выражал слишком много сочувствия к моему брату в то время. Я сам чувствовал себя подавленным, и, вероятно, это распространилось и на него.

С точки зрения Джеффа, его возмущал тот факт, что во многих случаях мы менялись ролями. Младший брат был более спортивный, имел больше друзей, и играл в группе со старшими ребятами.

То, что ему было нужно спрашивать у меня, может ли он поплестись с нами — и не всегда слыша в ответ «да» — стало причиной того, что внутри Джеффа забродило большое чувство обиды.

Если Джон и я шли за пиццей, заторчать или ещё что-нибудь, Джефф спрашивал: «А могу я с вами?»

«Нет, нам нужно поговорить о группе!» — отрезал Джон, оставляя Джеффа сидеть около проигрывателя в спальне, слушая «Quicksilver Messenger Service» ⁶.

«Я видел то, что он делал», — вспоминал Джон, — но не представлял, как назвать его проблему. Парень был ебанько. Он не был эксцентричным, он был просто шизик. Ты можешь быть эксцентричным только тогда, когда ты богатей. А когда нет — просто шизик».

По крайней мере, те отношения проложили путь к чему-то, чему ещё только предстояло придти.

Я на самом деле хотел хвастаться своим старшим братом, как делали остальные пацаны. Но я никогда не думал, может ли он быть разочарован тем, что не влезал ни в какие рамки стандартных представлений о старшем брате. Я не понимал, отчего он так кошмарно ругается с нашей матерью. В 15 лет, я не был настолько мудр, что бы понять все эмоциональные удары, которые переносил Джефф. У меня были все причины в мире быть более сосредоточенным на своих собственных проблемах.

Но я также разделял и проблемы Джеффа. Моя жизнь была погружена в его. Я никогда его не стеснялся, и всегда был готов вписаться за него, если что.

Но, так как это была его заваруха, уходя из комнаты и из дома, я стремился забыть об этом. Изоляция больно ранила Джеффа, и это проявилось с ближайшие месяцы.

1 «Easy Rider» — культовый американский художественный фильм 1969 года. ↑

2 Хайт-Эшбери — район в Сан-Франциско, где в 1967 году произошло так называемое «Лето любви», куда съехалось около ста тысяч хиппи. ↑

3 «Communication Breakdown» — песня британской группы «Led Zeppelin» 1969 года. ↑

4 «Mrs. Brown You’ve Got a Lovely Daughter» — песня британской группы «Hernam’s Hermits» 1965 года. ↑

5 Джеймс Дин — американский актёр. Успев сняться всего лишь в трёх полнометражных фильмах, он стал прообразом бунтаря и кумиром молодёжи 50-х. ↑

6 «Quicksilver Messenger Service» — американская психоделическая рок-группа.