Я спал с Джоуи Рамоуном.» Глава 8: Дикари на улицах!

Однажды зимой группа Джоуи репетировала у нас в подвале, поэтому я со своей командой отправился к Майклу Гудричу. «The Tengerine Puppets» там больше не джемовали, потому что там ужасно воняло собачьим дерьмом. Свою шизанутую немецкую овчарку Бейлона они держали либо в подвале, либо на заднем дворе. Миленький когда-то щеночек превратился в жуткого зверя.

Подходя к чёрному ходу дома Майкла, я поднял взгляд и увидел как Бейлон, прыгнув вверх на полтора метра, понёсся ко мне, скаля зубы и рыча так, как я никогда не слышал. Он всегда пытался перепрыгнуть забор на заднем дворе. И вот ему это удалось.

Он набросился на меня и повалил на землю. Я закричал в надежде на то, что он узнает мой голос, но Бейлон был одержим. Я втянул плечи и прижал подбородок к груди, пока он обгладывал мою спину и плечи. Он вцепился в воротник моей куртки, стал тянуть, тряся своей башкой, потащил вдоль подъездной дороги. Пёс хотел перегрызть мне горло, эта тварь была больше, тяжелее и сильнее меня.

Мой кореш Дуг застыл на месте. Майкл выбежал из дома на улицу, но оказался недостаточно силён, чтобы оттащить Бейлона. Когда я пытался подняться, псина тут же валила меня обратно. К счастью мои руки были в карманах, поэтому он не мог меня укусить за пальцы, да так, что это потом сказалось бы на моей игре на гитаре. Наконец, в одном полотенце на голое тело, прибежал старший брат Майкла — Боб, который всё это время был наверху в душе, и он смог приструнить собаку.

Я побил собственный рекорд: 26 швов на лице, спине, плечах и правой руке. Мои пальцы остались невредимы, и даже не смотря на то, что моя правая рука была на повязке, я по-прежнему хотел принять участие в «Битве групп» в школе «Hasley» через две недели. Когда во время концерта Дуг стал исполнять гитарное соло из «Purple Haze», я снял с руки повязку, схватил свою старую акустическую гитару за гриф, замахнулся ей настолько сильно, чтобы не повредить ни одну рану и... ба-бах! Прям как Пит Таунсенд! Мы не выиграли, но заняли второе место. Позже я узнал, что Джон Каммингз, из известных на весь город «The Tengerine Puppets», был в зале и остался впечатлён!

Джеффу очень нравилось, что мы делали. Мы стали сочинять собственные песни и даже заинтересовали одного агента по работе с артистами и репертуаром. Джеффу особенно нравилась песня «In This Day and Age»¹, которую написал Дуг — комбинация из «If 6 Was 9»² Хендрикса (с джазовой импровизацией посередине) и «The Shape of Things to Come»³ Макса Фроста и «The Troopers» из саундтрека к фильму «Дикари на улицах»⁴.

Вероятно вдохновлённый своим давним кумиром Филом Спектором, Джефф пришёл на нашу репетицию и сказал, что хочет пригласить нас в студию и спродюсировать сингл. На студии «Saunders», что на Сорок восьмой улице на Манхеттене, можно было записать собственные песни и на выходе получить ацетат, то есть десятидюймовую виниловую пластинку, которая становилась непригодной через несколько десятков прослушиваний. Совершенно незаметно для шестнадцатилетнего парня в 60-е, Джефф совершил своё первое погружение в музыкальный бизнес.

Джефф затащил меня в студию, чтобы сделать мою первую запись, и впервые в жизни самому выступить в роли продюсера.

«Джефф очень хотел, чтобы всё звучало правильно», — объяснил Энди Риттер. «Ему совсем не нравилось звучание баса „Хофнер“ Митча, поэтому он арендовал для него другую бас-гитару — Fender Jazz».

«У Джеффа был свой взгляд, поэтому он не видел никаких препятствий, — смеётся Дуг. — Он привёл нас в студию, очень маленькую комнатку, и был уверен, что у нас получится большой хит!»

Может оттого, что Джеффу не везло с его собственными группами, он стал проявлять интерес к предпринимательскому аспекту музыки. Или же оттого, что, как он считал, мы были, основываясь на его классификации, «реально охуенными!»

Джефф не только спродюсировал и финансировал нашу запись, но и стал договариваться о концертах. Он провёл нас в те клубы в Виллидже, в которых выступал сам, подписав нас на сдвоенное выступление в «Bizarre Сafe». Конечно, нам нужно было закончить до полуночи и быть под присмотром взрослого. С мамой в роли сопровождающего, Джефф, Дуг, Энди и я загрузились в «универсал» и отправились на наш первый «концерт». Нам даже платили — 12 долларов 50 центов за каждый вечер, и десять процентов Джоуи за то, что был нашим «агентом».

Это было отличное время для всех нас. Мы хорошо играли, при этом нравились публике и вовсе не по причине нашего малолетства. Джефф сиял. Мама гордилась нами и после второго концерта отвезла нас перекусить. Когда мы приехали домой и разгрузили оборудование, Джефф пообещал договориться о грядущих концертах.

Однажды ночью я лежал в кровати, мой маленький радиоприёмник был настроен на шоу Алекса Беннетта⁵. Это было первое «альтернативное» ток-шоу на канале WMCA-AM, Беннетт начинал в полночь и был в эфире до 6 часов утра. Шоу Алекса Беннетта было предшественником и прототипом будущего радио-шоу Говарда Стерна⁶. Это радио представление было безумно смешным, но в то же время более интеллектуальным и политизированным, нежели у Стерна.

Мы жадно слушали Беннетта, он оказал на нас огромное влияние. Иногда мы засиживались настолько, что слышали за окном звон бутылок — это молочник развозил заказы. Как-то Джефф не пришёл домой, и за несколько часов до прихода молочника раздался телефонный звонок, нарушивший ночную тишину.

Это была полиция. Джеффа арестовали в Виллидж с таблетками в кармане. Копы заявили маме, что это были белладонна — разновидность галлюциногенов. Сержант сообщил, что Джефф также позвонил отцу и Ноэль был уже по пути в участок, чтобы забрать его из «обезьянника».

К счастью для Джеффа, этот участок был в том же районе, что и офис компании нашего папаши, на пересечении улиц Чарльз и Хадсон. Как он любил повторять, у него «сложились отношения» с блюстителями закона. Иногда, коробка со всяким добром «случайно» вываливалась из одной из грузовых фур, и бывало, копы «ликвидировали» непорядок, удалившись с частью содержимого. После, парням, которым доставались остатки из коробки, оставалось лишь убедиться в том, что конкретная фура получит «должное обслуживание» от докеров, в загрузочных доках на реке. В 1968 это был типичный бизнес в доках на Гудзоне.

Отцу удалось вытащить Джеффа относительно быстро, и без заведения дела. Очевидно, некоторые из новых дружков Джеффа из Виллидж, были одновременно копами, и использовали его для транспортировки колёс из одного клуба в другой. Так или иначе, его подставили, и замели прямо на улице МагДугал. Вот чем копы занимались в Гринвич Виллидж в те дни. Они остановили его, зная, что его карманы набиты колёсами. К счастью для него, к тому моменту он не принял внутрь ни одного, иначе ему бы крепко не поздоровилось.

На следующее утро отец притащил Джеффа домой. Он был в ярости, и очень хорошо постарался продемонстрировать эту ярость маме. Теперь он мог с уверенностью утверждать, что был прав всегда. Это доказывало его позицию — мама была слишком снисходительной. Он лучше знал, что его жёсткий подход к нам было как раз тем, что нам требовалось. Несмотря на то, что с ним было очень трудно спорить, мама, тем не менее, приложила к этому все усилия.

Отец разорялся о том, чтобы отправить нас в военную школу. «Никуда они не пойдут, — гарантировала нам мама. — Тебе следует успокоиться, Ноэль!» Её мнение даже не принималось им во внимание. Отец уже сводил Джеффа к своему цирюльнику в городе для стрижки. Это было плохо. Я никогда раньше не видел Джеффа таким грустным.

Потом отец схватил Джеффовские розовые очки, кинул на пол кухни и раздавил на кусочки. Когда Джефф запротестовал, он получил удар по лицу, а когда попытался собрать кусочки очков, ещё один под зад. Это был ужасный день.

Позже, ночью, Джефф сказал мне, что самое худшее — он ощущает себя преданным своими новыми друзьями, с которыми, как он думал, «скорешился».

Мама понимала, через какой ад пришлось пройти её ребенку, и она заверила Джеффа, что у него будет новая пара солнцезащитных очков. Она осознавала, что винить его очки, прическу, музыку или одежду было неправильным, если не глупым. По всей стране ребята получали свои пинки, не осознавая, что прокладывают дорожку для современной молодёжи, которая появляется в офисах в разодранных джинсах, татуировках и с пирсингом в носу.

К счастью для нас, наша мама понимала, как важно проявлять терпение, иначе можно просто сломать детей, как те очки. Будучи художественной натурой, мама также придавала значение индивидуальности, и допускала нас до воспитания себя же. Она даже это поощряла, это было одним из наиболее спорных моментов нашего развития.

Это абсолютно точно та самая точка и время, когда на свет появился Джоуи Рамоун: другой, обделённый, но бесстрашный.

Те дни продемонстрировали всю глубину разрыва между поколениями. Наша мама постаралась занять позицию в центре этой бреши, пытаясь стянуть обе стороны друг к другу. После ареста Джеффа дома ничего на самом деле не изменилось, кроме его отношений с отцом, которые были серьёзно испорчены. Мы стояли единым фронтом.

Так или иначе, Джефф больше не ездил в Виллидж так же часто, как раньше. Думаю, он просто ждал, и отпускал свои волосы.

Мы начали устраивать угарные вечеринки, когда мамы не было дома, особенно, когда она куда-нибудь уходила на всю ночь. К тому времени Дуг стал играть в группе с ровесником Джеффа по имени Стив Маркс. У друзей Стива было всегда полно хорошей дури и подруг-хиппи. Стив был весьма мягким по характеру, кроме тех случаев, когда его младший брат Ларри таскал у него ЛСД.

Стив и Джефф отлично ладили, да и я с Ларри тоже. Когда Стив привёл за собой на вечеринку целую толпу, началось настоящее «мясо»: голые девчонки в ванной, кто-то сходил с ума от неудачных кислотных трипов. Я курил траву со своим братом, а он обсуждал политику по отношению к хиппи. Музыка орала всю ночь напролёт, а под утро мы с Энди Риттером забрались вверх по внешней лестнице, и гуляли по крыше, встречая рассвет на верхотуре. Каким-то образом, при помощи остальных, нам удалось привести всё в порядок до возвращения мамы.

Даже тогда в доме царила приятная атмосфера. У мамы была подруга Перл, которая хотела стать комедийной актрисой, они вдвоём сидели на кухне, смеялись, пили кофе, и писали сценарий для её выступления, который они опробовали на нас. Мама и Перл также занялись небольшим бизнесом, стали мастерить ручные сумки, созданные из коробок для завтрака, которые они продавали в пару бутиков в Виллидж. Это была, несомненно, очень творческая атмосфера.

Мы с Дугом тоже начали небольшой творческий бизнес. По выходным на десять долларов мы покупали траву у одного из друзей Стива Маркса, затем делили всё на три кучки и продавали по пять баксов за каждую. Тогда мы ещё не курили постоянно. И это нисколько нас не обламывало.

Я нарочно запорол последний год обучения в «Halsey Junior High», потому что не хотел переводиться в «Forest Hills High» без своих друзей, поэтому надеялся, что меня оставят на второй год. Я регулярно забивал на уроки и получил в своём классе самую низкую отметку по математике. Я был наравне с Мэнни Педилло — членом банды из Форест Хиллз, Рего Парка и Короны под названием «Люди со 108 улицы».

«Люди» не были типичными еврейскими детишками из Форест Хиллз. Это были очень крутые подростки. Они мочили обывателей битами и имели при себе ножи. Наш старый враг Джефф Сторч стал одним из «Людей». Там были также такие крутые ребята как Фил «Мясник» Руссо или Мелвин «Сутенёр» Джонс (один из немногих чернокожих парней в районе). Именно они в свое времяоставляли следы ног на спине у моего брата, и «одалживали» его деньги на завтрак. Через пару лет Мэнни Педилло был арестован и обвинён в убийстве Джеффа Сторча в парке Флашинг Мидоуз, после неудачной сделки по закупке и продажи героина.

Мы пока ещё не пробовали никаких тяжёлых наркотиков, за исключением случайных барбитуратов, типа секонала или туинала, которые друзья спёрли у своих родителей.

Перл с мамой посмотрели фильм про марихуану «Я люблю тебя, Элис Би Токлас»⁷ и, видимо, прониклись. Мама подозревала, что мы уже пробовали, но особенно не противилась, больше всего она беспокоилась, чтобы мы не курили постоянно и не делали этого там, где бы нас могли поймать. Она сказала, что если мы и курим, то лучше это делать дома.

Однажды нам удалось уговорить маму и Перл попробовать. Джефф, Дуг, Скот, Энди Риттер и я сидели за столом на кухне и, передавая косяк по кругу, учили маму и её подругу как правильно его держать и задерживать дыхание. Наконец-то мы смогли оценить комедийный талант Перл.

Не смотря на всё это, странное поведение Джеффа не изменилось, он сам стал беспокоиться за себя. Он никак не мог понять, почему он вынужден делать эти странные вещи. Джефф снова и снова стучал ложками и вилками. Он подходил к столу, брал нож, а затем ронял его, мог взять его, положить, снова взять и положить обратно, как будто бы он считал. Становилось только хуже, Джефф хотел сам разобраться в себе.

Он встретился с доктором, который порекомендовал ему эндокринолога, тот отправил его к психиатру, который сказал маме, что Джефф не совсем здоров и никогда не будет полезен для общества. «Он, скорее всего, станет овощем».

Чересчур даже для доктора. Мы воспринимали всё это не иначе, как мнения отъявленного шарлатана из Квинс, хотя даже это могло привести Джеффа в состояние крайнего замешательства. По мере того, как его разочарованность увеличивалась, мой брат начал курить сигареты. Перебранки между ним и мамой только учащались, и становились всё более острыми, так как мой брат шёл в отказ относительно абсолютно всего.

«Ты должен был пойти сегодня к дантисту», — сказала мама.

«Ты не говорила», — ответил Джефф, пытаясь обвинить её.

«Я точно знаю! Я повторила пять раз!»

«Да нет же».

«Я просила тебя вынести мусор, который ты оставил в подвале».

«Да, да, вынесу».

«Ты вчера это говорил!»

«Ты вчера это говорил!» — передразнивал он.

По такой примерно схеме это и происходило, пока они поносили друг друга, что, как правило, занимало около получаса. Потом опять воцарялся мир и покой. Порою, это было просто противно слышать. Я переживал за обоих.

Будучи самым юным в доме, каким-то образом я занял позицию семейного буфера. На «День матери» в 1968 я надписал на открытке: «P. S. Мама, в следующий раз не тревожься так за Джеффа. Всё не так уж плохо». Она хранила эту открытку много лет. Чем бы проблема не была вызвана, это начинало подавлять их обоих. Джефф терял контроль над собой. А мама проигрывала битву за чистоту и порядок в доме, и вообще — за сохранение дома в принципе. Траты на содержание росли, снова было пора перебираться на новое место.

Осенью 1968 года мама продала дом, и мы втроём поселились в двухкомнатной квартире в четырёх кварталах от старого дома. Мы жили на двадцать втором этаже в новой полулюксовой многоэтажке под названием Бирчвуд Тауэрс на бульваре Еллоустоун. У нас был отличный вид на все районы и Лонг-Айленд. А до Эмпайр-стейт-билдинг, казалось, можно было дотронуться рукой. Через бинокли мы могли видеть, что происходит внутри стадиона «Ши».

Новая квартира влетела нам в копеечку, но у мамы остались кое-какие деньги с продажи дома. По-прежнему большинство жителей дома были богаче, чем мы.

Джефф и я оставались застенчивы настолько, насколько могут быть школьники, особенно рядом с красивыми и популярными девочками, еврейско-американскими принцессами. Е. А. П. как правило, цеплялись только к популярными ребятам с богатыми родаками, или крутыми парнями из близлежащей Короны. Они помогали принцессам чувствовать себя защищенными и нужными. Гулять с парнем из Короны было почти как гарантией для Е. А. П. в получении новой тачки от папочки, как компенсация в случае разрыва с ним.

Конечно, мы не были ни крутыми, ни богатыми. Чем длиннее мы с братом становились, тем реже эти тёлки поворачивали свои носики к нам, избегая прямого контакта глаза в глаза.

Тем не менее, Джеффу везло больше, чем мне — у него была одна или две подружки и он чаще занимался сексом с кем-то, чем с собой. Я не знаю, как он их нашёл, но нашёл же.

Одна из них Лоис была из Бруклина. «В то время у меня было не так много тёлок», — вспоминает Джефф. «Тогда вообще ни у кого не было подружек, а были такие как Лоис из Бруклина, которая делала мне минет в подвале».

«Каждую пятницу все шли туда и выстраивались в очередь», — вспоминал Джефф. «Лоис выглядела отвратительно, ей было около двадцати семи лет и было довольно-таки трудно развести её на поебаться. Поэтому я загружал её ЛСД и приводил по воскресеньям домой. В то время я жил с мамой и было непросто провести Лоис, чтобы никто не видел».

Очевидно, что она страдала каким-то церебральным расстройством. Она звонила каждый день. Начиная говорить медленно, она выпаливала всё предложение.

«Алло?»

«Эм..., — затем очень длинная пауза, потом ещё одна, — эм..., — следовало после ещё одной длинной паузы, и, наконец, — привет, это Лоис!»

«Привет, Лоис», — вздыхал я, зная, что это займёт ещё столько же времени, чтобы спросить Джеффа.

«Это... эмм... эмм... Джефф дома?»

«Нет, Лоис, нет, его нет дома. Я передам, чтобы он тебе перезвонил».

«Ну... это... эмм... спасибо, пока-пока».

В конце такого разговора она всегда хихикала. По крайней мере, Лоис принимала нужные лекарства — достоинство, всегда бывшее в дефиците у девушек Джеффа...

Не все женщины в жизни Джеффа хихикали как Лоис.

Мама устроилась на работу в магазин женской одежды и приходила домой около шести часов вечера. Она проходила на кухню, видела огромные горы немытой посуды и засохшей еды и злилась. Очень злилась.

Джефф приоткрывал дверь, заглядывал с маленькой лукавой улыбкой на лице, и говорил: «Что? Это не я», не будучи в состоянии скрыть улыбку, перерастающую в смущённый смех. В течение следующего часа или около этого, он заставлял мою мать проходить тест на выносливость. Так это борьба приобрела вид ежедневных боёв, в которых мама боролась за своё душевное равновесие, а мой брат защищал свою ненормальность. На самом деле, Джефф был практически не способен мыть за собой посуду. Даже если бы он просто попробовал, это бы не принесло ему ничего кроме нескольких часов неудач и расстройства.

Все мы знали, что у него проблема. В конце концов, мы установили медицинские причины его состояния, но это было много лет спустя.

«Это просто невыносимо!» — говорила мама. Начинала плакать, и уходила к себе в комнату. Я сочувствовал своему брату, но одновременно злился на него. Он был слишком груб с нашей матерью, и стал человеком, с которым очень сложно вместе проживать под одной крышей, особенно в этой новой, маленькой квартирке.

1 Специально по случаю выхода книги, на официальном сайте Микки Ли был впервые опубликован «сингл» группы «The Purple Majesty»: «In This Day and Age» / «I Can’t Keep From Cryin’». На момент записи участникам группы было по 12-13 лет, «продюсеру» Джеффри Хайману — 16. Скачать на mickeyleigh.com. ↑

2 «If 6 Was 9» — песня группы «Jimi Hendrix Experience» 1967 года. ↑

3 «The Shape of Things to Come» — песня группы «Max Frost and the Troopers» 1968 года. ↑

4 «Wild in the Streets» — американский художественный фильм 1968 года. Кавер-версия «Ramones» вышла на альбоме «Acid Eaters» в 1993 году. ↑

5 Алекс Беннетт (наст. имя Беннетт Гордон Шварцманн) — американский радиоведущий, известен за свой юмор и левые политические взгляды. ↑

6 Говард Стерн — популярный американский радиоведущий, большой друг и поклонник «Ramones». ↑

7 «I Love You, Alice B. Toklas» — американский художественный фильм 1968 года.