Оригинальный сценарий

В первую очередь следовало изменить название. Даже «Мюррей Саффрин» звучало лучше, чем «Лавджой».

– Тебе не нравится концовка, – произнес Кэтлетт, – а мне – середина. Думаю, мы можем все исправить. Слышь, что я говорю? Добавить жару. Чтобы у зрителей руки потели. Мы можем это, ты и я. В этом дерьме мы разбираемся лучше всех. Типа делишек Рокси, о которых ты упомянул, ну, как он разбирал краденые машины…

– Надо подправить женскую роль, – вдруг осенило Чили. – И тогда мы сможем заполучить Карен Флорс.

– Карен Флорс? – удивленно переспросил Кэтлетт.

– Она не снималась несколько лет, но актриса хорошая.

– Карен Флорс… Где-то я слышал это имя.

– И изменим концовку, – продолжал Чили. – Чтобы Лавджой не стоял просто так, а был виновником событий.

– Мы все это можем, ты и я. Сядем и перепишем сценарий, там, где это надо.

Чили снова открыл сценарий, пролистал его, изучил, как оформлены страницы.

– Ты умеешь писать сценарии?

– И ты меня спрашиваешь, умею ли я писать слова на листе бумаги? – удивился Кэтлетт. – Знаешь, как это делается? Выводишь одно слово за другим, как они приходят в голову. Это тебе не на рояле играть, там надо знать ноты. Тебя же научили в школе писать, верно? Надеюсь, научили. Пришла в голову мысль, пишешь то, что хочешь сказать. После чего нанимаешь человека расставить запятые и подправить там, где положено, если сам не умеешь. Может быть, ошибки в мудреных словах исправить. Есть люди, которые это умеют. Я видел сценарии, где все слова были написаны неправильно, а запятых не было вообще. Так что все это не важно. Дошел до последней страницы, написал в конце: «Затемнение», и все.

– И все?

– Все.

– Тогда зачем ты мне нужен?

* * *

Открывая дверь своего номера, он услышал, как на его этаже остановился лифт. Повернулся в ту сторону и увидел идущую к нему по коридору Карен в свободной белой блузке и серых слаксах. Чили распахнул дверь и подождал ее, держа под мышкой два экземпляра сценария.

– Я сидела в баре, когда вы пришли, – объяснила Карен. – Мне даже показалось, что вы меня заметили.

Он покачал головой, сказал, что не заметил, но очень рад видеть, и пригласил войти.

– Я прочла сценарий, – промолвила Карен.

Он проследовал за ней в гостиную, в которой по-прежнему горели лампы в форме пагод, и бросил сценарии на стойку. На телефоне мигала лампочка.

– Хотите проверить сообщения? – спросила она.

– Сделаю это позже. Присаживайтесь, где вам будет удобнее. Мне очень интересно ваше мнение.

Чили снял пиджак, а Карен направилась к пухлому креслу рядом с диваном.

– Вы прочли сценарий…

– Я могла бы сыграть роль сестры, для разнообразия походила бы в удобных туфлях.

Складывая пиджак, Чили подошел к дивану.

– Вряд ли роль сестры вам подходит.

Он положил пиджак на диван и сел рядом.

– А другой роли в этом сценарии для вас нет.

– Я не особенно обеспокоена поиском роли.

– Но может появиться, причем хорошая. У меня есть идея.

– Правда?

Лампочка на телефоне, стоящем на стойке, продолжала мигать. Возможно, Томми узнал что-нибудь о Боунсе или Никки. Он начал объяснять Карен, как следует изменить сценарий, как переписать роль шлюхи, как сделать ее более значимой, чтобы она помогла Лавджою, а потом у них наладились отношения.

– У шлюхи и цветочника?

– Вам не обязательно быть откровенной шлюхой.

– Я должна буду завить волосы и все время жевать жвачку? Почему вы на хотите прослушать сообщения?

– Это может подождать.

– Вы читали сценарий.

– Не весь, но знаю, о чем он.

– Из вас и Гарри получится отличная команда. А он читал?

– Наверняка, раз купил.

– Уверены? Обычно за него сценарий читает кто-нибудь другой. Потом он его мельком просматривает, если, конечно, надумает снимать.

– Гарри сказал, что прочел его дважды.

– Этот – возможно. Вам понравилась идея?

– В основном да, за исключением тех мест, что я упомянул. Я прочел концовку, и она не понравилась мне потому, что это – полный обман. Не может такого быть. Лавджой просто стоит и ничего не делает.

– А что он должен делать, по-вашему?

– Если он – звезда, значит, должен руководить событиями, заставлять их случаться. В этом вся идея.

Она молча смотрела на него.

– И название мне не понравилось.

– Гарри считает, что вы ему нужны, – сказала Карен, – но он ничего не сможет заплатить вам. Вчистую разорен.

– Уж я-то точно знаю, какой суммы у него нет.

– И что же вы надеетесь получить?

– Вы пришли, чтобы об этом спросить?

– Я хочу знать.

Она смотрела на него почти как тогда, ночью. Взгляд был не таким мертвенным, но все равно играла она неплохо.

– Я люблю кино. И если помогу Гарри снять фильм, то узнаю, что для этого нужно, кроме идеи и денег. Пока дело не кажется мне слишком сложным. Деньгами я занимаюсь давно, а идеи постоянно приходят мне в голову.

Она выглядела такой серьезной, что он вынужден был улыбнуться:

– А потом я сам сниму кино, и вы будете в нем играть.

Чили быстро бросил взгляд на мигающую лампочку телефона.

Карен продолжала смотреть на него.

– Я воспользуюсь вашим советом, – промолвила она наконец, – и договорюсь с Гарри. Но не о роли. Мне кажется, я смогу претендовать на участие в деле, если сэкономлю Гарри полмиллиона, устроив ему встречу с Майклом. Скажу Гарри, что хочу быть сопродюсером.

– А что ответит Гарри?

– Гарри согласится на любое предложение. Но я сделаю это только в том случае, если Гарри добьется предварительного согласия студии на производство «Лавджоя». Таким образом, ему сначала придется продать идею «Тауэр». Ведь именно туда он хотел обратиться. Думает, что справится с Илейн Левин.

– А вы как думаете?

– Если Илейн не понравится идея, она ее не купит, как бы Гарри ни старался. А если понравится, он сможет снять фильм как с участием Майкла, так и без оного.

– Но сценарий все равно надо переделать.

– Вы так в этом уверены, а сами даже не прочли его.

Она чуть наклонилась вперед, вставая с кресла, потом потрясла головой и посмотрела на него сквозь волосы. Он вспомнил, что точно так же она смотрела на парня в каком-то своем фильме, правда, волосы ее были светлыми.

– Возможно, все получится, – кивнула она. – Здесь предсказывать нельзя.

* * *

Он позвонил телефонистке и спросил, были ли ему сообщения.

– Одну минуту, – попросила она. – Звонила Карен Флорс, сообщения не оставила. – Судя по голосу, телефонистка была родом из Латинской Америки. – Потом звонил мистер Зимм, сказал, что поговорит с вами завтра.

Вот и все.

Позднее Чили по телевизору смотрел «Таксиста» и вспоминал взгляд Карен. Может, она хотела что-то сказать ему? Стоило ли предложить ей остаться и выпить? Но когда Роберт Де Ниро побрил волосы, оставив на голове гребень, мысли Чили переключились на Рея Боунса, хотя тот и не брил голову и совсем не походил на Роберта Де Ниро. Возможно, виной всему были пистолеты, которыми увешался Де Ниро, дабы кого-то там пристрелить.

Из дома Кэтлетта высоко в голливудских горах было видно море огней Лос-Анджелеса, а где-то рядом, в темноте, тявкали койоты. Среди современных домов, стоящих на сваях на склонах гор, до сих пор бегали дикие животные. Кэтлетт в белом шелковом халате и босиком стоял у перил плоской крыши своего дома, смотрел вниз, в двенадцатиэтажную пустоту, заканчивающуюся освещенным ярко-голубым прямоугольником бассейна, откуда доносился такой приятный его слуху женский смех, и слушал намного менее приятное повествование Медведя о том, что этот колумбийский наркокурьер Йайо-йойо, тупой сукин сын, до сих пор торчит в аэропорту.

– Он, видите ли, решил, что его засекли… – говорил Медведь.

– Что, отзвонился тебе? – тихо спросил Кэтлетт. – С чего он это взял?

– Позвонил в Майами, там ему дали телефон нашей справочной службы. Служба позвонила мне, а я – этому йойо в аэропорт. Он сообщил мне, что тот долбаный тип, которого ты назвал агентом, исчез, но его место заняли два других долбаных типа с пистолетами на лодыжках.

– Он тебя достал, да?

– Вопил так, будто мы во всем виноваты.

– Они все такие.

– Если он кинется к камере хранения, его тут же сцапают. Почему-то я думаю, что он нас заложит.

– Из подлости или ради смягчения приговора – согласился Кэтлетт. – Сможешь забрать его оттуда?

– Я об этом тоже подумал, а потому намекнул йойо, что в аэропорту слишком опасно.

– Ага, спасибо.

– Куда мне его отвезти?

– Все равно, только вывези оттуда.

– Могу забросить к себе домой.

– Хорошо, только не давай ему приближаться к Фарре. Да, как она там?

– Прелестна, как всегда.

– Кстати, Медведь, – продолжал Кэтлетт. – Есть еще одно неотложное дельце. Некий Чили Палмер остановился в отеле «Сансет Маркиз», устрой ему пробу.

– Чили Палмер? – переспросил Медведь.

– Ну. Считает себя крутым. Неплохо было бы вам встретиться, пощупай, так ли он крут в действительности.

– Заметано.

– Черт, как все навалилось. А еще мне нужно знать, где зависает Гарри Зимм. Пошли лимузин. – Кэтлетт усмехнулся. – Проследим за подонком на удлиненном белом.

– Но сначала я займусь Йайо.

На крыше в одном тонком халате было прохладно, но Кэтлетт чувствовал себя замечательно. Звездное небо, мелодичные голоса в тишине, звонкий девичий смех. Эти люди знают, как надо жить. У них есть стиль. Похоже, плавают голышом, две розоватые тени на голубом фоне бассейна. Койоты следят из кустов… Молодой койот спрашивает папу: «Папа, а что это там такое, похожее на женскую письку?» А папа отвечает: «Это она и есть, сынок». Может быть, эти пловцы работают в кино, по ту или другую сторону камеры – не важно. Вот с какими людьми ему хочется общаться, а не с подонками типа Йайо. В кинобизнесе, если не хочешь, чтобы тебя трахнули, тоже приходится действовать осмотрительно, но какой стиль!.. В этом Чили Палмере что-то есть, но что именно? Он похож на человека мафии и говорит, как мафиози, причем не как киношный. Мог бы даже сыграть роль, в нем есть все то дерьмо, которое требуется зрителю, главное, чтобы Чили от камеры не шарахался. На вопрос: «Что ты вложил в дело Гарри?» – он ответил: «Самого себя». Кэтлетт даже улыбнулся, поеживаясь от ночной прохлады и вспоминая, какую пургу нес этот Чили. «Самого себя». А может быть, это внутренняя уверенность? В любом случае впечатление он производит. А как он заявил, узнав, что писать сценарии не так уж и сложно: «Тогда зачем ты мне нужен?» В кино он немного разбирается. Знает, кто такой Морган Фриман, как правильно произносится Грета Скакки, а с виду не скажешь. Нес пургу, что читал сценарий, но, когда попался, хамить не стал, выслушал с интересом. Это ведь тоже говорит об уверенности. Попытался все для себя прояснить. Может, в нем меньше дерьма, а больше дела? Хотя он выглядит и говорит, как гангстер, а эти ребята могут довести тебя своим бредом до могилы.

Кэтлетт почувствовал, что вдруг приблизился к чему-то важному, даже сказал об этом вслух, чтобы услышать слова: «Ты близко? Понимаешь? Совсем близко». Чили Палмер, наверное, немного разбирается в кино…

«Но ты разбираешься лучше».

Пора заканчивать думать и начинать действовать. Да.

И чтобы никто не стоял на пути. Нет.

Ни Чили Палмер, ни кто-нибудь еще.

* * *

– Я что, сам должен все решать? – воскликнул Ронни. – Может быть, и ты для разнообразия что-нибудь решишь? Все не так сложно, Кэт. Хочешь, пойдем в «Матео», в «Айви»? В «Феннел»? Или двинем в Санта-Монику? А можем перебежать улицу и посидеть в «Палм». Мне плевать, но должны же мы где-то поесть…

– Не знаю, – ответил Кэтлетт. – А точно должны?

Пускай поломает голову над таким ответом, вдруг мозги совсем свернутся.

– У тебя здесь еще какие дела остались?

Судя по чистому столу Ронни, никаких дел и в помине не было. В соседнем офисе девушка по имени Марселла занималась планированием и выставлением счетов.

– По-моему, нет, – пожал плечами Ронни.

У Кэтлетта собственного стола не было. Он сидел напротив Ронни и видел только его ноги в ковбойских сапогах, задранные на стол и скрещенные в лодыжках. Сам Ронни развалился в глубоком кресле где-то там, внизу.

– А мне известно, что есть. У тебя сейчас три машины в работе. Нужно встретить продюсера из Нью-Йорка, а чуть позже – рок-группу, которой понравился удлиненный белый лимузин. Я все это знаю, хотя почти не появляюсь здесь.

– Вот это ты знаешь, а где хочешь обедать, сказать не можешь. Как насчет «Чинуаз»? Карри из устриц и шарики из лосося, пальчики оближешь.

– А как насчет «Спаго»? – с невинным видом спросил Кэтлетт, прекрасно зная, что обеды там не подают, и получил в ответ свирепый взгляд Ронни.

Когда они ходили туда, официантка попыталась посадить их за столик у открытой кухни, и с Ронни едва не случился припадок: «Мой „роллс“ стоит в первом ряду на улице, твою мать, а ты хочешь посадить меня у кухни?» В его словах был смысл. Признание в этом городе во многом зависело от того, за какими столиками ты сидишь. Вся беда Ронни заключалась в том, что его никто никогда не помнил.

Потом Кэтлетт услышал, как выдвинулся ящик стола, и увидел между ковбойских сапог пистолет Ронни. Ронни закричал: «Паф! Паф!» Маленький мальчик с пистолетом «хардболлер» сорок пятого калибра десять дюймов длиной. Мысленно он расстреливал официантку из «Спаго».

– Убери.

– Я же в тебя не целюсь.

– Ронни?

– Да перестань ты…

– В ящик.

– Вот если бы кто-нибудь попытался нас ограбить… Знаешь, что эта штука сделает с человеком?

– Знаю, что ни в жизнь не пойду обедать с тобой, если ты сейчас же не уберешь эту штуковину в ящик. – Кэтлетт услышал, как открылся и закрылся стол. – Тебе же нужно доставить кое-что в Палм-Дезерт, не так ли?

– Хочешь заняться этим?

– Ну, это твои друзья, а не мои.

Четыре года вот такого дерьма. Быть приятелем полного идиота. Чуть раньше, зайдя в офис, Кэтлетт сообщил Ронни, что у них неприятности с Йайо, на что Ронни ответил: «А кто такой Йайо?» Четыре года Кэтлетт числится консультантом по маркетингу, а занимается только тем, что каждый день обсуждает с Ронни, где бы покушать. Потом обед с мартини, и нажравшийся Ронни начинает балдеть от прозрачных одежд на девицах. А вечеринки с расфуфыренными олухами? А ежедневное кровотечение из носа Ронни? Впрочем, даже если сложить все дерьмо вместе, нынешняя работа куда лучше, чем содержать наркопритон или торговать по телефону из котельной фальшивыми облигациями. Это лучше, чем содержать сеть сварливых шлюх, лучше, чем придумывать каждый день, какую бы еще аферу провернуть. Но кино заниматься – это еще лучше. Кэтлетт не рассказал Ронни, что прочел сценарий «Мистера Лавджоя», ни словом не обмолвился о том, что произошло после их встречи с Гарри. С этого момента Ронни его дела не касаются.

– Эй, Кэт? Как насчет «Ла Дом»? Давно там не были.

* * *

Их усадили за прекрасный столик в центре зала, и Кэтлетт подождал, пока Ронни не расслабится первым сухим мартини, после чего предложил ему отдохнуть.

– Все равно едешь в Палм-Дезерт, так задержись там на месяцок, оттянись, поделись кокаином с какой-нибудь молодой прекрасной дамочкой. Ты слишком много работаешь.

Убрать придурка с глаз долой, а самому подготовиться к делу.

Медведь позвонил ему в контору «Уингейт мотор каре лимитед», когда секретарша уже ушла, а сам Кэтлетт сидел в кресле Ронни и планировал свои действия.

– Этот козел меня достал.

– Ты сейчас где?

– Дома. Ходили в «Юниверсал» на экскурсию по студии, знаешь? Очень похоже на Диснейленд.

– Ты брал с собой Йайо?

– Забыл, что давно обещал Фарре, пришлось тащить с собой и этого йойо. Парень ни слова без мата сказать не может. И это при моей маленькой девочке. Я его грохну, все, не могу больше.

– Вези лучше сюда, – распорядился Кэтлетт. – Я с ним сам поговорю.

* * *

Стоя у окна, Кэтлетт смотрел, как синий «додж» Медведя сворачивает с Санта-Моники на подъездную дорогу. К тому времени, как Кэтлетт прошел через все офисы и приемную и спустился в гараж, стальная дверь уже закрылась, оградив их от шума улицы. Йайо выпрыгнул из фургона, а Медведь, как всегда в гавайской рубахе – на сей раз крупные желтые и синие цветы, – обошел машину спереди. В гараже стояли еще две тачки: белый удлиненный лимузин, зарезервированный для рок-группы, и собственная машина Кэтлетта – черный «порше 911».

Кэтлетт был без пиджака, в полосатой рубашке с галстуком – узел строго на месте. Он оделся так, вспомнив вчерашний костюм Чили – круто выглядел.

А вот Йайо явно следовало бы сменить рубашку, побриться и причесаться, а он смотрел на него взглядом Тони Монтана. Нижнюю губу кривил. Парень даже не осознавал, насколько он туп.

– Ну, как провел время, Йайо?

Маленький колумбиец затараторил что-то по-испански, потом замолк и перешел на английский.

– Я сказал этому парню, чо мне нужны мои долбаные деньги, иначе тебе кранты, верь мне, чувак.

– Ему не угодишь, – изумился Медведь, задумчиво почесывая бороду. – Я сфотографировал его на фоне сцены из фильма «Частный детектив Магнум», прямо рядом с Томом Шелеком, который выглядел как живой. А он только скулил и матерился.

Йайо повернулся к Медведю:

– Думаешь, смешно, да?

– А потом отвел его на аттракцион «Полиция нравов Майами».

– Говно полное.

– Сначала вылетают Крокет и Таббс на водных мотоциклах, как будто идет съемка. Несколько хижин на берегу, мы стоим на центральной трибуне. Голос диктора говорит: «Они взъерошили кое-кому перья в стране фламинго, и контрабандистов ждет большой сюрприз». Эффекты так себе, но туристы хавают на ура.

– Дерьмо, – сообщил Йайо Кэтлетту.

– Во-во, он все время так выражался. Всякими словечками при моей маленькой девочке.

Кэтлетт нахмурился и болезненно поморщился:

– Неужели прямо при девочке?

– Вообще пасть не закрывал.

– Слушай меня, – встрял Йайо. – Я хочу уехать отсюда, домой, домой. Тебе нужно взять деньги и отдать их мне или взять другие деньги.

– Я же передал тебе ключ, – возразил Кэтлетт, – тебе нужен был только он и немного терпения.

Йайо опять скривил губу:

– Мне не нужен долбаный ключ, мне нужны долбаные деньги.

Кэтлетт сунул пальцы в карманы и пожал плечами:

– Подожди немного, и скоро никто не будет за тобой следить.

Йайо ткнул его пальцем в грудь:

– Ну ладно, но вот че я скажу. Я поеду в аэропорт и открою эту долбаную ячейку, а если меня схватят, я колонусь, что это ты попросил меня привезти сумку, знать ничего не знаю.

– Прямо так и ничего, да? Подожди-ка здесь, Йайо, я скоро вернусь.

Он прошел прямо в офис Ронни, достал из центрального ящика стола пистолет «АМТ-хардболлер» сорок пятого калибра и взвел его, зная, что Ронни всегда держит пушку заряженной. Затем Кэтлетт вернулся в гараж, закрыл за собой дверь, встал на расстоянии десяти футов от Йайо и навел на него длинный ствол. Йайо не пошевелился. Медведь тоже.

Йайо лишь задрал нос и положил ладони на бедра, приняв позу Тони Монтаны.

– А это зачем, мать твою?

– Я тебя сливаю, Йайо, – пояснил Кэтлетт и выстрелил ему в грудь.

Выстрел прозвучал оглушительно, именно оглушительно, а отдача оказалась совсем не такой сильной, как ожидал Кэтлетт. Он посмотрел на Йайо. Тот валялся на испещренном масляными пятнами цементном полу, широко разбросав руки и уставившись невидящим взглядом в потолок. Попал именно туда, куда целился.

– Точно в долбаное яблочко.

– Мне почему-то кажется, – сказал Медведь, – что это не первый твой опыт.

– Просто давненько не тренировался, – пожал плечами Кэтлетт.

Определить номер комнаты, в которой остановился Лео в отеле «Беверли-Хиллз», было несложно – Чили просто написал на конверте «Ларри Париж» и проследил, в какую ячейку положит его девушка, дежурившая за стойкой. Ему показалось, что там стоял номер «207», но полной уверенности не было. Поэтому он подошел к местному телефону за углом от входа в знаменитый зал «Поло», снял трубку и попросил соединить его с номером двести семь. Телефонистка попыталась, но вскоре извинилась и сообщила, что, к сожалению, мистер Париж не отвечает. Чили очень любезно, так как желанный результат был получен, сказал телефонистке, что, вероятно, мистер Париж все еще на бегах, деньги просаживает. Ха-ха. Тем не менее Чили решил подстраховаться и проверить еще раз. Он вошел в «Поло» и заказал у стойки двойной скотч.

Ни Лео, ни его подруги Аннетт, ни Клинта Иствуда, вообще ни единого знакомого лица он не увидел. Хотя было шесть вечера и зал был полон: люди сидели в отдельных кабинках и за маленькими круглыми столиками, но все они скорее всего являлись туристами, пришедшими поглазеть на кинозвезд. Гарри говорил, что, если сюда входит кто-нибудь, хоть отдаленно напоминавший звезду, туристы сразу же начинают шушукаться: «Вон он. Ну, знаете, он еще играл в…» – и какой-нибудь никому не известный парень из глубинки вдруг на несколько минут становится знаменитостью. А еще Гарри рассказывал, что некоторые деляги специально просят своих секретарш позвонить им сюда, чтобы все видели, как на их столик приносят телефон. Потом они берут трубку и начинают громко трепаться, небрежно упоминая кучу кинозвезд, якобы заключая сногсшибательные сделки. Главная беда Голливуда, по словам Гарри, состоит в том, что эти аферисты трудятся не менее активно, чем настоящие деятели кино.

Лимузинщик Кэтлетт, как показалось Чили, очень любил покрасоваться. Пощеголять в хорошем костюме, умно поговорить, как будто знает предмет разговора. Такой тип, если бы и не занимался наркотиками, все равно влез бы в какую-нибудь аферу. Подобных ребят Чили знавал и в Майами, и во всех пяти районах Нью-Йорка, и в некоторых районах штата Джерси. Они вечно вешают лапшу, мол, они такие же, как ты, с улицы, только с другой ее стороны. Но с такими парнями, как Кэтлетт, следует держать ухо востро. Ни в коем случае нельзя подпускать его близко к Гарри.

Чуть раньше отзвонился Гарри – из своей квартиры на Франклин – и сказал, что заехал переодеться, а потом вернется к Карен. «Представляешь, что я сделал? Предложил ей стать сопродюсером, так она чуть с ума не сошла от радости». Портрет Гарри становился все более полным с каждым разом, как продюсер открывал свой рот. «Карен забросила сценарий в „Тауэр“, теперь нам остается только ждать, когда Илейн соизволит нас принять. Мисс Сексуальные Глазки. Представляешь, Илейн никогда не участвует в подготовительных встречах, но на этот раз ради Карен сделает исключение. Точно тебе говорю, я поступил гениально, взяв в дело мою старую крикунью». Чили спросил, а не следовало ли сначала переписать сценарий, чуточку подправить его. «А что в нем плохого?» – не понял Гарри. Чили по пунктам изложил ему все свои соображения, на что Гарри ответил: «Да, Карен что-то такое упоминала, нужно только полирнуть немножко, и все. Я сниму эту проблему прямо на встрече, не волнуйся».

Ладненько, но сейчас надо на время забыть о «Лавджое» и сконцентрировать внимание на Лео из химчистки. Нужно найти его и вывезти из города прежде, чем здесь появится Рей Боунс. Чили понаблюдал за тем, как официант разносит на подносе напитки, и вдруг подумал, что, сидя здесь и спокойненько надираясь, можно пропустить приход Лео. Тот мог прийти, привести себя в порядок и смыться, не заходя в бар. Официант с подносом подсказал Чили способ проникнуть в номер Лео.

Он заказал бутылку шампанского, расплатился по счету, сказал бармену, что хочет сделать приятелю сюрприз, и попросил как можно быстрее доставить бутылку в номер двести семь. Бармен невозмутимо согласился, как будто постоянно занимался тем, что разносил бутылки по номерам. Чили допил скотч и поднялся по лестнице на второй этаж. Номер двести семь находился в центральном зале, от которого в трех направлениях расходились коридоры. Стены были оклеены обоями с изображениями то ли зеленых растений, то ли пальмовых ветвей. Минут через десять появился официант с бутылкой шампанского в ведерке и двумя бокалами на подносе. Чили подождал на лестнице, пока официант откроет дверь, и со словами: «Эй, а я успел вовремя», быстренько проскользнул вслед за ним в номер. Не забыв сунуть на чай десять долларов.

* * *

Выкурив три сигареты и выпив два бокала шампанского, он услышал, как поворачивается ключ в замке и открывается дверь.

То был Лео собственной персоной – в щеголеватой клетчатой шляпе набекрень. Он все еще играл роль крутого азартного игрока – после целого дня проведенного на бегах, он не волочил ноги, не смотрел по сторонам, нет, он направился прямо к бутылке «Чивас», стоящей на столе, и жадно припал к горлышку. А-а-а-ах! Потом достал из кармана пиджака толстенную пачку денег, бросил ее на стол, словно это была сдача, полученная в такси, и начал раздеваться. Долой пиджак, долой рубашку – Лео остался только в майке, уныло свисавшей с костлявых плеч, и в щеголеватой шляпе. Возможно, он полагал, что выглядит неотразимо, а может, шляпа приносила ему удачу. Лео вернулся в свой номер за четыре сотни в день и решил выпить еще.

– Знаешь, у тебя дурные манеры.

Бедняга даже не пошевелился.

В движение его привела только следующая фраза Чили:

– Лео, посмотри на меня.

Все происходило, как во время их последней встречи в Вегасе. Лео сидел за столом рулетки, пути для бегства были отрезаны, тогда он заставил себя повернуться и сказать: «Ну и сколько ты хочешь?» Лео – неудачник, сколько бы он ни выиграл. Вот и сейчас он повернулся все с тем же безнадежным видом, но ничего не произнес, только внимательно осмотрел номер. Чили в костюме в тонкую полоску – на диване. Шампанское – на кофейном столике. Но особое внимание Лео привлек предмет, возлежащий рядом с шампанским. Его портфель. Тот самый, что носил телохранитель в Вегасе.

– Не думал, что ты настолько туп, – промолвил Чили. – Оставить больше трехсот штук в шкафу под запасным одеялом!

– Я не знал, куда еще их положить, – искренне удивился Лео. – А ты куда бы их дел?

Он говорил совершенно серьезно.

– Ты же давно здесь живешь, чем тебе не нравится банк?

– Они сразу сообщат в налоговое управление.

– Лео, счет открывать необязательно. Сними сейф и запускай в него жадные ручки, когда захочешь.

Обдумав предложение, Лео кивнул своей щеголеватой шляпой. Видимо, решил так и поступить, когда в следующий раз нагреет авиакомпанию на кругленькую сумму. Господи, ну и тупица!

– Последнее время не везло, да?

– Я только сегодня поднялся на двенадцать штук.

– А раньше? Из Вегаса ты уехал с четырьмя с половиной сотнями.

– Кто тебе сказал?

– Сейчас в портфеле лежит триста десять. Неплохо ты отдохнул в Рино.

– Кто тебе сказал, что я был в Рино?

Господи, бедняга все еще пыжится…

– Твоя подруга Аннетт.

Лео прищурился, все еще пытаясь играть роль крутого. Приподнял клетчатую шляпу, сдвинул на затылок – вдруг поможет? Нет, тупее обычного тупого может быть только тупой, корчащий из себя крутого. Он даже жалость вызывает… Но жалость мигом пропала, когда Лео снова заговорил:

– Это Фей рассказала тебе об Аннетт. Она что, выложила тебе всю историю моей жизни?

– Думаешь, мне интересна твоя история? Видишь ли, Лео, я здесь в основном потому, что хочу спасти твою задницу.

– Как же это? Отобрав у меня деньги?

– Можешь оставить себе сегодняшний выигрыш. Он твой.

– Они все мои. Ты не имеешь права… – принялся скулить он. – А еще друг называется.

– Я тебе не друг, Лео.

– Конечно нет. Пришел и разрушил всю мою жизнь. Почему ты так поступаешь? Я ведь заплатил тебе то, что был должен.

– Садись, Лео.

После некоторого раздумья Лео сел, выбрав глубокое кресло у кофейного столика. Сел и уставился на свой портфель.

– Даже не знаю, как ты со своей тупостью мог заниматься бизнесом. Не понимаю, и как это тебе удалось так далеко зайти. Но теперь все кончилось. Сейчас я все объясню, и, надеюсь, твоя голова все ж не настолько тупа, чтобы не воспринять мои слова…

Чили разложил все по полочкам, сказал, что сейчас в игру вступил Рей Боунс, а это такой человек, что Лео и Аннетт лучше исчезнуть, если, конечно, они не предпочитают получить серьезные увечья. Достаточно простая ситуация, другого выбора нет.

Где-то с минуту Лео раздумывал, после чего заявил:

– Домой я не поеду.

Вот так работала его голова.

– Мне наплевать, куда ты поедешь, Лео.

– Я имею в виду назад, к Фей.

– Это тебе решать.

– После того что она сделала.

– Ты не только тупой, Лео, ты еще и сумасшедший впридачу.

Лео задумался еще на минуту.

– Честно говоря, не вижу разницы, кто присвоит мои денежки, ты или этот, другой. В любом случае меня обчистят.

– Верно, но существуют различные способы это сделать. Рей Боунс заберет у тебя все…

– А ты будто нет?

– Лео, послушай меня. Когда я говорю все, я имею в виду даже эту щеголеватую шляпу, если она ему понравится. Твои часы, твой перстень… потом он ударит тебя чем-нибудь тяжелым, если вообще не пристрелит, чтобы ты ничего никому не растрепал. Я так не поступлю. Я не заберу твои украшения, не причиню тебе вреда. Сколько денег в портфеле? Триста десять? Я заберу только те триста, на которые ты нагрел авиакомпанию, а остальные десять возьму в долг и когда-нибудь отдам.

Он так и знал, что Лео ничего не поймет – судя по тому как он прищурился:

– Ты забираешь все мои деньги, но какую-то часть берешь взаймы?

– Под восемнадцать процентов, о'кей? И не спрашивай меня ни о чем, все, я пошел.

Он взял портфель и поднялся с дивана. Лео выкарабкался из кресла:

– Ты просишь меня дать тебе взаймы десять штук?

– Я не прошу, Лео. Лишь говорю, что верну их тебе.

– Не понимаю.

– И не надо. Давай закончим на этом.

– Хорошо, но как ты мне их отдашь?

Чили направился к двери:

– Не беспокойся, отдам.

– Ты же не знаешь, где я буду жить. Я сам этого не знаю.

– Я найду тебя, Лео. За тобой след – как от бульдозера.

Чили открыл дверь.

– Погоди минутку, – воскликнул Лео. – Что там за дерьмо ты нес о восемнадцати процентах в год? Хочешь занять десять, проценты – три сотни в неделю. Слышишь?

Чили только покачал головой и пошел через зал к лестнице.

– Пятнадцать штук процентов плюс десятка, – заорал ему вслед Лео. – Получается двадцать пять, приятель!

Чили остановился и развернулся. Он успел сделать один только шаг и заметить испуганное лицо Лео, как дверь в номер с треском захлопнулась. Господи, ну и тупица…

Он полагал, что «Раджи» окажется коктейль-баром с развлечениями, этаким голливудским ночным клубом. На самом деле это был бар с пинболом и жутко грохочущими видеоиграми, а также с прилавком, у которого можно было купить футболки «Раджи», если, конечно, ты хочешь доказать кому-то, что действительно побывал здесь. Иногда трудно относиться без предубеждения… Чили, как всегда в костюме в тонкую полоску, задумался: а посещают ли это местечко нормальные люди – или только такие вот подростки, похожие на наркоманов?

– А почему здесь нет вывески? – спросил он у одного из них.

– Что, правда нет?

– Зато совсем рядом, на дорожке, есть имя Юла Бриннера.

Это была часть знаменитой голливудской Аллеи Славы с именами тысячи восьмисот знаменитостей шоу-бизнеса на плитках в виде звезд.

– А кто такой Юл Бриннер? – спросил пацан.

– Вывески-то почему нет? – спросил тогда Чили у бармена, выглядевшего более-менее нормальным человеком.

Бармен объяснил, что, пока ведутся работы по укреплению здания от землетрясений, вывеску временно сняли. Тогда Чили поинтересовался, а куда подевались барные табуреты. Бармен объяснил, что в этом заведении не принято засиживаться, что в основном его посещают агенты компаний звукозаписи, которые, прослушав группу внизу, предпочитают подняться наверх, где можно услышать ход собственных мыслей в голове. А еще он сказал, что именно здесь был подписан контракт с «Ганс'Н'Роузес». «Ни хрена себе», – подивился Чили и уточнил, нет ли здесь Никки. Он видел ее плакаты у входа. Бармен ответил, что она внизу, но выступать начнет только часа через два.

– Занимаетесь музыкой?

– Кино, – поправил Чили.

Он никогда не трахался с Никки, даже не пытался, но все равно она должна была его помнить. План был таков: каким-то образом добиться от Никки приглашения заскочить к ней домой, сказать «Привет» Майклу, а после полагаться на собственную интуицию. Познакомиться с Уиром поближе. Майкл, посмотри на меня. Вдруг что получится.

Чили спустился в пустой зал со стойкой и несколькими столиками, услышал, как группа настраивает инструменты, легонько касаясь струн. Эти звуки напомнили ему о клубе Момо, о том, как группы готовились к выступлению, суетились, проверяя звучание и тщательно настраивая аппаратуру, а потом устраивали такой грохот, что едва стекла не вылетали. Чили всегда недоумевал – и на черта тогда настраиваться? Насчет укрепления здания от землетрясений могут трепаться сколько угодно, на самом деле, наверное, боятся, что рокеры обрушат стены, потому и устроили эстраду в подвале, в отдельной, похожей на пещеру, комнате, где может поместиться только сотня зрителей, да и то лишь стоя.

В группе было три гитариста и ударник. Никки он нигде не заметил, увидел только этих тощих парней, типичных рокеров с волосами до задницы, с покрытыми татуировками и увешанными металлическими браслетами голыми руками, с выражением тоски на лицах. Сейчас они смотрели на него, но без малейшего интереса – считали себя выше этого. Думали, какой-то пижон в костюме. Чили смотрел на них и тоже думал: «Значит так, да? А кто-нибудь из вас хочет сниматься в кино? Так вот, шансов нет». Вот они повернулись, собрались в кучку, говорил один, с торчащими во все стороны светлыми волосами, остальные слушали. Потом тот лохматый, что стоял в середине, снова воззрился на Чили:

– Чил?

Черт возьми, это же Николь, Никки. Все они похожи на девок, поэтому он и принял ее за парня.

– Никки? Как поживаешь?

Он должен был ее узнать – по отсутствию татуировок на тощих бледных руках. Никки передала свою гитару с нарисованной на ней огромной мишенью одному из парней и сейчас шла к нему. Господи, Никки, в черных, тесных, как колготки, джинсах, огромных рабочих ботинках и с широченной улыбкой на лице. Чили протянул к ней руки, она подняла свои, и он увидел черные густые волосы у нее под мышками, под просторной футболкой без рукавов. Она воскликнула: «Господи, Чили!» – и заговорила, как она рада его видеть, какой это приятный сюрприз, и он верил ее словам. Она была в его объятиях, прижималась к нему гибким телом, обвивала руками шею, а он все думал о пучках темных волос под мышками – совсем как у парня, хотя на ощупь она, несомненно, была девушкой. Наконец Никки отпустила его и, по-прежнему широко улыбаясь, заявила: «Не могу в это поверить», а потом, повернувшись к группе: «Я была права. Это – Чили из Майами. Он настоящий гангстер».

Он совсем не обиделся на ее слова, увидев, с каким уважением они на него посмотрели.

– Это твоя новая группа, да? Ну и как? Не хуже той, прежней?

– Какой? Той, что у Момо выступала? Кончай, там мы тренькали вонючий техно-диско-рок. А эти ребята играют. – Взяв под руку, она потащила его к столику, рассказывая на ходу, как нашла их на стоянке у «Гитар-центра» – торчали рядом со своей аппаратурой «Маршал», – как ей жутко повезло, потому что они играют скоростные пассажи не хуже чем…

– Помнишь, соло Ван Халена в «Эрапшн», которое все в мире копировали?.. Не помнишь. О чем это я, восемь лет назад ты все еще слушал всякое слащавое дерьмо.

– «Я такой одинокий паренек…» – напел Чили.

– Вот-вот… Ну а что ты слушаешь сейчас?

– «Ганс'Н'Роузес», разное… – Соображать надо было быстро, – «Аэросмит», «Лед Зеппелин».

– Да врешь ты все. «Аэросмит» слушала я, когда была в Майами, Бог знает когда. Готова поспорить, ты слушаешь какую-нибудь калифорнийскую кислоту.

– Давай покурим, – предложил Чили, усаживаясь за столик. – Как ты меня узнала?

– Шутишь? Ты был единственным в клубе Момо, кто не пытался меня трахнуть.

– Эта мысль приходила мне в голову.

– Да. Но ты не придавал ей значения, в отличие от Томми. Мне приходилось отбиваться от него палкой. – Она положила свою руку поверх его. – Кстати, а здесь ты что делаешь?

– Снимаю кино.

– Перестань…

– А ты живешь с кинозвездой.

– С Майклом? Ага… – произнесла она как-то не слишком весело, но и не грустно, впрочем. Никки взглянула на часы. – Кстати, он должен подойти. Хочешь познакомиться?

Так просто.

– Был бы не против.

– Майкл не останется на выступление – слишком много народа. Толпы боится до смерти, как будто его могут ограбить.

– Конечно, он же звезда. Но и не только, он – хороший актер.

– Знаю. Просто поразительно. А этот его новый фильм «Эльба»? Он еще не вышел, но я несколько раз была на съемках. Смотришь на Майкла, а видишь Наполеона. Он не играет, он становится этим долбаным военным гением, этот коротышка. – Она затянулась и повернулась к группе. – Ну, мне пора…

– А как ты с ним встретилась?

– На концерте. Я тогда выступала с металлической группой «Роудкилл». Знаешь? Они еще играют. Пытаются звучать так же, как «Металлика», простой, бьющий прямо по башке, незамысловатый рок. Я должна была петь и одновременно трясти волосами, только тогда они были короче, и их приходилось искусственно удлинять. Помню, я думала тогда, а это было всего полтора года назад, вот если б я была светлокожей негритянкой, то могла бы обходиться только голосом, а не заниматься всяким дерьмом.

– Майклу понравилось, как ты выступала…

– Наверное, попала под настроение. – Никки постучала сигаретой о край пепельницы, как бы обдумывая ответ. – Увидел, как я трясусь – девка в жутком наряде, говнодавах, с волосами под мышками… Он до сих пор не разрешает мне сбривать их. Видимо, есть во мне нужда. Он работает, я работаю, а в промежутках мы развлекаемся. Принимаем наркотики, но не постоянно. Не назвала бы ни одного из нас наркоманом. Играем в теннис, у нас есть кинозал, спутниковая антенна, двенадцать телевизоров, семнадцать телефонов, дворецкий, служанки, прачка, садовники, парень, который приходит два раза в неделю проверять наши машины. А где я на самом деле? В подвале с липким полом, играю с тремя парнями, только что закончившими среднюю школу в Голливуде. При виде них у меня материнский инстинкт просыпается.

– А почему замуж не выходишь?

– За Майкла? Да нет, вряд ли соглашусь, даже если он предложит.

– Почему?

– Какой смысл? Нет ничего похожего на «Ах, наконец случится то, о чем я так мечтала!». Я выйду замуж, а дальше? Семейная жизнь, особенно с актером – это конец жизни личной. Посмотри на Мадонну… Не-е, у меня нет столько тряпок. Я просто пою рок-н-ролл, и ничего больше. – Она бросила взгляд в сторону группы. – Слушай, мне пора, но когда придет Майкл, я тебя представлю.

– Да, я хотел бы с ним поговорить, если у него есть время, конечно.

– Хочешь предложить ему роль?

– Мы подумываем об этом.

– Удачи. – Никки погасила сигарету, потом снова посмотрела на него: – Сегодня вечером у нас первый концерт, начнем его с «Уличного бойца» «Роллинг Стоунз». Что думаешь?

Решила подшутить над ним, а личико такое невинное…

Чили потребовалось четыре секунды, чтобы вспомнить название и обложку альбома, записанного двадцать лет назад на концерте в «Гарден». Томми в то время торчал от «Стоунз» и все время заводил эту вещь.

– Ты имеешь в виду альбом «Get Yer Ya-Ya's Out»? – с невозмутимом видом спросил он.

Никки со счастливым видом улыбнулась в ответ, ее синие глаза заблестели:

– Ты крутой парень, Чил, хоть и не корчишь из себя никого.

* * *

Они начали играть, понеслись вперед, а потом остановились. Никки заиграла тему более медленно, гладко, после чего вступил второй гитарист, подражая ей, следующим присоединился ударник. Чили не мог сказать, хорошо они играют или плохо. Когда вела Никки, показывая остальным, как это надо делать, звучало неплохо, но когда играли все вместе, шум вызывал у него раздражение.

Снова подумав об обложке альбома «Роллингов», он вспомнил парня в шляпе дяди Сэма, подпрыгнувшего высоко вверх с гитарой в каждой руке. Тогда, во времена хиппи, когда психи бегали по городу и везде рисовали знаки мира, ему нравились «Стоунз». Он вспомнил, как однажды они затащили одного хиппи в парикмахерскую двоюродного брата Томми и подстригли его садовыми ножницами. Затем его мысли плавно переключились на Рея Боунса, на Лео из химчистки, который прятал триста штук в шкафу номера отеля. А где они сейчас? Под кроватью в его номере в «Сансет Маркиз». Чтобы окончательно успокоиться, надо будет проверить, уехали ли Лео и Аннетт. А вечером он позвонит Фей, сообщит, что экспресс-почтой высылает ей триста штук. Положит их в ящик, которых полно в каждом почтовом отделении. Десять штук оставит себе. Может быть, рассчитается с Реем Боунсом, чтобы навсегда покончить с этой проблемой, может, нет. Но триста штук в сущности принадлежат Фей. Пусть делает с ними все, что захочет. Два к одному, она расскажет обо всем какой-нибудь подруге, и очень скоро придут типы в костюмах, предъявят свои удостоверения и…

Он задумался, а что бы было, если бы он взял с собой в Вегас Фей…

И понял, что рассматривает реальную ситуацию, как кино. О котором рассказывал Гарри и Карен, но с новыми деталями, с более активным участием женщины – Фей. Примерно так же он рассматривал сценарий «Лавджоя» и размышлял, что бы такого в нем поменять. Так вот, Фей приезжает с ним в Лос-Анджелес…

Только это будет не он, а актер. Господи, кто-нибудь типа Роберта Де Ниро будет играть ростовщика, а Фей…

Карен. Почему бы и нет? Она даже говорит почти так же, как Фей, но не настолько примитивным языком. Итак, приехав в Лос-Анджелес, они понимают, что хотят друг друга, и теперь они не вполне уверены, а нужен ли им этот Лео. Если бы не эти долбаные деньги… А бабки им нужны? Непонятно. Но они знают, кому деньги точно нужны. Рею Боунсу, который преследует их и готов за такую сумму убивать.

Звучит неплохо.

В самом начале фильма Лео обманывает авиакомпанию…

Или нет, лучше начать с того, как ростовщик и Фей ждут возвращения Лео со скачек, а он на самом деле надирается в аэропорту, самолет взлетает без него, падает в болото и взрывается.

Итак, есть ростовщик, в сущности неплохой парень, вернее, бывший ростовщик, которого играет Бобби Де Ниро. Есть Карен Флорс, триумфально вернувшаяся на экран в роли Фей… Такую потную профессию ей иметь необязательно, она может быть эстрадной артисткой, певицей. Есть Лео… Ни Гарри, ни лимузинщиков быть не должно – это ведь не кино о том, как делалось кино, – а вот Рей Боунс в нем быть обязан. Сложнее всего будет подобрать актера на роль Лео. Актера, который бы убедительно сыграл такое ничтожество… Чили вдруг понял, что в зале стало тихо. Никки и ее ребята смотрели в его сторону, но не на него. Он обернулся…

И увидел Майкла Уира.

Это был он, Майкл Уир, – он шел через зал по лестнице, махал Никки одной рукой, засунув другую в карман мешковатых, слишком длинных для него серых брюк. Чили отметил это как часть целой картины, как часть его первой встречи с Майклом Уиром. А еще он заметил белые кроссовки «Рибок». Но особенно его внимание привлекла куртка Майкла. Она была такой же никому не нужной, поношенной летной курткой времен Второй мировой войны, как та, что он оставил в «Везувио» двенадцать лет назад. Точно такой же. На парне, который делает семь миллионов баксов за один фильм.

Сейчас Майкл Уир, высоко подняв руку, приветствовал группу:

– Привет, ребята.

Это был его голос. Чили много раз слышал его в кино. Майкл свободно говорил с любым акцентом, но этот голос, несколько гнусавый, не узнать невозможно. А рокеры, волосатые недоучки с гитарами, лишь кивнули в ответ. Сейчас, похоже, Майкл шутил с ними, изображал лунную походку, делал вид, что играет на гитаре. Делал он это совсем неплохо, но на рокеров не произвел никакого впечатления. Майкл повернулся к Никки, та мгновенно схватила его за руку и потащила к Чили. Что-то говорила. Майкл поднял голову, потом Никки подняла голову и сказала:

– Чил? Я хочу познакомить тебя с Майклом.

Чили поднялся из-за столика, чтобы пожать руку кинозвезде. Сейчас его поразило то, насколько маленького роста, оказывается, этот парень.

Уже через пару минут Чили раскусил Майкла. Тот хотел, чтобы люди считали его обычным парнем, но слишком привык быть тем, кем он был, чтобы справиться с ситуацией.

Они сидели за столиком. Чили спросил, не хочет ли Майкл что-нибудь выпить. Майкл, наблюдая за Никки и ее группой через арку, ответил, что это совсем неплохая идея. Чили поинтересовался, что он предпочитает. Майкл пожал плечами – да что угодно. Скотч, бурбон, пиво? Майкл сказал: «О?» – потом, подумав: «Нет, лучше всего „Перье“», – все это не сводя глаз с Никки и группы. Они еще не начали играть. Чили взглянул на бар, по-прежнему закрытый, и подумал, что ему придется тащиться наверх, чтобы принести звезде содовую воду… Но именно в этот момент Майкл произнес:

– Очень сложные зрители.

Чили заметил выражение лица Майкла, его поднятые брови, как будто он только что узнал плохие новости, но был скорее удивлен, чем оскорблен.

– Мой Майкл Джексон не произвел на них впечатления.

А, он имел в виду лунную походку…

– А на меня произвел. – Это было чистой правдой.

– По правилам, следовало бы подвести глаза, надеть белые носки, перчатки… Да и голос был не тот, какой-то кукольный шепот.

– Я вообще ничего не слышал.

– Впрочем, я могу их понять, этих ребят, их позицию, которая связана с неким территориальным императивом.

– Видимо.

Чили почувствовал себя более раскованно в общении со звездой – с первого взгляда узнавал в человеке трепача. Впрочем, это еще не говорит о том, что парень – плохой актер.

– Не знаю, почему, но эта ситуация напомнила мне байку о третьесортном актеришке, игравшем Гамлета. – Майкл улыбался одними глазами. – Он был настолько плох, что вскоре после начала пьесы зрителей уже трясло, и они начали громко оскорблять его, просить убраться со сцены. Так продолжалось до тех пор, пока парень не выдержал. Он прервал монолог и обратился к зрителям: «Эй, а я-то здесь при чем? Не я же написал все это дерьмо».

Теперь улыбались оба, правда, Майкл – по-прежнему только глазами.

– Я бы мог сказать этим ребятам нечто подобное. «Слушайте, не я же придумал Майкла Джексона…»

Чили было интересно, почему он не перестает думать о реакции этих парней, если она его так мало волнует, и когда наконец представится удобный момент упомянуть о сценарии «Лавджоя».

Он уже был готов как бы невзначай бросить: «Да, кстати…» – но тут ударила по струнам группа Никки, и зал наполнился грохотом, а Майкл повернулся вместе со стулом лицом к сцене. Сначала было слишком громко, потом они успокоились, и музыка оказалась совсем неплохой, скорее, похожей на ритм-энд-блюз, чем на рок-н-ролл. Чили даже застучал по столу в такт кончиками пальцев. Майкл сидел, сложив руки на животе, вытянув ноги в мешковатых штанах и скрестив их в лодыжках – на одной кроссовке у него развязался шнурок. Чили рассматривал его профиль. С виду ему было едва за тридцать, а вовсе не сорок семь. И выглядел он совсем неплохо, даже с таким носом. Невозможно было понять, нравится Майклу музыка или нет. Чили уже хотел было спросить его об этом, но потом почувствовал, что, вероятно, все всегда ждут, пока звезда не заговорит сама, пока не выскажет свое мнение, а потом говорят «да», со всем соглашаясь. Он вспомнил, как жадно все ловили каждое слово Момо, когда тот много лет назад пару раз заглядывал в клуб. Тогда Чили показалось, что надо надевать наколенники, если хочешь поговорить с этим не проработавшим ни дня в своей жизни человеком.

Чили наклонился над столиком:

– Вы, вероятно, не помните, но мы уже встречались однажды.

Он подождал, пока звезда не посмотрит на него.

– В Бруклине, когда вы снимались в «Циклоне».

– Мне сразу показалось, что мы встречались, но я не мог вспомнить по какому случаю. Вас ведь зовут Чил, да?

– Чили Палмер. Мы встречались в клубе на Восемьдесят Шестой улице в Бенсонхерсте. Вы зашли, сказали, что хотели бы поговорить с ребятами.

– Да, отлично помню. – Майкл вместе со стулом повернулся к нему лицом.

– По-моему, вы хотели понять, каково быть одним из нас, – произнес Чили, глядя звезде прямо в глаза примерно так, как он обычно смотрел на парня, задержавшего выплату на неделю или две.

– Скорее, послушать.

– Правда?

– Понять ваш ритм речи.

– Мы говорим не так, как все?

– Как посмотреть, все зависит от положения. – Майкл облокотился на стол и пальцами причесал волосы. Чили видел подобный жест в кино, выглядело очень натурально. – От тона голоса, – сейчас он добавил в свою речь акцента, – от того, откуда ты приехал. Я имею в виду вовсе не географию, – продолжил он уже нормальным голосом, правда с легким нью-йоркским акцентом. – Самое главное – позиция. Ваш тон и речевая модель свидетельствуют об определенной уверенности в себе, в собственных взглядах, о вашем безразличии к общепринятым принципам.

– Как будто нам наплевать.

– Более того. Вашу позицию можно считать сдержанной, но с примесью устрашения. Так и никак иначе. Все должно быть только по-вашему.

– Вам удалось понять нас. Если бы я не знал, что вы актер, решил бы, что вы один из наших. То есть вы стали тем парнем. Даже когда скурвились, – разоткровенничался Чили. – Я никогда не встречал доносчика и, даст Бог, никогда не встречу, но сыграли вы очень убедительно.

Звезде понравилось, Майкл закивал:

– Какая замечательная роль. Мне нужно было найти центр героя, его стержень, на котором я мог построить все остальное, и он заиграл, о, как он заиграл. – Майкл закивал в такт музыке Никки, закрыв глаза, как будто показывал, как следует вживаться в роль. – Услышав подлинную речь, ее ритм, местный говор, я действительно начал думать так же, как те ребята, смог проникнуть в их головы.

Как будто он исследовал племя дикарей в джунглях Бруклина. По крайней мере, Чили так показалось.

– Ну хорошо… – протянул он. – Я один из тех, о ком вы говорите. О чем я сейчас думаю?

Выражение лица звезды стало наивно-удивленным: «Что? Я что-то не то ляпнул?» Потом лицо его расплылось в широченной улыбке рубахи-парня. На сей раз он пригладил волосы обеими руками.

– Вы не так меня поняли. Я не утверждаю, что произошла метаморфоза, что я стал одним из вас. В таком случае я перестал бы быть актером. Много лет назад я спросил Дейм Эдит Эванс, как она вживается в свои роли, и она ответила: «Я притворяюсь, мой мальчик, притворяюсь». Так вот, я пытаюсь погрузиться в определенную жизнь, узнать о ней как можно больше, чтобы добиться реализма, достоверности. Но в конечном счете лишь оттачиваю свое искусство, играю, притворяюсь совершенно другим человеком.

– Значит, вы не знаете, о чем я думаю, – стоял на своем Чили.

Улыбка несколько поблекла.

– Понятия не имею, хотя не скрою, было бы очень любопытно узнать.

– Вам это интересно, да?

– Если вы хотите рассказать.

– Я думаю о фильме.

– Об одном из моих?

– О фильме, который мы собираемся сделать и в котором хотели бы предложить вам роль. – Чили заметил, как удивленно поползли вверх брови кинозвезды, как предостерегающе поднялась рука в поношенном кожаном рукаве, но останавливаться не стал. – Вы знаете этот фильм, читали сценарий.

Однако Майкл уже не слушал, а говорил:

– Подождите. Беру тайм-аут, о'кей? – Он опустил руку и откинулся на спинку стула. – Не хочу показаться грубым, потому что признателен за ваш интерес, даже польщен, на самом деле, тем, что вы рассматривали мою кандидатуру. Но есть проблемы, мой агент и близко не позволит мне подойти к независимо финансируемому фильму. Прошу меня простить…

– Это не совсем так… – успел сказать Чили, и рука кинозвезды вновь взметнулась вверх.

– Мой менеджер и мой агент, которые занимаются деловой частью моей деятельности, неукоснительно соблюдают это правило. В противном случае, как вы понимаете, независимые продюсеры доставали бы меня своими предложениями днем и ночью. – Майкл беспомощно пожал плечами и повернулся к группе.

– Вы думаете, я говорю о деньгах мафии? Вы не так меня поняли, фильм будет сделан на студии.

Эти слова частично привлекли внимание кинозвезды.

– Я не связан с этими людьми с тех пор, как бросил заниматься ростовщичеством в Майами.

Внимание звезды вернулось полностью, Майкл выпрямился, во взгляде появилась заинтересованность, ему явно хотелось узнать еще что-нибудь из реальной жизни.

– А что случилось? Не вынесли давления?

– Давления? На людей обычно давил я.

– Я это и имел в виду. Как такая деятельность подействовала на вас? Что вам приходилось делать, чтобы собрать долги?

– Типа ломал ли я ноги каким-нибудь придуркам?

– Да. Или применяли другие формы устрашения?

– Применял то, что требовалось. Вы – актер, любите притворяться. Представьте себя ростовщиком. Один тип, который должен вам пятнадцать тысяч, смылся из города.

Плечи звезды стали уже, Майкл наклонился вперед, вытянув перед собой руки, на какое-то мгновение взгляд его стал плутоватым, потом он сдался и покачал головой:

– Я играю Шейлока, а не ростовщика. Ладно, какова моя мотивировка? Владение деньгами. Взимание долга. Причинение боли, если нужно. – Майкл полузакрыл глаза. – Отец часто бил меня без причины… Забирал деньги, которые я зарабатывал, работая разносчиком газет, и которые хранил в коробке из-под сигар…

– Погодите, – прервал его Чили. – Вот я был ростовщиком, ну и как я выгляжу?

– Верно, верно… – Майкл не сводил с Чили глаз, его лицо постепенно становилось непроницаемым, сонным.

– Сейчас вы ростовщик?

– Этот тип должен мне пятнадцать штук, – заявила звезда. – Он смылся, и я иду за ним. А кто же я еще, по-вашему?

– Попробуйте еще раз. Посмотрите на меня.

– Я и так смотрю.

– Нет, я хочу, чтобы вы посмотрели на меня так же, как я смотрю на вас. Скажите взглядом, а не словами: «Ну все, ты – мой, засранец».

– Вот так?

– Вы что, устали? Хотите спать?

– Погодите. А так?

– А сейчас вы коситесь и щуритесь, как будто пытаетесь выглядеть крутым или как будто вам нужны очки. Посмотрите на меня. Я думаю: «Ты – мой, ты – моя собственность, твою мать». Но я ничего не чувствую. Понимаете? Вы для меня не человек, а запись в долговой книге, парень, который должен мне деньги, больше никто.

– Значит, я должен проявлять полное равнодушие, пока меня не начнут обманывать.

– И даже когда начнут. Видите ли, в этом нет ничего личного, чистый бизнес. И парень знает, что произойдет, если он не вернет долг вовремя.

– А если так? – На это раз взгляд кинозвезды приобрел нужную безжизненность.

– Неплохо.

– Вот что я о тебе думаю, говнюк. Ничего.

– Верю.

– Я так посмотрю на него, когда встречусь лицом к лицу.

– Да, но вы же его еще не нашли.

Майкл взглянул на Чили как-то странно, и тот догадался, что звезда просто не понимает, что именно от нее требуется. Чили и сам не понимал, куда это его заведет, но ситуация уже сложилась у него в голове, и он продолжил:

– Парень смылся в Лас-Вегас.

– А как я об этом узнал? – включился в игру Майкл.

– Его жена сказала.

Чили замолчал, звезда терпеливо ждала.

– Ну?

– Жена заодно с вами потому, что муж смылся со всеми ее деньгами… с тремя сотнями тысяч. – Чили несло, он даже не осознавал, где следует остановиться. – Они обманули авиакомпанию – дело в том, что самолет разбился, а парень должен был быть на борту, но не был, тогда как все остальные погибли.

Взгляд звезды стал подозрительным.

– Но если парень не был в самолете…

– Он был, да только сошел перед тем, как самолет взлетел и взорвался. Его имя стояло в списке пассажиров, сумка находилась в самолете…

– И жена предъявила авиакомпании иск. – Майкл кивнул. – Отчаянная девчонка.

– К тому же хорошенькая.

– Муж смылся с ее деньгами, а еще он должен пятнадцать штук мне, – процедил Майкл-ростовщик. – Одним словом, я с его женой бросаюсь в погоню. Продолжайте. Что происходит, когда я встречаюсь с этим парнем и смотрю на него?

Чили следовало подумать. Рассказать Майклу, как все случилось на самом деле, или изложить все в виде будущего кинофильма?

– Все не так просто. Вам нужно быть осторожным. Лео – мужа – опасаться нечего. Он способен только на удар в спину, и то если вы подберетесь к нему слишком близко. Но есть еще один противник, по-настоящему крутой, которому к тому же вы должны деньги. Гангстер. Он знает о трехстах штуках и хочет убрать вас за старые обиды.

На этот раз Чили заставил-таки себя остановиться и принялся размышлять, как бы вернуться к началу разговора.

– И это произошло на самом деле, верно? Это ведь не вымышленная история? – спросила кинозвезда.

– В сущности, да.

– И вы – ростовщик.

– Был. В то время.

– А вы нашли этого парня, как его… Лео?

– Нашел. – Это был факт, но сейчас он не знал, что говорить дальше, и не понимал, как его занесло так далеко. – Вы сейчас играете ростовщика, да?

– Ага, продолжайте.

– Мы все сейчас притворяемся. Вы вот захотели узнать, сможете ли думать, как ростовщик, влезть ему в голову. Я дал вам ситуацию, вот и все.

– Так вы не расскажете, что было дальше?

– Ну, по-моему, на данный момент я рассказал достаточно.

Майкл снова как-то странно посмотрел на него, правда, на этот раз менее смущенно, скорее, так, будто начинал что-то понимать.

– Нет так нет. – Он широко улыбнулся. – Не знаю, как давно вы занимаетесь своим делом, но более гениально представленного предложения я не получал за всю карьеру. Вы заставили меня сыграть ростовщика, прежде чем я понял, что это предложение. А теперь я вынужден буду прочитать сценарий, чтобы узнать, чем все заканчивается. Великолепно. Нет, правда, как искусно вы все обставили…

– Ну, на самом деле… – начал было Чили, но кинозвезда уже смотрела на вопящих Никки и ее группу. – На самом деле мы хотели бы предложить вам роль в фильме, о котором я уже упоминал. Это «Мистер Лавджой». Насколько мы понимаем, вы прочли сценарии, и он вам понравился… очень.

Сейчас следовало подождать, дать звезде время подумать.

– «Лавджой»? – переспросил Майкл, снова повернувшись к Чили. – Это о том, как на глазах у цветочника машина сбивает сына?

– Ага, и он начинает преследовать того парня, чтобы застукать его за рулем.

– Какая компания будет продюсером?

– «ЗигЗаг» Гарри Зимма.

– А, создатель гнусных тварей. Я пробовался в фильм Гарри, когда только пришел в художественное кино. И роль не получил.

– Он вам отказал? Да перестаньте.

– Тогда я еще не был Майклом Уиром.

Он не шутил, но голос его изменился.

– В любом случае, мы идем со сценарием в «Тауэр», – объявил Чили и получил в ответ улыбку Майкла.

– Знаете, что говорят об Илейн Левин? Что она трахнулась со всей своей записной книжкой, лишь бы занять этот пост. Но вот что я скажу: ей этого не требовалось. Илейн знает дело. Она сделала кучу денег для «МГМ», пока ей не подсунули этот заведомо провальный фильм. Вы его видели? «Гора Сан-Хуан»?

– А мне понравился, – признался Чили.

– Неплохой фильм, – согласился Майкл. – И факты не перевраны, что случается редко. Чернокожие солдаты спасают задницу Тедди Рузвельта. Но правда не продает билеты, к тому же фильм был явно перефинансирован. Он стоил больше, чем настоящая война, а такое, насколько мне известно, случилось только с «Посланием Гарсиа» с Джоном Боулзом в главной роли. Помню, я всерьез задумывался об участии в фильме о той же самой войне под названием «Сабана». Это был интереснейший период, США становились великой державой, доктрина Монро, неоспоримое господство… «Сабана». Там, где наши войска высадились на Кубу.

– Звучит неплохо, – кивнул Чили, совершенно не понимая, о чем говорит этот парень, и постарался вернуть разговор к «Лавджою». – Послушайте, мы думаем…

Но Майкла было невозможно остановить.

– И название классное. Удачно сочетается с песней. Сабана, да-да-да-да…

Господи, теперь он, вопреки сопровождению сумасшедшего рока, еще и запел.

– Да-да-да-да, Сабана… Вещь старая, но в ней столько драматических пассажей. В фильме столько эмоций, романтизма, милитаризма. Джон Уильяме, например, мог бы заработать на нем кучу денег.

– Я хотел только упомянуть… – начал было Чили, но вдруг ощутил тишину в зале. Группа закончила выступление. – …Что мы определенно будем делать этот фильм на студии.

Майкл Уир небрежно кивнул, он уже поднимался со стула, смотрел, как Никки снимает гитару.

– Похоже, нам пора. Было очень приятно поговорить с вами.

– Уже уходите, да?

– Никки ждет. Пора скрываться от толпы…

– Но вам понравился «Лавджой»?

– Мне понравился герой, у него масса скрытых возможностей. Но, судя по развитию сюжета, фильм к началу второго акта становится второсортным. Пересмотрите «Циклон», проследите, как сохраняется визуальная структура даже на разных уровнях метафоры, в сценах со священником, с матерью… вы ни на секунду не теряете из виду тематическую направленность картины.

– Да, конечно, – все еще пытался спасти положение Чили. – Мы уже вносим изменения в сценарий. Вводим новую женскую роль, изменяем концовку…

– Звучит неплохо.

– Может, поговорим о фильме еще когда-нибудь, если у вас будет возможность?

– В любое время. – Майкл уже уходил. – Позвоните Бадди, что-нибудь придумаем.

– Бадди?

– Моему агенту, – пояснила кинозвезда. – Гарри его хорошо знает.

* * *

Чили открыл дверь своего триста двадцать пятого номера и сразу же заметил мигающую лампочку на телефоне. Он закурил, после чего набрал номер.

– Одну минуту, – сказала телефонистка. Как ему показалось, та же самая, из Латинской Америки. – Звонил мистер Зимм. Завтра в три у вас встреча на студии «Тауэр». Позвонит вам утром. Да, еще звонил мистер Карло, просил передать, что вечером его дома не будет и что… мистер Барбони прилетает завтра в двенадцать ноль-пять компанией «Дельта», рейс номер восемьдесят девять. Хотите, чтобы я повторила?

Чили любезно поблагодарил ее.

Кэтлетт раздумывал на тему: может, стоит дать Лавджою пистолет, и он пристрелит из него Рокси?

Сегодня он был одет достаточно небрежно: белый льняной пиджак поверх рубашки из индийского хлопка цвета парижской лазури. Он сидел в кресле Ронни в