Пурпурные поля

Роберт Крэйн

- Выглядишь ты просто отлично, - сказала Роз, провожая

его к двери. - Такой молодой, красивый... Я страшно

горжусь тобой.

Он ласково взял ее за подбородок и поцеловал.

- Скотт, - прошептала она и отстранилась, чтобы лучше

видеть его лицо. - Желаю, чтобы тебе повезло у мистера

Пэйнтера.

- Не беспокойся, - ответил он. - Все уладится как нельзя

лучше. - И, уловив в ее глазах тревогу, добавил: - Пэйнтер

славный малый. Пользуется огромным влиянием.

Она легонько хлопнула его по плечу.

- Беги же, не то опоздаешь на поезд.

Он улыбнулся. Она по-прежнему называет это поездами.

- Моновагон, - поправил он.

- Поезд, моновагон - какая разница? Это ведь одно и то

же, не так ли? - Она чуть-чуть надула губы: ей не по душе

были все эти новомодные выдумки. - Возвращайся пораньше, к

обеду.

- Постараюсь.

- Желаю удачи! - пылко сказала она. - Желаю удачи, мой

родной!

Ведь я всего-навсего ищу работу, подумал он. Так ли уж

трудно найти работу?

... Он вошел в гараж, залез в маленький гиромобиль и

съехал под уклон, чтобы завелся мотор. Аккумуляторы

садились он хотел их поберечь. С аккумуляторами теперь

творится что-то неладное: их хватает всего на месяц-другой.

Было время, когда один аккумулятор служил два или три года,

но это еще до войны, двадцать лет назад. До Программы.

Он оставил гиромобиль на привокзальной стоянке и вышел на

платформу - высокий, порывистый, безупречно сложенный,

покрытый бронзовым загаром. Моновагон запаздывал на девять

минут, и Скотту стало смешно. Он вспомнил французскую

пословицу насчет того, что все меняется, но чем больше

перемен, тем больше все остается по-старому; правда, это не

совсем верно, - вот, например, Францию последняя война почти

стерла с лица земли, да и здесь Программа многое изменила, в

том числе Конституцию. А вот железнодорожная компания

"Лонг-Айленд", как упорно величает ее Роз, по-прежнему не

соблюдает графиков, хоть и называется теперь корпорацией

"Юниверсал Монорелс".

Когда прибыл маленький моновагон. Скотт прошел в

головное купе, чтобы покурить, и задымил сигаретой, как

только застегнул предохранительный пояс. Не так давно на

линии произошло несколько крушений, и по указу Программы

были введены предохранительные пояса. Скотт вспомнил, как

молодой диктор телерамы комментировал этот указ: спокойно и

доходчиво объяснил, что такое предохранительные ремни, как

они защищают тело пассажира от ушибов при внезапных

остановках, и так далее, и тому подобное. А затем молодой

диктор стал распространяться о том, как плохо жилось до

войны, когда всем заправляли старикашки, когда за

общественный транспорт отвечали пятидесятилетние и даже

шестидесятилетние. Программа все это изменила, гордо заявил

молодой диктор. Все моноинженеры моложе тридцати, у всех у

них великолепное здоровье и высоченные коэффициенты

сообразительности.

Вот потому-то, думал Скотт, и нужны предохранительные

пояса.

Роз быстро убрала в доме, приняла ванну и очень

старательно оделась. Долго водила щеткой по волосам, пока

они не заблестели, потом наложила на щеки слой румян и

хорошенько втерла их в кожу. Сегодня надо выглядеть как

можно лучше, быть молодой и полной жизни. Она не сказала

Скотту, куда идет.

Не хотела его тревожить. Бедный Скотт, подумала она.

Бедняжка мой родной! У него и так забот хватает.

Откинувшийся на спинку кресла Скотт ощущал прилив

самонадеянности. Сегодняшний день будет для него

счастливым. Нет никого, кто сказал бы дурное слово о

Пэйнтере, - такой это чуткий и отзывчивый человек Пэйнтер

работает помощником директора корпорации "Консолидейтед

Комьюникейшенз" - ведает там штатами; а ведь на службе у

этой корпорации семьдесят тысяч человек. Пэйнтер всегда

найдет место для надежного и опытного работника. Пэйнтер

все устроит, думал Скотт.

Скотт окинул взглядом открытый моновагон с низенькими

стенками, увидел головы и плечи юнцов, едущих на работу, и

невольно подивился новому миру, новому поколению. Казалось,

все эти молодые люди вылупились из яиц в один и тот же

летний день. Все они были мускулисты, у всех на толстых

шеях сидели несуразно маленькие головки, у всех одинаково

неулыбчивые глаза, одинаково прямые носы, одинаково сжатые

чувственные губы. Роз вечно восхищалась этими юнцами - они

словно сошли с давнишних рекламных картинок, которые

призывали курить только сигареты "Зани" или мыться только

Охотничьим Мылом. Но вот теперь они стали типичны для всей

страны. Чиновники Программы. Все в чистеньких синих

костюмах с черными галстуками и в черных полуботинках; все

выдающиеся, фантастически выдающиеся, энергия в них бьет

через край. Теперь они правят страной - это власть, на

которой зиждется Программа. Скотт вспомнил Тридцать Девятую

Поправку к Конституции:

"Лица, достигшие тридцати пяти лет, не подлежат принятию

на правительственную службу..."

Роз перешла через дорогу - навестить Энн Питерс. Дверь

открыла сама Энн, прехорошенькая точно картинка.

Двадцатипятилетняя Энн была замужем за чиновником Программы.

Роз весело сказала:

- Здравствуй, милочка Энн. Опять хочу попросить у тебя

гиромобиль.

Питерсы жили припеваючи. На жалованье Программы они

позволяли себе держать два гиромобиля, и им хоть сейчас

разрешили бы двоих, даже троих детей.

Энн широко раскрыла глаза.

- В клинику?

- Да, - с улыбкой подтвердила Роз.

- Ты ведь туда второй раз, - сказала Энн. Она в ужасе

посмотрела на старшую приятельницу.

- Не бойся, милочка. Все будет очень хорошо.

- Господи, - пробормотала Энн. - Господи!

- Не будь такой глупышкой.

- Схожу за ключами, - сказала Энн. Вернулась она

смертельно бледная, словно ее только что рвало.

- Спасибо, - поблагодарила Роз. - Ты ужасно добрая.

Энн залилась слезами.

Строят тот еще мир, думал Скотт, подходя к зданию

"Консолидейтед Комьюникейшенз". Программа. Молодые люди

вытеснили старикашек и принялись за всеобщую реорганизацию в

свете собственных представлений. Безжалостные, неумолимые,

неутомимые молодые люди, чей взор устремлен к звездам.

В необъятном холле Скотту улыбнулась красивая молоденькая

блондинка, дежурная по приему:

- Чем могу служить? Скотт радостно сказал:

- Здравствуйте. Я записан на прием к помощнику директора

по кадрам, мистеру Пэйнтеру.

С точеным лицом девушки произошло что-то странное: оно

окаменело. Миндалевидные голубые глаза стали холодными и

неприветливыми. Девушка ответила:

- Очень жаль, но мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

- Нет! - воскликнул Скотт. - Не может быть!

Она отвернулась.

Скотт быстро проговорил:

- Я записан на девять тридцать. Мне кажется, новый

помощник директора примет меня.

- Подождите, пожалуйста. - Она вышла с безучастным видом

и почти мгновенно вернулась. - Можете подняться. Лифтом на

шестьдесят восьмой этаж, по коридору направо... - Девушка

отошла, словно ее раздражало присутствие Скотта:

В приемной помощника по штатам уже было человек

пять-шесть. Скотт не мог заставить себя, взглянуть на них.

Блондинка, восседающая в отгороженном углу, томно

произнесла:

- Да?

- Мне назначен прием на девять тридцать.

- Разрешите ваше свидетельство о годности Программе.

Скотт вручил ей маленький пластмассовый прямоугольник.

Она бросила беглый взгляд и сказала:

- Присядьте, пожалуйста.

Он сел спиной к остальным. И так он уже знал о них

слишком многое. Все они - его двойники, люди лет под сорок;

наверное, все они пришли к Пэйнтеру, полные надежд, и всем

им теперь одинаково страшно.

Регистраторша в клинике - прелесть, подумала Роз,

тоненькая фигурка, белокурые жесткие волосы, огромные

голубые глаза. Одно у нее плохо, она, как видно, разучилась

улыбаться. Отчего это современные девушки такие серьезные?

Что с ними стряслось?

Роз весело Сказала:

- Добрый день, сестра.

- Добрый день.

- Знаете, мне назначен прием у того симпатичного молодого

доктора.

- Разрешите ваше брачное свидетельство, - ответила

сестра.

Роз протянула ей документ.

- Доктор сейчас освободится, миссис Дьюар, - сказала

сестра. - Присядьте, пожалуйста.

Роз быстро проговорила:

- Скажите, сестра, вы не знаете...

- Очень жаль, но у нас не принято отвечать на вопросы,

касающиеся обследования.

Роз со вздохом села.

Новый помощник по штатам был типичным чиновником

Программы - смуглый, с фигурой футболиста, с маленькой

красивой головкой на неимоверно мощной шее. Его огромный

письменный стол был совершенно пуст, если не считать

свидетельства о годности Скотта - оно лежало как раз в

центре белоснежного листа промокашки. Кабинет был

просторен, гигиеничен, удобен: механизм, созданный для

того, чтобы в нем работали.

Новый помощник вежливо спросил:

- Есть у вас копии для сводки, сэр?

- Я выслал мистеру Пэйнтеру восемнадцать копий, как

полагается.

- Мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

Какого черта, что там случилось с Пэйнтером? - мысленно

рассвирепел Скотт. На лбу у него проступила испарина.

Молодой человек вышел из кабинета и вернулся с розовой

папкой в руках. Он сел и углубился в чтение бумаг, подшитых

в папку; при этом лицо его оставалось непроницаемым.

Наконец он бесстрастно произнес:

- Понятно. Так чем я могу быть вам полезен, сэр?

Разве это не ясно любому дураку? - злобно подумал Скотт.

Вслух он сказал:

- Я ищу работы. Как видите, я специалист по

микротранзисторам...

- У нас уже укомплектована научно-исследовательская

группа по микротранзисторам, - прервал его помощник по

штатам. - Там нет вакансий.

- По сигмоклистронам... - начал было Скотт.

- Сигмоклистроны сняты с производства.

Помощник по кадрам в упор посмотрел на Скотта. Несколько

мгновений оба молчали.

- У меня хороший послужной список, - заговорил Скотт. -

Не может быть, чтобы я нигде не пригодился.

Голос молодого чиновника зазвучал сухо и официально:

- Скажите, вам приходилось иметь дело со спектром

Голсмена?

- Нет, - ответил Скотт. Он даже не знал, что такое

спектр Голсмена. Программа не очень-то поощряла публикацию

научных работ в печати.

- Есть у вас допуск к П-электронике?

- Нет, - ответил Скотт. - Я был на год-другой старше,

чем нужно, чтобы принять участие в создании П-электроники...

Молодой человек не дослушал.

- Судя по вашему свидетельству, вам сорок один год.

- Да, - подтвердил Скотт и осекся. - Да.

- Очень жаль, но мы связаны возрастным лимитом. - Взгляд

помощника по штатам помрачнел, стал враждебным, будто

помощник отстаивал жизненно важное дело. Новый мир, мир

Программы, мир, где старикашки не нужны. Но сюда

примешивалось кое-что еще: гнев, озлобленность,

охватывающие всех чиновников Программы, когда они видят

людей старшего поколения. "Старикашки едва не погубили весь

мир, - поучала Программа. - На них лежит ответственность за

все войны в истории человечества, они преграждали путь

прогрессу. Мы никогда не допустим, чтобы старикашки вновь

пришли к власти".

Скотт сказал:

- Я думал, мой послужной список...

- У вас прекрасный послужной список, сэр. Просто в

настоящее время у нас нет вакансий для специалистов вашего

профиля.

- Вот что, - гневно сказал Скотт. Он отвернул лацкан

пиджака и показал маленький золотой значок с изображением

поднятой руки. - Сто первый ракетный полк. Слыхали о Сто

первом ракетном?

Это был последний козырь. Во время третьей мировой войны

Сто первый ракетный полк спас Нью-Йорк. В его честь в

Центральном Парке воздвигли обелиск высотою в сто один фут.

- Конечно, мистер Дьюар, - подхватил молодой человек. -

Сто первому ракетному полку мы обязаны решительно всем.

- В таком случае...

- Молодой человек улыбнулся.

- Страна не забыла вас, сэр. Вам совершенно не о чем

тревожиться, право же. Не сомневайтесь, о вас позаботится

Программа.

В виски Скотту ударила кровь. Он взял с незапятнанной

белой промокашки свидетельство о годности и поспешно вышел.

Какой красивый доктор! - думала Роз. До чего обаятелен,

и внешность у него романтическая. Они с сестрой были бы

чудесной парочкой если бы только хоть изредка улыбались.

Улыбались и смеялись.

- А, это вы, миссис Дьюар Обследование закончено. - Он

порылся в стопке бумажек.

- Вот как? - прошептала Роз.

Он подал ей красную карточку.

- Смотрите не потеряйте.

На карточке стоял типографский штамп: Программа,

обследование способности к Материнству. Пониже были

выведены имя и фамилия Роз, дата, а в самом низу размашистым

почерком одно слово. Отрицательная.

- Нет, - простонала Роз. - Нет, умоляю вас...

- Обследование окончательное, - непреклонно ответил

доктор.

- Но ведь у меня уже есть двое детей, доктор. Они на

Юноне, изумительные, умные, на редкость удачные дети. Прошу

вас выслушайте меня. Я уже родила двоих, я еще молода...

- Тридцать семь лет, - напомнил ей доктор. Он делал над

собой усилие, чтобы оставаться в рамках вежливости. - Вы

исполнили свой долг, миссис Дьюар. Страна благодарна вам.

И ни о чем не надо беспокоиться, о вас позаботится

Программа.

Он перехватил ее взгляд - взгляд загнанного зверя и

отвернулся с профессиональной безапелляционностью:

- Сестра! Дайте миссис Дьюар успокоительного.

- Нет, - твердила Роз. - Нет. Нет.

Не отступлюсь, думал Скотт. - Моя возьмет, я еще покажу

этим молокососам, что меня не так легко одолеть.

Только нельзя терять время, думал он. Они-то времени не

теряют.

Выйдя из "Консолидейтед Комьюникейшенз", он подозвал

тримобиль. Сказал водителю: "Вспомогательная Служба

Программы Да поживее". Тот ответил: "Есть, сэр", странно

улыбнулся и странно вздохнул. Они покатили солнечными

улицами, миновали несколько кварталов, и лишь тогда водитель

спросил:

- Работу ищете?

Скотт подавил ярость.

- Ну да.

- Мне и самому через неделю на покой, - сказал шеф. - На

днях срезали потолок для шоферов. Тридцать четыре. А мне

тридцать шесть.

- Скверно, - отозвался Скотт.

- Говорят, власти позаботятся, - продолжал водитель. -

Не дадут помереть с голоду, как бывало в старое время.

- Ну конечно, конечно, - буркнул Скотт.

Доехав до Вспомогательной Службы, он проворно вбежал в

отдел найма государственных служащих - и тотчас же пал духом

Огромную комнату перегораживал барьер из нержавеющей стали,

и в каждом конце его дежурили молодые охранники. За

барьером стояли письменные столы дежурных по приему. Перед

барьером - четыре ряда скамей, сплошь занятых людьми. В

очереди было человек семьдесят- восемьдесят, не меньше.

Один из охранников вразвалочку подошел к Скотту, записал

его фамилию и адрес.

- Ладно, - сказал охранник. - Присаживайтесь. Вас

вызовут.

Скотт примостился на краешке последней скамьи. Немного

погодя он успокоился и стал смиренно разглядывать дежурных и

посетителей - молодых людей и своих ровесников. Он заметил,

что деятели Программы необычайно вежливы. Они внимательно

выслушивают, задают учтивые вопросы, заглядывав в личные

дела и в справочники, часто хватаются за видеофон. Но

никогда не улыбаются. Холодное выражение их красивых лиц

неизменно. Словно Гарнизон крепости: вооруженные,

обученные, самоуверенные.

Не уйду в отставку, подумал Скотт. Богом клянусь, не

уйду.

Вдруг он узнал одного из тех, кто уже побывал на приеме,

- высокого, плотного человека, начинающего лысеть. Он встал

и окликнул знакомого:

- Клем!

- Эй, там, - буркнул охранник. - Потише!

Скотт продолжал стоять. Знакомый улыбнулся ему, закивал

и ткнул рукой в сторону выхода. Скотт пожертвовал местом на

скамье и направился к двери. В коридоре Клем сказал:

- И ты тут, Скотт. Здравствуй.

- Здравствуй, Клем.

- Зря теряешь время, дружище.

- Да, - согласился Скотт. - Я и сам так думаю.

- Я-то хотел еще попытать счастья в Общественном

Водопроводе, - сказал Клем, - но теперь придумал кое-что

получше. Пойдем выпьем.

- Отчего бы и нет? - ответил Скотт. Ждать здесь было

бессмысленно.

Они вышли на солнечный свет, и тримобиль подвез их к

какому-то дому в районе Семидесятой стрит. На третьем

этаже, в уютно обставленной комнате, человек десять тихо

сидели над рюмками.

- Мое прибежище, - пояснил Клем. - Здесь я забываю о

Программе.

Из-за стойки маленького бара однорукий бармен улыбнулся

сначала Клему, потом Скотту.

Клем сказал:

- Джо, познакомься со Скоттом Дьюаром.

- Здравствуй, Скотт. - Джо с улыбкой стиснул его руку.

- Джо служил на "Наутилусе-12", - продолжал Клем. -

Помнишь старый добрый "Наутилус-12", Скотт?

- Еще бы, - ответил Скотт. - Заслуженная посудина. Вся

изрешеченная осколками.

Джо гордо посмеивался.

Клем отвернул лацкан на пиджаке Скотта, и блеснул золотой

значок с изображением поднятой руки - символ мощи и вызова

на бой.

- Сто первый! - оживился Джо.

- Этот малый командовал нашим отделением, - сказал ему

Клем. - Двадцать лет назад.

Джо покачал головой в восхищении.

- Ну и дела! Мы вам обязаны решительно всем. - Так по

традиции приветствовали оставшихся в живых воинов Сто

первого ракетного - спасителей Нью-Йорка.

- Расскажи это своей Программе, - мрачно пошутил Клем. -

Но прежде всего, Джо, приготовь два мартини. Они нам

необходимы как никогда.

В ожидании коктейля Клем спросил:

- У тебя есть что-нибудь новое, Скотт?

- Нет.

- У меня тоже ничего хорошего. Ты, кажется, собирался на

прием в "Консолидейтед Комьюникейшенз"?

- Точно, - ответил Скотт. - Сегодня утром меня должен

был принять Пэйнтер, но он там уже не работает. Я говорил с

его преемником. Ничего не вышло.

- До меня дошли слухи о Пэйнтере, - мягко сказал Клем. -

Это очень любопытно.

- Что именно?

- Пэйнтер был хороший человек. Помогал людям. Для нашей

возрастной группы делал все, что мог. Ему самому было

тридцать пять.

- И что же?

- Отправили его на отдых, - докончил Клем. - Сейчас

тридцатипятилетних уже не считают надежными. Судя по всем

признакам, надо ждать нового возрастного лимита.

- Боже правый! - вскричал Скотт. - Чем же это кончится?

Не могут же младенцы править миром. У них нет опыта.

- Потребность в рабочей силе все уменьшается, - пояснил

Клем. - Автоматов и вычислительных машин становится все

больше, а людей все меньше.

- Значит, будет все больше и больше крушений на

монорельсовых дорогах, - загремел Скотт, - все больше и

больше ракет будет взрываться при старте, все больше и

больше жизней...

- Спокойно, - предостерег его Клем.

Джо осторожно пододвинул им мартини через стойку.

- По крайней мере, - улыбнулся Клем, - о нас-то Программа

позаботится. Заслуженные ветераны, и так далее, и тому

подобное. Нам совершенно не о чем тревожиться. - Он поднял

бокал. - Предлагаю тост, командир, за Пурпурные Поля.

Дрожащим голосом Скотт повторил:

- За Пурпурные Поля.

- Вот ключи, милочка, - сказала Роз своей приятельнице

Энн Питере. - Большое тебе спасибо за гиромобиль.

- Как... как сошло?

- Как сошло что, Энн?

- Ну, в... в клинике.

- Ах, там все было очаровательно, милочка, совершенно

очаровательно. Такая приятная молодежь. Милее не бывает.

Право же, они так внима...

Она была не в силах продолжать, хотя ей очень не хотелось

пугать приятельницу. С годами Энн не становится моложе, и в

свое время с нею случится то же самое; но пока незачем ей об

этом знать, как незачем сообщать кое-какие факты ребенку.

Роз повернулась и нетвердой походкой перешла улицу,

направляясь к своему дому.

Энн все смотрела ей вслед - смотрела даже после того, как

Роз захлопнула за собой дверь.

Скотт успел на обратный моновагон в 5.30, но на этот раз

он был пьян и не стал застегивать предохранительный пояс.

Какой-то юнец - деятель Программы - вежливо подсказал ему:

"Ваш пояс, сэр", - а Скотт повторил: "Мой пояс", и юнец

отпрянул, словно ужаленный скорпионом.

Но, как ни странно, будущее рисовалось" Скотту в розовом

свете. Завтра, думал он, завтра возьмусь за дело

по-настоящему. Он стал прикидывать - надо зайти в

Общественный Водопровод, Электро-Вычислители, Эй-Эм-Кей,

Грейторекс, быть может, даже в Монорелс. И есть десяток

других вариантов. Конечно, думал он. Что- нибудь да найду.

При такой биографии, как моя, что-нибудь непременно

отыщется. Найду! в нём бил ключом новый источник мужества

и оптимизма.

Когда он пришел домой, Роз смотрела телераму; она

приветствовала мужа веселым голосом, как обычно:

- Милый! Здравствуй, милый! Здравствуй, мой родной!

Он склонился над нею, поцеловал, а она втянула носом

воздух и сказала:

- Гм-м... Где ты был, дружок?

- Я встретил Клема.

- Клем славный. Что же ты не пригласил его к обеду,

глупыш? - Она заглянула ему в глаза. - Как провел день,

Скотт?

- Хвастать нечем, - ответил он. - Но завтра... ты

знаешь, у меня предчувствие, что завтра все переменится. -

Он сел рядом с нею и обнял ее за плечи. Хмель еще не

прошел, и Скотт все больше воодушевлялся. - У меня сотня

идей. Завтра расскажу...

Она потерлась щекой о его ладонь.

- Я в этом уверена, милый. Просто убеждена.

Он хотел было поцеловать ее еще раз, но тут экраны;

телерамы погасли, и трижды громко прозвучал гудок - сигнал

местного вещания.

- Выключи, - грубовато сказал Скотт.

- Нет! - испугалась Роз. - Скотт! Ты ведь знаешь, за

это штрафуют! - Она удержала его за руку.

Экраны снова осветились, и появился деятель Программы.

Он был очень красив и разговаривал мягким, бархатистым

голосом.

- Добрый вечер, - произнес он. - На мою долю выпала

честь передать особое сообщение Пятого отделения Программы

на имя мистера и миссис Скотт Дьюар. Вы меня слышите?

- Да, - прошептала Роз.

- За особые заслуги, - без запинки продолжал Молодой

человек, - вы сегодня были избраны на Пурпурные Поля...

- Вот как... - прошептала Роз. - Вот как.

Скотт стиснул ее пальцы.

Голос продолжал, тепло, ласково:

- Прекрасная местность... вечное лето... все удобства.

Крайне желательно, чтобы ваша жизнь вступила в эту завидную

новую фазу без промедления. Транспорт будет вам подан

сегодня в двадцать три тридцать, и каждый из вас должен

взять с собой смену белья. Власти позаботятся о вашем

имуществе, и, разумеется, мы распорядимся им со всей

возможной заботой. Будете ли вы готовы в указанный срок,

мистер и миссис Дьюар?

- Да, - ответил Скотт.

- Прекрасно. Разрешите вас поздравить. Счастливого,

счастливого пути!

Скотт выключил телераму.

- Что ж, пора обедать, - сказала Роз. - Поможешь мне

накрыть на стол, милый?

Скотт пошел на кухню вместе с Роз, и она сказала:

- Знаешь, милый, у нас еще осталась бутылка старого

бургундского из Калифорнии. Сейчас откупорим или возьмем с

собой?

- Давай сейчас, - ответил Скотт.

Роз радостно защебетала:

- Как интересно! Разве это не увлекательно? Избраны на

Пурпурные Поля!.. А где они, Пурпурные Поля, милый?

Он тяжело посмотрел на нее, она заколебалась, а потом

подбежала к мужу и обняла его крепко-крепко.