Два направления в современной физике и немецкий идеализм

В 1896 году с необыкновенно торжественным ликованием выступил известный кан­тианец-идеалист Герман Коген в предисловии к 5-му изданию «Истории материализ­ма», фальсифицированной Фр. Альбертом Ланге. «Теоретический идеализм, — воскли­цал Г. Коген (S. XXVI), — стал колебать материализм естествоиспытателей и, может быть, скоро уже окончательно победит его». «Идеализм пропитывает (Durchwirkung) новую физику». «Атомизм должен был уступить место динамизму». «Замечательный поворот состоит в том, что углублению в химические проблемы вещества суждено бы­ло привести к принципиальному преодолению материалистического взгляда на мате­рию. Подобно тому, как Фалес произвел первую абстракцию, выделив понятие вещест­ва, и связал с этим спекулятивные размышления об электроне, так теории электричест­ва суждено было произвести величайший переворот в понимании материи и посредст­вом превращения материи в силу привести к победе идеализма» (XXIX).

Г. Коген так же определенно и ясно, как Дж. Уорд, отмечает основные философские направления, не теряясь

300__________________________ В. И. ЛЕНИН

(как теряются наши махисты) в мелочных различиях какого-нибудь энергетического, символического, эмпириокритического, эмпириомонистического и т. п. идеализма. Ко-ген берет основную философскую тенденцию той школы в физике, которая связана те­перь с именами Маха, Пуанкаре и др., правильно характеризуя эту тенденцию, как идеалистическую. «Превращение материи в силу» является здесь для Когена главным завоеванием идеализма, — совершенно так же, как для тех естествоиспытателей-«духовидцев», которых разоблачал в 1869 году И. Дицген. Электричество объявляется сотрудником идеализма, ибо оно разрушило старую теорию о строении материи, раз­ложило атом, открыло новые формы материального движения, настолько непохожие на старые, настолько еще неисследованные, неизученные, необычные, «чудесные», что можно протащить толкование природы, как нематериального (духовного, мысленного, психического) движения. Исчез вчерашний предел нашего знания бесконечно малых частиц материи, — следовательно, заключает идеалистический философ, — исчезла материя (а мысль осталась). Всякий физик и всякий инженер знает, что электричество есть (материальное) движение, но никто не знает толком, что тут движется, — следо­вательно, заключает идеалистический философ, — можно надуть философски необра­зованных людей соблазнительно-«экономным» предложением: давайте мыслить дви­жение без материи...

Г. Коген старается завербовать себе в союзники знаменитого физика Генриха Герца. Герц наш, он кантианец, у него попадается допущение априори! Герц наш, он махист, — спорит махист Клейнпетер, — ибо у Герца проглядывает «тот же субъективистский взгляд, как и у Маха, на сущность наших понятий». Этот курьезный спор о том, чей Герц, дает хороший образчик того, как идеалистические философы ловят малейшую ошибку, малейшую неясность в выражении у знаменитых

* «Archiv für systematische Philosophie», Bd. V, 1898—1899, SS. 169— 170 («Архив Систематической философии», т. V, 1898—1899, стр. 169— ΙΊΟ-Ред.).

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 301

естествоиспытателей, чтобы оправдать свою подновленную защиту фидеизма. На са­мом деле, философское введение Г. Герца к его «Механике» показывает обычную точ­ку зрения естествоиспытателя, напуганного профессорским воем против «метафизики» материализма, но никак не могущего преодолеть стихийного убеждения в реальности внешнего мира. Это признает сам Клейнпетер, с одной стороны, бросающий в массу читателей насквозь лживые популярные брошюрки о теории познания естествознания, причем Мах фигурирует рядом с Герцем, — с другой стороны, в специальных фило­софских статьях признающийся, что «Герц, в противоположность Маху и Пирсону, держится все еще предрассудка насчет возможности механически объяснить всю физи­ку», что он сохраняет понятие вещи в себе и «обычную точку зрения физиков», что Герц «все еще держался за существование мира в себе» и т. д.

Интересно отметить взгляд Герца на энергетику. «Если мы, — писал он, — спросим, почему, собственно, современная физика любит в своих рассуждениях употреблять энергетический способ выражения, то ответ будет такой: потому, что таким образом всего удобнее избегнуть того, чтобы говорить о вещах, о которых мы очень мало зна­ем... Конечно, мы все убеждены, что весомая материя состоит из атомов; об их величи­не и движениях их в известных случаях мы имеем довольно определенные представле­ния. Но форма атомов, их сцепление, их движения в большинстве случаев совершенно скрыты от нас... Поэтому наши представления об атомах представляют из себя важную и интересную цель дальнейших исследований, отнюдь не будучи особенно пригодны служить прочной основой математических теорий» (1. с, III, 21). Герц ждал от даль­нейшего изучения эфира выяснения «сущности старой материи, ее инерции и силы тя­готения» (I, 354).

* Heinrich Hertz. «Gesammelte Werke», Bd. 3, Lpz., 1894, особ. SS. 1, 2, 49 (Генрих Герц. Собрание со­чинений, т. 3, Лейпциг, 1894, особ. стр. 1, 2, 49. Ред.).

" «Kantstudien», VIII. Band, 1903, S. 309 («Кантианские Исследования», т. VIII, 1903, стр. 309. Ред.). *** «The Monist», vol. XVI, 1906, № 2, p. 164; статья о «монизме» Маха.

302__________________________ В. И. ЛЕНИН

Отсюда видно, что Герцу даже и не приходит в голову возможность нематериали­стического взгляда на энергию. Для философов энергетика послужила поводом к бегст­ву от материализма к идеализму. Естествоиспытатель смотрит на энергетику, как на удобный способ излагать законы материального движения в такое время, когда физики, если можно так выразиться, от атома отошли, а до электрона не дошли. Это время и сейчас в значительной степени продолжается: одна гипотеза сменяется другой; о поло­жительном электроне совсем ничего не знают; всего три месяца тому назад (22-го июня 1908 г.) Жан Беккерель доложил французской академии наук, что ему удалось найти эту «новую составную часть материи» («Comptes rendus des séances de l'Académie des Sciences», p. 1311). Как же не воспользоваться идеалистической философии таким вы­годным обстоятельством, что «материю» только еще «ищет» человеческий ум, — сле­довательно, это не более как «символ» и т. д.

Другой немецкий идеалист, гораздо более реакционного, чем Коген, оттенка, Эдуард фон Гартман, посвятил целую книгу «Мировоззрению новейшей физики» («Die Weltan­schauung der modernen Physik», Lpz., 1902). Нас не интересуют, конечно, специальные рассуждения автора о той разновидности идеализма, которую он отстаивает. Нам важно только указать, что и этот идеалист констатирует те же явления, какие констатированы и Реем, и Уордом, и Когеном. «Современная физика выросла на реалистической почве, — говорит Э. Гартман, — и лишь новокантианское и агностическое течение нашей эпохи привели к тому, что конечные результаты физики стали истолковываться в идеа­листическом смысле» (218). Три гносеологические системы, по мнению Э. Гартмана, лежат в основе новейшей физики: гилокинетика (от греческих слов hyle = материя и kinesis = движение, — т. е. признание физических явлений движением материи), энер­гетика и динамизм (т. е. признание силы без вещества). Понятно, что идеалист

— «Отчеты заседаний Академии наук», стр. 1311. Ред.

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 303

Гартман отстаивает «динамизм», выводит из этого, что законы природы суть мировая мысль, одним словом, «подставляет» психическое под физическую природу. Но он вы­нужден признать, что гилокинетика имеет на своей стороне больше всего физиков, что эта система «наиболее часто употребляется» (190), что серьезным недостатком ее яв­ляются «угрожающие чистой гилокинетике материализм и атеизм» (189). Энергетику автор рассматривает совершенно справедливо, как промежуточную систему, и называет ее агностицизмом (136). Конечно, она есть «союзник чистого динамизма, ибо устраняет вещество» (S. VI, р. 192), но ее агностицизм не нравится Гартману, как некоторая «анг­ломания», противоречащая настоящему идеализму истинно-немецкого черносотенца.

Чрезвычайно поучительно видеть, как этот партийно-непримиримый идеалист (бес­партийные люди в философии — такие же безнадежные тупицы, как и в политике) рас­толковывает физикам, что это собственно значит идти по той или иной гносеологиче­ской линии. «Самая незначительная часть тех физиков, которые проделывают эту моду, — пишет Гартман об идеалистическом истолковании последних итогов физики, — соз­нают полностью все значение и все последствия такого истолкования. Они не заметили, что физика со своими особыми законами лишь постольку сохраняла самостоятельное значение, поскольку физики держались вопреки своему идеализму за реалистические основные посылки, именно: существование вещей в себе, реальная изменяемость их во времени, реальная причинность... Только при этих реалистических предпосылках (трансцендентального значения причинности, времени, пространства с тремя измере­ниями), т. е. только при том условии, что природа, о законах которой говорят физики, совпадает с царством вещей в себе,... можно говорить о законах природы в отличие от психологических законов. Только в том случае, если законы природы действуют в об­ласти, независимой от нашего мышления, могут они служить объяснением того, что логически необходимые выводы из наших образов оказываются образами

304__________________________ В. И. ЛЕНИН

естественно-исторически-необходимых результатов того неизвестного, которое эти об­разы отражают или символизируют в нашем сознании» (218—219).

Гартман правильно чувствует, что идеализм новой физики — именно мода, а не серьезный философский поворот прочь от естественноисторического материализма, и он правильно разъясняет поэтому физикам, что для превращения «моды» в последова­тельный, цельный, философский идеализм надо радикально переделать учение об объ­ективной реальности времени, пространства, причинности и законов природы. Нельзя только атомы, электроны, эфир считать простым символом, простой «рабочей гипоте­зой», — надо объявить «рабочей гипотезой» и время, и пространство, и законы приро­ды, и весь внешний мир. Либо материализм, либо универсальная подстановка психиче­ского под всю физическую природу; смешивать два эти ремесла есть тьма охотников, но мы с Богдановым не из их числа.

Из немецких физиков систематически боролся против махистского течения умерший в 1906 году Людвиг Больцман. Мы уже указывали, что «увлечению новыми гносеоло­гическими догмами» он противопоставлял простое и ясное сведение махизма к солип­сизму (см. выше, гл. I, § 6). Больцман, конечно, боится назвать себя материалистом и даже специально оговаривается, что он вовсе не против бытия божия. Но его теория познания по существу дела материалистическая, и выражает она — как признает исто­рик естественных наук в XIX веке 3. Гюнтер — мнение большинства естествоиспыта­телей. «Мы познаем существование всех вещей из тех впечатлений, — говорит Л. Больцман, — которые они производят на наши чувства» (1. с, S. 29). Теория есть «изо­бражение» (или: снимок) с природы, с внешнего мира (77). Тем, кто говорит, что мате­рия есть только комплекс чувственных ощущений, Больцман

Ludwig Boltzmann. «Populäre Schriften», Lpz., 1905, S. 187 (Людвиг Болъцман. «Популярные статьи», Лейпциг, 1905, стр. 187. Ред.).

" Siegmund Günther. «Geschichte der anorganischen Naturwissenschaften im 19. Jahrhundert», Brl., 1901, SS. 942 и 941 (Зигмунд Гюнтер. «История наук о неорганической природе в XIX веке», Берлин, 1901, стр. 942 и 941. Ред.).