Город-сад Эбенезера Ховарда

142 Эбенезер Ховард (1850—1928) — английский реформатору один из основателей современного городского планирования. Чтобы положить конец отчуждению человека от природы, Хо­вард замыслил создание городов-садов. Общество должно было быть интегрировано в окружающую среду так, чтобы их взаи­модействие отличалось устойчивостью. Перенаселенность го­родов и вымирание деревень, считал он, должно было быть остановлено с помощью государственного вмешательства и создания «зеленого пояса» вокруг больших городов. В книге «Сады-города завтрашнего дня» (1902) он сделал набросок го­рода, свободного от загрязнения вода и воздуха и отмеченно­го изобилием открытых пространств и парков.

142 Производство в нем ориентировано на местные потребности, чтобы избежать

143 транспортировки товаров на дальние расстояния, а все отходы возвращаются в землю, чтобы обеспечить ее неослабевающую продуктивность.

143 Книга стала манифестом целого движения - Ассоциации городов-садов — и сильно повлияла на современ­ное городское планирование.

143 Ховард считал несправедливой необходимость для челове­ка выбирать между городом и деревней как местом жительства, полагая, что в его городе-саде можно совместить активность и энергию городской жизни с удовольствием от созерцания кра­сот природы за городом. Понимая, что к жизни в такого рода «гибридах» людей нельзя принудить, он настаивал, что они должны быть «магнитами» (его любимая метафора), что они, иными словами, должны хорошо продаваться И в деревне и в городе есть качества, которые работают как «магнит» для лю­дей. В деревне это красота природы, свежий воздух, солнце, све­жие продукты. В городе это возможность интересной работы, социального роста, культурного обобщения, высоких зарплат. Но города-сады обещали соединить все эти качества, осво­бодив людей как от «идиотизма деревенской жизни», так и от городской скученности. Для этого деревню и город надо объе­динить, и из этого союза, надеялся он, возникнет новая циви­лизация.

143 Моделью для утопического проекта Ховарда послужила замкнутая феодальная общность с добавлением незначитель­ного промышленного производства и современных комму­никаций, соединяющих такие города друг с другом и с цен­тральным городом, в котором предполагалось сосредоточить основное промышленное производство. Но реформаторский пафос Ховарда (сады вместо загрязненных земель, рациональ­ная система распределения благ вместо жадности и бессерде­чия, города без трущоб, социальная поддержка пожилых и больных) сегодня кажется более чем насущным. В век, когда неолиберальная логика приводит к тому, что все больше зеле­ных пространств превращается в парковки и торговые центры, идеи Ховарда напоминают о возможности альтернативных путей развития городов.

144 Интерес к сложным отношениям между городом и окружа­ющей средой воплотился в таких дисциплинах, как «Городская экология» и «Гуманистическая география». Первым городским экологом стал биолог Ричард Фиттер, в «Естественной истории Лондона» показавший, как рост Лондона повлиял на «родную» для этой территории флору и фауну [см.-. Fitter, 1945]. Но еще во второй половине XIX — начале XX века проблема городской окружающей среды обсуждалась в трудах реформаторов Эбенезера Ховарда, Фредерика Лоу Олмстеда, Патрика Геддеса.

144 Этому, в свою очередь, предшествовало прозрение о принци­пиально «неустойчивом» характере европейских городов, при­надлежавшее Фридриху Энгельсу, который описал непригляд­ные условия жизни английского рабочего класса (его взгляды подробно рассмотрены в главе 5). Автор «Диалектики приро­ды» трезво оценил последствия стремительной урбанизации, предвосхищая современную рефлексию удручающей экологии городов: «Два с половиной миллиона человеческих легких и двести пятьдесят тысяч печей, сосредоточенных на трех-че- тырех квадратных географических милях, потребляют не­объятное количество кислорода, которое возмещается лишь с большим трудом, так как городские постройки сами по себе затрудняют вентиляцию» [Энгельс. 436].

144 В работе британского социолога культуры Раймонда Уиль* ямса «Деревня и город» трансформация природы западным обществом прямо увязана с процессами урбанизации [см.: Williams, 1973]. Социальность природы, ее способность высту­пать на стороне власти — вот что выходит на первый план. От конструирования знания о природе до способов, какими люди с ней взаимодействуют, от коммерческой апроприации приро­ды как товара до ее физической трансформации в соответ­ствии с представлениями властей предержащих [см. Lannuzzie- tal, 2002] — природа пронизана властными отношениями. По словам Уильямса, сама идея природы включает большой объем человеческой истории.

145 Американский географ Дэвид Харви в работах, посвящен­ных взаимодействию капитализма и пространства, подчерк­нул, что взаимное преобразование общества и окружающей среды ведет к созданию все новых вариантов сочетания город­ских социальных и физических условий. Британский ради­кальный географ Эрик Суингеду подытожил эту линию мысли введением понятий социоприрода и социоэкология. Другие ав­торы используют понятие городская природа. Эти понятия фиксируют понимание городов как гибридов природы, техно­логии и архитектуры. Повсеместные комары в подвалах, кры­сы в подсобках, лондонские лисы, у которых, говорят, даже очертания челюстей изменились, потому что они добывают пищу из мусорных баков, — часть городской, а не какой-то иной природы. Обмены и превращения, что поддерживают городскую жизнь, — еда и вода, банкоматы и компьютеры - демонстрируют бесконечную переплетенность природного и социального. «Органическая» еда, доставляемая в Москву из Европы, и частички гари, которые невозможно, кажется, вы­кашлять из легких, когда горят подмосковные торфяники, — глобальные влияния и местные риски сплетены в связях, объе­диняющих людей, нефть, автомобили, растения и животных, леса и климат и создающих город в неравномерно распреде­ляющихся социоэкологических процессах.