Гражданская война. Когда я вошел, они еще не спали

Когда я вошел, они еще не спали. У дяди Авеса заклинило челюсти, и Вад осторожно расшатывал их ножом. Дядюшка сердился и хлопал ногами в галифе.

Я положил мешок в изголовье и стал делать из него подушку, сало я еще на улице закопал в зерно. Я боялся, что они, увидев у меня продукты, опять станут приставать, но они слишком были увлечены своим делом. Я уже начал было засыпать, как вдруг дядя Авес шумно втянул воздух, и у него сами собой выпали челюсти.

– Река Хунцы, что за проклятым дом, – выругался он – Теперь салом пахнет.

Вад тоже, видно, учуял запах. Он пробормотал.

– Да… Свинина…

Затем до них дошел запах ржи. Дядя тут же откликнулся:

– Странно. Очень странно. Я чувствую муку.

– И я.

Они задумались, и постепенно им стала открываться истина.

– Он ходил к председателю! – воскликнул вдруг Авес. – Принес сала и муки!

Они повскакивали со своих коек.

– Да, я ходил к председателю, – сказал я – И принес сало и рожь.

– Здорово! Молодец!

Авес Чивонави соскочил с кровати и принялся чистить сковороду.

– Сейчас мы напечем оладьев на сале. Знаешь, как вкусно! Ты молодец, что послушался меня. Всегда слушайся меня.

Чтобы немного наказать его за наглость, я позволил почистить сковородку и развести в печке огонь, а потом выступил со своей программной речью.

Я сказал, что отныне завтраки и ужины отменяются, остается только обед. В обед мы будем есть ржаную кашу, приправленную салом, в очень ограниченном количестве. Но даже и это будет возможно при условии, если дядя Авес пойдет со мной завтра на солому, а Вад перестанет валять дурака, а примется заготавливать лебеду. И я вкратце рассказал о моем посещении правления.

Моя программная речь была выслушана очень несерьезно: дядя продолжал наращивать в печке огонь, а Вад мурлыкал песенку. Кончив шуровать дрова, Авес подошел к моей кровати и бесцеремонно ухватился за мешок.

– Ну давай, – сказал он миролюбиво – Сейчас такой пир устроим, река Хунцы.

Я оторвал дядюшкину цепкую руку и с силой отшвырнул ее прочь. Дядюшка отлетел в угол. Он еще раз попробовал вцепиться в мешок и еще раз отлетел. Потом он сел на кровать брата, и они стали шептаться.

– Пойди сюда, – сказал Вад. – Мы открыли съезд «Братьев свободы».

– Мне некогда заниматься глупостями. Завтра рано вставать. И вам, Сева Иванович, тоже советую отдохнуть перед скирдовкой соломы.

Но они все-таки открыли съезд. С докладом выступил Вад. Он сказал, что я предал партию «Братьев свободы», стал маленьким диктатором. Я делаю все по-своему. Я захватил власть и не позволяю распоряжаться общественными запасами, применяю к «Братьям свободы» физическую силу.

Вад разгорячился и стал выкрикивать против диктатуры разные лозунги. Потом они приступили к голосованию и единогласно избрали Авеса Чивонави Старшим братом. После этого дядя подтянул галифе и уже на законном основании потребовал выдачи ему запасов продовольствия.

Мне страшно хотелось спать. Поэтому, чтобы разом покончить со всеми этими дебатами, я довольно грубо сказал им, что не согласен с решением съезда и официально объявляю себя Диктатором. Кто против – может покинуть пределы государства: я намекал на дядю, шутки которого мне порядком надоели. С этими словами я потушил лампу и лег на кровать, Крепко взявшись за мешок с рожью.

Я думал, что они будут протестовать, но они лишь немного пошептались и тоже легли.

Проснулся я от ужаса. Кровать моя была объята желтым пламенем. Я спрыгнул на пол, но под ногами у меня тоже был огонь, Горела облитая керосином солома.

Вад устроил на меня покушение, как устраивал когда-то на отца. Теперь я понял, что чувствует в таких случаях человек. Он чувствует ненависть и бесстрашие. Я рванулся напрямик к Вадовой кровати, но там Вада не было, а под одеялом стояло ведро с водой, которое опрокинулось мне под ноги, когда я рванул одеяло.

– Ах, сопляк! – крикнул я. – Значит, так?

Наверно, они спрятались на Авесовой кровати. Я побежал туда и получил вторично холодный душ. Тогда я остановился, чтобы собраться с мыслями. Конечно, они сидят в печке.

Я шагнул к печке, и тотчас же мимо моего уха просвистело что-то тяжелое. Итак, они были там. Предстоял нелегкий штурм.

Так началась гражданская война.