Дядя Авес продолжает удивлять

Я думал, что Вад и дядя Авес волнуются из-за моего долгого отсутствия, но, открыв дверь, понял, что они и думать забыли про меня. Дяде и брату было страшно некогда. Они устроили на столе тараканьи бега. Они кричали, ссорились, трясли банками с тараканами и шумно праздновали победу; Вад визжал и скакал по полу, а дядя доставал из галифе пистолет и стрелял в потолок. В комнате нечем было дышать из-за порохового дыма. Ставкой в этой азартной игре было сало. Победитель отрезал кусок и тут же съедал с кашей и картошкой.

Сначала они не обращали на меня никакого внимания, но потом Вад великодушно сунул мне свою банку:

– Хватай вон того, серого. Знаешь как бегает!

– Пусть он сам наловит! Это нечестно! – запротестовал Авес Чивонави.

– А вообще, правда, – согласился Вад. – Иди лови,за печкой, там их тьма.

Игра возобновилась с новой силой. Они быстро прикончили сало.

Я сбегал в погреб. Там было пусто. Они съели всю картошку, пшено, а масла оставалось стакан, не больше.

Я ворвался в комнату. Они как раз спорили, чей таракан пришел первым, причем дядя размахивал перед носом Вада пистолетом.

– Вы что наделали! – закричал я. – Сожрали все.

Игроки уставились на меня.

– Ну и что? – недовольно спросил Авес.

– А то! Теперь зубы на полку? Еще взрослый человек! Летчик! Два раза горел!

– Три раза, – поправил дядя.

Я схватил банки с тараканами и выбросил в окно. Я был очень разозлен. Воцарилось молчание.

– Полегче на поворотах, – сказал дядя Авес. – Пойди и собери тараканов.

– Ха!

– Я соберу! – поспешил вмешаться Вад.

Когда я вышел во двор, брат возился под окном.

– Откуда у него пистолет?

– Он раскопал фрица. У него и нож, и «Даймон» есть, и немецкий планшет.

– Значит, он был в Нижнеозерске?

– Да. Он думал, что мы вернулись и ждем его дома.

– Ну и нахал! – удивился я.

– Ничего не нахал. Свой парень.

– За сутки этот «свой парень» истребил все запасы. А нам жить еще сколько дней.

– Он больной.

– Посмотрим, как ты завтра запоешь.

Вечером я серьезно поговорил с дядюшкой о нашем положении. Я спросил, есть ли у дяди Авеса деньги. Денег, как я и думал, не оказалось.

– А зачем они нужны? Без них легче жить! – беспечно махнул рукой дядя Авес. – Все равно пива здесь нет.

– Что же завтра будем есть?

Дядя задумался.

– В самом деле… – пробормотал он. – Мне врачи приказали хорошо питаться…

Но потом дядино лицо просияло.

– Знаешь что, река Хунцы? Сходи к председателю! Скажи, мол, ко мне дядя приехал, фронтовик, летчик. Три раза, мол, горел, ему врачи сказали хорошо питаться. Попроси у него яичек, масла, сала, муки. Смотри, яички только свежие бери, а то они так и норовят сбыть залежалый товар. Понял? Ты определять умеешь? Надо одно разбить и понюхать. Если тухлым воняет, значит, они все тухлые.

– Ясно. Большое спасибо, дядя Сева.

Но дядя был чужд чувства юмора. Мою благодарность он принял за чистую монету, и, видно, она ему польстила, потому что Авес Чивонави впал в самовосхваление.

– Держись меня, – разглагольствовал он. – Со мной не пропадешь. Я три раза горел, да не сгорел. – И так далее.

До пистолета мы добрались только поздно вечером. Я посоветовал сдать его в милицию.или в крайнем случае бросить в пруд, потому что дело это пахнет плохо. Услышав про пистолет, дядя стал неразговорчивым.

– Пригодится, – лишь буркнул он. – Будем ворон стрелять.

Я пытался настаивать, но Авес Чивонави достал с печки сушившиеся челюсти и намертво замкнулся. Они с Вадом ловили тараканов до поздней ночи, готовясь к завтрашнему сражению, и страшно мешали мне спать.

Утром к нам пришел мыть чугун Иван. Выглядел он еще более худым и желтым, чем всегда.

– Какой ты толстый, – с завистью вздохнул Иван, разглядывая меня.

– Все, – сказал я – Кончилась сытая жизнь. Чугун больше мыть не требуется.

Иван очень огорчился. Очевидно, он запланировал мытье чугуна, и теперь в его бюджете образовалась дыра.

– Хиба ш так едять! – сказал он. – Надо было нэ кашу варить, а похлебку. И трошки крупы идэ и вкуснее. А сало надо было поменять на отрубя. Якой дурак ист сало?

Все это было абсолютно верно, но и абсолютно бесполезно. Я сказал об этом Ивану. Самый сильный человек в Утином грустно покачал головой.

– Придэ батько – вам здорово влетит. Продукты извели, огород не вскопан. Уси в деревне давно вскопали. Кизяков не наделали. Чем же вы будете зимой топить? Траву вы тоже не рвитэ. Приведет батька козу – ни клочка сена нэма.

Я удивился этому прокурорскому тону. Раньше Иван разговаривал не так. Очевидно, немытый чугун держал его в должной почтительности.

– Ты нас еще не знаешь, – оборвал я нахала. – Мы отцу можем такую сдачу дать – закачается.

Я не думал, что мои слова произведут на Ивана такое большое впечатление.

– Отцу?! Сдачи?! – выпучил он глаза.

– А ты думал что? Мы уже не раз всыпали ему, когда он нас не слушался.

Наверно, самый сильный человек в Утином ни разу не слышал таких страшных речей. Он замахал на меня руками.

– Окстись! Окстись! – забормотал он непонятное слово. Потом он ушел, смешно на меня оглядываясь.

Из дому вышел, зевая и почесывая грудь, дядя Авес. Его разноцветное тело переливалось всеми цветами радуги. Дядя, прищурившись, посмотрел на солнце.

– Тевирп, – приветствовал он меня на птичьем языке. – Лыб у ялетадесдерп?

– Говорите по-нормальному, – попросил я.

– Был у председателя? – перевел дядюшка добродушно.

– И не собирался.

– Почему? – удивился Авес. – Река Хунцы.

– Потому что в деревне голод.

– Ну и что? У них всегда есть НЗ. Фронтовику они должны дать. А будут упрямиться – ты тех припугни маршалом Чухрадзеновским. Я с ним лично знаком.

– Вот сами идите и пугайте.

Мои слова не понравились дяде.

– Ты стал очень упрямым, – сказал он. – Ты же знаешь, что мне нельзя таскать тяжести.

– Вы уверены, что вам придется их таскать?

Дядя Авес нахмурился, но потом передумал и подмигнул мне.

– Не будем ссориться. Ты ведь любишь своего дядюшку и не дашь ему помереть с голоду.

Вслед за Авесом, тоже зевая и почесываясь, показался Вад. Он также осведомился, не был ли я у председателя и, получив отрицательный ответ, что-то недовольно буркнул. Затем они вступили с дядюшкой в оживленную беседу на тему: что бы поесть. В каком бы направлении они ни думали, их пути неизменно сходились на подсолнечном масле. Вопрос был лишь, с чем его есть. Наконец дядюшка придумал поджарить на нем сохранившиеся по счастливой случайности, а вернее по нашей лености, картофельные очистки. Придя к такому решению, они стали немедленно воплощать его в жизнь. Дядюшка с неожиданным для него проворством принялся чистить сковороду, распушив над ней свое галифе, а брат побежал в погреб за маслом, но я перехватил его на полпути.

– Стой! А чем лебеду приправлять будем?

– Видно будет, – ответил Вад беспечным голосом.

– Нет. Масла вы не получите. Хватит с вас крупы и сала. Живите теперь, как верблюды. Верблюд один раз нажрется, а потом ему не хочется есть целую неделю.

– Но мне очень хочется, – возразил Вад.

– Надо было это предусмотреть вчера. Это логично.

Презрев законы логики, брат юркнул мне под мышку и припустил к погребу. Я еле догнал его.

– Нет!

– Да!

– Нет!

– Дядя Авес! Он не дает масла!

Итак, Вад вышел из повиновения. Во время тараканьих бегов они здорово спелись с Авесом.

– Иду!

Дядя Авес спешил на помощь, издавая своими галифе хлопающие звуки.

– Что здесь происходит?

Я вежливо объяснил, что происходит экономия масла. Дядя принялся горячо убеждать меня дать ему масла, так как уже десять часов, а он еще не завтракал, а врачи прописали ему принимать пищу в строго определенное время. Видя, что этот довод не действует, Авес Чивонави попытался соблазнить меня описанием румяных, шипящих на сковородке картофельных очисток, но я, хоть и глотал слюни, все же устоял. Тогда дядюшка надумал применить физическую силу. Вроде бы в шутку, подмигивая и сыпля разными шуточками, он попытался отодвинуть меня от двери погреба, но тоже безуспешно. Я лишь слегка толкнул его плечом, и дядюшка отлетел и закачался как камыш. Все-таки он был действительно больным человеком Авес постоял немного, держась за бок и морщась, а потом рассмеялся.

– А если мы вот так, река Хунцы?

Он вытащил из галифе пистолет и, продолжая смеяться, стал целиться в меня дрожащей рукой.

Не знаю, чем бы кончилась дядина шуточка, но в этот момент калитка заскрипела и во двор ввалилась толпа во главе с Иваном. Очевидно, это была его «мала куча», потому что все они очень походили на Ивана: такие же костлявые и длинные. «Мала куча» несла ведра, солому и дырявые решета.

– Мы тово… – сказал Иван смущаясь. – Покажем, як кизяки делать… А то позамерзаетэ без топки.

Дядя Авес бросил пистолет в карман своих необъятных галифе.

– Тевирп! – приветствовал он Ивана. – Идохдоп адюс.

Иван остолбенел.

– Чиво?

Дядюшка был доволен произведенным впечатлением.

– Отк ыт?

У дядюшки был просто талант выкручивать слова шиворот-навыворот.

Иван растерянно моргал белыми ресницами. Вся его «мала куча» делала то же самое.

– Он спрашивает, кто ты есть, – перевел Вад с птичьего языка на человеческий. – Не бойся. Это наш дядя.

Иван нерешительно продвинулся в сторону Авеса.. Мелюзга повалила следом, как цыплята за наседкой.

– У сав ястусен ырук?

– У вас несутся куры?

– Нет, – отрицательно замотал головой Иван, пяля глаза на дядюшку. – У нас нет курей…

– А олас? – Авес выкручивал слова почти мгновенно.

– Есть ли сало? – Ваду очень нравилась роль переводчика, хотя и давалась она ему с трудом.

– Нэма…

– А что есть? – забывшись, нетерпеливо спросил дядя.

– Мука… трошки…

Авес оживился.

– Это хорошо… это очень хорошо… Напечем оладьев…. с маслом.

Иван замялся.

– Но у нас трошки. На каждый день по пригоршни…

– Иди. Иди, – поддержал Авеса Вад. – Чугун лизал?

Иван беспомощно посмотрел на меня. Я вступился за него.

– Они сами с голоду пухнут. Надо и совесть знать.

– Река Хунцы, – сказал дядюшка Авес и удалился, хлопая галифе. По дороге он вставил челюсти и жутко, по-волчьи, оглянулся на меня.

До обеда мы делали кизяки. Из окон нашего дома несся хохот: дядя и Вад гоняли тараканов.