Воспоминание

Летний вечер, сумерки.

И торговый центр Сан-Франциско - высокие здания, высокие серые стены в

вечерней мгле.

И на широкой улице к югу от Маркет-стрит, теперь почти затихшей после

шумного дня, - группа в пять человек: мужчина лет шестидесяти,

коротенький, толстый, но с застывшим лицом и поблекшими, тусклыми глазами

мертвеца - весьма невзрачная и усталая личность; густая грива седых волос

выбивается из-под старой круглой фетровой шляпы; на ремне, перекинутом

через плечо, небольшой органчик, какими обычно пользуются уличные

проповедники и певцы. С ним женщина, всего лет на пять моложе, повыше, не

такая полная, но крепко сбитая, с белыми как снег волосами, вся в черном с

головы до пят - черное платье, шляпа, башмаки. Ее широкое лицо

выразительнее, чем лицо мужа, но глубоко изборождено следами невзгод и

страданий. Рядом, держа в руках Библию и несколько книжечек псалмов, идет

мальчик лет семи-восьми, не больше, бойкий, глазастый, не слишком хорошо

одетый, но живой и грациозный; как видно, он очень привязан к пожилой

женщине и старается держаться поближе к ней. Вслед за ними, но чуть

поодаль идут увядшая, бесцветная женщина лет двадцати семи и другая - лет

пятидесяти, очень похожие друг на друга - очевидно, мать и дочь.

Жарко, но в воздухе чувствуется приятная истома тихоокеанского лета.

Дойдя до угла Маркет-стрит, большой и оживленной улицы, по которой в

противоположных направлениях снует множество автомобилей и трамваев, эти

люди задержались, ожидая знака полисмена на перекрестке.

- Стань поближе ко мне, Рассел, - сказала старшая женщина. - Дай-ка

руку.

- Мне кажется, движение здесь возрастает с каждым днем, - тихо и без

выражения произнес ее муж.

Дребезжали трамвайные звонки, фыркали и гудели автомобили. Но маленькая

группа казалась равнодушной ко всему и только старалась поскорее перейти

улицу.

- Уличные проповедники, - заметил, проходя мимо, банковский клерк своей

приятельнице-кассирше.

- Да, я встречаю их здесь чуть не каждую среду.

- Ну, по-моему, совсем не дело таскать такого малыша по улицам. Он

слишком мал для этого, правда, Элла?

- По-моему, тоже. Не хотела бы я, чтобы мой братишка занимался такими

вещами. Что это за жизнь для ребенка? - поддержала Элла.

Перейдя улицу и дойдя до следующего перекрестка, маленькая группа

остановилась и осмотрелась, словно достигнув своей цели; мужчина поставил

органчик на землю, открыл его и поднял небольшой пюпитр. Тем временем его

жена взяла из рук внука Библию и книжечки псалмов, передала Библию и одну

из книжечек мужу, другую поставила на пюпитр, еще одну оставила себе и

дала по книжечке всем остальным. Муж огляделся рассеянно, но все же с

напускной уверенностью и провозгласил:

- Сегодня мы начнем с двести семьдесят шестого псалма: "Сколь крепка

твердыня". Мисс Шуф, прошу вас.

И младшая из женщин, очень худая, иссохшая, угловатая и некрасивая, -

судьба ничем не одарила ее, - уселась на желтом складном стуле и, пробежав

пальцами по клавишам и перелистав ноты, заиграла названный псалом; все

запели.

Тем временем расходившиеся по домам люди разных профессий и положений,

заметив маленькую группу, так удобно расположившуюся близ главной улицы

города, нерешительно замедляли шаг и искоса оглядывали ее или

приостанавливались, чтобы узнать, что происходит. И пока те пели,

безличная и безучастная уличная толпа с недоумением глазела на эту

невзрачную горсточку чудаков, возвысивших свой голос против всеобщего

скептицизма и равнодушия. Этот седой, жалкий и никчемный старик в

поношенном мешковатом синем костюме, эта сильная, но грубоватая и усталая

женщина с совершенно белыми волосами, этот свежий, чистый, неиспорченный и

наивный мальчуган... он-то здесь зачем? И еще эта бесцветная и тощая

старая дева и ее мать, такая же тощая, с растерянным взглядом... Из всей

этой группы в одной только седовласой женщине прохожие могли почувствовать

силу и решительность, которые, как бы ни были они слепы и ложно

направлены, способствуют если не успеху в жизни, то самосохранению. В ней

больше, чем в ком-либо из остальных, видна была убежденность, хотя и

невежественная, но все же вызывающая уважение. Она стояла с книгой псалмов

в опущенной руке, устремив взгляд в пространство, - и многие из тех, кто

замешкался здесь, глядя на нее, говорили себе, каждый на свой лад: "Да,

вот кто, при всех своих недостатках, наверно, стремится делать только то,

во что верит". Упрямая, непреклонная вера в мудрость и милосердие той

высшей, могущественной и бдительной силы, которую она прославляла,

запечатлелась в каждой черте ее лица, в каждом движении.

Когда псалом был пропет, жена прочитала длинную молитву; потом муж

произнес проповедь, а остальные засвидетельствовали все, что было содеяно

господом для каждого из них. Затем книжки были собраны, орган закрыт, муж

перекинул его на ремне через плечо, и они пустились в обратный путь.

- Прекрасный вечер. Кажется, публика была несколько внимательнее, чем

обычно, - заговорил муж.

- О да, - подхватила женщина, игравшая на органе. - По меньшей мере

одиннадцать человек взяли брошюрки. И один старый джентльмен спросил меня,

где помещается миссия и когда у нас бывает служба.

- Хвала господу! - заключил старик.

И вот наконец сама миссия - "Звезда упования. Миссия диссидентов.

Молитвенные собрания по средам и субботам от 8 до 10 часов вечера; по

воскресеньям в 11, 3 и 8 часов. Двери открыты для всех". Под этой надписью

на каждом окне другая: "Бог есть любовь", - а еще ниже помельче: "Сколько

времени ты не писал своей матери?"

- Дай монетку, бабушка! Я сбегаю на угол за мороженым! - попросил

мальчик.

- Хорошо, Рассел. Только сейчас же возвращайся, слышишь?

- Ну конечно, бабушка! Не беспокойся!

Он схватил десятицентовую монетку, которую бабушка извлекла из

глубочайшего кармана юбки, и бегом пустился к мороженщику.

Ее дорогой мальчик. Свет и радость ее на склоне лет. Она должна быть

добра к нему, снисходительна, не слишком строга, как, может быть, она была

к... С нежностью и чуть рассеянно смотрела она вслед убегавшему мальчику.

"Ради него".

И вся маленькая группа, кроме Рассела, вошла в невзрачную желтую дверь

и скрылась.