Книга третья 18 page

- Сказал, что... как только достану денег... - от волнения и стыда

Клайд начал заикаться, -...примерно через месяц я приеду за ней, и мы

уедем куда-нибудь на время, пока... пока... ну, пока все это не кончится.

- Но вы не сказали, что женитесь?

- Нет, сэр. Не говорил.

- А она, конечно, этого хотела?

- Да, сэр.

- Вы не считали тогда, что она может вас заставить? То есть, что вам

против воли придется на ней жениться?

- Нет, сэр, я этого не думал. Я бы старался всеми силами, чтобы так не

случилось. У меня был план: я хотел ждать возможно дольше и собрать как

можно больше денег, а потом отказаться от брака, отдать ей все деньги и в

дальнейшем помогать ей всем, чем смогу.

- Но вам известно, - тут Джефсон заговорил весьма мягко и дипломатично,

- что вот в этих письмах, которые писала вам мисс Олден (он дотянулся до

стола прокурора, взял пачку подлинных писем Роберты и торжественно взвесил

их на ладони), имеются различные упоминания о некоем _решении_, которое

было у вас обоих связано с этой поездкой, - по крайней мере, она,

очевидно, так считала. Так вот, что же это было за решение? Если я

правильно припоминаю, она определенно пишет: "у нас все решено".

- Да, я знаю, - ответил Клайд: ведь целых два месяца они с Белнепом и

Джефсоном обсуждали этот вопрос. - Но единственное решение, о котором мне

известно (он изо всех сил старался казаться искренним и говорить

убедительно), - это решение, которое я предлагал ей снова и снова.

- Какое же именно?

- Так вот, чтобы она уехала, сняла где-нибудь комнату и предоставила

мне помогать ей, а время от времени я бы ее навещал.

- Ну нет, вы что-то не то говорите, - не без умысла возразил Джефсон. -

Не может быть, чтобы она это имела в виду. В одном из писем она говорит,

что понимает, как вам трудно будет уехать и оставаться с нею так долго, -

пока она не оправится, - но что тут ничем нельзя помочь.

- Да, я знаю, - ответил Клайд быстро и в точности как ему было велено.

- Но это был ее план, а не мой. Она все время повторяла, что хочет этого и

что так мне и придется сделать. Несколько раз она говорила об этом по

телефону, и я, может быть, отвечал: "Ладно, ладно", - но вовсе не в том

смысле, что вполне согласен с нею, а просто что мы еще поговорим об этом

после.

- Понятно. Стало быть, вы думаете, что она имела в виду одно, а вы

другое?

- Я знаю только, что в этом я никогда с нею не соглашался. То есть я

все время просил ее подождать еще и ничего не предпринимать, пока я не

соберу достаточно денег; я рассчитывал приехать и обсудить все с нею еще

раз и уговорить ее, чтобы она уехала, - так, как я предлагал.

- Ну, а если бы она не согласилась, тогда что?

- Тогда я думал рассказать ей про мисс Х и просить, чтобы она меня

отпустила.

- А если бы она все-таки настаивала?

- Ну, тогда я, пожалуй, убежал бы... но мне даже не хотелось об этом

думать.

- Вам, конечно, известно, Клайд, что кое-кто из присутствующих

полагает, будто примерно в это время в вашем сознании зародился преступный

план: укрыться под чужим именем, завлечь мисс Олден на одно из уединенных

озер в Адирондакских горах и хладнокровно убить или утопить, для того

чтобы свободно, без помехи жениться на мисс X. Так вот, правда ли это?

Скажите присяжным - да или нет?

- Нет! Нет! Никогда я не думал убивать ни ее, ни кого другого, -

поистине трагически запротестовал Клайд, сжимая ручки кресла и стараясь,

как его учили, чтобы эти слова прозвучали возможно взволнованнее и

выразительнее.

Он привстал и всячески пытался казаться твердо уверенным в себе и

внушить доверие, хотя в эту минуту все в нем было полно вопиющим

сознанием, что именно таков и был его замысел... и это сознание, ужасное,

мучительное, отнимало у него силы. Взгляды всего зала были прикованы к

нему. Взгляды судьи, и присяжных, и Мейсона, и всех репортеров. И снова на

лбу его выступил холодный пот. Он лихорадочно провел кончиком языка по

запекшимся тонким губам и с усилием глотнул, потому что в горле у него

пересохло.

И вот шаг за шагом, начиная с первых писем Роберты после ее приезда к

родным и кончая письмом, в котором она требовала, чтобы Клайд приехал за

нею, угрожая в противном случае вернуться в Ликург и изобличить его,

Джефсон разобрал все стадии "предполагаемого" злоумышления и преступления,

всячески стараясь преуменьшить и окончательно опровергнуть все, что

свидетельствовало против Клайда.

Считают подозрительным, что Клайд не писал Роберте. Но ведь он боялся

осложнений из-за родственников, из-за своей работы, из-за всего на свете.

То же относится и к встрече в Фонде, о которой он условился с Робертой. В

то время у него не было никакого плана поездки в какое-либо определенное

место. Была только смутная мысль встретиться с нею где-нибудь - где

придется - и по возможности убедить ее расстаться с ним. Но наступил июль,

а его планы были все еще очень неопределенны, и тут ему пришло на ум, что

они могут съездить куда-нибудь за город, в недорогую дачную местность. И в

Утике сама Роберта предложила поехать на какое-нибудь из северных озер.

Там, в гостинице, а вовсе не на вокзале, он достал несколько карт и

путеводителей (в известном смысле роковое утверждение, потому что у

Мейсона был один из этих путеводителей с штампом отеля "Ликург" на обложке

- штампом, которого Клайд в свое время не заметил, и Мейсон подумал об

этом, слушая его показания). Клайд уехал из Ликурга потихоньку, с далекой

окраины, - что же, несомненно, он хотел сохранить в тайне свою поездку с

Робертой, но только для того, чтобы уберечь ее и себя от всяких толков.

Именно этим объясняется езда в разных вагонах, запись в качестве "мистера

и миссис Голден" и прочее - целая серия уловок и уверток, для того чтобы

остаться незамеченными. Что касается двух шляп, просто старая

загрязнилась, и, увидев подходящую, он купил еще одну. А потом, потеряв

шляпу во время катастрофы, он, естественно, надел вторую. Разумеется, у

него был при себе фотографический аппарат, и верно, что он брал его с

собою к Крэнстонам, когда гостил у них в первый раз восемнадцатого июня. И

он вначале отпирался от этой своей собственности по одной-единственной

причине: из страха, что его отношение к чисто случайной смерти Роберты

поймут ложно и ему трудно будет оправдаться. Его ошибочно обвинили в

убийстве с первой же минуты ареста в лесу, - а он и без того был перепуган

всем случившимся во время этой злополучной поездки и не имел защитника и

никого, кто замолвил бы за него хоть слово; он вообразил, что самое лучшее

вообще ничего не говорить, и поэтому тогда попросту все отрицал. Но, когда

ему дали защитников, он тотчас поведал им подлинную историю случившегося.

То же и с пропавшим костюмом: так как он был промокший и грязный, Клайд

еще в лесу свернул его в узелок и, добравшись до Крэнстонов, засунул

куда-то среди камней, рассчитывая позже достать его и отдать в чистку.

Познакомившись с мистерами Белнепом и Джефсоном, он сразу сказал им об

этом; костюм достали, вычистили и вернули ему.

- А теперь, Клайд, расскажите нам о своих планах и об этой поездке на

озеро.

И тут - в точности, как в свое время Джефсон излагал это Белнепу, -

последовал рассказ о том, как Клайд и Роберта приехали в Утику и потом на

Луговое озеро. Никакого плана действий не было. На худой конец Клайд

собирался рассказать Роберте о своей безграничной любви К мисс Х и, взывая

к ее разуму и сердцу, просить, чтобы она его отпустила; при этом он

предложил бы всеми силами помогать ей и поддерживать ее. Если бы она

отказалась, он пошел бы на полный разрыв; в случае необходимости он готов

был бросить все и уехать из Ликурга.

- Но когда в Фонде и потом в Утике я увидел, что она такая усталая и

измученная (Клайд очень старался, чтобы слова, тщательно подобранные

другими, прозвучали искренне)... какая-то очень беспомощная, мне опять

стало ее жалко.

- И дальше что?

- Ну вот... я был уже не так уверен, что в самом деле смогу бросить ее,

если она откажется меня отпустить.

- И что же вы решили?

- Тогда еще ничего не решил. Я ее выслушал, что она говорила, и

постарался объяснить ей, что мне будет очень трудно сделать для нее много,

даже если я уеду с ней. У меня было только пятьдесят долларов.

- Так.

- А она стала плакать, и я решил, что сейчас больше нельзя говорить с

ней об этом. Она слишком нервничала и была совсем измученная и усталая. И

я спросил, не хочется ли ей съездить куда-нибудь на день-два, чтобы

немножко отдохнуть, - продолжал Клайд. (И тут от сознания, что все это

чудовищная ложь, его передернуло, и он судорожно глотнул - предательская

слабость, которую он проявлял всякий раз, когда пытался сделать что-нибудь

непосильное, все равно - выполнить ли чересчур сложное физическое

упражнение, или сказать неправду.) - Она сказала, что да, хорошо бы

поехать на какое-нибудь из Адирондакских озер, все равно на какое, если

только у нас хватит денег. А когда я сказал, главным образом из-за ее

плохого самочувствия, что, по-моему, поехать можно...

- Так вы, в сущности, поехали туда только ради нее?

- Да, сэр, только ради нее.

- Понятно. Продолжайте.

-...тогда она сказала, чтобы я тут же в гостинице или еще где-нибудь

поискал путеводители, и мы выберем место, где можно прожить день-другой

без больших расходов.

- И вы пошли за путеводителями?

- Да, сэр.

- Что дальше?

- Мы их просмотрели и под конец выбрали Луговое озеро.

- Кто именно выбрал? Вы оба или она?

- Просто она взяла один путеводитель, а я другой, и она в своем нашла

рекламу гостиницы, где плата за двоих двадцать один доллар в неделю или

пять долларов в день. И я подумал, что, наверно, наш отдых нигде не

обойдется дешевле.

- Вы собирались провести там только один день?

- Нет, сэр, если бы она захотела, мы бы остались дольше. Сперва я

думал, что, может быть, мы там побудем дня два или три. Я не знал, сколько

времени понадобится на то, чтобы все с ней обсудить и растолковать ей, как

у меня обстоят дела.

- Понятно. А потом?

- Потом на другое утро мы поехали на Луговое озеро.

- Опять в разных вагонах?

- Да, сэр, в разных вагонах.

- Приехали в гостиницу и...

- Ну, и записались там...

- Как?

- Карл Грэхем с женой.

- Все еще боялись, как бы вас не узнали?

- Да, сэр.

- И вы пытались как-то изменить свой почерк?

- Да, сэр... немножко.

- Но почему же вы всегда оставляли свои настоящие инициалы К.Г.?

- Видите ли, я думал, что надо записаться под вымышленным именем, но

так, чтобы инициалы не расходились с меткой на моем чемодане.

- Понятно. Умно в одном отношении, но не слишком умно в другом...

ровным счетом наполовину умно, а это хуже всего.

Услышав это, Мейсон привстал, словно собираясь заявить протест, но,

видимо, раздумал и опять медленно опустился в кресло. И снова Джефсон

исподтишка метнул быстрый, испытующий взгляд вправо, на присяжных.

- Так что же в конце концов, сказали вы ей все, как собирались, чтобы

покончить с этим делом, или не сказали?

- Я хотел поговорить с нею, как только мы туда приедем или, уж во

всяком случае, на другое утро. Но не успели мы приехать и устроиться, как

она стала говорить, чтобы я поскорее женился на ней... что она не

собирается долго жить со мною, но так больна и измучена и так плохо себя

чувствует, что хочет только одного: чтобы все это кончилось и чтобы у

ребенка было имя, а потом она уедет, и я буду свободен.

- А потом что было?

- Потом... потом мы пошли на озеро...

- На какое озеро, Клайд?

- Ну, на Луговое. Мы решили покататься на лодке.

- Сразу? Днем?

- Да, сэр. Ей так захотелось. И пока мы катались... (Он умолк.)

- Что же, продолжайте.

- Она опять стала плакать, и я видел, что она совсем больна и измучена

и никак не может примириться с судьбой... и я решил, что в конце концов

она права и я плохо поступаю... и нехорошо будет, если я не женюсь на ней

- из-за ребенка и все такое, понимаете... тут я подумал, что надо бы

жениться.

- Понимаю. Такой душевный переворот. И вы тут же сказали ей об этом?

- Нет, сэр.

- Почему же? Разве вам не казалось, что вы причинили ей уже достаточно

горя?

- Конечно, сэр. Но, понимаете ли, я совсем уже собрался сказать ей - и

вдруг опять стал думать обо всем, о чем думал до приезда туда.

- О чем, например?

- Ну, вот, о мисс X, и о своей жизни в Ликурге, и о том, что нас ждет,

если мы поженимся и уедем.

- Так.

- И вот... я... я просто не мог сказать ей тогда... во всяком случае, в

тот день не мог...

- Так что же вы ей тогда сказали?

- Ну, чтобы она больше не плакала... Что хорошо бы, если бы она дала

мне еще день подумать - и, может быть, мы сумеем как-нибудь все уладить...

- А потом?

- Потом, немного погодя, она сказала, что на Луговом озере ей не

нравится. Ей хотелось уехать оттуда.

- _Ей_ хотелось?

- Да. Мы опять взяли путеводители, и я спросил одного малого в

гостинице, какие тут есть озера. Он сказал, что самое красивое озеро

поблизости - Большая Выпь. Я там как-то был и сказал об этом Роберте и

передал ей слова того парня, а она сказала, что хорошо бы туда съездить.

- И поэтому вы туда поехали?

- Да, сэр.

- Никакой другой причины не было?

- Нет, сэр, никакой... Пожалуй, еще только одно: что это к югу от

Лугового озера и нам все равно надо было возвращаться этой дорогой.

- Понятно. И это было в четверг, восьмого июля?

- Да, сэр.

- Так вот, Клайд, вы слышали: вас тут обвиняют в том, что вы завезли

мисс Олден на озеро Большой Выпи с единственным, заранее обдуманным

намерением избавиться от нее, убить ее - найти какой-нибудь незаметный со

стороны укромный уголок и там ударить ее либо фотографическим аппаратом,

либо, может быть, веслом, палкой или камнем и затем утопить. Итак, что вы

на это скажете? Верно это или нет?

- Нет, сэр! Это неправда! - отчетливо и с чувством возразил Клайд. -

Прежде всего я поехал туда вовсе не по своей охоте, а только потому, что

ей не понравилось на Луговом озере.

(До сих пор он понуро сидел в своем кресле, но теперь выпрямился и -

как ему заранее велели - посмотрел на присяжных и на публику так открыто и

уверенно, как только мог.)

- Я изо всех сил старался сделать ей что-нибудь приятное. Мне очень

хотелось развлечь ее хоть немного.

- В этот день вы все еще жалели ее так же, как накануне?

- Да, сэр... наверно, даже больше.

- И к этому времени вы уже окончательно решили, как вам быть дальше?

- Да, сэр.

- Что же именно вы решили?

- Знаете, я решил действовать по-честному. Я думал об этом целую ночь и

понял, как ей будет плохо, да и мне тоже, если я поступлю с ней не так,

как надо... ведь она несколько раз говорила, что тогда она покончит с

собой. И наутро я решил так: будь что будет, сегодня я все улажу.

- Это было на Луговом озере. В четверг утром вы еще были в гостинице?

- Да, сэр.

- Что же именно вы собирались сказать мисс Олден?

- Ну, что я знаю, как нехорошо я с ней поступил, и мне очень жаль... и

потом, что ее предложение справедливое, и если после всего, в чем я хочу

ей признаться, она все-таки захочет выйти за меня замуж, то я уеду с нею,

и мы обвенчаемся. Но что сперва я должен рассказать правду, почему я стал

к ней иначе относиться: что я любил и до сих пор люблю другую девушку и

ничего не могу с этим поделать... и, видно, женюсь я на ней или нет...

- Вы хотите сказать, на мисс Олден?

- Да, сэр... что я всегда буду любить ту, другую девушку, потому что не

могу не думать о ней. Но если Роберте это безразлично, я на ней все-таки

женюсь, хотя и не могу любить ее по-прежнему. Вот и все.

- А как же мисс X?

- Я и о ней думал, конечно, но ведь она обеспечена, и мне казалось, что

ей легче это перенести. А кроме того, я думал, что, может быть, Роберта

меня отпустит, и тогда мы просто останемся друзьями, и я буду ей помогать

всем, чем смогу.

- И вы решили, где именно будете венчаться?

- Нет, сэр. Но я знал, что за Большой Выпью и Луговым озером сколько

угодно городов.

- И вы собирались сделать это, ни словом не предупредив мисс X?

- Н-нет, сэр, не совсем так... Я надеялся, что если Роберта не отпустит

меня совсем, то она позволит мне уехать на несколько дней, так что я

съездил бы к мисс X, сказал бы ей все и потом вернулся. А если бы Роберта

не согласилась - ну что ж, тогда я написал бы мисс Х письмо и объяснил,

как все вышло, а потом бы мы с Робертой обвенчались.

- Понятно. Но, Клайд, среди других вещественных доказательств здесь

было предъявлено письмо, найденное в кармане пальто мисс Олден, - то, что

написано на бумаге со штампом гостиницы на Луговом озере и адресовано

матери, - и в нем мисс Олден пишет, что собирается выйти замуж. Разве вы

уже твердо сказали ей в то утро на Луговом озере, что хотите с нею

обвенчаться?

- Нет, сэр. Не совсем так. Но я с самого утра сказал ей, что это для

нас решающий день и что она сама должна будет решить, хочет ли она

обвенчаться со мной.

- А, понимаю! Значит, вот что! - улыбнулся Джефсон, словно испытывая

огромное облегчение. (При этом Мейсон, Ньюком, Бэрлей и сенатор Редмонд,

слушавшие с глубочайшим вниманием, тихонько и чуть ли не в один голос

воскликнули: "Что за вздор!")

- Ну, вот мы и дошли до самой поездки. Вы слышали, что здесь говорили

свидетели и какие черные побуждения и замыслы приписывались вам на каждом

шагу. Теперь я хочу, чтобы вы сами рассказали обо всем, что произошло.

Здесь указывали, что, отправляясь на озеро Большой Выпи, вы взяли с собой

оба чемодана - и свой и ее, но, приехав на станцию Ружейную, ее чемодан

оставили там, а свой захватили в лодку. По какой причине вы так сделали?

Пожалуйста, говорите громче, чтобы все господа присяжные могли вас

слышать.

- Видите ли, почему так вышло, - и снова у Клайда пересохло в горле, он

едва мог говорить, - мы не знали, можно ли будет на Большой Выпи

позавтракать, и решили захватить с собой кое-какую еду с Лугового. Ее

чемодан был битком набит, а в моем нашлось место. И, кроме того, в нем

лежал фотографический аппарат, а снаружи был привязан штатив. Вот я и

решил ее чемодан оставить, а свой взять.

- _Вы_ решили?

- То есть я спросил ее, и она сказала, что, по ее мнению, так будет

удобнее.

- Где же вы ее об этом спросили?

- В поезде, по дороге к Ружейной.

- Стало быть, вы знали, что с озера вернетесь на Ружейную?

- Да, сэр, знал. Мы должны были вернуться. Другой дороги нет, так нам

сказали на Луговом озере.

- А по дороге на озеро Большой Выпи, помните, шофер, который вез вас

туда, показал, что вы "порядком нервничали" и спросили его, много ли там в

этот день народу?

- Да, сэр, помню, но я вовсе не нервничал. Может, я и спрашивал насчет

того, много ли народу, но, мне кажется, тут нет ничего плохого. По-моему,

это всякий мог спросить.

- По-моему, тоже, - отозвался Джефсон. - Теперь скажите, что произошло

после того, как вы записались в гостинице Большой Выпи, взяли лодку и

поехали с мисс Олден кататься по озеру? Были вы или она чем-нибудь

особенно озабочены и взволнованы или вообще чем-то не похожи на людей,

которые просто собрались покататься на лодке? Может быть, вы были

необыкновенно веселы, или необыкновенно мрачны, или еще что-нибудь?

- Ну, не скажу, чтобы я был необыкновенно мрачен, нет, сэр. Конечно, я

думал обо всем, что хотел сказать ей, и о том, что меня ждет в зависимости

от ее решения. Пожалуй, я не был особенно весел, но я думал, что теперь в

любом случае все будет хорошо. Я был вполне готов на ней жениться.

- А она? Она была в хорошем настроении?

- В общем, да, сэр. Она почему-то была гораздо веселее и спокойнее, чем

раньше.

- О чем же вы с ней говорили?

- Ну, сначала об озере - какое оно красивое и в каком месте мы станем

завтракать, когда проголодаемся. Потом мы плыли вдоль западного берега и

искали водяные лилии. У нее, видно, было так хорошо на душе, что я и

думать не мог в это время начать такой разговор, поэтому мы просто

катались, а часа в два вышли на берег и позавтракали.

- В каком именно месте? Подойдите к карте и покажите указкой, как

именно вы плыли и где приставали к берегу, надолго ли и для чего?

И Клайд, с указкой в руке, стоя перед большой картой озера и его

окрестностей, наиболее связанных с трагедией, подробно очертил тот долгий

путь вдоль берега: живописную группу деревьев, к которой они направились

после завтрака, прелестный уголок, где они замешкались, собирая росшие там

во множестве водяные лилии, - каждое место, где они останавливались, пока

часам к пяти не добрались до Лунной бухты, красота которой сразу так

поразила их, сказал он, что они долго любовались ею, неподвижно сидя в

лодке. Потом они высадились тут же на лесистом берегу, и Клайд сделал

несколько снимков. И все время он готовился рассказать Роберте о мисс Х и

попросить ее принять окончательное решение. Потом, оставив чемодан на

берегу, они снова отчалили, всего на две-три минуты, чтобы сделать

несколько снимков с лодки. Вокруг была такая красота и безмятежность,

лодка тихо скользила по глади вод, и тут, наконец, Клайд набрался

храбрости, чтобы сказать ей все, что было у него на сердце. Сначала,

рассказывал он, Роберта, видимо, страшно испугалась, и огорчилась, и стала

тихонько плакать, и говорила, что лучше бы ей умереть, - так она

несчастна. Но после, когда он убедил ее, что в самом деле чувствует себя

виноватым и от души готов искупить свою вину, она вдруг преобразилась,

повеселела и потом неожиданно, должно быть, в порыве нежности и

благодарности, вскочила и попыталась подойти к нему. Она протянула руки и

словно хотела упасть к его ногам или кинуться ему на шею. Но тут она

зацепилась за что-то ногой или платьем и споткнулась. А он, с аппаратом в

руке (в последнюю минуту Джефсон решил включить это в качестве еще одной

меры предосторожности), невольно тоже поднялся, чтобы подхватить ее и не

дать ей упасть. Быть может, - он не вполне уверен в этом, - лицом или

рукой она ударилась об аппарат. Во всяком случае, не успел он, да и она,

сообразить, что произошло и что надо делать, как оба очутились в воде;

перевернувшаяся лодка, по-видимому, ушибла Роберту, так как она казалась

оглушенной.

- Я крикнул ей, чтобы она постаралась добраться до лодки и ухватилась

за нее, но лодку относило прочь, а Роберта как будто не слышала меня или

не поняла. Я сперва боялся подплыть к ней поближе, - она так страшно

билась и размахивала руками, - потом поплыл. Я сделал, может быть, взмахов

десять, не больше, и тут ее голова ушла под воду, вынырнула и опять

скрылась. За это время лодку отнесло футов на тридцать или сорок, и я

увидел, что не сумею дотащить до нее Роберту. И тогда я решил, что надо

плыть к берегу, иначе мне и самому не спастись.

Когда он выбрался на берег, рассказывал далее Клайд, ему вдруг пришло в

голову, в каком странном и подозрительном положении он оказался. Он

внезапно понял, сказал он, как неудачно сложились обстоятельства и как

скверно выглядела вся эта поездка с самого начала. Он записывался в

гостиницах под фальшивыми именами. Свой чемодан взял, а ее - нет. И, кроме

того, если вернуться теперь, значит, придется все объяснить... станет

широко известна его связь с Робертой, и вся его жизнь пойдет прахом: он

потеряет мисс X, работу на фабрике, положение в обществе - все! Если же он

промолчит (он клялся, что только тут впервые пришла ему на ум эта мысль),

может возникнуть предположение, что он тоже утонул. Вот почему, понимая,

что никакими силами он уже не вернет Роберту к жизни и что огласка будет

означать только серьезные неприятности для него и покроет позором ее

память, он решил молчать. И тогда, чтобы уничтожить все следы, он снял

мокрую одежду, выжал ее, свернул и тщательно упаковал в чемодан. Потом

решил спрятать штатив, оставшийся на берегу вместе с чемоданом, что и

сделал. Его старая соломенная шляпа - та, которая оказалась без подкладки

(но как это случилось, он не знает, заявил он), - потерялась во время

катастрофы с лодкой, и поэтому он надел запасную, хотя у него была с собою

еще и кепка, он мог бы надеть ее. (Такая у него привычка - брать с собою в

дорогу лишнюю шляпу: ведь со шляпами вечно что-нибудь случается.) Потом он

решил пойти через лес к югу, к железной дороге, которая, по его расчетам,

проходила в том направлении. Он тогда не знал, что там есть и

автомобильное шоссе. А что он отправился прямо к Крэнстонам, так это

вполне естественно, Просто признался Клайд: они были его друзьями, и ему

очень хотелось добраться до такого места, где он мог бы как следует

подумать обо всем этом ужасе, который внезапно обрушился на него как снег

на голову.

Когда Клайд в своих показаниях дошел до этой минуты и ни ему, ни

Джефсону, казалось, больше нечего было сказать, защитник, помолчав, вдруг

произнес очень отчетливо и как-то особенно спокойно:

- Помните, Клайд: перед лицом господ присяжных, судьи и всех

присутствующих в этом зале и превыше всего - перед господом богом вы

торжественно поклялись говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.

Вы понимаете, что это значит, не так ли?

- Да, сэр, понимаю.

- Поклянетесь ли вы перед богом, что не ударили Роберту Олден, пока

находились с нею в лодке?

- Клянусь. Я не ударил ее.

- И не бросили ее за борт?

- Клянусь. Я этого не делал.

- И не пытались так или иначе умышленно, злонамеренно перевернуть лодку

или каким-либо иным способом добиться смерти мисс Олден?

- Клянусь, что нет! - горячо и взволнованно воскликнул Клайд.

- И вы можете поклясться, что это был несчастный случай, что он

произошел без вашего умысла и намерения?

- Да, могу, - солгал Клайд; он чувствовал, что, борясь за свою жизнь,

отчасти говорит правду; ведь и в самом деле все это случилось нечаянно и

непреднамеренно, совсем не так, как он задумал. В этом он мог поклясться.

И тогда Джефсон, проведя большой сильной рукой по лицу, вежливо и

бесстрастно оглядел суд и присяжных, многозначительно сжал тонкие губы и

объявил:

- Обвинение может приступить к допросу свидетеля.

Все время, пока Клайда допрашивал защитник, Мейсон чувствовал себя, как

неугомонная гончая, рвущаяся в погоню за зайцем, как борзая, которая вот

сейчас, последним прыжком настигнет свою добычу. Его так и подмывало, ему

не терпелось разбить вдребезги эти показания, доказать, что все это с

начала до конца просто сплетение лжи, как оно отчасти и было на самом

деле. И не успел Джефсон кончить, как он уже вскочил и остановился перед

Клайдом; а тот, видя, что прокурор горит желанием уничтожить его,

почувствовал себя так, словно его сейчас изобьют.

- Грифитс, у вас был в руках фотографический аппарат, когда она встала

в лодке и направилась к вам?

- Да, сэр.

- Она споткнулась и упала, и вы нечаянно ударили ее аппаратом?

- Да.

- Я полагаю, при вашей правдивости и честности вы, конечно, помните,

как в лесу на берегу Большой Выпи говорили мне, что у вас не было никакого

аппарата?

- Да, сэр, я это помню...

- Конечно, это была ложь?

- Да, сэр.

- И вы говорили тогда с таким же пылом и убеждением, как теперь -