Книга третья 1 page

Округ Катараки простирается от окраины селения, известного под

названием Бухты Третьей мили, на пятьдесят миль к северу до канадской

границы и от Сенашета и Индейских озер на востоке на тридцать миль в

ширину до рек Скалистой и Скарф. Большую часть этого пространства

составляют необитаемые леса и озера, но там и сям разбросаны деревушки и

поселки вроде Кунц, Грасс-Лейк, Северного Уоллеса, Браун-Лейк; в главном

городе Бриджбурге насчитывается не менее двух тысяч жителей из пятнадцати

тысяч населения всего округа. На центральной площади города - здание суда,

старое, но не безобразное, украшенное башней с большими часами, а над ними

всегда несколько голубей; на эту площадь выходят четыре главные улицы

городка.

Пятница, девятое июля; в здании суда в своем кабинете сидит

следователь, некий Фред Хейт, - рослый, широкоплечий, с седеющей бородой,

какою смело мог бы гордиться старейшина мормонов. У него широкое лицо,

огромные руки и ноги и соответствующих размеров туловище.

В то время, когда начинается наш рассказ, - около половины третьего

пополудни, - Хейт лениво перелистывал выписанный им по просьбе жены

каталог магазина, высылающего покупки почтой. Присматриваясь к ценам на

башмаки, куртки, шапки и шапочки для своих всеядных пятерых детишек, он

заметил зимнее пальто для себя - пальто солидных размеров, с большим

воротником, широким поясом и крупными, внушительными пуговицами - и

печально задумался: при своем бюджете - три тысячи долларов в год - он

никак не может позволить себе в эту зиму подобную роскошь, тем более что

его жена, Элла, уже не меньше трех лет мечтает о меховой шубке.

Но каковы бы ни были его размышления на этот счет, их прервал трезвон

телефона.

- Да, Хейт слушает... Это Уоллес Айхэм с Большой Выпи? Да, слушаю вас,

Уоллес... утонула молодая пара? Хорошо, обождите минутку...

И он обернулся к бойкому молодому человеку, который недавно приступил к

государственной деятельности в должности секретаря следователя.

- Записывайте данные, Эрл, - и затем в телефон: - Хорошо, Уоллес,

теперь сообщите мне факты - подробности, да. Тело женщины найдено, а тело

ее мужа нет... так... Опрокинутая лодка у южного берега... так. Соломенная

шляпа без подкладки... так. Следы ушибов у нее около рта и глаза... Ее

пальто и шляпа в гостинице... так... В одном из карманов пальто письмо...

кому адресовано? Миссис Олден, Бильц, округ Маймико? Так... А тело мужа

еще ищут? Так... Пока никаких следов? Понимаю... Ну, хорошо... Вот что я

вам скажу, Уоллес: пальто и шляпа пускай остаются на месте. Дайте

сообразить... сейчас половина третьего, - я приеду четырехчасовым поездом.

Кажется, к нему высылают автобус из гостиницы? Ладно, я им и приеду, это

точно... Да, Уоллес, запишите имена всех, кто присутствовал, когда нашли

тело. Что еще? Восемнадцать футов глубины, не меньше? Так... За уключину

зацепилась вуаль... Так... Коричневая вуаль... Это все? Так. Ладно,

прикажите оставить все в том же виде, как вы нашли. Я сейчас же еду. Да.

Благодарю вас, Уоллес... до свиданья.

Мистер Хейт медленно повесил трубку, так же неторопливо поднялся со

своего широкого, отделанного под орех кресла, погладил густую бороду и

посмотрел на Эрла Ньюкома, секретаря (он же секретарь-машинистка, и клерк,

и все что угодно).

- Вы все записали, Эрл?

- Да, сэр.

- Тогда берите пальто и шляпу и едем. Нам нужно попасть на поезд три

десять. Вы сможете в поезде заполнить несколько повесток для вызова

свидетелей. Возьмите с собой на всякий случай бланков пятнадцать -

двадцать: надо будет записать имена свидетелей, которых мы найдем на

месте. Да позвоните, пожалуйста, миссис Хейт и скажите, что я вряд ли

поспею сегодня к обеду и даже к последнему поезду. Возможно, что мы

пробудем там и до завтра. В таких случаях никогда нельзя знать, как

обернется дело, - следует приготовиться ко всему.

Хейт подошел к платяному шкафу в углу старой сырой комнаты и достал

оттуда соломенную панаму. Ее широкие, опущенные книзу поля придавали

некоторое благородство его лицу со свирепыми, но, в сущности, добродушными

глазами навыкате и густейшей бородой. Снарядившись таким образом, он

сказал секретарю:

- Я на минутку зайду к шерифу, Эрл. А вам надо бы позвонить в

"Республиканец" и в "Демократ" и рассказать им об этой истории: пусть

газеты не думают, что мы от них что-либо скрываем. Встретимся на вокзале.

И он тяжелой походкой вышел из комнаты.

А Эрл Ньюком, высокий, худощавый молодой человек лет девятнадцати, с

взъерошенными волосами, очень серьезный, хотя порою и рассеянный, тотчас

схватил пачку бланков для вызова в суд и, запихивая их в карман, стал

звонить по телефону миссис Хейт. Затем позвонил в редакции газет, сообщил

о несчастном случае на озере Большой Выпи и, схватив свою соломенную шляпу

с синей лентой (шляпа была номера на два больше, чем требовалось), сбежал

вниз; у распахнутой двери в кабинет знаменитого в этих краях и весьма

энергичного прокурора Орвила Мейсона он столкнулся с Зиллой Саундерс,

старой девой и единственной стенографисткой прокурора. Она собиралась идти

в канцелярию аудитора, но, пораженная стремительностью и озабоченным видом

Ньюкома, обычно гораздо более медлительного, окликнула его:

- Что случилось, Эрл? Куда вы так спешите?

- Несчастный случай. На озере Большой Выпи утонули двое. А может быть,

здесь и что-нибудь похуже. Мистер Хейт едет туда, и я с ним. Нам надо

попасть на поезд три десять.

- Откуда вы узнали? Это кто-нибудь из здешних?

- Еще не знаю, но думаю, что нет. В кармане у женщины было письмо,

адресованное в Бильц, округ Маймико, некоей миссис Олден. Я все расскажу,

когда мы вернемся, или позвоню вам.

- Ах, господи, если это преступление, то мистер Мейсон, наверно,

заинтересуется.

- Ну конечно. Я ему позвоню по телефону, или сам мистер Хейт позвонит.

Если увидите Бада Паркера или Кэрел Бэднел, скажите им, что я уехал за

город. И потом, Зилла, позвоните, пожалуйста, моей матери и предупредите

ее тоже. Я боюсь, что сам не успею.

- Не беспокойтесь, позвоню.

- Спасибо!

И, очень заинтересованный этим событием, ворвавшимся в однообразное

существование его начальника, Ньюком, перескакивая через две ступеньки,

весело и бойко сбежал по лестнице окружного суда. А мисс Саундерс, зная,

что ее начальник уехал по каким-то делам, связанным с предстоящей окружной

конференцией республиканской партии, и что в его кабинете не с кем

поделиться новостью, направилась в канцелярию аудитора: уж там-то можно

будет всем и каждому пересказать все, что она успела узнать о трагедии на

озере.

Сведения, собранные следователем Хейтом и его помощником, были странные

и настораживали. На другое утро после исчезновения лодки с такой,

по-видимому, счастливой и симпатичной четой туристов, по настоянию хозяина

гостиницы, начались поиски - и в Лунной бухте, за островом, были найдены

перевернутая лодка, шляпа и вуаль. И немедленно все служащие гостиницы,

проводники и постояльцы, которых удалось для этого завербовать, стали

нырять в озеро и обшаривать дно длинными баграми с крюками на конце,

пытаясь отыскать и извлечь из воды тела утонувших. Проводник Сим Шуп,

хозяин гостиницы и арендатор лодочной станции рассказали, что погибшая

женщина была молода и хороша собой, а ее спутник - по-видимому, довольно

состоятельный молодой человек, и поэтому происшествие вызвало у

немногочисленных местных жителей - лесорубов и служащих гостиницы - не

только интерес, но и сочувствие. К тому же все недоумевали, каким образом

в прекрасный безветренный день мог произойти такой странный несчастный

случай.

Но еще большее волнение поднялось, когда в полдень, после

непродолжительных поисков, один из работавших багром - Джон Поль, лесоруб,

- вытащил из воды Роберту, зацепив крюком ее платье; на лице ее - у рта, у

носа, над правым глазом и под ним - явственно виднелись следы ушибов, и

всем присутствующим это обстоятельство сразу показалось подозрительным.

Джон Пол, который вместе с Джо Райнером, сидевшим на веслах, вытащил ее из

воды, взглянув на нее, воскликнул:

- Ах ты бедняжка! Легкая, как перышко! Не пойму даже, как она могла

утонуть.

Он перегнулся через борт и, подхватив Роберту своими сильными руками,

втащил ее, мокрую и бездыханную, в лодку; тем временем его товарищи подали

знак другим лодкам, и те быстро приплыли на зов.

Отведя в сторону длинные густые каштановые волосы девушки, спутанные

водою и скрывавшие ее лицо, Джон прибавил:

- Вот так штука! Смотри, Джо! Сдается мне, малютку чем-то стукнули!

Погляди-ка!

Скоро все лесорубы и постояльцы гостиницы, подплыв на лодках, стали

рассматривать кровоподтеки на лице Роберты. И как только тело ее повезли

на север, к лодочной станции, а на озере возобновились поиски тела ее

спутника, были высказаны догадки: "Что-то здесь неладно... Синяки... и

вообще... И как это лодка могла опрокинуться в такой тихий день?" "Сейчас

увидим, есть ли там кто-нибудь на дне..." А когда многочасовые бесплодные

поиски ни к чему не привели, все окончательно решили, что трупа мужчины на

дне скорее всего нет и не было, - страшная, тревожная мысль...

Вслед за тем в разговоре между проводником, который привез Клайда и

Роберту со станции, и хозяевами гостиниц на озере Большой Выпи и на

Луговом было установлено следующее: 1) что утонувшая девушка оставила свой

чемодан на станции Ружейной, тогда как Клифорд Голден взял чемодан с

собою; 2) что было подозрительное противоречие между записями в гостинице

на Луговом озере и на Большой Выпи: в одной - Карл Грэхем, в другой -

Клифорд Голден, хотя, судя по внешности (в чем убедились оба хозяина

гостиниц после тщательного обсуждения), это был, несомненно, один и тот же

человек; и 3) что названный Клифорд Голден или Карл Грэхем справлялся у

проводника, который вез его на озеро Большой Выпи, много ли там в этот

день народу. После этого смутные подозрения перешли в полную уверенность,

что дело здесь нечисто. Едва ли на этот счет оставались какие-либо

сомнения.

Прибывшему следователю Хейту немедленно дали понять, что жители

северных лесов глубоко взволнованы всем происшедшим и уверены в

справедливости своих подозрений. Они полагают, что тела Клифорда Голдена

или Карла Грэхема никогда и не было на дне озера. И Хейт, осмотрев тело

неизвестной девушки, которое бережно положили на койку в домике при

лодочной станции, и увидев, что утопленница молода и красива, был тоже

странно взволнован - не только ее внешностью, но и всей окружающей

атмосферой, насыщенной подозрениями. Более того, вернувшись в контору

гостиницы и прочитав письмо, найденное в кармане пальто Роберты, он

окончательно склонился в сторону самых мрачных подозрений, ибо прочел он

следующее:

"Луговое озеро, штат Нью-Йорк, 8 июля.

Дорогая мамочка!

Мы теперь здесь и собираемся обвенчаться, но это я пишу только для тебя

одной. Пожалуйста, не показывай мое письмо папе и вообще никому, потому

что это пока еще секрет. Я тебе говорила на рождестве, в чем дело, так что

ты не беспокойся, ничего не спрашивай и никому обо мне не говори. Можно

сказать только, что ты получила от меня письмо и знаешь, где я. Не бойся,

все будет хорошо. Обнимаю тебя, мамочка, и крепко целую в обе щеки. Не

волнуйся и постарайся убедить папу, что все в порядке, но только не говори

ничего ни ему, ни Эмилии, ни Тому, ни Гифорду, ладно? Целую тебя много,

много раз.

Любящая тебя Берта.

Все это пока секрет и должно оставаться между нами, а немного погодя,

когда это перестанет быть тайной, я тебе сразу напишу".

В верхнем правом углу листка, так же как и на конверте, был штемпель:

"Гостиница "Луговое озеро", штат Нью-Йорк, владелец Джек Ивенс". Очевидно,

письмо было написано утром, после того как они провели ночь в этой

гостинице, записавшись под именем мистера и миссис Грэхем.

Ох, уж это девичье легкомыслие!

Из письма было ясно, что эти двое остановились в гостинице как муж и

жена и, однако, не были женаты. Хейта передернуло при чтении этого письма,

потому что и у него были дочери и он их горячо любил. Но тут у него

явилась одна мысль. В округе приближается время выборов; в ноябре должны

быть переизбраны на следующее трехлетие все местные власти, включая и

следователя, вдобавок в этом же году предстоят выборы окружного судьи

(срок его полномочий - шесть лет). В августе, то есть примерно через

полтора месяца, должны состояться окружные конференции республиканской и

демократической партий, и тогда будут выдвинуты кандидаты на

соответствующие должности. Однако ни на одну должность, кроме поста

окружного судьи, не мог пока рассчитывать нынешний прокурор, поскольку он

занимал место прокурора уже два срока подряд. Этим он был обязан не только

своему таланту провинциального политического оратора, но и тому, что в

качестве высшего судебного чиновника имел возможность оказывать своим

друзьям различные услуги. Но теперь, если только ему не посчастливится

быть выдвинутым, а затем и избранным на пост окружного судьи, должен

наступить конец его политической карьере. Беда в том, что за весь период

его полномочий не было ни одного значительного судебного процесса, который

помог бы ему выдвинуться и, следовательно, дал бы право рассчитывать и

впредь на признание и уважение избирателей. Но теперь...

Происшествие на озере Большой Выпи, размышлял проницательный

следователь, вполне может оказаться таким делом, которое привлечет

внимание и симпатии населения к этому человеку - нынешнему прокурору, его,

Хейта, близкому и весьма полезному другу. Это благотворно отразится на его

влиянии и репутации, а тем самым и на всем списке кандидатов его партии,

так что на предстоящих выборах все они могут быть избраны. Нынешний

прокурор сможет добиться того, что его не только выдвинут кандидатом, но и

изберут в ноябре судьей на шестилетний срок. Случались в политическом мире

и более странные вещи...

И Хейт сразу решил не отвечать ни на какие вопросы относительно

найденного письма, потому что оно обещало быстро раскрыть тайну

преступления, если таковое имело место, и при существующей политической

ситуации сулило славу и почет каждому, кто будет причастен к раскрытию

этой тайны.

Одновременно он приказал Эрлу Ньюкому и проводнику, который привез

Роберту и Клайда на озеро Большой Выпи, отправиться на станцию Ружейную и

сказать, что оставленный там чемодан не может быть выдан никому, кроме

самого Хейта или представителя прокурора. Затем он собирался уже звонить

по телефону в Бильц, чтобы проверить, проживает ли в тех местах семья

Олден, с дочерью Бертой или Альбертой, но тут (по воле самого провидения,

как ему показалось) его прервали: двое мужчин и мальчик - здешние охотники

- в сопровождении толпы тех, кто уже знал о трагедии на озере, ворвались к

нему в комнату. У них имеются сведения чрезвычайной важности, заявили они

и, то и дело перебивая и поправляя Друг друга, рассказали, что в тот день,

когда утонула Роберта, часов в пять вечера они вышли из Бухты Третьей мили

(около двенадцати миль к югу от Большой Выпи), собираясь поохотиться

вблизи этого озера и половить здесь рыбу. И вот, единогласно показали они,

в тот же вечер около девяти часов, когда они подходили к южному берегу

Большой Выпи, - может быть, мили за три до него, - им встретился молодой

человек, которого они приняли за туриста, идущего из гостиницы на озере

Большой Выпи в поселок Бухты Третьей мили. Он был очень хорошо, щегольски

одет, совсем не как здешний житель. На голове его была соломенная шляпа, в

руках чемодан, и их тогда удивило, почему он идет пешком, да еще в такое

странное время, когда наутро мог бы поездом доехать до Бухты Третьей мили

за один час. И потом почему, встретившись с ними, он так испугался? По их

словам, столкнувшись с ними в лесу, он шарахнулся в испуге, больше того -

в ужасе, точно хотел бежать. Правда, фитиль в фонаре, который нес один из

них, был сильно прикручен, так как вечер был лунный, и шли они очень тихо,

шагом людей, привыкших выслеживать всякого лесного зверя. Но ведь эти

места совершенно безопасные, тут встречаются только такие же честные

граждане, как они сами, и незачем было молодому человеку кидаться в

сторону, точно он хотел спрятаться в кусты. Впрочем, когда Бад Брюнинг,

паренек, который нес фонарь, прибавил в нем света, прохожий как будто

пришел в себя, ответил на их приветствие и спросил, далеко ли до Бухты

Третьей мили. Они ответили, что около семи миль, и он пошел дальше, а они

продолжали свой путь, обсуждая странную встречу.

И теперь, поскольку приметы молодого человека в точности совпадали с

тем, как его описывали проводник, везший Клайда до станции Ружейной, и

владельцы гостиниц на озере Большой Выпи и на Луговом, стало совершенно

ясно: это - тот самый человек, который поехал на лодке с той, что утонула

в озере.

Эрл Ньюком сразу же попросил у своего начальника разрешения справиться

по телефону у хозяина единственной гостиницы в Бухте Третьей мили, не

останавливался ли там случайно таинственный незнакомец. Оказалось что нет.

По-видимому, никто, кроме этих трех охотников, нигде его не видел. Он

точно растаял в воздухе, хотя вечером в тот же день было установлено, что

молодого человека схожей внешности, с чемоданом в руке, но не в соломенной

шляпе, а в кепке, на следующее утро после встречи в лесу видели в Шейроне;

он сел на маленький озерный пароход "Лебедь", курсирующий между Бухтой

Третьей мили и Шейроном. Но потом, его след потерялся. Никто в Шейроне до

сих пор не мог припомнить, чтобы приезжал или уезжал такой человек. Даже

сам капитан показал впоследствии, что он не заметил, как высадился этот

пассажир: на пароходе в тот день было пятнадцать пассажиров, и капитан не

мог толком припомнить ни одного из них.

Однако все обитатели Большой Выпи постепенно пришли к непоколебимому

убеждению, что, кто бы ни был этот субъект, он - отъявленный,

хладнокровный злодей! И все с удвоенной, утроенной силой желали, чтобы он

был схвачен и арестован. Негодяй! Убийца! И немедленно повсюду из уст в

уста, по телефону, по телеграфу, вплоть до местных газет, вроде "Аргус" и

"Таймс юнион" в Олбани или "Стар" в Ликурге, разнеслась весть о волнующей

трагедии на озере; при этом делались намеки, что тут, возможно, кроется

страшное преступление.

Исполнив свой служебный долг, следователь Хейт на обратном пути

обдумывал, как поступать дальше. Каков должен быть его следующий шаг в

этом прискорбном деле? Перед отъездом он еще раз пошел взглянуть на

Роберту и был глубоко, непритворно взволнован: она казалась такой юной,

невинной и хорошенькой. Влажные тяжелые складки скромного синего платья из

саржи облегали ее тело; маленькие руки были сложены на груди,

золотисто-каштановые волосы, еще не просохшие после двадцати четырех часов

пребывания в воде, чем-то наводили на мысль о былой живости и страстности,

- и все это, казалось, говорило о мягком обаянии, бесконечно далеком от

преступления.

Но была в этом, без сомнения очень печальном, деле и еще одна сторона,

касающаяся лично его, следователя. Должен ли он отправиться в Бильц к

миссис Олден, которой адресовано письмо, сообщить ей ужасную весть о

смерти ее дочери и при этом расспросить, кто был спутник погибшей и где он

находится? Или же ему следует сперва явиться в Бриджбург к прокурору

Мейсону и сообщить ему все подробности случившегося, с тем чтобы этот

джентльмен принял на себя печальную обязанность нанести сокрушительный

удар почтенной, видимо, семье? Тут надо учесть политическую ситуацию. И

хотя следователь имеет право действовать самостоятельно и выдвинуться на

этом деле, нужно принять во внимание общее положение партии: сильный

человек, безусловно, должен стать во главе партийного списка и укрепить

позиции партии на осенних выборах, трагедия на озере - для этого блестящая

возможность. Значит, второй вариант наиболее разумен: для прокурора, друга

Хейта, это - великолепный случай! С такими мыслями Хейт приехал в

Бриджбург и торжественно явился в кабинет к прокурору Орвилу Мейсону,

который мгновенно насторожился, почувствовав по поведению следователя, что

произошло нечто значительное.

Мейсон был человек небольшого роста, плечистый и физически очень

сильный; но в юности он, к несчастью, случайно сломал себе нос; и это

очень испортило его приятное и даже своеобразное лицо, придав ему мрачное,

почти зловещее выражение. Но Мейсон был личностью отнюдь не мрачной, а

скорее чувствительной и романтичной. В детстве он испытал нужду и унижения

и поэтому позднее, в более счастливые годы, смотрел на людей, к которым

жизнь была снисходительнее, как на баловней судьбы. Его мать, вдова

бедного фермера, с великим трудом сводила концы с концами, и к двенадцати

годам он отказался чуть ли не от всех ребяческих игр и удовольствий, чтобы

ей помогать. А в четырнадцать лет, катаясь на коньках, он упал и так

разбил нос, что это навсегда его обезобразило. Поэтому он постоянно

оказывался побежденным в юношеском соперничестве из-за девушек: их

внимание, которого он так жаждал, доставалось другим - и постепенно он

стал крайне чувствителен к своему уродству. Дело кончилось тем, что

фрейдисты обычно называют психосексуальной травмой.

Однако в семнадцать лет Мейсон сумел завоевать симпатию издателя

бриджбургской газеты "Республиканец" и стал ее постоянным хроникером.

Позже его корреспонденции по округу Катараки печатались уже в таких

газетах, как "Таймс юнион" в Олбани и "Стар" в Утике, а к девятнадцати

годам он уже имел возможность изучать юриспруденцию в конторе бывшего

бриджбургского судьи Дэвиса Ричофера. Еще через несколько лет он получил

право заниматься адвокатской практикой, завоевал симпатии некоторых

местных политиков и коммерсантов, и они позаботились о том, чтобы провести

его в законодательное собрание штата; там он заседал шесть лет кряду и

своей скромной, но дальновидной и честолюбивой готовностью поступать, как

прикажут, добился благосклонности столичных заправил, сохранив при этом и

симпатии своих покровителей в родном городе. Он обладал и кое-каким

ораторским даром и, когда вернулся в Бриджбург, получил сперва место

помощника прокурора, затем, через четыре года, был избран аудитором и,

наконец, на два четырехлетия подряд - прокурором. Заняв столь высокое

положение в обществе, он женился на дочери местного аптекаря, человека со

средствами, и стал отцом двоих детей.

О происшествии на озере Большой Выпи Мейсон уже слышал от мисс Саундерс

все, что она узнала сама, и, как и следователь Хейт, сразу понял, что

шумиха, которая наверняка подымется вокруг этого преступления, будет ему

очень на руку. Возможно, она поможет укрепить его шаткий политический

престиж и даже, пожалуй, разрешит проблему всего его будущего. Во всяком

случае, он был чрезвычайно заинтересован и теперь, при виде Хейта, не

скрыл своего живейшего интереса к этому происшествию.

- Ну, что нового, Хейт?

- Так вот, Орвил, я только что с Большой Выпи. Мне кажется, я нашел для

вас дело, на которое вам придется потратить толику времени.

Большие выпуклые глаза Хейта говорили гораздо больше, чем это ни к чему

не обязывающее вступление.

- Вы имеете в виду несчастный случай на озере?

- Да, сэр, именно.

- У вас есть основания думать, что тут что-то нечисто?

- Видите ли, Орвил, я нимало не сомневаюсь, что это - убийство. -

Хмурые глаза Хейта мрачно сверкнули. - Конечно, осторожность прежде всего,

и все это пока между нами. Я, правда, еще не вполне убежден, что тело

молодого человека не отыщется на дне озера. Но все это, по-моему, очень

подозрительно, Орвил. Не меньше пятнадцати человек вчера и сегодня целый

день обшаривали баграми южную часть озера. Я велел нескольким парням

измерить глубину в разных местах - нигде нет больше двадцати пяти футов. И

до сих пор - никаких следов мужчины. А ее вытащили вчера, около часу дня,

не так уж долго искали. Очень красивая девушка, Орвил, совсем молоденькая,

лет восемнадцать - двадцать, не больше. И тут есть несколько очень

подозрительных обстоятельств, почему я и думаю, что трупа ее спутника там

нет. По правде говоря, я еще не видел случая, который бы так походил на

дьявольское преступление.

Сказав это, он начал рыться в правом кармане своего изрядно поношенного

и мешковатого пиджака и наконец извлек оттуда письмо Роберты; протянув его

другу, он придвинул стул и уселся; тем временем прокурор принялся за

чтение.

- Да, все это выглядит довольно подозрительно, - сказал Мейсон, дочитав

письмо. - И вы говорите, его до сих пор не нашли... Ну, а мать покойной вы

уже видели? Что она знает об этом деле?

- Нет, Орвил, я ее не видел, - медленно и задумчиво ответил Хейт, - и

скажу вам почему. Я еще вчера решил, что лучше мне сперва потолковать с

вами, а потом уже предпринимать что-либо по этому делу. Вы сами знаете,

какая у нас сейчас политическая ситуация. Такое дело, если его правильно

повести, может изрядно повлиять на общественное мнение этой осенью. Я,

конечно, не думаю, что мы должны примешивать политику к такому

преступлению, а все-таки почему бы нам не вести это дело так, чтобы его

поставили нам в заслугу? Вот я и решил сначала поговорить с вами. Конечно,

если хотите, я туда съезжу. Но только, по-моему, лучше бы вы поехали сами

и выяснили, кто этот парень и что он собою представляет. Сами понимаете,

что может означать такое дело с политической точки зрения, если только мы

доведем его до конца. А я знаю, что вы можете это сделать, Орвил.

- Спасибо, Фред, спасибо, - торжественно ответил Мейсон, постукивая

письмом по столу и косясь на приятеля. - Очень вам благодарен за лестное

мнение обо мне. Думаю, что вы избрали самый верный путь. А вы уверены, что

никто, кроме вас, не видел этого письма?

- Только конверт. Да и его видел только один мистер Хаббард, хозяин

гостиницы. Он мне сказал, что нашел письмо в кармане ее пальто, побоялся,

как бы оно не исчезло или не было распечатано до моего приезда, и потому

забрал его к себе. Он говорит, что сразу почуял неладное, как только

услышал о несчастье. По его словам, молодой человек очень нервничал и вел

себя как-то странно.

- Очень хорошо, Фред. И пока никому больше ничего не говорите об этом

деле, ладно? Я сейчас же еду туда. Но, может быть, вы еще что-нибудь

узнали?

Мистер Мейсон был теперь очень оживлен и полон энергии, непрерывно

задавал вопросы и даже со своим старым другом стал разговаривать

повелительным тоном.

- Да, узнал немало, - глубокомысленно и важно ответил следователь. - На

лице девушки есть подозрительные синяки и ссадины, Орвил: под правым

глазом и над левым виском и еще на губе и на носу; похоже, что бедняжку

чем-то ударили - камнем, или палкой, или, может быть, одним из весел; они

там плавали неподалеку. На вид она еще совсем ребенок, такая маленькая, и

знаете, Орвил, очень хорошенькая девушка... но вела себя не так, как

полагается. Сейчас я вам объясню. - Тут следователь замолчал, вытащил из

кармана огромный носовой платок и шумно высморкался, а затем тщательно