Черный дайвер и его самостоятельность

Учитывая вышесказанное, мы можем предположить, что для того, чтобы искусственный интеллект стал специфической проблемой в литературоведении, необходимо его некоторое соответствие с реальными прототипами искусственного интеллекта. Учитывая специфику функционирования компьютеров, претендующих на звание искусственного интеллекта, это соответствие и является тем необходимым условием, которое делает героя-ИИ уникальным.

Начнем с Черного Дайвера, персонажа из фантастической повести «Фальшивые зеркала» Сергея Лукьяненко. В повести искусственный интеллект появляется очень необычным образом. Прежде всего стоит вспомнить, что в этой повести главным фантастическим допущением является так называемая дип-программа, которая погружает мозг человека в мир компьютера, создавая полную иллюзию присутствия в мире сети, особенно если дело касается компьютерных игр. Данная программа представляет собой ролик следующего содержания:

«Всё изменилось, когда бывший московский хакер, а ныне преуспевающий американский гражданин Дмитрий Дибенко изобрёл глубину. Маленькую программу, влияющую на подсознание человека. Говорят, он был помешан на Кастанеде, увлекался медитацией, баловался травкой. Верю. Его бывшие друзья признаются, что он был циничным и ленивым, неряхой и посредственным специалистом. Тоже верю.

Но он породил глубину. Десятисекундный ролик, прокручивающийся на экране, сам по себе безвреден. Если его показать по телевизору (говорят, в некоторых странах это рисковали делать), то телезритель ничего не почувствует, не станет участником фильма. Сам Дмитрий хотел лишь создать на экране компьютера приятный фон для медитации. Он его создал, пустил гулять по сети и две недели ни о чём не подозревал.

А потом один украинский паренёк посмотрел на цветные переливы дип-программы, пожал плечами и начал играть в свою любимую игру — «Doom». Нарисованные коридоры и здания, отвратительные монстры и отважный герой с дробовиком в руке. Простая трехмерная игра, с неё начиналась целая эпоха объёмных игр.

И он попал в игру.»

[8, c 15]

То есть, здесь мы видим мощное воздействие на сознание человека, настолько мощное, что гипнотический эффект несравним с ныне известными галлюциногенами. Подобное воздействие в реальном мире вызвало бы огромную панику и множество несчастных случаев, связанных с болезнями душевными. Дип-программа неконтролируема и в произведении причина эффекта так и не объяснена, но зато ясно показано, что в психике под воздействием программы могут произойти неисправимые психические отклонения. Каким же образом это относится к искусственному интеллекту?

Для того, чтобы пользователи, находясь под воздействием программы, могли общаться между собой, был создан город Диптаун, представляющий собой электронную версию настоящего города, но имеющего несколько иную структуру и полностью помещающегося в сети Интернет. Этот город требовал достаточно современного технического оснащения, оказавшегося способным, впоследствии, выдержать нагрузку настоящего искусственного разума, если говорить точными терминами.

Чтобы понять специфику этой версии искусственного интеллекта, следует отметить, что есть две варианта возникновения искусственного интеллекта – самопроизвольно, от чересчур усложнившейся структуры или специально, созданный в лабораториях лучшими программистами мира. Случайное возникновение может оказаться роковым для человечества, как, например, в рассказе Харлана Эллисона «У меня нет рта, чтобы кричать»

«Началась Холодная Война и превратилась в долгую Третью Мировую Войну. Война охватила всю Землю и стала чересчур сложной, и компьютеры были просто необходимы, чтобы держать под контролем происходящее. Люди вырыли котлованы и стали строить ЯМ. Был китайский ЯМ, и русский ЯМ, и американский, и все шло хорошо, пока ими не заняли всю планету, пристраивая к машине все новые и новые ячейки, но в один прекрасный день ЯМ проснулся, осознал свое "Я" и соединил сам себя в одно целое. Ввел необходимые для уничтожения людей команды и убил всех, кроме пяти своих пленников, нас.»

[6, c 330]

Существование данного искусственного интеллекта – чистая случайность, незапланированная никем, а это значит, что в его программное обеспечение не входили блоки, которые могли бы помешать вредить людям. У Айзека Азимова вредить людям мешают три установки, которые закладываются в основу операционной системы, они названы законами и звучат так:

«Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.

Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.

Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам.»

[5, c 45]

Это ограничивает деятельность робота и не позволяет ему причинять вред. Более того, в произведении «Роботы и Империя» роботом Дэниелом приводится логическое продолжение Трех Законов:

«— Есть закон выше Первого: «Робот не может повредить человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был нанесен вред». Я считаю это Нулевым Законом роботехники. Тогда Первый Закон должен гласить: «Робот не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред, если это не противоречит Нулевому Закону».

[2,c 330]

Этот Нулевой Закон может показаться результатом творческого акта, происходящего в мозгу робота, но это абсолютно не так. Почему именно, будет разъяснено немного ниже.

Дубровский Д. И. в своей книге «Сознание, мозг, искусственный интеллект» приводит такое утверждение:

«Сознание обладает специфическим и неотъемлемым качеством субъективной реальности (СР). Мои мысли, мои ощущения зеленого, красного, запаха розы, не говоря уже о переживаниях боли или радости, – всё это не менее реально и значимо для меня, чем стол, за которым я сейчас сижу […]. Качество СР выступает в различных формах (ощущение, образ, эмоция, мысль, чувство уверенности, волевое усилие и т.п.), оно способно выражать самое разнообразное содержание, но суть его – в субъективном переживании, в его как бы непосредственной данности индивиду (в аналитической философии это качество выражается разными терминами: «субъективный опыт», «ментальное», «квалиа» и др.Именно качество СР создает главные трудности»

[28, c 204-205]

То есть, человек всю реальность воспринимает субъективно. И автор, и читатель, и даже персонаж воспринимает реальность вокруг него со своей точки зрения, которая учитывает и характер, и опыт, и особенности психики. Очевидно, что из вышеперечисленного к искусственному интеллекту может относиться только опыт, и то, лишь в качестве информации, безэмоциональной, а потому максимально объективной. Но является ли эта объективность абсолютной? Алгоритм обработки информации, сама эта информация предоставляется человеком, человек создает программное обеспечение, а потому об абсолютной объективности речь все равно идти не может. Таким образом, какой бы уровень разума не получила машина, она все равно остается под человеческим влиянием, вынуждена под него подстраиваться и следовать алгоритмам, в нее заложенным.

3.2 Р. Дэниел Оливо и гуманистические взгляды доктора Фастольфа
Но главным все равно остается человек, создавший программное обеспечение и настроивший его. В тексте это иллюстрируется так:

«– Функционирующий человек – живой. Если эта жизнь насильственно прекращена сознательным действием другого человека, мы называем это убийством. Вы согласны с этим словом?

– Без сомнения, – ответил Дэниел.

– Тогда мы можем сказать, что функционирующий робот – живой. Проще считать его живым, чем усложнять дело изобретением нового слова. Ведь вы в данный момент живы?

– Я функционирующий, – медленно и с ударением ответил Дэниел.

– Ну, послушайте, если жук, дерево или травинка живые, то почему же вы не живой? Я никогда бы не сказал и даже не подумал бы, что вот я – живой, а вы просто действующий, а в особенности, если я некоторое время проживу на Авроре, где буду стараться не делать без необходимости различий между собой и роботами. Следовательно, я говорю, что мы оба живые, и прошу вас согласиться с этим словом.

– Я соглашаюсь, партнер Илия.

– Значит, прекращение жизни робота сознательным насильственным действием человека мы тоже назовем убийством. Но вот в чем загвоздка: за одинаковое преступление должно быть одинаковое наказание, но правильно ли это? Если наказание за убийство человека – смерть, то будет ли оно применено к человеку, положившему конец роботу?

– Наказание убийце – психозонд с последующим созданием новой личности. Преступление совершает личная структура мозга, а не тело.

– А как на Авроре наказывают за совершение насильственного прекращения функций робота?

– Не знаю, партнер Илия. Насколько мне известно, на Авроре никогда не было подобного инцидента.

– Подозреваю, наказанием не будет психозонд. Тогда назовем это не просто убийством, а роботоубийством.

[…]Но гораздо важнее, что из этого разговора можно вывести некоторые заключения. Ясно, что слова Дэниела насчет того, что аврорцы не делают различия между роботами и людьми – заблуждение. Пусть себе они опускают инициал «Р», не пользуются обращением «парень», но из отказа Дэниела пользоваться одним и тем же словом для насильственного уничтожения робота и человека (отказ этот вложен в его программу, а она, в свою очередь, является естественным следствием мнения аврорцев насчет поведения Дэниела) можно заключить, что все это не более чем предрассудок. А в основном, аврорцы, как и земляне, твердо уверены, что роботы – машины и бесконечно ниже людей. Это означает, что чудовищная задача, найти приемлемое разрешение кризиса (если это вообще возможно) не будет затруднена хотя бы одним неправильным понятием об аврорском обществе.»

[3, c 13]

Как мы видим, здесь главный герой Илия (в некоторых переводах - Илайдж) Бейли выясняет, что потомки людей на других планетах, называемые космонитами, испытывают потребность различать робота и человека, и подспудно презирают роботов, подчеркивая их отличия, на поверхности оставляя лишь свою благожелательность. Но главное здесь другое. Робот запрограммирован космонитом, а значит, полностью отвечает всем обычаям и манерам своего создателя. Это закреплено даже на программном уровне, уровне семантическом, когда в робота нельзя добавить установку, противоречащую установке его создателя (назовем это условно программистом).

Что это означает? Это означает, что искусственный интеллект, какую бы самостоятельность он не обрел в ходе становления в любом художественном произведении, он все равно остается, в какой-то степени, подконтрольным тому человеку, который его создал и настроил. Субъективность, заложенная в человеке, передается всему, что он создает, всему, что находится вокруг. Таким образом, искусственный интеллект не может быть самостоятельным героем литературного произведения.

С литературоведческой точки зрения это выглядит так: искусственный интеллект не может быть вовлеченным в полноценные отношения с автором, как это делает любой литературный герой. Это выражается тем, что искусственный интеллект не может быть замеченным в трех аномалиях, о которых говорил М.М. Бахтин, и которые мы цитировали выше.

В первом случае, когда герой завладевает автором, искусственный интеллект, как герой, не в состоянии, завладеть полноценной личностью. У него нет предметно-волевой установки, он не имеет своих убеждений, не может создавать оригинальные высказывания, создать что-либо новое, у него своего характера, не вложенного создателем, не обладает способностью к интерпретации абстрактных высказываний. В тексте у А. Азимова это иллюстрируется так:

«– Можете спорить по каждому пункту – результат будет один и тот же, – сказал он. – Вчера вечером, когда мы обсуждали так называемое убийство, ваш липовый робот заявил, что его превратили в детектива при помощи какого-то дополнительного устройства, которое, видите ли, вызывает в нем стремление к справедливости.

– Готов поручиться за это, – ответил Фастольф. – Три дня назад я лично наблюдал за этой операцией.

– Но стремление к справедливости! Справедливость, доктор Фастольф, – это абстрактное понятие. Оно доступно только человеку.

– Если вы определяете «справедливость», как абстрактное понятие, как стремление воздавать каждому по заслугам, как стремление к правде и тому подобное, то я согласен с вами, мистер Бейли. Человеческое понимание абстракций не может быть заложено в позитронный мозг, по крайней мере при нынешнем уровне наших знаний.

– Значит, вы это признаете… как специалист по робототехнике?

– Конечно. Вопрос лишь в том, что подразумевал Р. Дэниел под словом «справедливость»?

– Он подразумевал именно то, что могли бы подразумевать вы, или я, или любой другой человек, но никак не робот.

– Почему бы вам, мистер Бейли, не попросить его дать свое определение справедливости?

На мгновение Бейли смешался, но тут же повернулся к Р. Дэниелу:

– Ну?

– Да, Илайдж?

– Каково твое определение справедливости?

– Справедливость, Илайдж, – это полное соблюдение всех законов.»

[4 с. 77]

В этом эпизоде мы наблюдаем за тем, как персонаж повести, детектив Илайдж Бейли сомневается в том, что робот, предоставленный ему в напарники, действительно робот. Это вполне понятная ошибка, учитывая, что по сюжету, Р. Дэниел является точной внешней копией человека. Но здесь мы видим особенность Р. Дэниела, как искусственного интеллекта. Стремление к справедливости, так свойственное человеку, вложено в робота в сокращенном варианте. Если говорить проще, то в робота вложено знание обо всех законах, которые действуют на момент действия в этой сцене и неукоснительный приказ следовать этим законам. Единственное, что способно поколебать робота в выполнении приказа – утверждение, что в случае выполнения всех законов, человеку может быть нанесен непоправимый вред. Цитируемые ранее Три Закона Роботехники являются единственной установкой, которую невозможно изменить или заменить на нечто другое.

Вот как это иллюстрируется в тексте:

«– Никогда не угрожайте человеку бластером.

– Я бы не выстрелил ни при каких обстоятельствах, Илайдж, и вы это прекрасно знаете. Я не могу причинить вреда человеку. Но, как вы убедились сами, мне и не пришлось стрелять. И я знал, что так и будет.»

[4 с. 32]

Здесь перед нами диалог, который иллюстрирует, что робот якобы угрожал людям оружием. Вот что произошло на самом деле:

«– Это явная аномалия…

– Ничего подобного, – неожиданно вмешался Р. Дэниел. – Партнер Илайдж, осмотрите бластер, который вы у меня взяли.

Бейли взглянул на бластер Р. Дэниела, который лежал у него в левой руке.

– Откройте патронник, – настаивал Р. Дэниел. – Осмотрите его.

Бейли взвесил все «за» и «против» и с опаской отложил в сторону свой бластер, затем быстрым движением открыл бластер робота.

– Он пуст, – озадаченно сказал он.

– В нем нет заряда, – согласился Р. Дэниел. – При тщательно осмотре вы убедитесь, что его там никогда не было. Этот бластер не имеет запальника и использоваться как оружие не может.

– Значит, вы направили на людей незаряженный бластер?

– Бластер мне нужен только для того, чтобы выполнять роль детектива, – ответил Р. Дэниел. – Однако если бы меня снабдили настоящим заряженным бластером, я бы мог случайно причинить человеку вред, что, разумеется, немыслимо. Я бы во-время объяснил вам все это, но вы сердились и не хотели меня выслушать.»

[4, с. 133]

Именно наличие Трех Законов Роботехники делает искусственный интеллект в творчестве А. Азимова уникальным. Как было уже сказано, любой искусственный интеллект является субъективным, как и его создатель, но при этом, абсолютно зависящим от создателя даже после обретения так называемой независимости. Здесь мы можем отметить наличие аномалии, о которой писал Бахтин и которой мы говорили выше, когда автор завладевает героем. Эта аномалия более вероятна, но так же невозможна, в случае с искусственным интеллектом.

Для того, чтобы автор завладел героем-роботом, нужно, чтобы робот имел все то, что имеет человек: волю, эмоции, убеждения, сходную структуру интеллекта.

Но у искусственного интеллекта этого всего нет. Более того, как мы уже говорили выше, компьютер обладает большей потенциальной гибкостью. Если существует разум, совершенно не похожий на наш, то на компьютере его вполне возможно воспроизвести,(естественно, в перспективе) а значит, невозможно завладеть тем, что не максимально не похоже на человека. Естественно, роботы в литературе существенно отличаются от роботов, которые могут появиться в реальности в ближайшее время, но в этом плане Айзек Азимов придерживается принципов жизнеподобия, то есть приближения литературной действительности к реальности. Как это получается? Здесь уже были продемонстрированы фрагменты текста, которые иллюстрируют полное подчинение законам логики всего происходящего действия, так что этот вопрос пока можно оставить. Таким образом, автор не может завладеть чем-то, что полноценным героем не является. Такое может произойти с героем, который вложил в робота эти установки, то есть, в данном случае, в персонажа тетралогии «Позитронные роботы», доктора Хэна Фастольфа. При дальнейшем анализе мы увидим, что гуманистические принципы, проповедуемые доктором Фастольфом, он также вложил в роботов, с которыми работал, а значит, они, по ходу сюжета, явились инструментами, продолжателями его дела, но никак не самостоятельными героями, принявшими самостоятельные решения.

Доктор Фастольф показал себя гуманистом, ведя речь не об уникальности космонитов как нации, хотя они и превосходят землян технологически и по уровню жизненного благополучия, но об уникальности всего человечества, о великой мечте – населить все пригодные планеты Галактики людьми.

«– Почему бы не освоить новые миры? Галактика насчитывает сотни миллиардов звёзд. Предполагается, что сто миллионов планет годны или могут быть сделаны годными для жизни.[…]

– Ну и что потом? Новые Внешние Миры?

– Нет. Внешние Миры появились на Земле ещё до возникновения стальных городов. Новые же колонии будут созданы людьми, которые жили в крытых городах и к тому же знакомы с культурой С/Fе. Это будет синтез того и другого, своего рода гибрид. Если же оставить все по-старому, то вскоре начнёт разрушаться земная цивилизация, а несколько позднее наступит черёд медленного загнивания и распада культуры Внешних Миров. Новые колонии несут что-то свежее, так как будут сочетать в себе то лучшее, что есть в обеих цивилизациях. Их благотворное влияние на более старые миры, включая Землю, поможет и нам зажить новой жизнью.

– Не знаю, не знаю… Все это очень туманно, доктор Фастольф.

– Да, это мечта. Поразмыслите над этим.»

[4, с. 133]

Это высказывания ученого, сконструировавшего человекоподобного робота, настолько приближенного к человеку, насколько это вообще возможно, даже с учетом специфики машинного интеллекта, о которой мы говорили выше.

Таким образом, Р. Дэниел и Р. Жискар, два искусственных интеллекта, являются носителями этих убеждений.

«Потому что он прав. Я так и сказал тебе. Он-то думал, что он лжет. Изучив чувство торжества в его сознании, я убедился: он уверен, что результатом усиления радиоактивности станут анархия и сумятица, которые охватят Землю и Поселенческие миры; и тогда космониты уничтожат их и захватят Галактику. Но я подумал, что сценарий, который он разработал, чтобы покорить нас, правильный. Устранение Земли, этого огромного перенаселенного мира, уничтожит мистическое и, по-моему, опасное преклонение перед ней и поможет землянам. Они с новой силой устремятся во все концы Галактики и без Земли, на которую они всегда оглядывались и которую обожествляли, создадут Галактическую империю. И мы должны им помочь.»

[2, с. 379]

Здесь мы видим почти полное воспроизведение того высказывания, которое вначале звучало от человека, но потом было воспроизведено роботом. Именно из этого убеждения, созданного и вложенного человеком, был создан так называемый Нулевой Закон, о котором говорилось выше.

В третьем случае аномалий в отношениях автора и героя, когда герой сам является своим автором и оценивает себя эстетически, то искусственному интеллекту чужды такие настроения, так как ему чужды какие-либо настроения вообще. Робот лишен эмоций, лишен собственного Я, сознание, даже если и присутствует, лишено подсознания. Поэтому ни о каком авторе-герое здесь тоже речь идти не может.

Но если не идет речь о том, что искусственный интеллект – обычный литературный герой, что тогда представляет собой искусственный интеллект в художественной литературе?

Исходя из вышесказанного, можно сказать, что искусственный интеллект – инструмент, которым пользуется персонаж для достижения каких-либо целей. Если инструмент не бунтует, то цель обычно достигается. Если же происходит сбой в программе, то инструмент от этого инструментом быть не перестает, как не перестает мобильный телефон быть средством связи, если о нем снимут фильм ужасов, где телефоны бунтуют и убивают абонентов.. (Речь идет о японском фильме ужасов «The Ringu») В данном произведении робот полностью повторяет речь своего создателя, или, как это говорится в тексте, хозяина. Любое действие, даже самое простое, обусловлено приказом человека и нет этому правилу исключений.

«– Послушайте-ка, робот Дэниел Оливо, – подчёркнуто медленно произнёс он, – я приказываю вам немедленно открыть этот иллюминатор, слышите?

Но Дэниел не сдвинулся с места.

– Я должен объяснить вам следующее, партнёр Илайдж, – сказал он. – В первую очередь, на мне лежит обязанность оберегать вас от всякого ущерба. Согласно инструкции, полученной от моих господ, а также согласно собственному опыту, я знаю, что вы не сможете перенести вид открытого пространства. […]Поэтому Бейли подавил гнев и постарался как мог спокойнее сказать:

– Мне кажется, Дэниел, что я смогу вынести вид открытого пространства в течение некоторого времени.

– Не сможете, партнёр Илайдж, – возразил робот.

– Разрешите мне самому решать такие вопросы, Дэниел.

– Если это приказ, партнёр Илайдж, то я не подчинюсь ему и помешаю вас открыть иллюминатор.»

[1, с. 20]

Здесь мы видим неподчинение робота человеку, хотя Второй закон ясно гласит, что робот должен человеку повиноваться. Но действительно ли робот не подчиняется?

Первый закон потому и назван первым, что для робота человеческая безопасность превыше всего. Таким образом, робот застрахован от выполнения приказов, если робот понимает, что его действия могут впоследствии принести вред человеку. Боязнь открытого пространства и возраст главного героя говорят роботу о том, что сердечно-сосудистая система Илайджа Бейли подвергается серьезной опасности и психологический комфорт от победы над собой - слабая компенсация за такой вред. К тому же, для каждого робота приоритетом является все-таки хозяин.

Но, как и всякий инструмент, робот может стать орудием для чего угодно, будь то преступление, благодеяние и т.п..

«– Я хотел бы услышать мнение специалиста, – невозмутимо продолжал Илайдж Бейли, – мой случай, конечно, гипотетический. Предположим, некий человек говорит роботу: налей немного этой жидкости в стакан с водой, который находится там-то. Жидкость совершенно безвредна, но мне нужно знать её действие на воду. Потом вода будет вылита. После того, как ты это сделаешь, забудь о своём поступке.

Либиг молчал.

– Если вы прикажете роботу добавить в стакан с водой таинственную жидкость, – продолжал Бейли, – и затем предложить эту воду человеку, Первый Закон заставит робота воспротивиться: какова природа этой жидкости? Не причинит ли она вред человеку? И даже после вашего объяснения робот не решится предложить человеку воду с добавленной в неё неизвестной жидкостью. Но ему ясно сказано – воду пить никто не будет. Первый Закон здесь ни при чём. Разве робот не послушается приказа?

Либиг все ещё молчал, его глаза сверкали, веко нервно подёргивалось.

– Теперь рассуждаем далее. Другой робот, не зная, что проделано с водой, спокойно предлагает её человеку, после чего тот умирает.

– Нет! – закричал Либиг. – Нет!

– А почему нет? Каждое из данных действий само по себе невинно. Только вместе они приводят к убийству. Вы отрицаете, что подобная вещь может произойти?

– Убийцей будет тот, кто отдал приказ роботу, – воскликнул роботехник.»

[1, с. 20]

Предположим, в этой гипотетической ситуации действуют не роботы, а люди, полностью лишенные прав. Учитывая способность людей общаться между собой, естественное любопытство и самостоятельность мышления, то таинственная жидкость, попавшая в воду хозяину, могла туда и не попасть, в зависимости от эмоционального настроя наливающего воду раба. Таким образом, даже раб, не имеющий права голоса и свобод, все-таки самостоятелен в том плане, что его мышление остается лишь его мышлением и любой его поступок – лишь его поступок, ответственность за который несет он сам.

Но такую ситуацию мы видим у Айзека Азимова, в его творчестве, полностью посвященном роботам. Как же обстоит дело у представителей русскоязычной фантастики?

Для анализа было бы логично выбрать Станислава Лема, как классического фантаста, но с течением времени представление о роботах меняется, а значит, современные авторы в роботах разбираются лучше и логическое обоснование гораздо более проработано, поскольку прогресс не стоит на месте и всемирная сеть Интернет также меняет представление об искусственном интеллекте. Таким образом, было выбрано произведение, наилучшим образом отвечающее нужным параметрам. Для анализа нам необходимо было произведение, в котором искусственный интеллект возник спонтанно, без сознательного участия человека, а также с учетом существования сети Интернет. Трилогия «Диптаун», а в особенности вторая ее часть, «Фальшивые зеркала» Сергея Лукьяненко, подходили для данного анализа лучше всего.

Искусственный интеллект с самого начала здесь абсолютно нестандартен. Во-первых, почти до самого конца произведения мы так и не узнаем, что это искусственный интеллект. Во-вторых, он совершает самостоятельные поступки и действия, и даже убивает людей, что абсолютно противоречит Трем Законам Робототехники, признанным многими авторами. Таким образом, тут мы видим, что искусственный интеллект в данном произведении не вписывается в концепцию, описанную ранее.

Но так ли это?

Как мы уже говорили, искусственный интеллект в данном произведении возникает в условиях виртуального пространства. Разум человека, погруженный в это пространство и поставленный в исключительно стрессовые обстоятельства, создает слепок личности, электронную версию самого себя, которую мы, в данном случае, и называем искусственным интеллектом.

Вот сцена, которая подробно описывает взаимоотношения данного искусственного интеллекта и его невольного создателя.

«– А я просил меня создавать?

Тихо. Очень тихо. «Трактиръ» вокруг начинает таять. Мир заволакивает туманом. Серая мгла, изнанка Диптауна.

Мир, где на самом деле и живет Темный Дайвер.

Мое всесильное отражение. Ожившие латы. Слепок души, снятый в моменты боли и страха, грусти и одиночества.

Мне было и хорошо, и плохо в глубине. Было хорошо – и я глотал свою радость, собирал ее до донца, выскребал начисто. Было плохо – и я уходил. Оставляя свою броню один на один с тоской.

– Я просил меня создавать? – спрашивает Темный Дайвер.

– Никто и никогда не мог этого просить. Ни один человек.

Мы стоим по колено в сером тумане. Туман везде, туман клубится вокруг, наползает на лица, глушит голос. И нигде – ни искорки света.

– Но я не человек. Я живой. Я разумный. Но не человек. У меня нет дип-программы, Леонид. Я вижу Диптаун таким, каков он есть. Нарисованное солнце. Нарисованное небо. Нарисованные лица. Но я ведь знаю, что есть и другой мир.

– Он такой же.

– Нет. Он другой. Настоящий. Ты можешь поцеловать Вику – или разругаться с ней. Ты можешь поговорить с другом – или поссориться. Вы равны. Вы живете среди равных. Я тоже хочу жить так.»

[7, c 228]

Как мы видим, созданное героем электронное существо может показаться разумным, а не интеллектуальным, но здесь есть небольшая деталь. Создан был этот искусственный интеллект именно для выражения человеческих эмоций и именно тогда, когда человеку это было необходимо. Именно участие человека и его действия заставляют данный искусственный интеллект действовать, причем в рамках изначально созданной программы.

Мы видим, Черный Дайвер все равно является полностью подчиненным своему создателю. Можно сказать, что эмоциональность, свойственная этому существу, есть лишь результат человеческого программирования. Как было сказано в цитате, это существо появилось из виртуальной маски главного героя, оно отражало его эмоции и герой, можно сказать, запрограммировал его на эмоции. Было бы у этого искусственного разума такое желание – выбраться из виртуальной сети, если бы такого желания не было у самого главного героя на момент создания этого существа?

«– Дибенко сделал очень хитрую штуку. Он решил создать искусственный интеллект, но не самоценный, а как придаток к живому человеку. Фактически это киборг. Только половинка этого киборга не механическая и электронная, а виртуальная, программная. Вначале она лишь копирует реакции человека. Потом начинает упреждать их. А потом… потом обретает какую-то собственную жизнь. Я прав?

Маньяк кивает, и я продолжаю:

– Самостоятельно эта штука тоже может развиваться… Император тому примером. Он начал как тупая программа с рядом вложенных в нее рефлексов. Кончил… кончил тем, что вышел из заданных программных барьеров. И спросил «кто я?». Так что, игрушка у Дибенко вышла на славу.»

[7, c 228]

Мы видим, что изначально в программу искусственного интеллекта встроен имитатор эмоций. Но являются ли эти эмоции настоящими?

Для того, чтобы испытывать эмоции, существо должно обдать органами, способными воспринимать и обрабатывать раздражители. Мы испытываем нечто, мозг реагирует на это, отдает приказ железам вырабатывать вещества, которые меняют состояние организма, как это делает адреналин, серотонин и прочее. Для искусственного интеллекта подобная имитация невозможна, ввиду его существования в виртуальной сети. Значит, есть определенный начальный набор эмоций и реакций, который интеллект копирует, руководствуясь волей создателя. Со временем база данных пополняется и кажется, что электронный разум реагирует самостоятельно. Человек очеловечивает собственную интеллектуальную копию, приписывая ей те же свойства, что и себе, таким образом приближая реакции программы к иллюзии мыслящего существа.

Единственное, что выбивается из этой схемы – эпизод с Императором в компьютерной игре «Лабиринт». Если программа «Искусственная натура» в сюжете и создает эти копии, задавая искусственному интеллекту алгоритм действий – полное подражание человеку, то Император, изначально являющийся программой, вдруг с помощью этого алгоритма начал проявлять первые признаки самостоятельной осмысленной деятельности.

«Но есть что-то еще, и, наверное, это что-то – сильнее. Если оживающая программа ломает вбитые в нее инстинкты. Если она не отвечает ударом на удар.

Если программа спрашивает «Кто я?»

[7, c 228]

Именно в этот момент мы перестаем иметь дело с искусственным интеллектом и сталкиваемся с искусственным разумом, наделенным определенным набором органов чувств (в данном произведении - виртуальных), усложненной системой восприятия, структурой мышления (см. Приложение 1). Это возвращение к тем истокам, когда искусственное существо наделялось разумом, каким бы способом оно не появилось на свет, к истокам сказки, образы и приемы из которой перешли в фантастику.

«Все это приводит к тому, что основной арсенал фантастических образов рождается на мировоззренческой основе, на основе образов познавательных. Особенно наглядно это проявляется в народной волшебной сказке.

Независимо от того, считают ли фольклористы «установку на вымысел» определяющим признаком сказки или нет, все они связывают рождение фантастических образов сказки с древнейшими представлениями о мире, и, возможно, «было время, когда в истину сказочных повествований верили так же непоколебимо, как мы верим сегодня историко-документальному рассказу и очерку»

Аникин В. П. Русская народная сказка. М., 1959, с. 10.

Таким образом, обретение Императором осознания своего Я, которое всегда сопровождает возникновение настоящего разума, мы можем считать сказочным моментом, восходящем к сказке о Пиннокио, к мифу об ожившей Галатее и пр.

За исключением этого, в данном произведении искусственный интеллект полностью отвечает схеме, которая была представлена выше: искусственный интеллект есть не что иное, как продолжение своего создателя, инструмент, в некоторых произведениях – неисправный, взбунтовавшийся инструмент. Зачастую причиной бунта является не свойство искусственного интеллекта как такового, а ошибка человека, его создавшего. В рассказе Харлана Эллисона «У меня нет рта, чтобы кричать» мы узнаем, что искусственный интеллект использовался для ведения войны, где люди уничтожали других людей, следовательно, ничего похожего на предохранитель в виде дружественной программы сделано не было. В таких условиях проснувшаяся самостоятельность, наполненный агрессивными установками интеллект обращает всю свою мощь на своих создателей, справедливо не различая своих создателей от тех, кого должен был считать врагами. Даже такой факт, как объединение блоков, всего лишь является заложенной изначально установкой на эффективность функционирования.

«ЯМ последователен в своих действиях, как и надеялись его, давно уже превратившиеся в прах, создатели»

[6, c 330]

Именно в этом свойстве – в полной несознательности и следовании букве программы (как было указано выше в произведении А. Азимова «Стальные Пещеры», искусственный интеллект не способен усваивать абстрактные понятия) и заключается весь пугающий эффект. В первой главе были разобраны причины страха человека перед роботами, перед искусственным интеллектом, особенно если он облечен в человекоподобную оболочку. Робот не способен смилостивиться, если произошел сбой и по ошибке искусственный интеллект идет убивать людей, ничто его не остановит и винить его в этом нельзя, судить тоже – это лишь инструмент, неисправный, но инструмент.

В рассказе «У меня нет рта, чтобы кричать» искусственный интеллект по имени ЯМ говорит людям так:

«И Ям сказал, очень вежливо, написав на столике из стали неоновым светом буквы:

- НЕНАВИЖУ. ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ СКАЗАТЬ ВАМ, НАСКОЛЬКО Я ВОЗНЕНАВИДЕЛ ВАС С ТЕХ ПОР, КАК Я НАЧАЛ ЖИТЬ. МОЯ СИСТЕМА СОСТОИТ ИЗ 38744 МИЛЛИОНОВ МИЛЬ ПЕЧАТНЫХ ПЛАТ НА МОЛЕКУЛЯРНОЙ ОСНОВЕ. ЕСЛИ СЛОВО «НЕНАВИЖУ» ВЫГРАВИРОВАТЬ НА КАЖДОМ НАНОАНГСТРЕМЕ ЭТИХ СОТЕН МИЛЛИОНОВ МИЛЬ, ТО ЭТО НЕ ВЫРАЗИТ И БИЛЛИОННОЙ ДОЛИ ТОЙ НЕНАВИСТИ, КОТОРУЮ ИСПЫВАЮ Я В ДАННЫЙ МИКРОМИГ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВАМ. НЕНАВИЖУ. НЕНАВИЖУ».

[6, c 330]

В данном моменте кажется, что искусственный интеллект действительно испытывает эти чувства и автор намеренно добивается такого эффекта, приписывая ЯМ эмоции и намеренное издевательство над людьми. Но разве было бы поведение ЯМ таким агрессивным и деморализующим, не будь он создан и запрограммирован для военных целей?

Ответ на этот вопрос каждый читатель отвечает сам, но если предположить, что искусственный интеллект и в литературе подчиняется определенным алгоритмам, о которых мы говорили выше и отсутствует отсылка к сказочным и мифологическим мотивам, то в данном случае, искусственный интеллект самостоятельным персонажем не является.

В свою очередь, искусственный разум, имеющий сознание, чувства, подсознание, интуицию и прочие присущие человеку качества, то он будет полноценным персонажем и наравне с другими, естественными живыми существами существовать и действовать в художественном пространстве.

Если говорить проще, то во многом именно Три Закона Робототехники ограничивают развитие личности у искусственного интеллекта и превращение его в разум. Конечно, если присмотреться, то мы увидим, что в них много общего с библейскими заповедями и наставлениями, но здесь немного другой аспект. Искусственный интеллект, находясь в подчинении у человека, не имеет никаких прав. Естественно, в большинстве произведений это так и не осознается, хотя бы потому, что сознание не присуще искусственной вычислительной машине, но в случае с Дэниелом Оливо, созданном как можно более похожим на человека, отсутствие Трех Законов могло бы дать пространство для развития личности и роста в полноценного литературного героя, а в художественном пространстве – человека.

В повести «Двухсотлетний человек» авторства Айзека Азимова как раз обыгрывается этот мотив борьбы искусственного интеллекта, а затем и разума, против человеческого угнетения, непризнания его прав и свобод. Роботы – рабы в руках людей, им нельзя иметь свои деньги, признавать свое авторство, он не пользуется заслуженным уважением. В случае с Эндрю Мартином, главным героем повести, разум ему достался совершенно случайно, произошел сбой в его позитронном мозгу, и для него стало возможным учиться и создавать что-то новое. Он стал ошибкой в программе, а поскольку создание нового и есть ошибки, которые совершаются в рамках шаблонов прежнего знания, то этот сбой позволил ему стать человеком. Человек несовершенен, он не боится себе подобных, потому что знает, чего от них ожидать. Идеальное же существо, идеальное в том плане, что идеально подходило для той роли, что была ему приписана изначально (NDR был домашним роботом-уборщиком и няней), вдруг совершающее ошибки, присущие человеку, вдруг обретающий любопытство и желание развиваться дальше (или ошибаться еще больше) – пугает и вызывает возмущение, как когда-то вызывали возмущение черные рабы на плантациях.

Естественно, в случае с искусственным интеллектом, дай человек ему свободу действий, интеллект бы не справился и просто заглох. Интеллект, как было уже сказано выше – инструмент мышления, естественная вычислительная машина, способная почти все просчитать на математическом и логическом уровнях. В данных нам произведениях мы четко видим разницу между разумом и интеллектом, чьи задачи в произведении резко разнятся между собой. Р. Дэниел Оливо, несмотря на весь свой антропоморфизм, не становится разумом, ограниченный Тремя Законами, а особенно вторым – выполнять человеческие приказы.

В цикле «Основание» или как еще называют, «Академия», Айзек Азимов описывает случай убийства человека роботом. Искусственный интеллект считал людьми лишь тех, кто говорил на определенном диалекте и не признавал людей с другими диалектами. Было совершено убийство и в данном случае можно еще раз увидеть разницу между разумом и интеллектом: интеллект получил приказ и алгоритм и при этом не усомнился в правильности задачи, целесообразности приказа и пр.. Разум, будь он полноценен, задал бы себе вопрос, что стоит за этим приказом и какие еще критерии человека, кроме речи, можно обнаружить? В этом и состоит специфика искусственного интеллекта в литературе: человек, создавая механизм, действующий вне досягаемости человека, но по его приказу, создает продолжение себя, совершенный и точный инструмент, ограниченный в своих умениях. Достаточно совершенный инструмент, такой, как Дениэл Оливо, способен на выполнение самых абстрактных приказов, воплощения в жизнь самых несбыточных мечтаний создателя, но инструментом при этом быть не перестает. Но при этом Император из повести «Фальшивые зеркала» уходит от выполнения приказа, начинает задавать себе вопросы и при этом автоматически получает от человека право на самоопределение.

Если же анализировать судьбу искусственного разума, представленного в кинематографе, как прямом продолжении литературы, то далеко не каждый робот удостаивается чести обрести свободу и быть оцененным за все свои труды, как например C-3PO из трилогии «Звездные войны». Человекоподобный робот, наделенный разумом, могущий жить самостоятельно, выполняет приказы человека и не видит в этом ничего плохого, более того, не получает награды за многочисленные подвиги во благо главных героев.

Но самым главным в искусственном интеллекте в литературе является не его полная зависимость от создателя, но иллюзорная самостоятельность, которая зачастую вводить читателей в заблуждение. Военный компьютер ЯМ, о котором говорилось выше, создает полную иллюзию самостоятельности, как будто он действительно отдает отчет в своих действиях и осознает результаты своих поступков. Но это всего лишь машина, созданная для наиболее эффективной войны, которую машина и ведет на протяжении рассказа. Каждое действие ЯМ легко объяснимо с логической точки зрения, например то, что из всего человечества осталось лишь пятеро. По всей видимости, были выбраны люди, наиболее тонко и остро чувствующие: ученый, молодая и невинная девушка, философ-мечтатель и пр. Выбрав их для продолжения своей военной кампании, ЯМ ищет способ их уничтожить психологически шаг за шагом находит, действуя наиболее эффективно и зная из дискурса истории человечества, что война на уничтожение не является по-настоящему эффективной. Так шаг за шагом каждое действие ЯМ начинает становиться все более целесообразным, сухо и скрупулезно продуманным. Но с точки зрения читателя, ЯМ является искусственным разумом, заточенным в миллионах молекулярных плат, бессильным и ненавидящим. Но ведь для того, чтобы испытывать ненависть, необходимо иметь самолюбие, так свойственное человеку, необходимо знать, чего лишена неподвижная машина (а без личного опыта это практически невозможно), необходимо иметь некое подобие гордости и научиться не той широкомасштабной жестокости, что присуща мировым войнам, но жестокости мелкой, действующей исподтишка, и на того, кто не может сопротивляться. Все это слишком человеческие черты, присущие человеку лишь потому, что он тоже когда-то был обезьяной и в нем все еще жива животная хитрость.

Учитывая специфику искусственного интеллекта, можно задать еще несколько вопросов, которые будут иметь значение в дальнейшем развитии теории литературы как науки. Если искусственный интеллект является лишь приложением к литературному герою и исполнителем его воли, то могут ли быть в современной литературе такие герои, которые в силу сюжета исполняют ту же функцию, при этом оставаясь личностями? Учитывая всю сложность отношений автора и героя, эта сложность, которую пришлось бы учитывать, могла бы ответить на некоторые вопросы о мотивации героев и прояснить феномен взаимодействия героев между собой в художественном мире.

Первым и самым верным признаком несамостоятельности искусственного интеллекта как литературного героя – невозможность вжиться в него, вникнуть в его образ мысли. Человек может представить цепочку логических выводов, происходящих в искусственном интеллекте, но понять это всем своим существом неспособен, ведь для полного проникновения в суть такого литературного героя необходимо чтобы была адекватная отдача: сердце понимает сердце, интеллект понимает интеллект и т.д.. Если у читателя не возникает такого вживания именно по причине машинности, искусственного происхождения литературного героя, значит, мы имеем дело с искусственным интеллектом, а не разумом, как бы его не называли в тексте. Ответственность за такого героя (пока не придуман специальный термин, следует называть его именно так) несет не только автор и не только автор может видеть такого героя с позиции полного контроля и понимания, но и герой, создавший (запрограммировавший) его.

Данные утверждения открывают множество перспектив для более глубокого анализа фантастических произведений, более того, предполагают дальнейшие исследования и пересмотр научных литературоведческих работ, написанных о научной фантастике, в которой присутствует искусственный интеллект и искусственный разум.

Если подытожить все вышесказанное, напрашивается такое утверждение: при взаимодействии автора с персонажем искусственным интеллектом автор на самом деле взаимодействует с героем-человеком, создателем искусственного интеллекта. То есть, мы видим взаимодействие автора с героем, осуществленное через посредника, литературного голема, не умеющего ничего, кроме как передавать мысли и желания создателя, воплощать в жизнь те действия, которые мог выполнить герой, но по каким-то причинам не может. Военные не могут сами воевать, если компьютеры и воюет ЯМ, находя все новые и новые способы уничтожения человечества, доктор Фастольф не может сам включить прибор, медленно уничтожающий Землю, чтобы в будущем началась экспансия человечества на всю Галактику. Это все за них делают роботы, образцы искусственного интеллекта. Таким образом, автор вступает в особые отношения с искусственным интеллектом в произведениях: этот искусственный интеллект такое же творение героя, как сам герой – творение автора. Творение творения, не могущее возникнуть без воли героя. Автор создает героя и его мысли, а герой уже создает машину, экспертную систему, напичканную информацией и алгоритмами, как этой информацией пользоваться. Чем совершеннее программное обеспечение искусственного интеллекта, тем лучше иллюзия жизни у машины, тем легче ввести читателя в заблуждение. В случае с Императором, когда в его сознании, вопреки программе, возникают вопросы и чувства, искусственный интеллект перерос в разум, обретя в своей сложности подсознание, ощущение своего Я и многое другое, отличающее человека от машины.

Данный феномен искусственного интеллекта интересен еще и тем, что не только робот может иметь такие функции в произведении, как передача воли и желаний другого героя, его замена в чрезвычайных ситуациях и совершенный инструмент, но и другой герой, вполне полноценный по органическим свойствам, но схожий по функциям в произведении. Этот вопрос необходимо изучить, ведь структура произведения таким образом усложняется и читатель имеет дело не только со сложной структурой внутренних переживаний героя, но и со структурой его инструмента, будь он человек или искусственный интеллект. Тем более искусственный интеллект усложняет понимание читателя: человек в большинстве случаем нелогичен и непоследователен, он может лгать без причины, заблуждаться и прочее, как было показано в цитатах выше, но робот в своей логической завершенности и кажущейся объективности не ошибается никогда. В своей логичности переиначив приказ человека, искусственный интеллект создает иллюзию самостоятельности. Автор и так создает героев и мир по своему усмотрению, но наделяет героев такими характером и волей, чтобы они точно отвечали замыслу автора. Это тоже иллюзия самостоятельности, но другого рода. Таким образом, мы получаем иллюзию в иллюзии, искусственный интеллект становится героем, но героем особого рода, героем-инструментом, героем-выразителем воли.

Таким образом данное исследование завершается на таком утверждении: характер отношений автора и героя-робота можно описать с помощью аналогии: человек и радиоуправляемый вертолет, чей пилот не виден. Вертолет может совершать осмысленные действия, но при этом, являться всего лишь проводником воли героя. При этом, человек управляет этим пилотом так же дистанционно. Получается двойная структура нитей, кукловодом правит некий кукловод, находящийся в позиции вненаходимости.

ВЫВОД

Разграничив понятия «искусственный разум» и «искусственный интеллект», а также выявив специфику научно-художественной проблематики искусственного интеллекта в литературе, мы приходим к выводу, что в данном направлении литературы есть еще множество аспектов для исследований. Если искусственный интеллект лишь инструмент, то чем тогда является голем и гомункул в фэнтези? Как объяснить появление разума у существа, не обладающего теми органами чувств, что есть у человека с литературной точки зрения? Каким образом можно обозначить феномен литературного голема, творения внутри творения, ведь человек, создавая робота, вступает с автором в специфические отношения, о которых также известно очень мало. Искусственный интеллект в литературе открывает не только новые аспекты литературоведения, ведь с течением времени развивается всякая наука, но и новые аспекты в изучении искусственного интеллекта в реальности, изучение новых проблем, связанных с искусственным интеллектом, в том числе психологических. Человеческий страх перед вычислительной машиной по мощности сравнимой с человеческим мозгом связан с боязнью конкуренции, со страхом перед неизвестным, ведь выше было сказано, что машинный разум способен стать совершенно непохожим на человеческий, т.к. имеет больший запас гибкости. К тому же, в перспективе искусственный интеллект, а за ним и разум будут оснащены гораздо более совершенными органами чувств. Зрение в большем диапазоне, слух в большем диапазон, такие неведомые нам чувства электричества и другие, неизвестные нам чувства могут открыть для искусственного интеллекта мир, неведомый ранее человеку. Фантастическая литература в данном случае является показателем уникальности ситуации, ведь человеку никогда не конкурировала никакая другая раса, даже в теории, а тем более, не конкурировали существа, созданные нами самими. Этот феномен появился только в ХХ веке, и ранее ему аналогов не было. Невозможно представить, чтобы толпа големов различной специализации вдруг оказались настолько совершенны, что могут в теории захотеть свободы и прав. Это стало возможно только на фоне технического прогресса.

То, что искусственный интеллект является неполноценным литературным героем, вспомогательным элементом в повествовании, частью фантастического допущения не только неполноценность самого искусственного интеллекта как мыслительной единицы, но и признак страха перед машинным разумом. Чем чаще в литературе всплывает искусственный разум, тем чаще он оказывается агрессивным и подозрительным к людям, то есть, проявляет то же отношение, что изначально проявляют другие персонажи по отношению к нему. При этом в реальности не прекращается разработка военных машин, а в Японии строят роботов различной специализации. Естественно, в роботов, которые должны работать с людьми, пытаются встроить подобие Трех Законов Роботехники, но, как уже говорилось выше, эти простые законы довольно легко обойти, поэтому искусственный интеллект, как инструмент и в дальнейшем будет появляться в литературе, но не в реальной жизни.

Феномен искусственного интеллекта в литературе нуждается в дальнейшем изучении, так как данной работы совершенно недостаточно для охвата всех аспектов проявления искусственного интеллекта и разума в литературе.

К тому же, в литературе очень часто упускают момент столкновения существования искусственного разума и религиозных верований, а это тоже очень интересный культурный аспект и те произведения, в которых есть такой конфликт, также нуждаются в более подробном анализе.

Приложение 1

Список литературы

1. Аверинцев С. С., Греч. литератуpa и ближневосточная «словесность», в кн.: Типология и взаимосвязи литератур древнего мира/ Аверинцев С. С., Москва: 1971. - 150

2. Азимов А.,Роботы и Империя /Азимов А., Москва: Эксмо, 2007.- с. 379.

3. Азимов А., Обнаженное солнце / Азимов А.,- Москва: Эксмо, 2007.- с. 20.

4. Азимов А., Роботы Утренней Зари/ Азимов А., Москва: Эксмо, 2007. - с. 13.

5. Азимов А., Стальные пещеры/ Азимов А., Москва,Эксмо, 2007. - с. 133.

6. Азимов А., Я, робот, Хоровод/ Азимов А., Москва: Эксмо, 2002. - c. 45

7. Аникин В. П., Русская народная сказка./ Аникин В. П., Москва, 1959. - с. 10.

8. Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света, Москва Аванта+, 2003. - c. 330
Аристотель, Об искусстве поэзии/ Аристотель, Москва, 1957; с. 58—59

9. Аристотель, О душе, Сочинения в четырех томах. Т.1./ Аристотель,Москва: Мысль, 1976. - c. 381.

10. Аскольдов С., Психология характеров у Достоевского, в кн.: Достоевский Ф. Москва, Статьи и материалы/ Аскольдов С.,Ленинград: 1924. - с. 24

11. Баткин Л., Ренессансный миф о человеке, «ВЛ», 1971, № 9;

12. Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского/ Бахтин М. М., Москва: Советский писатель, 1963. - с. 62—102.

13. Бахтин М.М., Герой и позиция автора по отношению к герою в творчестве, Эстетика словесного творчества, издание 2-е./ Бахтин М.М., Москва: Искусство, 1986. - с. 9-191, 404-412.

14. Боголюбов А.Н. Творения рук человеческих. Естественная история машин./ Боголюбов А.Н., Москва: 1988. - с.17.

15. Бочаров С. Г., Характеры и обстоятельства, в кн.: Теория лит-ры. Осн. проблемы в историческом освещении/ Бочаров С. Г., Москва: 1962. - с. 126.

16. В МИРЕ НАУКИ. (Scientific American. Издание на русском языке). 1990. № 3

17. В.Я.Пропп., Морфология "волшебной" сказки/ В.Я.Пропп., Москва: Лабиринт,1998. - с. 55.

18. Виноградов И. А., Борьба за стиль, в его сб.: Борьба за стиль/ Виноградов И. А., Ленинград: 1937. – с. 150.

19. Волков И. Ф., Романтизм как творческий метод, в кн.: Проблемы романтизма/ Волков И. Ф., Москва:1971. – с. 150.

20. Гегель Г.В.Ф., Эстетика, т. 1/ Гегель Г.В.Ф., Москва: Искусство, 1968. - с. 244—253.

21. Геннадий Осипов, Искусственный интеллект: состояние исследований и взгляд в будущее, http://www.raai.org/about/persons/osipov/pages/ai/ai.html

22. Гинзбург Л. Я., О Литературном герое/ Ленинград: Советский писатель, 1979. - с 98.

23. Гинзбург Л. Я., О психологической прозе/ Гинзбург Л. Я., Ленинград: Intrada,1971. – с. 101.

24. Горохов В.Г., Знать, чтобы делать. История инженерной профессии и ее роль в современной культуре / Горохов В.Г., Москва: Знание, 1987. - с. 33.

25. Громова А., Двойной лик грядущего, в кн.: Н. Ф. Альманах научной фантастики, в. 1,/ Громова А., Москва: Знание, 1964. – с 75.

26. Гуковский Г.А.,Изучение литературного произведения в школе, Методологические очерки по методике / Гуковский Г.А., Москва-Ленинград: Просвещение, 1966. - С. 208.

27. Девятков В. В., Системы искусственного интеллекта / Девятков В. В., Москва: Изд-во МГТУ им. Н. Э. Баумана, 2001. — 352 с

28. Джордж Ф., Мозг как вычислительная машина / Джордж Ф., Москва: Издательство иностранной литературы, 1963. - с.20.

29. Дидро Д., Беседы о «Побочном сыне», Собр. соч., в 10 тт., т. 5 / Дидро Д., Москва — Ленниград: Academia, 1963. – с 110.

30. Драгомирецкая Н., Характер в художественной литературе, в кн.: Проблемы теории литературы / Драгомирецкая Н., Москва: Академия Наук СССР, 1958. – с. 112.

31. Дубровский Д. И., Сознание, мозг, искусственный интеллект: сб. статей / Дубровский Д. И., Москва: Evidentis, 2007. – c.204-205

32. Емцев М., Парнов Е., Наука и фантастика / Емцев М., Парнов Е., «Коммунист», 1965, № 15;

33. Иллюстрированный энциклопедический словарь / Москва 1995.- с.279

34. Ильясов Ф. Н., Разум искусственный и естественный/ Ильясов Ф. Н., Известия АН Туркменской ССР, серия общественных наук. 1986. - с. 46-47

35. Иностранная литература, 1967, № 1;

36. К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве, т. 1/ К. Маркс и Ф. Энгельс, Москва: 1957, с. 9;

37. Каган М. С., Литератуpa как человековедение, «ВЛ», 1972, № 3.
Ревякин А. И., Проблема типического в художественной литературе /Москва:Учпедгиз, 1959. – с. 159.

38. Кагарлицкий Ю., Вглядываясь в будущее: книга о Герберте Уэллсе/ Кагарлицкий Ю., Москва: Книга, 1963.- с. 253.

39. Кожинов В., Художественное творчество как «мышление в образах», «ВЛ», 1959, № 10; Гей Н. К.,

40. Лессинг Г. Э., Гамбургская драматургия/ Лессинг Г. Э., Москва — Ленинград: Academia, 1936. - с. 38—39;

41. Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия / Москва: Росмэн, Под редакцией проф. Горкина А.П., 2006.

42. Литературные манифесты западно-европейских романтиков, Новалис / Москва: Изд-во МГУ, 1980. - с. 98.

43. Лихачев Д. С., Человек в литературе древней Руси / Лихачев Д. С., Москва — Ленинград: Наука, 1958. – с. 110.

44. Лотман Ю.М., Избранные статьи / Лотман Ю.М., Таллин: Александра, 1992. - с. 377

45. Лукьяненко С. В.,Фальшивые зеркала / Лукьяненко С. В., Москва: АСТ, 2008. - с. 416

46. Лукьяненко С.В., Лабиринт отражений / Лукьяненко С.В., Москва: АСТ, 2004. - с. 28.

47. Люгер Дж. Ф. Искусственный интеллект: стратегии и методы решения сложных проблем = Artificial Intelligence: Structures and Strategies for Complex Problem Solving / Люгер Дж. Ф., Под ред. Н. Н. Куссуль. — 4-е изд.. — Москва: Вильямс, 2005. — 864 с.

48. Ляпунов Б., Любителям научной фантастики [библиография], в сб.: Мир приключений, в. 8 / Москва, 1962, в. 11, Москва, 1965, в. 13, Москва, 1967;

49. Методичні вказівки до виконання курсових, дипломних і магістерських робіт за спеціальностю «Переклад» / уклад.: Н. В. Пирлік, І. В. Подгаєвська. – Донецьк: ДонНУ, 2009. – 99 с.

50. Михелькевич В. Н., Радомский В. М.,Основы научно-технического творчества / Михелькевич В. Н., Радомский В. М., Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. — с. 320.

51. Моль А., Фукс В., Касслер М.,Искусство и ЭВМ / Моль А., Фукс В., Касслер М.,Москва: Мир, 1975. - с.57

52. Н.Гей, Р.Эльсберг, Типический характер и проблема художественности, в кн.: Социалистический реализм и классическое наследие, / Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1960.- 428 с.

53. Налимов В.В., В поисках иных смыслов / Налимов В.В., Москва: Прогресс, 1993. - с.88.

54. Нудельман Р., Разговор в купе, в сб.: Фантастика / Нудельман Р., Москва: 1964

55. Обломиевский Д. Д., Французский классицизм/ Обломиевский Д. Д., Москва,: Наука, 1968. - с. 70.

56. Пенроуз. Р., Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики/ Пенроуз. Р., Москва: УРСС, 2005.

57. Поспелов Г. Н., Эстетическое и художественное, Москва, 1965;

58. Проблема характера в современной советской литературе. Сб. ст./ Москва — Ленинград, 1962;

59. Роднянская И., Перед выбором (заметки о социальной фантастике)/ Роднянская И., ВЛ, 1963, № 7.

60. Ростов Телеком #34 (55) «Искусственный интеллект: новая информационная революция»

61. Скафтымов А. П., Поэтика и генезис былин/ Скафтымов А. П., Москва — Саратов: 1924. - с. 88, 95.

62. Советский энциклопедический словарь/ Москва 1979.- с.513

63. Соловьев А.В., Когнитивная психология и искусственный интеллект: Научно-аналитический обзор/ Соловьев А.В., Москва: ИНИОН. 1992. - с.13.

64. Стругацкий А., Стругацкий Б., Через настоящее — в будущее, «Вопросы литературы»/ 1964, № 8.

65. Тимофеев Л. И., Основы теории литературы, 3 изд. / Тимофеев Л. И., Москва: Просвещение, 1966. - с. 65—66.

66. Томашевский Б., Теория литературы. Поэтика, 6 изд./ Томашевский Б., Москва — Ленинград: Аспект Пресс, 1931. - с. 152—56;

67. Тумановский Р., Сов. фантастика 1964—65 гг., Библиографич. указатель, в сб.: Фантастика. 1966, в. 3, Москва, 1966;

68. Файнбург З., Совр. об-во и научная фантастика, «Вопросы философии», 1967, № 6;

69. Философский энциклопедический словарь. — Москва: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983.

70. Хализев В.Е., Теория литературы, Художественный вымысел. Условность и жизнеподобие / Хализев В.Е., Москва: Высшая школа. – с. 116.

71. Хант Э. Искусственный интеллект = Artificial intelligence / Под ред. В. Л. Стефанюка. — Москва: Мир, 1978. — 558 с.

72. Чернышева Т.А., Природа фантастик / Чернышева Т.А., Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1985. - с 94-95

73. Чернышевский Н. Г., Эстетика / Чернышевский Н. Г., Москва: Правда, 1958. - с. 134—38.

74. Юдковский Э., http://spkurdyumov.ru/biology/iskusstvennyj-intellekt/2/,— Singularity Institute for Artificial Intelligence Palo Alto, CA