Ханский «улусник» на пути к единому Российскому государству

Улусниками в кочевых империях обозначали автономных владетелей, пожалованных ханом землями и людьми. «Жалованье» оформлялось в виде специального ярлыка. Нужды нет, что хан невольно или добровольно учитывал наследственные права в рамках определенных княжеских династий. Легитимность власти князя (великого или удельного) придавало прежде всего ханское пожалование, ханский ярлык. Эволюция от улусника хана до «вольного», суверенного властителя — одна из главных событийных линий первого периода.

Опытный читатель удивится: как быть с теми расхожими в литературе взглядами, что Иван III занял великокняжеский стол «по благословенью» и распоряжению отца без всякой на то санкции из Орды. Доказывается это просто — летописи молчат о каких-либо акциях любого государства-наследника Золотой Орды в связи с вокняжением Ивана III в 1462 г. Но ведь те же летописи ничего не говорят о ханском пожаловании Василию II в 1425—1426 гг. великого княжения. Но мы-то точно знаем из тех же самых летописей, что выдача ханом ярлыка на стол во Владимире в указанное время имела место быть. Значит, редакторы летописных сводов могли сознательно опускать соответствующую информацию, и мы вправе подозревать осознанное умолчание применительно к событиям 1462 г.

Это доказательство от обратного. Поищем позитивные аргументы. Они существуют. В договорах 1473 г. Ивана III с родными братьями, Борисом Волоцким и Андреем Угличским, прямо говорится об уплате ими выхода в Орду (точнее — Орды) согласно распоряжению в духовной Василия Темного. Из докончаний 1473 г. не вполне ясны временные характеристики уплаты дани в Орду (давался ли выход «на все годы» или только за ряд лет), но не в том суть. Любой подобный платеж подразумевает наличие ханского ярлыка на княжение как юридического основания для взимания дани.

Текст Ермолинской летописи (на него мало обращали внимания) подтверждает правильность нашей догадки: Иван III получил ханский ярлык на великое княжение именно в 1462 г. В летописной статье этого года сначала кратко пересказывается распорядительная часть завещания Василия Темного в отношении всех его сыновей и жены. Затем следует особая фраза о том, что Иван Васильевич «седе на столе отца своего на великом княжении в Володимери, и на великом княжении в Новгороде Великом, и Нижнем, и на всей Русской земли». Удивительный текст. Абсолютно ясно, что в его основание не была положена соответствующая часть духовной Василия Темного — там упоминаний о Великом Новгороде вообще нет, а Нижний фигурирует среди владений, завещаемых Ивану III, но не обозначается в качестве великого княжества. С перечисленных единиц государственно-политического устройства в Орду шел особый выход в каждом случае (равно как с Твери, Ярославля, Рязани). Где должно было учитываться это обстоятельство прежде всего? В ханских ярлыках, а также в дефтерях, где подробно расписывались суммы с определенных городов и местностей. С большой долей уверенности мы можем предполагать, что процитированная фраза основана на ханских ярлыках, полученных

Иваном III (ярлык на стол во Владимире сопрягался с ярлыком на Великий Новгород).

Правильность такой интерпретации доказывается также одним фактом, мимо которого прошли почти все исследователи. В 1461 г. Казимир IV получил от крымского хана Хаджи-Гирая пожалование, освобождавшее целый ряд подвластных Казимиру городов и населенных пунктов от платежа регулярной дани в пользу хана. В перечне назван и Великий Новгород. Ярлык из Большой Орды Ивану III 1462 г. (вряд ли из Казани) и стал своеобразным ответом на это.

Иван III получил санкцию легитимности власти от хана Большой Орды Махмуда, в Орду должен был идти и действительно шел выход. По-видимому, не только Орда претендовала на дани с Москвы. После поражения 1445 г. что-то должны были регулярно платить казанскому хану. Вот здесь ранее и быстрее всего проявились скрытые противоречия.

Что порождало особенную остроту? Множество причин. В числе важнейших — территориальные и суверенно-политические претензии казанских властителей на некоторые нижегородские и вятские земли, на верховенство над Вятской землей в целом, регулярные набеги не только на пограничные районы, но и на исторический центр — Владимир, Суздаль, Стародуб Клязьменский. Московское правительство сразу попыталось перехватить инициативу глубоким вторжением русских сил с двух направлений. Несмотря на отдельные успехи, кампания 1467 г. тем не менее не принесла решительной удачи. Война растянулась на три года, причем порой русские рати дважды за год отправлялись к далекой Казани. Переломным стало лето 1469 г., когда под водительством дмитровского удельного князя Юрия большая русская армия осадила Казань. Твердое и умелое руководство Юрия, перевес сил, отсутствие надежд на внешнюю помощь привели к заключению мира «на всей воле великого князя». Можно лишь догадываться, в чем она заключалась. Бесспорно, освобождался весь христианский полон, захваченный и уведенный казанцами. Конечно, речь должна была идти о свободе торговых поездок «на низ» по Волге российских купцов. Скорее всего, Казань отказалась от тех или иных территориальных претензий (показательно, что Вятка в течение войны соблюдала тщательный нейтралитет) и от уплаты в ее пользу каких-то даней. Успешный итог войны надолго, почти на десятилетие, обеспечил безопасность восточных границ.

Непросто складывались отношения в московском княжеском доме. Раньше обострения обычно возникали в канун ликвидации тех или иных уделов, во время перемены статуса каких-либо земель. Парадокс ситуации в 60-е годы заключался в том, что осложнения имели место во время образования удельных княжений, в соответствии с завещанием Василия Темного. Не вдаваясь в детали, отметим только неодновременность их реального выделения. Ядро удела князя Юрия существовало уже с 1456 г., а в 1462 г. лишь расширилось в соответствии с пунктами духовной. Сразу же образовалось Угличское княжение Андрея Большого. Вскоре был сформирован удел князя Бориса. Но лишь около 1467 г. произошло наделение Вологдой с Кубеной и Заозерьем младшего сына Василия II, Андрея Меньшого. В целом, однако, распоряжения духовной были выполнены.

Важные перемены обозначались в отношениях с другими великими княжениями Северо-Восточной Руси. Правда, с Тверью был сразу подтвержден прежний равноправный союзный договор. Осенью 1463 г. был отпущен на Рязань великий рязанский князь Василий Иванович, проживавший после смерти отца на Москве. Патронат над этим государственным образованием со стороны Москвы был дополнен в 1464 г. браком рязанского князя с сестрой Ивана III Анной. Главной же новостью стало присоединение Ярославского великого княжения в 1463—1464 гг. Источники не сохранили многих деталей этого знаменательного события, но кое-что существенное нам известно.

Скорее всего, произошла индивидуальная и групповая продажа своих прав ярославскими князьями во главе с последним великим князем Александром Федоровичем с последующим подтверждением этой сделки в Орде. Ликвидацией государственно-политической самостоятельности дело не ограничилось. Началось длившееся несколько лет переустройство поземельных и служебных отношений. Это привело к образованию объемного фонда великокняжеских земель, к упрочению служебного статуса местных светских вотчин. Но главное — взамен рыхлого конгломерата ратей различных ярославских владетельных князей довольно быстро образовалась единая городовая (иначе — уездная) корпорация феодалов-землевладельцев. Верхушкой ее стала сословно-территориальная группа ярославских Рюриковичей. Эти изменения шли под бдительным надзором одного из самых доверенных лиц Ивана III — ярославского наместника князя Ивана Стриги-Оболенского. Результаты обнадеживали: в 1469 г. «ярославцы» вместе с другими уездными корпорациями участвовали в успешном походе на Казань. Можно сказать и так. В Ярославле опробовались рождавшиеся самой жизнью методы включения в единое государство бывшего ранее самостоятельным государственного организма — лишь с частичной ликвидацией прежних поземельных и служебных отношений.

Итак, собирание под рукой одного монарха независимых княжений и земель все более переходило в плоскость практических задач и шагов. Они были разными: формально равноправный союз с Тверью, патронат над Рязанским княжеством, ликвидация самостоятельности Ярославского княжения. Ни то, ни другое, ни третье не вызвало внешнеполитических затруднений. Но был особенно болезненный нерв московской политики — это отношения с Новгородом. Здесь в начале 60-х годов слишком многое было зыбким и неопределенным.

Обострившиеся взаимоотношения с Новгородом Иван III унаследовал от отца. Московское посольство в Новгород в январе 1462 г. не дало результата. Вот почему архиепископ Иона отказался от поездки в Москву. Кончина московского правителя ничего не изменила. Большое новгородское посольство во главе с Ионой побывало-таки в Москве в начале 1463 г. и было встречено с почетом. Но, как меланхолично заметил новгородский летописец, «далече от грешник спасение»: договориться не удалось. Конфликт грозил перейти в открытую форму, а отсюда двойная миссия Новгорода в Литву в 1463 г.: к Казимиру и князьям-эмигрантам — Ивану Андреевичу Можайскому и к сыну Шемяки. Их призывали выступить на защиту Новгорода от великого князя, на что они дали согласие. Эпизод не получил развития, но явственно обнажил опаснейший аспект московско-новгородских противоречий — международный.

Как далеко могло зайти правительство Литвы? Политикам в Москве следовало учитывать противоречивые факторы. Самый важный из них — отказ Казимира подтвердить договор 1449 г., в котором Новгород полагался находящимся «в стороне» московского государя. Иными словами, литовская элита в принципе возвращалась к ключевому пункту восточной политики Витовта — установлению патроната над Великим Новгородом. Это не значило, что в любой момент вооруженного конфликта Москвы с Новгородом Вильно готов к войне с Иваном III. Скажем, в 1463 г. следовало учитывать вовлеченность Польши в Тринадцатилетнюю войну с Орденом, недовольство Казимиром в правящих кругах Литвы. Раздавались голоса в пользу возрождения института особого литовского великого князя. В любом случае смена приоритетов порождала дипломатическую активность, Литва искала союзников против Москвы. Можно не сомневаться, что включение Новгорода в ярлык Хаджи-Гирая было подсказано литовской стороной.

Следующий кризис в московско-новгородских отношениях наступил в 1470 г. В начале ноября умирает архиепископ Иона, старавшийся компромиссами умерять остроту конфликтов. В ожесточенной борьбе за владычный престол выявились разные позиции, связанные с конфессиональными вопросами. Главная проблема — где и от кого принять поставление новому «нареченному» архиепископу: в Литве, от киевского митрополита Григория (несмотря на униатское прошлое, он был признан в качестве киевского митрополита тогдашним константинопольским патриархом) или в Москве, от митрополита Филиппа, поставленного Поместным собором русских иерархов. Для политиков в Москве (светских и церковных) намерение пролитовской партии Новгорода осуществить поставление в Киеве было едва ли не самым главным обвинением новгородцев.

Внешний ход событий, казалось, оправдывал самые мрачные предположения. Через несколько дней после кончины Ионы в Новгороде появился знатный Гедиминович, князь Михаил Олелькович. Позднее в Москве этот факт описали как шаг в наступлении короля против Новгорода и Москвы. Что вряд ли верно. Михаил не входил, скорее всего, в ближайшее окружение Казимира. Но значит ли это, что он не склонялся, подобно иным магнатам, к активизации восточной политики? Кроме дальних родственных связей с московской великокняжеской семьей, нет никаких указаний на его промосковские симпатии. В Новгороде он появился с вооруженным отрядом как литовский князь. Новгородцы не изгнали наместников Ивана III, но само пребывание Михаила в республике в качестве служилого князя объективно свидетельствовало об усилении литовского влияния в Новгороде

Той же осенью 1470 г. до Москвы дошли новости из Орды. Туда прибыл литовский посланник с предложением хаь Ахмаду о наступательном союзе против Москвы. В переговорах литовский дипломат не скупился на подарки ханскому окружению. То был один из первых шагов Литвы в натравливании Большой Орды на Московское княжество. Это о начало, помимо прочего, начало геополитических изменень в Восточной Европе. Казимир предпочитал добиться стратегического ослабления Москвы чужими руками.

Новгородско-московские антагонизмы нарастали. Был избран Фнлофей, сторонник умеренного курса в отношениях с Москвой. Новгородский посол запросил «опасную грамоту» на приезд Филофея. Грамота была дана, но в сопровождении «речей» великого князя, в которых он именовал Новгород своей «прародительской отчиной от первых князей». По возвращении посла в Новгород тезис вызвал открытое возмущение не только у литовской партии бояр, но и в широких слоях торговцев, ремесленников. Бурные собрания веча выявили преобладание тех групп населения, которые ориентировались на Литву. Попытки московского государя разрешить противоречия дипломатическими мерами не принесли желаемого. Филофей в Москву на поставление зимой—весной 1471 г так и не приехал.

Московскому великому князю оставалось или примириться с тогдашним соотношением сил в Новгороде, или изменить ситуацию военным путем. Учитывая отвлеченность Казимира династической борьбой в Центральной Европе, «некие зацепки» у хана, отрицательный резонанс, который вызвала бы чрезмерная уступчивость новгородцам, Иван III предпочел вооруженное разрешение конфликта. Впрочем, риск был немалый. Московские воеводы хорошо понимали все трудности, связанные с организацией летней кампании в Новгородской земле. Природно-климатические условия сильно затрудняли простое передвижение больших масс войск и их снабжение Примечательно то, как принимали решение. Оно исходило, можно не сомневаться, от великого князя и его ближайших советников. Для обсуждения специально созвали собрание представителей разных благородных сословий. Участвовали удельные владыки, братья московского государя, князья, митрополит и епископы, бояре, воеводы, воины. Именно к ним обратился с речью великий князь, получив советы и одобрение акции. Поход возводился в акт веры, главной его целью было якобы пресечение уклонения новгородцев в латинство.

Неточности, мягко говоря, в московской позиции несомненны, но и мотивы понятны. Требовалось доступное для многих и внушающее доверие объяснение военной акции, запланированной против своих же соплеменников-христиан. Ее масштабы впечатляли: были мобилизованы почти все военные силы Московского великого княжества, предусматривалось участие Твери, Пскова, Вятки. В авангардной рати князя Д.Д. Холмского насчитывалось до 10 тыс. воинов. С недельным интервалом после нее выступили в поход отряды князя И.В. Стриги-Оболенского, а затем — самая крупная армия, во главе с великим князем. Тверичи вошли в состав главной армии, псковичи наступали отдельно. Особые отряды (включавшие формирования с Вятки) были направлены в подвинские владения Новгорода. Военные действия сразу приобрели характер тотального столкновения.

Так оно и получилось. В отличие от войн с Казанью, на все понадобилось чуть более полутора месяцев, б июня из.Москвы отправился авангард, ему и довелось сыграть решающую роль в разгроме новгородских войск. Вскоре после взятия и разграбления Руссы в конце июня Холмский последовательно нанес поражение двум пешим новгородским отрядам. Затем, 14 июля, на берегах р. Шелони произошло решающее сражение: рать Холмского, многократно уступавшая по численности новгородскому войску, разгромила его полностью. В бою пали видные деятели Новгородской республики, несколько десятков посадников и бояр попали в плен, тысячи новгородцев были убиты и ранены. 27 июля в ожесточенном бою на Двине были разбиты новгородские отряды во главе с князем В.В. Гребенкой Шуйским. Всего лишь месяц реальных военных действий выявил полную неспособность Новгорода противостоять организованной армии.

Причин было множество. Лето 1471 г. обнажило стародавнюю новгородскую болезнь: структура и характер общегородского и частного светского землевладения не обеспечивали военный потенциал республики. Политического единства в армии не было: полк владыки отказывался воевать против великокняжеских войск, множество рядовых ратников попало в новгородскую армию насильственно. Иллюзорными оказались внешнеполитические расчеты (точнее — просчеты): никакой дипломатической поддержки, не говоря уже о военной акции, от Литвы не последовало. Вообще, никто не вмешался в процесс «наказания» Иваном III своей «отчины».

В день поражения на Двине в местечке Коростыне начались переговоры. Их процедура была унизительной для новгородской делегации, которую возглавил Феофил. Новгородцы били челом «о печаловании» боярам великого князя, те донесли их просьбу московским удельным князьям, а они, «печалуясь», и изложили моление новгородцев Ивану III. Главный итог Коростынского мира — долгая эпоха равностатусных отношений Новгорода с великими князьями безвозвратно ушла в прошлое. Новгородцы признали себя «отчиной» московского государя, любые обращения к Литве объявлялись незаконными, усилилась роль институтов княжеской власти в Новгороде: наместников и дворецкого. Но городцы утратили права на совместные владения с великим князем, на многие свои северные волости. При этом, правя особность государственно-политического устройства, его главные институты, социальная структура сохранились неизменными. Сношения с Литвой (реальные или только подозреваемые) трактовались после 1471 г. как изменнические на правовых основаниях. Добавим к сказанному казнь четырех новгородских посадников (Д И. Борецкого в их числе). Она была произведена по приказу Ивана III за три дня до начала переговоров без судебного разбирательства. Группу лиц из наиболее авторитетных фамилий отправили в заточение в Коломну. Присовокупим огромную контрибуцию, выплаченную Новгородом (свыше 16 тыс. руб.), немереную добычу, захваченную московскими и псковскими войсками. Только с учетом всего этого становятся осязаемыми размеры постигшей Новгород катастрофы. Собственно в 1471 г. политические судьбы боярской республики были предрешены.

Поход хана Большой Орды Ахмада на Русь в июле 1472 г. стал попыткой реализации антимосковского союза Литвы и Орды. Трудно сказать, подразумевал ли Казимир действительное участие литовских войск в войне против Москвы или он только провоцировал тотальный ордынский натиск против нее. События 1472 г. показали правильность последнего предположения. Отметим также неожиданность появления больших масс ордынцев вблизи русских рубежей: московские власти были явно застигнуты врасплох. Но даже в таких обстоятельствах складывавшаяся система порубежной службы сработала. На левый берег Оки быстро выдвинулись отряды удельных князей, великокняжеские рати, так что не слишком настойчивые попытки ордынцев форсировать реку были пресечены. Дело ограничилось разорением нескольких волостей на правобережье Оки и взятием сожженного Алексина. Затем последовало поспешное отступление, Ахмад не рискнул на генеральное сражение. Провал похода Ахмада стоил дорогого: труды Ивана III по созиданию единого государства получили тем самым подтверждение.

§ 2. Как «улусник» стал «государем всеа Руси» и «Русьских стран христианским царем»

«Христианским царем Русьских стран» называл Ивана III ростовский архиепископ и его духовник Вассиан. В тяжкие дни осени 1480 г., когда судьба государства была на волоске, ростовский владыка укреплял решимость своего духовного сына в его противостоянии ордынскому хану (т.е. царю). А «улусником», притом непокорным, Иван III был именно для хана. Но все это случилось поздней осенью 1480 г., нам же надо вернуться в 1472 г. Обратим внимание на малозаметный как будто бы факт: во время похода в обозе у хана находился московский посол. Из этого сообщения извлекается важная информация. Во-первых, это означает, что вплоть до 1471 г. между Ордой и Москвой поддерживался обмен посольствами. В соответствии с традицией русско-ордынских отношений это подразумевало уплату выхода и признание верховенства ордынского правителя. Еще существеннее другое: поход 1472 г. также не привел к перерыву привычных сношений. В 1472—1476 гг. налицо регулярные посольства в Москву и Орду. Московские политики опасались решительных шагов до окончательного решения проблем с Новгородом, до изменения ситуации в Восточной Европе. Ликвидация новгородской автономности прошла в два приема. В поездке «миром» в конце 1475—начале 1476 г. Иван III ввел прецедент княжеского суда над степенным посадником по коллективному челобитью горожан двух улиц, укрепив авторитет княжеской власти. Толчок к решающим шагам дали события весны 1477 г. То ли по собственной инициативе, то ли по подсказке московских политиков новгородские послы на переговорах в Москве назвали Ивана III «государем», а не «господином» Великого Новгорода. Маловажное, казалось бы, различие имело принципиальное значение: признание титула «государь» значило уравнять Новгород с другими подвластными московскому великому князю областями. Когда этот факт стал известен в Новгороде из уст московских послов, он вызвал внутриполитический кризис. Была учинена расправа над несколькими боярами из «московской» партии, были изгнаны московские купцы, заявление новгородских послов о титуле было дезавуировано. Иван III решил покончить дело силой.

Новый общероссийский поход на Новгород начался в октябре 1477 г. Военных действий, строго говоря, не было. Войска взяли Новгород в плотную осаду с конца ноября, а уже 7 декабря начались переговоры. Московская позиция, заявленная одной из ближайших к Ивану III персон, князем И.Ю. Патрикеевым, была жесткой. Вечу, посадникам и вечевому колоколу — не быть, Новгород уравнивается в отношении к великокняжеской власти с иными частями Российского государства, подлежат розыску и конфискации в пользу государя бывшие княжеские вотчины в Новгородской земле. Практически все решающие требования были приняты новгородцами быстро. Торг шел по относительно второстепенным вопросам. Уладили и эти проблемы: великокняжеский фонд восстанавливался за счет вотчин архиепископа и кончанских монастырей, служба же ограничивалась собственно новгородскими и псковскими границами.

15 января 1478 г. состоялся парадный въезд в «свою отчину» «государя и великого князя всеа Руси» Ивана Васильевича. Он назначил четырех наместников (по два на каждую половину Новгорода — Софийскую и Торговую), по его приказу арестовали восемь бояр. Месяц провел торжествующий победитель в столице поверженной боярской республики, демонстрируя рачительное отношение хозяина к своей «отчине». 17 февраля 1478 г. Иван III отправился в Москву, за ним везли вечевой колокол — зримый символ государственной самостоятельности Новгорода.

В правовых понятиях Орды принципиальное изменение государственного статуса одного из подвластных столов (выход с которого учитывался отдельно) требовал безусловной санкции хана. У нас нет данных о том, что Иван III обращался по этому поводу к Ахмаду. Москвичи осенью 1480 г. были уверены в том, что великий князь вообще прекратил уплату дани в Орду и что это случилось незадолго до 1480 г. Но тогда выстраивается следующая логика политических действий московского государя. Окончательное включение Новгорода в Российское государство не повлекло немедленной реакции ни Литвы, ни Орды. Затем Иван III решил испытать на прочность саму Орду.

На рубеже 1478—1479 гг. в Крыму на ханском престоле в очередной раз утвердился Менгли-Гирай. История Крымского ханства в 60—70-е годы переполнена переворотами, внутренними усобицами, сложным лавированием между Османской империей и Литвой. Несколько раз сменяли друг друга на троне сыновья Хаджи-Гирая — старший Нур-Даулят и следующий по старшинству, Менгли-Гирай. При установлении протектората Османской империи над Крымом в 1475 г. последний был свергнут. Затем в борьбу вмешался хан Большой Орды Ахмад, в 1476 г. посадивший в Крым своего племянника Джанибека. Впрочем, уже в мае 1477 г. с помощью османов власть вновь захватывает Нур-Даулят. В свою очередь, недовольство крымской знати вынудило старшего сына Хаджи-Гирая к бегству в Литву, что привело на трон в третий и теперь последний раз Менгли-Гирая. Еще в 1474 г. он вел интенсивные переговоры с Москвой о союзе. В изменившейся ситуации крымский хан весной 1480 г. пошел на соглашение: главным «недругом» для Крыма назывался хан Большой Орды Ахмад (и Москва обязывалась помочь в случае нападения Большой Орды на Крым), а для Москвы — литовский великий князь Казимир (Крым должен был оказать военную помощь Москве в случае литовско-русской войны). Так образовались два противостоящих союза: Литва — Большая Орда, Москва — Крым.

Ближайшее развитие событий проявило международные противоречия, обнажило накопившиеся конфликты в России и поставило Ивана III перед самыми тяжкими проблемами за все время его правления. Внешнеполитические сложности стали ясными еще до того момента, как крымский хан принес присягу в соблюдении обязательств по договору перед московским послом в мае 1480 г. Интенсивный обмен посольствами между Вильно и Ордой состоялся в 1478—1480 гг. Был предварительно согласован срок начала военных действий против Руси — лето 1480 г., и в обеих странах шла реальная подготовка к ним. Литва, в частности, намеревалась нанять в Польше отряды тяжеловооруженной конницы. Но самые серьезные намерения были у Ахмада: хан на протяжении многих лет пытался воссоздать Золотую Орду в ее прежних размерах. Он возглавил коалицию сил, разгромивших войска узбекского хана Шейх-Хайдера, и подчинил астраханского хана Касыма (племянника Ахмада). Ахмад вывел в Поле из Средней Азии многие кочевья примкнувших к нему племен, включая часть калмыцких улусов, временно посадил своего ставленника в Крыму. В его великодержавных планах Россия занимала, надо полагать, видное место. Совсем не случайно посол из Орды в Москве летом 1476 г. звал великого князя «ко царю в Орду» — речь шла о личном присутствии московского государя «при царском стремени». Налицо желание хана вернуться к архаичным и наиболее тяжким формам зависимости.

Поэтому сравнение начавшегося похода Ахмада на Русь с нашествием Батыя, пришедшее на ум московским политикам и зафиксированное летописцами, не было пропагандистским преувеличением. Намерения Ахмада грозили отбросить Русь на многие десятки лет назад. В самом начале 1480 г. обострились псковско-орденские отношения, так что Иван III, находившийся в январе 1480 г. в Новгороде, отправил во Псков своего воеводу с войсками. Конфликт не был улажен, он вновь обострился в конце лета. Нельзя говорить о наличии антирусского союза Ливонского ордена и Литвы, но что власти Ливонского ордена пытались использовать реальные затруднения великого князя и совершить агрессию против Пскова — несомненно.

Первые внутренние затруднения Ивана III стали очевидными осенью 1479 г., когда произошло острое столкновение между митрополитом Геронтием и государем: он обвинил первосвятителя в неправильном обряде освящения Успенского собора. Митрополит отверг эти укоры, настаивая на неправомерности вмешательства Ивана III в эти дела. Споры происходили публично, что придавало им политическую окраску.

Еще ранее постепенно набрал силу конфликт между московским государем и его братьями, удельными князьями — Андреем Большим и Борисом. Главной причиной стало нежелание Ивана III делиться «примыслами». При этом братья подчеркивали исправность несения службы своими войсками: они участвовали в кампаниях против Казанского ханства. Большой Орды, дважды против Новгорода и т.п. Впрочем, конкретный предлог для открытого неудовольствия был иным: отъезд к Борису князя И.В. Лыко-Оболенского, великокняжеского наместника в Великих Луках. Великий князь неоднократно через послов требовал от брата возвращения Лыко, но получил отказ. Его настояния шли вразрез с нормами межкняжеских договоров. По приказу Ивана III Лыко был арестован в его вотчине и заточен в тюрьму. Это дало толчок к открытому мятежу братьев: 1 февраля 1480 г. Борис с семьей и всеми своими вассалами направляется к Андрею в Углич. Оттуда их объединенные войска направились к Ржеву. Известия о мятеже застали великого князя в Новгороде — там был третий узел внутренних осложнений.

В Новгород Иван III отправился в самую распутицу, в конце октября, далеко не разрешив своего конфликта с митрополитом. Пробыл там почти три месяца. Значит, причины поездки были очень серьезными. Скорее всего, дело было не просто в оппозиционных настроениях новгородского боярства. Арест Феофила ослабил позиции антимосковского движения. Информация о выступлении удельных князей вынудила государя срочно вернуться в столицу. Оказалось, что мятеж принял самые грозные очертания.

Удельные князья уклонились от собственно военных действий. Движение их войск к западной границе вызывало у Ивана III законные опасения другого рода: в какой мере их действия были согласованы с Казимиром? По-видимому, на первом этапе мятежа Андрей и Борис искали опоры против старшего брата внутри страны — они явно хотели опереться на оппозиционные круги в Новгороде. Когда это не удалось, а трехраундные переговоры с Иваном III не дали результата, братья со своими войсками расположились в Великих Луках, отправив семьи в Витебск (его предоставил в качестве убежища Казимир). Литовский великий князь пытался взять на себя функции гаранта завещания Василия Темного и посредника в конфликте. В реальности же он укреплял позиции мятежных удельных князей. Понятно почему — весной 1480 г. его союзник хан Ахмад уже закончил приготовления к наступлению на Москву. Так переплелись в один клубок внутренние неурядицы и внешние угрозы.

По подсчетам венецианских дипломатов, в середине 70-х годов хан Большой Орды мог выставить войско численностью более ста тысяч воинов. Эту цифру надо увеличить: в поход на Русь Ахмад повел выведенные из Средней Азии улусы (включая калмыков), отряды Астраханского ханства. Стратегической целью хан поставил соединение с литовской ратью и только затем вторжение в центр страны. Начав кампанию, он отправил в Литву своего посла вместе с литовским посланником и стал медленно продвигаться к русским границам. В июле основные его силы кочевали в междуречье Северского Донца и Дона. Еще летом Ахмад регулярно высылал отряды к Оке, прощупывая крепость позиций русских войск на ее берегу, а заодно подвергая грабежу волости на правобережье Оки. «Разведка боем» выявила готовность русских отразить наступление ордынцев. Выдвижение «скорых воевод» по «первым вестям» произошло в конце мая, в начале июня отправились к привычному рубежу отряды из двух уделов, 8 июня выступил в поход великий князь Иван Иванович (старший сын Ивана III от первой жены) во главе основной армии. Центром расположения этих ратей стал Серпухов. Наконец, 23 июля на театр военных действий направился сам московский государь.

Убедившись в плотности обороны в среднем течении Оки, Ахмад в первой половине сентября направился к устью Угры, левому притоку верхней Оки, служившей тогда границей между Россией и Литвой. Хан все еще лелеял надежду на выступление Казимира, так что он шел навстречу его ратям. Хан полагал также, что изменение маршрута станет известным русской стороне не сразу, а перемещение больших масс войск Ивана III по лесистому левому берегу Оки не будет быстрым. Кроме того, сама Угра представлялась менее сложной для переправы больших масс конницы. Наконец, кочевая армия в принципе не могла долго находиться на одном месте.

Расчеты ордынского властителя не оправдались. Литва так и не начала войны против России, русские войска поспели к Угре пятью днями ранее ордынцев, а потому имели время для основательной подготовки к отражению их атак. Ранним утром 8 октября Ахмад перешел к решительным действиям: по его приказу главные силы Орды предприняли попытку форсировать Угру в ее нижнем течении. Сражение длилось несколько часов, продолжалось в последующие дни, но желанного для хана результата не было. Ордынские отряды пытались переправиться по перевозам выше по течению Угры, но везде они натыкались на крупные силы русской армии. Ее успех был обеспечен широким применением полевой артиллерии и огнестрельного оружия, удачным расположением войск, эффективным их маневрированием. Главные заслуги принадлежали виднейшему воеводе Московского княжества в 70—80-е годы XV в., князю Д.Д. Холмскому и великому князю Ивану Ивановичу Молодому.

Сам Иван III в эти тревожные дни находился в Москве, куда он приехал 30 сентября. Его уже ждали послы от мятежных братьев. Ни весной, ни летом они не сумели ничего добиться от старшего брата. Теперь же, в решающий момент противостояния Орде, не найдя поддержки внутри страны (их попытка обосноваться во Пскове была отвергнута псковскими властями), они были вынуждены идти на уступки. Иван III также склонялся к компромиссу: в преддверии главных событий он нуждался в полках удельных князей. Его обещания удовлетворили братьев. В дни, когда на Угре начался ледостав, Андрей и Борис со своими войсками влились в русскую армию. Почти двухнедельное пребывание великого князя в столице было вызвано еще и другими обстоятельствами. В окружении Ивана III вспыхнули с новой силой споры о целесообразности решительного противостояния Орде. Кое-кто из политиков предпочел зависимость от Орды в прежнем виде риску тяжелого поражения.

Определенные резоны за такой позицией были: в 1480 г. прекрасно помнили поражения 1437 и 1445 гг., набег 1451 г., а кто мог дать гарантии победного исхода в противоборстве с Ордой (тем более в союзе с Литвой), проявлявшей невиданную ранее настойчивость? Кампания длилась уже более трех месяцев. Обсуждения переросли узкие рамки великокняжеского совета: среди горожан начались волнения, порожденные и видимой нерешительностью великого князя, и отъездом его семьи с казной, и самим фактом споров в верхах. Последовавшие известия о начале решающих боев на Угре подтолкнули Ивана III: с собранными подкреплениями он срочно прибыл в Кременец, находившийся вблизи от главных сил.

Ордынцы не оставляли надежд на победу, но хан, тем не менее, приступил к переговорам. Быстро выявилась внутренняя слабость Орды: столь длительных операций ее войска в лесных районах Руси в XV в. не вели. Требования хана о явке «у своего стремени» самого Ивана III, а затем его сына или брата московской стороной были отвергнуты. На нее не подействовали угрозы хана о новом наступлении после того, к ак река окончательно замерзнет (это произошло в конце октября). В начале второй декады ноября хан начал отступление, предварительно тотально разорив территории в верховьях Оки, принадлежавшие тогда Литве. Он выместил на населении свой гнев на неверного, вторично обманувшего е го союзника. Русские войска успешно преследовали ордынцев, не позволив разграбить московские волости на правобережье Оки.

Значение событий 1480 г. было осознано в Москве далеко не сразу. Даже убийство хана Ахмада его врагами в Орде в январе 1481 г. не давало русским политикам полной уверенности в том, что долгой, тяжелой эпохе ордынской зависимости пришел конец. Формировавшееся Российское централизованное государство, наконец, обретало полную суверенность. Да и то сказать — само становление российской государственности было немыслимым без окончательной ликвидации подневольности Орде. Эта задача, равно как и задача включения Новгорода в состав Российского государства осмыслялись в 60—70-е годы XV в. как главные, фундаментальные цели российской политики. Об этом свидетельствуют официальные летописные рассказы и в особенности послание ростовского архиепископа Вассиана Ивану III 1480 г. Об этом же говорят сами действия московского правительства.

Все оставшееся прошло как бы по инерции. Братья действительно получили в феврале 1481 г. приращения к своим уделам (впрочем, серьезным оно было только у Андрея Большого, ему достался Можайск). Но они были вынуждены согласиться с новым принципом в их взаимоотношениях с государем: отныне любые прнмыслы великого князя не подлежали родственному разделу даже при активном соучастии удельных войск. В том же 1481 г. умер Андрей Меньшой, его удел был включен в состав Московского государства. В несколько приемов произошла ликвидация Верейско-Белозерского удела. Князь Михаил Андреевич умер в 1486 г., завещав свои владения московскому великому князю.

Уделы родных братьев Ивана III имели разную судьбу. Борис скончался своей смертью в 1494 г., разделив княжение между двумя сыновьями. После их кончины в начале XVI в. Рузский и Волоцкий уделы (последний уже при Василии III) поступили в распоряжение московского государя. Андрей Большой умер в ноябре 1493 г. в заточении, его сыновья были пострижены. Арест произошел двумя годами ранее, в сентябре 1491 г. Официальная причина опалы — неучастие Андрея и его войск в походе против сыновей Ахмада. Реальные же мотивы включали всю сумму неудовольствий и подозрений к нему великого князя. Как бы то ни было, к моменту подведения жизненных итогов Иван III оставил на политической карте страны только один удел из числа тех, которые он унаследовал.

В Рязани в январе 1483 г. произошла смена князей. Новый рязанский великий князь, которому было всего 15 лет, правил под контролем матери (родной сестры Ивана III), причем Рязанское княжение уже не имело прав на самостоятельную дипломатию. Оставалось последнее относительно независимое государственное образование в Северо-Восточной Руси — Тверское великое княжение.

Еще в конце 70-х годов произошел первый случай массового отъезда тверских бояр и детей боярских на службу к московскому князю. Выезжали тверичи целыми родами и семьями. Окончательный баланс подвели в 1485 г. Тверской князь Михаил Борисович предпринял попытку резкой смены внешнеполитической ориентации, замыслив женитьбу на внучке Казимира (это был его второй брак). Намерения его были жестко пресечены Москвой, причем по новому соглашению тверской князь признавал себя «молодшим братом» Ивана III. Тем не менее Михаил не прекратил сношений с Литвой, в чем его обвиняли московские власти. В августе 1485 г. начался поход московских войск против Твери. Собственно, военных действий практически не было: московская рать беспрепятственно осадила Тверь. 12 сентября Михаил бежит в Литву, на следующий день с депутацией от Тверского княжества было подписано соглашение, а 15 сентября состоялся торжественный въезд в Тверь Ивана III и Ивана Молодого. Тверское княжение было включено в состав единого Российского государства, но сохраняло при этом в первые годы определенную автономию. Тверским великим князем стал Иван Молодой (напомним, его матерью была родная сестра князя Михаила Борисовича), при нем существовали тверская Боярская дума, свой государев двор, обособленная в служебном отношении тверская корпорация служилых людей по отечеству. Не было и массовых переселений.

Иначе все происходило в Великом Новгороде. Там дело не ограничилось конфискацией половины вотчин владыки, крупнейших монастырей, казненных или попавших в опалу посадников и новгородских бояр. Оппозиционность новгородских землевладельцев представлялась Ивану III столь массовой и столь опасной, что он прибегнул к крайним мерам. Уже зимой 1483—1484 гг. началось массовое переселение новгородских бояр и житьих людей в центральные и Юго-восточные уезды страны, где они получали земли на поместном праве. В свою очередь, в новгородских пятинах испомещались представители служилых фамилий из центра страны, а кроме того боевые холопы попавших в опалу московских и новгородских бояр. К концу XV в. новгородская корпорация превратилась в наиболее многочисленную и едва ли не самую боеспособную часть российской армии.

И последнее. В 1489 г. состоялся поход больших сил на Вятку, итогом которого стало ее окончательное включение в состав Российского государства. Претензии Казанского ханства, оппозиция сепаратистски настроенной местной верхушки (по крайней мере, ее большинства) растянули присоединение этого региона на тридцать лет: вспомним экспедиции против вятских городов в конце 50-х годов. Иван III и здесь применяет уже испытанные способы укрепления московской власти: самые активные противники были публично казнены, многих вятчан, «лучших людей», переселили в уезды к юго-западу от Москвы. Все вятские города перешли под твердый контроль назначенных из Москвы наместников.

Коренные изменения произошли за первые тридцать лет правления Ивана III с политической картой Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Множественность политических рубежей и суверенитетов, пестрота форм государственного устройства — все это сменилось на глазах одного поколения современников быстро кристаллизующимся единством суверенной власти одного монарха, территории и границ, государственного и административного устройства. Титул «великий князь всеа Руси» Иван III употреблял в особенных случаях задолго до 1478 г. или 1485 г. по только после 1478, 1480 и 1485 гг. такое титулование московского государя приобрело всю полноту правовых и политических смыслов, которые сопрягались тогда с этим понятием. Страна обрела единство, монарха, самостоятельность и независимость. Впрочем, только что обретенный полный суверенитет необходимо было отстаивать и укреплять в очень сложной и переменчивой международной обстановке.