Глава четвертая. Обладая живым характером, Алонсо недолго пробыл в каюте и вышел на палубу

Дурачок Фламель

Обладая живым характером, Алонсо недолго пробыл в каюте и вышел на палубу. Капитан О’Лири действительно поговорил о чем-то с Дикобразом, отдал несколько распоряжений, а потом, покосившись на аббата, спустился в трюм с боцманом. Ветер благоприятствовал курсу, погода стояла прекрасная, и матросы занялись своими обычными делами: кто-то чинил одежду, а большинство играли в кости. Прогулявшись трижды из конца в конец корабля, Алонсо заскучал. Путешествие из Испании до Гаваны тоже далось ему нелегко, но там имелись пассажиры, с ними было интересно поговорить о Вест-Индии, где Диего прежде не бывал. Теперь же он не знал, чем занять себя в этом крохотном мире, со всех сторон окруженном морем.

Пообщавшись с капитаном, штурман Дикобраз с веревкой в руках отошел к борту и стал завязывать какие-то узелки, то поглядывая на солнце, то прикидывая силу и направление ветра. Наблюдая, как он слюнявит палец, вытягивает руку вверх и застывает, будто к чему-то прислушиваясь, Диего немного развлекся. Но не только Алонсо присматривался к штурману.

— Луис, а верно я слышал, что тебе и еще нескольким парням заплатили премию за то, что вы вступили в команду?

Это был Коста-Грек, здоровенный матрос со шрамами от бича на широкой спине. Он расхаживал по палубе обнаженным по пояс, загорелый до черноты.

— Я не обязан отчитываться, Грек! — Штурман не обернулся, продолжая свои странные вычисления. — Все кое-что получили авансом.

— Ну, мы-то получили столько, что мадмуазель Монморанси еще гналась за нами почти до причала, хоть мы и оставили ей все, а выпили совсем немного. Верно, парни?

За спиной у Грека держались два его товарища, тоже нанятые в последнюю очередь. Один из них, в богатой шляпе, явно у кого-то отнятой, все время оглядывался на трюмный люк. Диего догадался, что друзья опасаются вмешательства боцмана. Кнут, несмотря на то что был далеко не самым крупным членом команды, умел вызвать у команды и страх, и уважение.

Дикобраз аккуратно спрятал в карман свою веревочку и обернулся к Косте-Греку. Разговор начал привлекать внимание остальной команды. Пираты немного заскучали, а ром, выданный по случаю крещения корабля, все еще горячил их кровь.

— Должок, Дикобраз! — Грек навис над невысоким, худощавым штурманом. — Помнишь, как Тич высадил нас в Венесуэле на побережье, где только индейцы раз в год проходили? Помнишь или забыл уже?

— Мне тогда двадцати еще не было, — сухо сказал Дикобраз. — Паоло-нож поднял мятеж, и нам, двум молодым дуракам, пришло в голову его поддержать. Что дальше?

— Да, славное было дело! — Грек отвернулся от штурмана и обращался теперь к команде. Несколько пиратов придвинулись ближе. — Паоло умирал долго. Тич привязал его к мачте и упражнялся в искусстве бросания ножей. Честно говоря, покойный Тич никогда не умел кидать ножи! И клянусь, я слышал своими ушами, как Паоло просил его подойти.

Несколько матросов рассмеялись. Прикинув расстановку сил, Диего поспешил занять место поближе, возле мачты, но не в первых рядах.

— Так вот, когда Паоло наконец испустил свой грешный дух, а убило его скорее солнце, чем наш косорукий капитан… — Теперь смеялись почти все. — Так вот, тогда пришел черед остальных. У Луиса к тому времени колени дрожали, как кливер при смене галса! Мне даже помнится, что он намочил штаны. Что ж, всякое бывает — мы же были уверены, что нас привяжут на место Паоло! Среди остальных мятежников оказались два толковых канонира, этих Тич запер в трюме, чтобы образумились, и еще трое или четверо парней, которых перебили во время драки. Остались только мы, я да Луис. Тич пожалел нас и высадил в Венесуэле, так далеко от обжитых мест, что мы не добрались бы до них и за год по этой проклятой сельве.

От внимательных глаз Диего не скрылось, что оба товарища Грека подступили ближе и теперь заняли позиции по сторонам от Дикобраза, отрезав ему пути отступления. Штурман, сложив руки на груди, спокойно стоял у борта, за широкой спиной Косты.

— Тич по справедливости оставил нам сабли и по пистолету, каждый с одной пулей. Мы немного пошатались по окрестностям, научили тамошних попугаев славным проклятиям и услышали, как какая-то зверюга ревет в глубине леса. А потом, когда настали сумерки, вернулись на берег. Конечно, мы надеялись, что Тич заберет нас на обратной дороге. Все мы знаем, что молодняк иногда достаточно хорошенько проучить. Куда тогда двигался Тич, я что-то забыл… Напомнишь мне, Дикобразик?

— Никуда он не двигался, — обладавший сухим, глуховатым голосом Дикобраз даже не пытался перекричать горластого Грека и говорил нарочито негромко. — Тич просто курсировал вдоль побережья, ожидая эскадру Красного Чарли, чтобы вместе идти на Вера-Крус. Поход тогда так и не состоялся.

— Что ж, значит, так оно и было, — согласился Коста. — Но я речь веду не о том. Уже на закате какой-то олененок вышел к ручью, из которого мы как раз лакали, как два блохастых пса. И не успел олень опустить свою глупую голову к воде, как я всадил в него пулю, прямо в хребет! Так было, Луис Дикобраз?

— Так, — кивнул по-прежнему спокойный штурман.

Диего оглянулся. Возле трюмного люка стоял матрос, видимо, из приятелей Грека. Судя по всему, он должен был подать сигнал, если Кнут или О’Лири соберутся подняться на палубу.

— Это была моя пуля и моя добыча! — продолжил Грек. — Я подвесил тушу на ветку, выпустил кровь и принялся за требуху: сердце, печень… Никогда в жизни не был так голоден! А Дикобраз стоял рядом и глотал слюни с таким шумом, что было слышно в Панаме!

Команде нравился рассказ Грека. Высокий, атлетичный, он оказался еще и неплохим актером. Еще с минуту Коста рассказывал и показывал, как мучился его приятель, глядя на пиршество. Диего снова обернулся и встретился глазами со стоявшим за его спиной пиратом. Он широко улыбнулся щербатым ртом, и Алонсо понял, что если сейчас попробует позвать капитана, то его быстро заставят замолчать. Судовладелец не был членом команды и даже не относился к береговому братству.

— Потом Дикобраз развел костер, хоть я его об этом и не просил — я люблю сырое мясо! Наконец он говорит: собираешься ли ты со мной поделиться, дружище? А я отвечаю: подожди, сначала я поем, это же моя добыча. Но олененок-то совсем маленький, а аппетит у меня и тогда уже был что надо! — Грек хлопнул себя по крепкому животу. — И Луис понял, что ему, скорее всего, останется только поджарить шкуру и копыта! Тогда Дикобраз начал просить меня дать ему кусок. Но когда я голоден, я голоден как акула! Никто не будет спорить, надеюсь?

Желающих не нашлось, да Грек и выглядел так, будто готов съесть и переварить целого оленя за один присест. Слушая его вполуха, Алонсо дождался взрыва хохота и под шумок вытянул из вшитых в глубокий карман потайных ножен короткий стилет. Сердце колотилось, но бывший аббат привычно успокаивал себя: «Только не торопись никого убивать! Здесь у каждого друзья, за каждого могут отомстить. Только ранить!»

— И я предложил голодному другу купить у меня мясо. Цена была простая: вес золота! Клянусь всеми утопленниками отсюда до Бразилии — я отрезал ему целую ногу! Она весила добрых полтора фунта, так я и сказал Дикобразу. И он согласился. Конечно же, я понимаю: наш приятель думал, что там мы оба и сдохнем. Или, может, надеялся, что сдохну я… Говоря по чести, ты, Дикобраз, повел себя тогда как полный придурок! В моем пистолете пули уже не было, но в твоем-то оставалась! Каким надо было быть растяпой, чтобы покупать у меня мясо по цене золота, а?

Пираты смеялись, штурман все так же стоял со скрещенными на груди руками. По бокам, будто конвой — два друга Грека, невзначай положившие руки на эфесы сабель. Дикобраз не смотрел на них, только на широкую спину Грека.

— Разве не пора отдать хотя бы часть долга? — Коста повернулся к Луису. — Ведь тебе заплатили больше, чем нам, простым матросам.

Наступила тишина, никто не хотел пропустить ни слова Дикобраза.

— В ноге было много костей и сухожилий, — тихо ответил штурман. — А когда я пожарил мясо, осталось не больше полуфунта. Потом Тич забрал нас, и я не меньше половины этой суммы отыграл у тебя в карты, а расплаты не требовал.

— Ты покупал ногу, а не филе! — взревел Грек. — И где это видано, чтобы расплачивались по весу жареного мяса, а не сырого!

— Кроме того! — громче сказал штурман. — Кроме того, я спас твою шкуру, когда дьявол понес нас в сельву искать Золотой город. Помнишь того индейца с топориком, который подкрался к тебе сзади?

— Что же получается? — Грек подступил ближе к Дикобразу. — В каждом рейде кто-то спасает другого, потому что мы одна команда и каждый человек важен. По-твоему, это стоит денег, а? Да это наш долг перед береговым братством, и любой здесь готов прикрыть твою никчемную башку и от индейского топорика, и от толедской шпаги!

— Это правильно, — сказал Тихий Томазо.

Пираты одобрительно загудели. Штурман побледнел, а Диего про себя усмехнулся: Дикобраз допустил ошибку, когда начал оправдываться. Теперь симпатии команды были на стороне Грека.

— А вымогать у голодного товарища золото за мясо — это, выходит, правильно?! — воскликнул Луис сдавленным голосом. Хладнокровие начинало ему изменять, и аббат заметил, как дрожат пальцы штурмана. — Мы тогда тоже были в одной команде!

— Нет, это неправильно, — снова заговорил Томазо.

— А пусть разберутся один на один! — выкрикнул тот пират, что стоял за спиной Диего. — До первой крови, и кто проиграет — тот не прав!

Большей части команды предложение понравилось. Никто из них не посчитал бы честной драку с огромным Греком один на один, но об этом они не думали. Им просто хотелось развлечься. Алонсо понял, что сейчас самое время вступить в игру.

— А почему бы нам не сделать все еще интереснее? — Он спрятал стилет в рукав и через толпу протиснулся вперед, избавившись от неприятного парня за спиной. — Я вот согласен с Дикобразом и предлагаю решить спор двое на двое.

Грек явно не ожидал такого развития событий и неодобрительно покосился на Диего. Те пираты, что соображали быстрее других, тут же закричали: «Давай, верно! Так интереснее!» — но Коста жестом попросил тишины и задумчиво поскреб макушку.

— Слушайте, парни, разборки по старым долгам — это наши палубные дела, и капитана они не касаются. Но этот аббат, он же вроде как судовладелец и наниматель… Ну, пока еще…

— Он сам вызвался! — заговорил Тихий Томазо. — Аббат не член команды, и принуждать его мы не можем. Но раз он вызвался сам — почему бы и не позволить ему помочь Дикобразику? Аббат — мужчина видный, крепкий, а Дикобразика за реей не видно. Так будет интереснее. А капитан О’Лири что сможет нам предъявить? Что его приятеля поцарапали по его же собственной воле? Драка-то не до смерти, мы все это помним. Кто встанет рядом с Греком?

Желающих не было, и тогда Коста, присмотревшись к пиратам, стоявшим по бокам от штурмана, ткнул пальцем в одного.

— Ты займешься сеньором судовладельцем. И помни, что он не член команды!

— Только ножи, — напомнил правила Томазо, явно имевший авторитет как хранитель традиций. — Не больше двух.

Толпа расступилась, освобождая место для схватки. Теперь моряки вели себя тихо, многие воровато оглядывались на люк. Диего понял, что, несмотря на все традиции, О’Лири немедленно остановил бы происходящее. И причина имелась веская: потеря штурмана не обещала экспедиции ничего хорошего, а любой порез, нанесенный опытным бойцом, мог оказаться смертельным. Дикобраз отошел в сторонку и снял перевязь с абордажной саблей. Встав рядом, Алонсо стал расстегивать камзол.

— Спасибо, — тихо сказал Луис. — Не знаю, что нашло на Косту, видимо, про Франческу вспомнил… Он постарается убить меня.

— Зачем?

— Ну, хотя бы затем, что я убью его, если сегодня останусь жив. Клянусь всеми повешенными Тичем, я убью его! Ишь чего захотел: полтора фунта золота!

Глаза Дикобраза блестели от ненависти и жадности. Про себя Алонсо подумал, что чересчур доверять этому парню не стоит. Но он ввязался в эту драку, пытаясь завоевать симпатии хоть кого-то из команды, кроме капитана, и полагал, что риск оправдан. Между тем оба их противника взяли по два ножа. Так же поступил и Дикобраз, единственный шанс которого был в том, чтобы нанести Греку первый порез и отсрочить неизбежную развязку их противостояния. Диего, следуя арагонским традициям, намотал камзол на левую руку, спрятав под ним никем пока не замеченный стилет.

— Это еще что? — недовольно протянул пират, выбранный Греком. — Так не делают!

— Это не запрещено! — тут же вступился за аббата Томазо. — Можешь сделать то же самое.

— Вот еще! — Пират помахал руками, рассекая воздух длинными ножами. — Я шрамов не боюсь!

Хорошего ножа у Диего не было, но не успел он подумать, у кого бы его попросить, как кто-то протянул ему сверкающий на солнце широкий клинок. Подняв глаза, Алонсо увидел дурачка Фламеля, который смотрел на него очень серьезно.

«Если все пройдет хорошо, обязательно надо с тобой потолковать, — подумал Диего, принимая нож, который оказался прекрасно сбалансирован и остр, словно бритва. Да и кому еще иметь острые ножи, как не коку, на должность которого и взяли Фламеля? — А руки у дурачка и правда на редкость крепкие. Не у каждого матроса такие руки».

Томазо дал команду, и пары начали сходиться. Как и ожидал Диего, Грек встал напротив Дикобраза. Противник Алонсо сразу кинулся на него, и аббату пришлось временно забыть о судьбе штурмана. Ножом, зажатым в правой руке, пират совершал выпады снизу, а в левую взял оружие обратным хватом и угрожал арагонцу сверху и сбоку, явно рассчитывая нанести хороший удар по правой, не защищенной обмотанным камзолом стороне Алонсо. Но аббат успел пройти хорошую школу подобных стычек и не стал ждать. Отступив на пару шагов под натиском врага, он улучил момент и шагнул в сторону, одновременно вцепившись левой рукой в левую же руку пирата. Нож чиркнул по камзолу, но не проколол несколько слоев добротной ткани. Тогда противник попробовал достать Диего другим ножом, но арагонец уже оказался сбоку и щедро полоснул его лезвием по ребрам. Края длинного пореза тут же разошлись, на палубу хлынула кровь.

— Здесь все! — сразу заявил Томазо. — Грек, против тебя теперь двое. Остановите кровь и уберите палубу!

Но исполнять это распоряжение никто не торопился, потому что схватка еще продолжалась. Грек почти зажал Дикобраза в углу, его длинные руки работали ножами с нечеловеческой скоростью. У штурмана не оставалось ни одного шанса, и Диего поспешил на помощь. Чертыхнувшись, Коста вдруг изо всех сил ударил Дикобраза сапогом в грудь и отбросил того к борту. После этого Грек повернулся и кинулся на Алонсо, безошибочно определив более опасного противника.

Вот тут Диего пришлось туго. Словно огромный Голиаф, Грек наступал на него, с удивительной быстротой и силой работая ножами, и шаг за шагом быстро прижимал к капитанскому мостику. Он даже успевал оглядываться на с трудом поднимавшегося Дикобраза. Аббат с неприязнью подумал, что штурман мог бы проявить больше воли — вдвоем они как-нибудь остановили бы эту смертоносную мельницу. Мостик был уже где-то совсем рядом, и Диего решил, что пора рисковать. Зажав стилет в левой руке, спрятанной под скомканным камзолом, он сделал вид, что кидается противнику в ноги. Грек мог в этот момент нанести Диего удар, но рана была бы незначительна, а великан хотел ударить наверняка. Он промедлил долю секунды, выжидая, когда Алонсо окажется чуть ближе, и этого хватило аббату, чтобы отпрянуть. Запоздало ударив и промахнувшись, Грек даже не почувствовал, как стилет, словно вдруг высунувшееся жало, рассек его руку.

— Стой! — крикнул внимательный Томазо. — Стой, Грек, ты проиграл!

Коста с негодованием на лице обернулся к нему, но уже и сам почувствовал, как горячая кровь течет по запястью. Нож сам выпал у него из пальцев, и Грек уставился на рану.

— Тысяча чертей! Этот аббатишка рассек мне сухожилия! Вот теперь тебе конец!

Он снова бросился на Диего, но теперь имея нож лишь в левой руке, и арагонец уклонился от атаки, словно тореадор от быка. В тот же миг отдышавшийся Дикобраз прыгнул к Греку и вонзил нож ему под лопатку прежде, чем он успел повернуться.

— Это неправильно! — закричал Томазо, впервые не оправдав своего прозвища. — Дикобраз, ты нарушил кодекс!

— Ты остановил схватку, а Грек хотел убить моего друга! — свирепо обернулся к нему Луис. — Я защищал аббата!

— Он даже не член команды. — Томазо заговорил спокойнее. — Дьявол! И что на это скажет капитан?

Именно в этот момент разгневанное лицо О’Лири показалось над люком. Еще не поднявшись на палубу, он выхватил из-за пояса пистолеты, с которыми не расставался. Команда расступилась, и капитан увидел мускулистую спину Грека со всаженным по рукоятку ножом. Пират стоял, упершись обеими руками в фальшборт, и часто дышал, дрожа всем телом.

— Кто? — только и спросил О’Лири.

— Я! — смело признался Дикобраз. — Он вызвал меня на бой, он проиграл бой, но все равно хотел прикончить и сеньора Алонсо, и меня. Все видели, как это было.

Капитан перевел мрачный взгляд на Томазо, тот, скривившись, кивнул.

— Мы еще устроим суд, но сперва пусть все подумают. Пробей нарвал нам днище, я ведь потерял лучшего из абордажной команды! Дикобраз, что бы ни решила команда, ты вернешь мне те деньги, которые я ему выдал авансом, а Грек пропил у мадмуазель Монморанси.

Алонсо лишь усмехнулся, подумав, что деньги вообще-то стоило бы вернуть ему. Зато Дикобраз обиженно засопел — он и правда был жаден. Подойдя к умирающему, О’Лири положил руку ему на плечо.

— Мне чертовски жаль, Грек. Но что толку теперь таращиться на море и дрожать? Прощай.

Он взялся за нож, сильно дернул и тут же отпрянул, исхитрившись уклониться от фонтана крови, хлынувшей из раны. Грек покачнулся, захрипел, а потом перевалился через фальшборт и упал в воду.

— Имущество делит команда, если иного Грек не указал в договоре! — сказал Тихий Томазо. — А я с самого начала знал, что дерьмово это закончится.

— Уберите здесь все! — потребовал капитан. — Суд состоится на закате, если не изменится погода. Вам, сеньор Алонсо, я советую держаться подальше от развлечений матросов. Вы не член команды, помните об этом. А вашу двойную долю мы, если что, с удовольствием разделим между собой, вот как долю Грека. Томазо, иди со мной.

Тяжко вздохнув, Тихий Томазо поплелся за капитаном. Диего вытер лезвия ножа и стилета о камзол и направился к камбузу. От его глаз не укрылось, что предпочитавший быть незаметным Фламель успел нырнуть туда еще до появления О’Лири.

— Вот ваш нож, мсье Никола, и с ним моя благодарность. — Диего впервые спустился в это крохотное, душное помещение с печкой, небольшим столом и второй дверью, ведущей в общий трюм. — Вы заняты?

— Чем?! — с неожиданным возмущением ответил вопросом на вопрос Фламель, нарезавший мясо крупными ломтями. — Чем я могу тут быть так уж занят? Мы взяли копченого мяса, сухарей, немного лука и чеснока и пять бочонков рома. Ах да, в трюме еще стоит ларь с мукой, капитан любит оладьи. Матросы натащили фруктов, но все они или будут съедены в течение трех дней или испортятся. Это меня вообще не касается! Я слышал, что на многих кораблях возят коз ради молока, кур ради яиц, но не на «Монморанси». Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем им повар.

— А вино в вашем ведении? — Диего подумал, что в этом был бы хоть какой-то толк. — Я видел у капитана бутылку неплохого андалусийского.

— Вино в ведении капитана, ром в ведении боцмана, — ответил Фламель и принялся точить ножи. — На ужин я раздам сухари и солонину, вот и все мои обязанности как повара. Утром принесу оладьи для капитана и для вас. Предупреждаю: масло купили скверное, молока и яиц нет. Как можно так питаться?! А это мясо? Я уверен, при такой погоде оно начнет попахивать уже через неделю. Его коптили буканьеры, а они люди безграмотные, обязательно или слишком высоко повесят, или сожгут. Я имел счастье с ними пообщаться, нарвался на отряд этих буканьеров-браконьеров, пока шел по побережью.

— Говорят, буканьеры — хорошие стрелки.

— Да, — кивнул Фламель. — А вот грамоте обучены далеко не все, и я нахожу это возмутительным. Европейские правительства ничего не делают для развития Вест-Индии и ее населения!

— И для развития европейского населения они тоже ничего не делают, — кивнул Диего и присел на холодную печку. — Матросы обсуждают бой и смерть Грека, самое время нам поговорить. Откуда вы узнали о «Ла Навидад», мсье Фламель?

— Услышал легенду на островах и заинтересовался. Кстати, спасибо, что взяли меня с собой, я очень надеюсь увидеть этот корабль.

— Полноте, мсье Фламель! Вы знаете больше. Как вы говорили про тот металл… Ну, которым якобы пользовались атланты.

— Орихалк! — У Фламеля заблестели глаза. — Орихалк, который и дал Атлантиде ее могущество. В нем все, в нем ключ и к философскому камню, и к панацее, и, возможно, даже к источнику вечной молодости!

— Философский камень? Ах да, вы же алхимик, верно? — Диего, все еще переполненный торжеством победы, беспечно болтал ногами. — И что же, много золота добыли из свинца?

— Немало, но не «из свинца», как вы выражаетесь, мсье Алонсо. Суть трансмутации — превращение свинца в золото. Подобное можно делать и с другими металлами, например с оловом. Но нужна целая лаборатория и многие вещества, например большой объем ртути.

— А яйца, снесенные петухами? — припомнил читанный когда-то трактат Алонсо. — Из них, насколько я помню, вылупляются василиски, которых надобно сжечь, и потом золой… Я не помню, что там надо сделать с этой золой.

— Вот из-за таких, как вы, алхимию и считают лженаукой! — вдруг закричал Фламель и, продолжая точить ножи друг о друга, подскочил к Алонсо, так что арагонец отшатнулся. Никола, впрочем, тут же заговорил тише и чуть отступил. — Невежды! Великие мастера алхимии зашифровывали свои труды, чтобы знания не попали в нечистые руки. Представьте, что предпримет испанский, а хоть бы и французский король, узнай он, как на самом деле можно пополнить казну. Первое, что он бы затеял, обзаведясь золотом, — нанял бы армию и затеял большую войну.

— Войны и так не кончаются, — осторожно возразил опешивший аббат.

— Кончаются, когда кончается золото, — буркнул Фламель. — Алхимики работают не ради золота, ну разве только на содержание лаборатории. Мы интересуемся наукой, мы стараемся развить знание, чтобы однажды сделать мир лучше. Но зашифрованные трактаты читают невежды и смеются, дураки пробуют заставить петухов нести яйца, и, конечно же, развелось полным-полно жуликов. Однажды меня отправили в тюрьму только за то, что я назвался алхимиком, вот до чего мы дошли!

— И как вы спаслись? — Диего изловчился украсть кусок копченой говядины и теперь нагло поедал его на глазах кока. — Как вы выбрались из тюрьмы, мсье Фламель? Мне почему-то все о вас интересно.

— Нашлись друзья, они помогли мне… — Француз удовлетворился наконец остротой ножей и отложил их в сторону. — Хотите обо мне знать? Хорошо. Я ищу орихалк. И у меня есть заслуживающие доверия свидетельства о древних записях, в которых говорится о путешествии атлантов сюда, в Вест-Индию. Даже более, чем свидетельства… Я видел карту.

— Карту чего? — спросил Алонсо с набитым ртом. — Атлантиды?

— Нет! Карту Флориды, — алхимик придвинулся к Диего и заговорил еще тише. — Древняя карта! Очертания берегов чуть изменились, если современные карты точны, но это Флорида. Есть река, и есть поселение атлантов на этой реке, хоть оно и отстоит от берега на некоторое расстояние. Конечно, я не думаю, что там живут потомки атлантов — колония, как и многие другие, тысячи лет как мертва. Но перед катастрофой туда ушел корабль с орихалком! Вернуться ему было некуда, и есть большая надежда, что металл все еще хранится там. Время ничего не могло ему сделать. Вы мне верите, Алонсо? Груз орихалка! Да с его помощью я превращу в золото столько свинца, сколько вы захотите! Вам не нужно будет пиратствовать, только помогите мне.

— При всем уважении, мсье Фламель, «Монморанси» принадлежит мне только формально, — так же тихо ответил Алонсо. — В бред ваш я не верю. И это целых две причины, по которым я не собираюсь искать ваш сказочный корабль атлантов.

— А в сказочный «Ла Навидад» вы, получается, верите? Что ж вы скажете, если он и привезет орихалк? В этом не было бы ничего фантастичного, любой разумный человек поймет, что орихалк куда дороже золота. А где они были… Надеюсь, мы это узнаем.

— Вот если на «Ла Навидад» груз орихалка, мы поговорим с вами об алхимии очень серьезно. — Диего спрыгнул с печки и протиснулся к выходу. — Об алхимии, потому что про охотников вы ведь мне ничего не расскажете, верно? Боитесь их?

— Про каких еще охотников? — удивился Фламель, но прежде в его глазах отразилось удивление совсем другого рода, и от Алонсо оно не скрылось.

— Тех самых, мой друг, тех самых охотников. Увидимся.

Ухмыляясь, аббат выбрался на палубу. Да, Фламель слышал об охотниках, а раз так — слышал и о предметах. Плавание впереди долгое, будет еще время вывести чудака француза на чистую воду. Он отправился в каюту и с удовольствием вытянулся на узкой койке. День выдался насыщенный, пора было немного отдохнуть.