Глава первая. В поисках копей царя Соломона

Тахир Шах

В поисках копей царя Соломона

Тахир Шах

В поисках копей царя Соломона

«Тот, кто не путешествует, не знает ценности людей».

Арабская пословица

«В золоте, которое приходило Соломону в каждый год, весу было шестьсот шестьдесят шесть талантов золотых… И сделал царь Соломон двести больших щитов из кованого золота, по шестисот [сиклей] пошло на каждый щит; и триста меньших щитов из кованого золота, по три мины золота пошло на каждый щит… И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом… И все сосуды для питья у царя Соломона [были] золотые…»

Книга Царств III, X, 14–21

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Карта Али‑Бабы

«So geographers, in Afriomaps,

With savage pictures fill their gaps;

And o’er unhabitable downs Place elephants for want of towns».

(Географы заполняют пробелы на картах Африки

дикими пейзажами и за неимением городов

населяют необитаемые равнины слонами.)

Джонатан Свифт, «Рапсодия»

НА задней СТЕНЕ сувенирной лавки Али‑Бабы висела нарисованная от руки карта. Грубый, сделанный неумелой рукой набросок, помещенный в облупленную золотую раму, изображал реку, горы, пустыню и пещеру, между которыми пролегала извилистая тропа. Конец тропы был обозначен жирным «крестом».

– На этой карте указан клад?

Али‑Баба выглянул из‑за последней страницы «Jerusalem Gerald» и уставился на меня. Это был еще крепкий старик, круглое брюшко которого указывало на пристрастие к жирной баранине. Его подбородок покрывала серая колючая щетина, на носу красовались очки, а слова при разговоре он цедил сквозь зубы. Дела его, как и у всех остальных торговцев на рынке, пришли в упадок, но он, казалось, нисколько не переживал.

Старик зажег турецкую сигарету без фильтра, и его грудь расширилась, наполняясь дымом.

– Не продается, – ответил он.

– Но на карте указан клад? – повторил я свой вопрос.

Хозяин лавки что‑то проворчал и снова уткнулся в газету. Али‑Бабу нельзя было назвать искусным торговцем. После возобновления столкновений между израильтянами и палестинцами времена для туризма наступили самые неподходящие, и все остальные лавочники Старого города Иерусалима лезли из кожи вон, чтобы хоть что‑нибудь продать. Но ни у одного из них на стене не висела карта с кладом.

– И где же этот клад находится?

– В Африке.

– Алмазы?

– Нет, золото.

– О! – Любопытство мое росло. – Пиратский клад?

Али‑Баба вновь оторвал взгляд от газеты. Затем он поправил белую, облегающую голову шапочку, почесал обломанным ногтем бороду и произнес:

– Золотые копи. Это карта золотых копей.

– Золотых копей?

– Копей Сулеймана, – прорычал он. – Копей царя Соломона.

Виа Долороса усеяна убогими лавчонками, в которых настойчиво пытаются всучить туристам футболки с изображением Девы Марии, игральные карты с головой Иоанна Крестителя, открывалки для бутылок в виде распятого Христа и бейсболки с изображением Тайной Вечери. В то утро несколько торговцев даже предлагали мне частички креста, на котором был распят Иисус, а один показал некий предмет, который – по его утверждению – являлся пальцем ноги Спасителя. Цена всех этих «святынь» неопровержимо свидетельствовала, что передо мной фальшивки, – они стоили не больше двухсот долларов.

Китч заполонил буквально все. Сомнительно, покупал ли кто‑то вообще все эти поделки – туристов здесь было очень мало. Большинство иностранцев отпугнула возобновившаяся интифада.

Всякий, кто хоть раз попадал в лабиринт узких улочек иерусалимского рынка, знает, что все здесь имеет свою цену. Сорок минут неспешной беседы с Али‑Бабой за стаканом черного сладкого чая – и карта моя. Хозяин лавки завернул ее в свой номер «Jerusalem Gerald», послюнил большой палец и пересчитал пачку вырученных за товар купюр. Затем он перевернул пачку и пересчитал деньги еще раз, проверяя, нет ли среди них поддельных.

– Шестьсот шекелей, – произнес он. – Дешево.

– Для вас, может, и дешево, а для меня дорого. Это почти сто фунтов.

– Что вы хотите сказать? – воскликнул Али Баба. – Эта карта может привести к сокровищам, размер которых вы даже представить не можете. Она хранилась в моей семье шесть поколений. Будь жив мой отец, он перерезал бы мне горло. А моя мать, наверное, перевернулась в гробу. Я слышу, как мои предки проклинают меня!

– А почему вы сами никогда не пробовали найти копи царя Соломона?

– Ха! – с горечью произнес торговец. – Разве я могу бросить свой бизнес?

– Тогда почему вы все‑таки продали карту и почему именно мне?

– Вы выглядите благородным человеком, – ответил Али‑Баба, распахивая передо мной дверь.

Я поблагодарил его за комплимент.

– Вы также мудры – это я вижу, – добавил хозяин лавки, когда я уже вышел на улицу. – Поэтому повесьте карту на стену и оставьте ее там.

В любом уголке мира торговцы умудрялись сбыть мне свой самый подозрительный товар. Большинство туристов инстинктивно сторонятся таких предметов, но я ничего не могу с собой поделать. У меня непреодолимая тяга к сувенирам сомнительной ценности. Мой дом буквально набит бесполезным хламом, привезенным из сотен поездок. Среди них есть разрисованная челюсть ленивца с Верхней Амазонки, набор стеклянных глаз из Праги, а также сломанный бумеранг, купленный на базаре в Марокко и якобы принадлежавший Джиму Моррисону. У меня имеется африканская чаша для прорицаний, сделанная из ребер кита, кусочек ткани от одежды воина Айну, талисман из человеческих волос из Саравака и меч палача из Судана.

Но карта Али‑Бабы отличалась от них. Увидев ее, я сразу понял, какие передо мной открываются необыкновенные возможности. На карте не было обозначено ни названий, ни координат, но она являла собой первый этап нового путешествия. Такие нити попадаются крайне редко, и за них нужно хвататься обеими руками.

Пока Али‑Баба не раскаялся в продаже доставшегося от предков наследства, я поспешно зашагал по узким улочкам мимо лотков с фруктами, торговцев благовониями, ниш с горками куркумы, молотой корицы и паприки, сушеных фиников и маслянистой пахлавы. Старый город жил своей жизнью, подчиняясь древнему ритму, который практически не изменился со времен Христа.

Интифада отпугнула от Иерусалима большинство туристов, но я убежден, что в мирное время город лишен одной из своих характерных черт – опасности. Моя супруга привыкла к неожиданным поездкам в различные точки нашей планеты, где случилась беда. Услышав о взрыве бомбы, землетрясении, цунами или мятеже, я звоню в бюро путешествий и заказываю билеты по сниженной цене. Я не принадлежу к числу бесстрашных военных корреспондентов, но со временем пришел к выводу, что в новостях склонны преувеличивать ужасы даже самой страшной трагедии национального масштаба. В любом случае умеренная опасность – это небольшая цена за избавление от толп туристов. Медовый месяц мы провели в Александрии, поселившись в президентском номере шикарного отеля через два дня после того, как бомба террориста уничтожила автобус с туристами в египетской столице.

Поначалу моя супруга ворчала – ей хотелось в Венецию, – но затем привыкла к отпускам, которые совпадали с предупреждениями министерства иностранных дел. Но даже она не была готова сопровождать меня на Западный берег реки Иордан в разгар боев Шестидневной войны.

В мирные времена мне пришлось бы локтями прокладывать себе дорогу через толпу, чтобы добраться до Храма Скалы, расположенного на холме, который евреи называют Храмовой горой, а мусульмане Харам аль‑Шариф, или Великая Святыня. Небольшая площадка на вершине холма – это одно из самых почитаемых в исламском мире мест; иудеи также считают его святым.

Построенный крестоносцами хлопковый рынок, ведущий к священному месту, был пуст.

Два израильских солдата стояли в дальнем конце туннеля, освещенные лучами солнца, которые проникали сквозь восьмиугольные окна в Каменном своде. На их лицах была написана скука, знакомая лишь тем, кто служил в армии. Они одновременно приставили автоматические винтовки к моей груди и приказали поворачивать назад. Туристам проход запрещен. Сделай я хотя бы один шаг в направлении святыни, и мне не избежать ареста и тюремной камеры.

Я объяснил, что я не турист, а паломник. Мой отец, дед и прадед приезжали сюда, чтобы помолиться в Храме Скалы. Я хочу продолжить эту традицию, и ничто не заставит меня отказаться от исполнения долга. Пока я разглагольствовал, ко мне по мостовой из плит подполз безногий нищий. Он поцеловал мои туфли, радуясь при виде туриста. До моего появления его будущее выглядело сомнительно. Я дал нищему несколько мелких монет – милосердие является одной из заповедей ислама.

Солдаты опустили дула винтовок на уровень бедра. Они давали мне шанс убедить их в истинности моей веры.

– Туристы оскверняют святыню. Они слуги дьявола, – воскликнул я и сплюнул на землю.

Глаза охранников расширились – возможно, они опасались, что я сумасшедший, и во избежание неприятностей решили пропустить меня.

Створки больших ворот, висевшие на ржавых петлях, распахнулись, и я впервые увидел легендарный золотой купол храма.

Не успел я сделать шаг по направлению к святыне, как ко мне поспешил старый араб, навязчиво предлагая свои услуги гида. По его утверждению, только он мог обеспечить мою безопасность; кроме того, он отчаянно нуждался в деньгах. У него были наивные светло‑зеленые глаза, похожие на два опала, и морщинистые смуглые щеки, напоминающие грецкий орех. Передние зубы у старика отсутствовали, отчего он присвистывал при разговоре. Звали его Хусейн.

– Семь моих сыновей голодают уже несколько недель, – сказал он. – Слава Аллаху, что вы пришли. Аллах послал вас, чтобы помочь моей семье. Я и моя семья счастливы, что вы пришли!

Да дарует вам Аллах сто лет жизни!

После такого приветствия у меня просто не оставалось выбора – пришлось нанять гида. Он махнул рукой в сторону храма, а затем прижал ладонь к моему лбу, чтобы я остановился и почувствовал торжественность момента. Огромный храм с золотым куполом, расположившийся на украшенном мозаикой основании и обрамленный ярко‑голубым полуденным небом, буквально ослеплял. Заслонившись ладонью от солнца, мы стали подниматься по ступеням, ведущим к святыне.

Пол в главном помещении храма был почти полностью занят Скалой – широкой неровной глыбой камня, – которую мусульмане называют Куббет эль‑Сакра. Считается, что именно отсюда пророк Мухаммед вознесся на небеса, где ему был дарован Коран. Хусейн показал мне отпечаток копыта коня пророка по кличке Бурак, прыжок которого позволил его хозяину подняться на небо. Скалу почитают и иудеи – именно на этом месте задолго до появления ислама Авраам должен был принести в жертву богу своего сына Исаака.

Со слезами на глазах Хусейн обвел меня вокруг камня. Я не знал, чем были вызваны его слезы – то ли он радовался предстоящему заработку, то ли действительно находился под впечатлением от увиденного. Возможно, его обуревала смесь разнообразных чувств – на Храм Скалы можно смотреть часами, не уставая и не пресыщаясь.

Ведя меня в Колодец Душ, или подземную пещеру, где согласно легенде собирались на молитву души умерших, Хусейн вытер глаза.

– Бог вознаграждает верующих, – сказал он. – Ислам – это истинный путь веры, но мы не осуждаем другие религии. Враждебность приносит вред всем и нарушает святость этих мест.

Ведь Авраам – один из пророков, упоминаемых в Коране, а Сулейман, чей великий храм когда‑то стоял здесь, почитается мусульманами.

– Сулейман, Соломон… разве его храм был построен на этом месте?

Хусейн прервал свою речь, чтобы показать мне нишу, где хранилась прядь волос Пророка.

Ее выносят на всеобщее обозрение только в месяц рамадан.

– Соломон был мудрым царем, – произнес гид. – Он построил удивительный храм на этом месте, где сейчас стоит наша святыня. Его стены и крыша были покрыты чистейшим золотом!

– Золото… из копей, из копей царя Соломона?

– Да, конечно, – кивнул Хусейн.

Мы покинули Храм Скалы и направились к мечети Аль‑Акса, которая расположилась на южном конце площади. Хусейн продолжал говорить, расписывая достоинства ислама, но я его не слушал. Меня отвлекло упоминание о Соломоне и его золотом храме.

Я попросил Хусейна на минутку остановиться. Карта из сувенирной лавки Али‑Бабы была спрятана у меня в рюкзаке. Мы присели на землю около источника, где совершались омовения, и я начал рыться в своих вещах. Хусейну не терпелось поведать мне, как в Аль‑Аксу приезжал молиться Анвар Садат, а дедушка короля Иордании Хусейна король Абдалла был убит на пороге мечети. Гид клялся, что собственными глазами видел, как пуля попала в голову старого монарха, как его тюрбан упал на пол, а придворные бросились врассыпную, словно крысы.

Я развернул золоченую раму и стал разглядывать карту. Хусейн взглянул на рисунок, стекло на котором отбрасывало яркие блики, и умолк.

– Копи царя Соломона, – затем произнес он. – Копи в Офире.

Я был удивлен, что он без труда узнал карту – особенно с учетом того, что на ней отсутствовали названия.

– Что такое Офир?

– Страна золота, – ответил гид, – откуда привозили самое чистое золото в мире.

– А где находится эта страна Офир?

Хусейн ссутулился и покачал головой:

– Читайте Библию. Там вы найдете ответ.

Царь Давид был воином, и поэтому бог запретил ему строить великий храм в свою честь. Господь направлял руку Давида при проектировке храма, но само строительство должен был осуществить его сын Соломон, поскольку для этой роли подходил лишь мирный человек. Царь Давид уплатил пятьдесят шекелей серебра человеку по имени Орна за участок земли на горе Мориа, и именно здесь через четыре года после смерти Давида Соломон заложил основание храма.

Сначала он обратился к финикийскому царю Тира Хираму, чтобы тот доставил древесину кедра из гор Ливана. Кедры, которые в библейские времена считались символом силы и власти, были самым ценным деревом в Древнем мире. Хирам доставил древесину, а также послал Соломону искусных кузнецов, плотников и каменщиков.

Финикийские каменотесы были посвящены в божественные тайны науки геометрии – их тайнопись до сих пор используется масонским братством, – и именно они вырезали и обтесали громадные каменные блоки. Точность их работы была настолько велика, что, по утверждению Библии, при возведении храма не применялись молотки, поскольку блоки не нужно было подгонять друг к другу.

Конструкция храма была типично финикийской, и это обстоятельство позволяет предположить, что в его проектировании участвовали подданные царя Хирама. Храм состоит из внешнего коридора, или улама, центрального дворика экхапа и внутреннего святилища под названием двир, или «святая святых». Именно в этом святилище, сокрытый от глаз простых смертных, должен был храниться Ковчег Завета.

Считается, что камень для строительства храма добывали в окрестностях Иерусалима. В 1854 году американский врач по фамилии Баркли, прогуливая вечером свою собаку, обнаружил одну из царских каменоломен. Собака внезапно провалилась в узкий лаз. Баркли расширил отверстие, и его взору открылась огромная пещера.

Вход в пещеру, которая в настоящее время называется гротом Седекии, можно увидеть неподалеку от Дамасских ворот Старого города.

Когда здание храма было завершено, началось его украшение. Во второй Книге Паралипоменон рассказывается:

… и притвор, который пред домом, длиною по ширине дома в двадцать локтей, а вышиною во сто двадцать. И обложил его внутри чистым золотом. Дом же главный обшил деревом кипарисовым и обложил его лучшим золотом, и выделал на нем пальмы и цепочки. И обложил дом дорогими камнями для красоты; золото же [было] золото Парваимское. И покрыл дом, бревна, пороги и стены его и двери его золотом, и вырезал на стенах херувимов. И сделал Святая Святых: длина его по широте дома в двадцать локтей, и ширина его в двадцать локтей; и покрыл его лучшим золотом на шестьсот талантов. В гвоздях весу до пятидесяти сиклей золота.

Горницы также покрыл золотом. И сделал он в Святая Святых двух херувимов резной работы и покрыл их золотом.

Строительство храма было завершено в седьмой год царствования Соломона, и в день его освящения торжественная процессия, возглавляемая самим царем, принесла с горы Сион Ковчег Завета. За Соломоном шествовали священники в белых одеждах; они трубили в трубы, а за ними шел ликующий народ. Через каждые шесть шагов в жертву приносили овец и волов, и вся дорога была пропитана кровью. К тому времени, когда Ковчег Завета был установлен в Святая Святых, а храм освящен, были умерщвлены 22 тысячи волов и 120 тысяч овец.

После смерти Соломона в 926 году до нашей эры храм прослужил еще четыреста лет, но потомки царя не обладали его мудростью и не смогли должным образом управлять страной.

Последний удар был нанесен вавилонским царем Навуходоносором, который вторгся в Иудею, уничтожил почти все население и сровнял с землей города. Сам Иерусалим два года выдерживал осаду, и когда умиравшие от голода защитники капитулировали, столица Иудейского царства была разграблена. Храм Соломона разрушили, а все золото увезли в Вавилон.

В храме Гроба Господня в христианском квартале Иерусалима группа возбужденных туристов из России щелкала затворами фотоаппаратов, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Звук выстрелов эхом отражался от наружных стен, но священники убеждали, что волноваться не стоит. Они видели худшие времена. Русские по одному подходили к Камню Помазания, на котором, по преданию, умащали тело снятого с креста Иисуса, и целовали его. Затем они прошли к Гробу Господню – одному из самых почитаемых мест у христиан.

Атмосфера в церкви казалась мрачной, воздух наполнен запахом горячего воска и ладана.

Стены, особенно на уровне пояса, где их касались руки миллионов паломников, покрывал толстый слой грязи. Я сел на низкую деревянную скамеечку и стал ждать, пока не прекратится стрельба, но она все не утихала.

Уже два дня я усердно изучал Ветхий Завет и рассматривал карту Али‑Бабы. Интифада каждый день приносила новые жертвы, и было практически невозможно полюбоваться городом или даже просто посидеть в кафе. Чтобы как‑то убить время, я купил в магазинчике рядом с моим отелем – здесь, в «American Colony Hotel», вместе со мной жили журналисты со всего мира – потрепанный экземпляр романа Генри Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона».

Книгу, увидевшую свет в 1885 году, Хаггард написал в возрасте двадцати девяти лет, поспорив на один шиллинг с братом, который сомневался, что тот способен сочинить бестселлер. Роман, представленный издателем как «самая удивительная книга из всех, когда‑либо написанных», имел шумный успех – только за один год было продано тридцать тысяч экземпляров.

В романе копи царя Соломона располагаются на территории современной Южной Африки, но это не золотые, а алмазные копи. Райдер Хаггард с успехом использовал «алмазную лихорадку» того времени. Как указывалось в скучном предисловии, писатель перенес действие книги в Южную Африку потому, что некоторое время служил в колониальной администрации в Натале и Трансваале и хорошо знал эти места. Мой экземпляр книги содержал не только предисловие, но и карту, которая оказалась еще схематичнее той, что я купил в лавке Али‑Бабы, – река, озеро с непригодной для питья водой, «грудь царицы Савской», крааль и пещера с сокровищами. Прочтя Ветхий Завет во второй раз, я пришел к заключению, что роман Хаггарда – это увлекательное чтиво, но он ничем не поможет тому, кто занят серьезными поисками золотых копей царя Соломона.

С самого начала мне стало ясно, что ключ к разгадке – это библейская земля Офир. Строки Библии можно расшифровывать по‑разному, и во многих случаях интерпретация зависит от точного значения одного‑единственного слова. По этой причине я остановился на греческом «Септуагинте», старейшем из всех известных переводов Ветхого Завета. Этот перевод был сделан во втором и третьем веках до нашей эры и до сих пор считается каноническим текстом Православной церкви. В те времена еврейская версия Священного Писания еще не была канонизирована.

В III Книге Царств сообщается, что:

Царь Соломон также сделал корабль в Ецион‑Гавере, что при Елафе, на берегу Черемного моря, в земле Идумейской. И послал Хирам на корабле своих подданных корабельщиков, знающих море, с подданными Соломоновыми; и отправились они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать талантов, и привезли царю Соломону…

В золоте, которое приходило Соломону в каждый год, весу было шестьсот шестьдесят шесть талантов золотых… И сделал царь Соломон двести больших щитов из кованого золота, по шестисот [сиклей] пошло на каждый щит; и триста меньших щитов из кованого золота, по три мины, золота пошло на каждый щит…

И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом… И все сосуды для питья у царя Соломона [были] золотые…

ибо у царя был на море Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым; в три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов.

Остановите на улице любого прохожего и спросите, что такое Офир, и в ответ он лишь недоуменно покачает головой. Тем не менее на протяжении многих веков это слово было окружено многочисленными мифами.

Библия рассказывает, какие товары доставлялись из Офира, но не сообщает, где находилась эта страна. Авторы полагали, что это известно всем – в Ветхом Завете содержится лишь упоминание, что тот, кто отправлялся в эти изобильные земли, отсутствовал три года. Некоторые исследователи воспринимали данные слова буквально, полагая, что путь туда занимает три года, и помещали Офир в самых дальних из известных им земель. На картах Птолемея Офир располагался на Малайском полуострове, а Христофор Колумб полагал, что нашел Офир на территории современного острова Гаити. Одни ученые в качестве возможного местоположения Офира предлагали такие места, как Индия, Мадагаскар, Цейлон, Аравия и даже Перу. Другие высказывали гипотезу, что слово «Офир» означает всего лишь «дальний».

Открытие грандиозных руин на юге Африки – они получили название Великого Зимбабве – убедило исследователей викторианской эпохи в том, что они наконец‑то нашли библейский Офир. Древние руины, в честь которых после получения независимости была названа Родезия, были обнаружены в 70‑х годах девятнадцатого века. В то время исследователям казалось, что развалины, расположенные в двухстах милях от ближайшего поселения, напоминают Храм Соломона. Несмотря на то что эта идея принадлежала археологам‑любителям, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков появились сотни книг, утверждавших, что загадка Офира наконец‑то разрешена. Роман Райдера Хаггарда был всего лишь фантазией на тему этого удивительного открытия.

В настоящее время теория Великого Зимбабве признана несостоятельной, а расположение земли Офир остается тайной.

Если Офир – это первый ключ к поискам копей царя Соломона, то второй ключ связан с самой известной из любовниц царя Соломона – царицей Савской. Как и в случае с землей Офир, в Библии не сообщается, где находились подвластные царице территории. Мы даже не знаем ее имени – в III Книге Царств содержится лишь намек на то, что ее владения богаты золотом:

Царица Савская, услышав о славе Соломона во имя Господа, пришла испытать его загадками.

И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством: верблюды навьючены [были] благовониями и великим множеством золота и драгоценных камней; и пришла к Соломону и беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце… И подарила она царю сто двадцать талантов золота и великое множество благовоний и драгоценные камни… И царь Соломон дал царице Савской все, чего она желала и чего просила, сверх того, что подарил ей царь Соломон своими руками.

Сидя в полутемном храме Гроба Господня, я размышлял об Офире, о царице Савской и о золоте царя Соломона. Представлялось странным, что многие поколения ученых и авантюристов искали копи царя Соломона в столь далеких землях.

Ответ должен лежать где‑то рядом.

На моей карте Ближнего Востока была изображена довольно обширная территория Восточной Африки – до озера Виктория на юге и Персидского залива на востоке. Я развернул карту и расстелил ее у ног. Если суда царя Соломона отплывали из Ецион‑Гавера, который располагался неподалеку от современного Эйлата, в заливе Акаба, то в экспедиции за золотом они должны были следовать на юг, вдоль берегов Красного моря. Народ царя Соломона пришел на Землю Обетованную, спасаясь бегством из Египта. Евреи не были мореплавателями, и маловероятно, что корабли царя Соломона в поисках золота заходили дальше, чем это было необходимо.

Я понимал, что страна Офир могла располагаться и на юге Аравийского полуострова, возможной родины царицы Савской, но Сабейское царство, скорее всего, включало в себя и часть Африканского континента на противоположном берегу Баб‑эль‑Мандебского пролива. Чем дольше я размышлял, тем сильнее меня манила Африка, и особенно Эфиопия. Я побывал во многих африканских странах и уже давно мечтал об Эфиопии. Меня, как и многих других искателей приключений, завораживала история этой страны, ее фольклор и рассказы о странных обычаях.

Я давно знал, что царская династия Эфиопии ведет свое происхождение от Менилека, легендарного сына царя Соломона и царицы Савской.

Священный эфиопский текст под названием «Кебра Негаст» («Слава Царей») подробно излагает эту историю.

Забеременев от Соломона, царица Савская вернулась к себе на родину. Она оставила мудрого царя с его семьюстами женами и тремястами наложницами и уехала в сопровождении нагруженных дарами семисот девяноста семи верблюдов. Царица, которая в эфиопских текстах носит имя Македа, сама вырастила сына. Когда Менилек вырос, он совершил путешествие в Иерусалим, чтобы повидаться с отцом. «Кебра Негаст» сообщает, что, покидая Иерусалим, спутники Менилека выкрали Ковчег Завета и привезли его в Эфиопию. Предположительно ковчег до сих пор хранится в городе Аксуме на севере страны.

Судя по карте, до Эфиопии было легко добраться из подвластных царю Соломону земель – для этого требовалось лишь пересечь на корабле Красное море. В древности из Эфиопии вывозили обезьян, слоновую кость, ладан и мирру – в точности те же товары, что и из библейского Офира. Древние египтяне знали Эфиопию как страну, где легко добывать золото. В настоящее время в Эфиопии разведаны богатейшие запасы золота и других ценных минералов, причем в отличие от юга Африки, где в поисках руды нужно углубиться в землю на несколько сотен метров, на плоскогорьях Эфиопии руда залегает у самой поверхности.

Я встал, сложил карту и вышел на полуденное солнце. Справа от главного входа в храм Гроба Господня располагалась дверь в часовню, принадлежавшую эфиопской коптской церкви.

Когда‑то в Иерусалиме существовал эфиопский монастырь, но в семнадцатом веке монахи, которые больше были не в состоянии платить налоги, установленные Оттоманской империей, переехали сюда, в несколько сырых комнатушек под крышей часовни св. равноапостольной царицы Елены. В настоящее время в Иерусалиме жила горстка монахов из Эфиопии, сохраняя традиции своих предков.

В одной из комнат я обнаружил небольшую молельню; ее стены были покрыты копотью, а скамьи до блеска натерты одеждой тысяч паломников. Фрески на стенах изображали встречу царя Соломона и царицы Савской. Я прошел через часовню и, преодолев один лестничный пролет, оказался на крыше. Под плакучей ивой дремал бородатый эфиопский священник; на нем была широкая черная ряса, а в руках он держал молитвенник. Рассматривая спящего священнослужителя, я думал о карте, об Офире и о путешествии.

Эфиопия ждала меня.

Обратный путь в отель снова пролегал мимо сувенирной лавки Али‑Бабы. Я заглянул в открытую дверь. Хозяин дремал на стуле, но услышав на пороге мои шаги, тут же встрепенулся. Даже для такого ленивого торговца звук шагов означал приближение туристов, а туристы – это прибыль.

Заправив за уши дужки очков, Али‑Баба посмотрел в моем направлении и, прищурившись, поинтересовался, что я думаю о стрельбе. Он сообщил, что это всего лишь мелкая перестрелка и что волноваться не из‑за чего. Я ответил, что после покупки карты все мои мысли заняты копями царя Соломона и что я решил лично отправиться на их поиски. Я заявил, что собираюсь в Эфиопию.

Али‑Баба принялся отговаривать меня от путешествия. Ему не следовало продавать мне карту. Его мать, наверное, перевернулась в гробу, а отец, если бы узнал об этом поступке, проклял бы день, когда Али‑Баба появился на свет. Пока он разглагольствовал, я заметил на дальней стене лавки нечто знакомое. Грубый, сделанный неумелой рукой набросок карты. Я подошел ближе и сравнил эту карту со своей. Рука была явно та же, облупленная золотая рамка похожа на мою, но рисунки отличались друг от друга.

Придя в ярость, я потребовал объяснений.

Почему на месте купленной мною карты висит другая? Али‑Баба провел мозолистой рукой по щеке. Времена теперь отчаянные, жалобно сказал он, а отчаянные времена требуют отчаянных мер.

– Очень хорошо, – мой гнев усиливался, – но это мошенничество. Думаю, мне следует позвать полицию.

Предчувствуя неприятности, старый лавочник засуетился. Он убрал фрагменты креста, на котором был распят Иисус, магниты для холодильника с изображением Девы Марии, ярко‑розовые четки и аляповатые картинки с сюжетами на тему Рождества.

– Я продал вам настоящую карту, – хитро сказал он. – Я указал вам правильный путь. Понимаете, эта вторая карта – фальшивка. Она собьет со следа ваших конкурентов. Рассматривайте это как послепродажный сервис!