Глава 11. Чуть позже Уолт Хардести, проснувшись у себя в офисе, обнаружил на своем «стетсоне» новое пятно — заснув за столом

Чуть позже Уолт Хардести, проснувшись у себя в офисе, обнаружил на своем «стетсоне» новое пятно — заснув за столом, он опрокинул недопитый стакан и бурбон пролился в шляпу.

— Черти, — пробурчал он, имея в виду помощников, потом вспомнил, что они ушли домой на Рождество и не вернутся еще два дня. Он поднял стакан и осмотрелся. Свет в комнате был странного бледно-розового оттенка — как утром где-нибудь в прерии. Хардести протер глаза, чувствуя себя тем олухом из старой истории, который как-то заснул и проснулся весь седой лет через сто.

— Рип ван Сринкль, — пробормотал он, пытаясь оттереть шляпу рукавом, но пятно не желало исчезать. Во рту чувствовался мерзкий вкус. Он подошел к раковине, прополоскал рот и нагнулся к зеркалу.

Действительно, Рип ван Сринкль — гнусное зрелище. Он уже собирался отойти, когда увидел в зеркале, что дверь в камеры открыта.

Это было невозможно. Он отпирал эту дверь, только когда помощники привозили очередной труп, ждущий отправки в морг графства. Последний раз это была Пенни Дрэгер со смерзшимися черными волосами, перепачканными снегом и грязью. С тех пор прошло два дня, и дверь никто не открывал. Но сейчас она была открыта, как будто кто-то из покойников высунулся, увидел его за столом и спрятался обратно. Он быстро подошел к своему столу, зачем-то выдвинул и задвинул ящик и направился к камерам. За первой дверью была другая, металлическая, и она тоже стояла открытой.

— Иисусе, — сказал Хардести. Если у помощников были ключи от первой двери, то эту мог открыть только он сам. Он схватился за ключ, который по-прежнему висел у него на поясе, и некоторое время смотрел на него, словно пытаясь определить, мог ли он открыть дверь сам. Вдруг дверь захлопнулась, раздался тяжелый лязг металла.

Он начал открывать ее, стараясь не оглядываться на камеры. Как назло, вспомнилась история, которую ему рассказали эти полоумные адвокаты — что-то из фильмов ужаса Кларка Маллигена. Они явно что-то знают, но скрывают за этой чепухой. Если бы они были помоложе, он бы…

Из камер послышался шум.

Хардести бросил дверь и прошел в узкий бетонный коридор между камерами, тоже освещенный странным розовым светом. Тела лежали под простынями, как мумии в музее. Никакого шума здесь быть не могло, ему просто почудилось.

Он вдруг понял, что боится. Он не мог узнать всех, так много их было, но кто находится в первой камере, он знал. Джим Харди и миссис Берне. Вряд ли они когда-нибудь еще смогут шуметь.

Он заглянул в камеру через решетку. Тела лежали на полу вдоль стен, накрытые простынями. Ничего особенного. «Подожди-ка», — сказал он себе, пытаясь вспомнить, когда их туда привезли. Он же положил тело миссис Берне на койку, разве не так? «Постой еще минутку». Даже здесь, в холодном полуподвале, он вспотел. На койке лежал маленький белый сверток — без сомнения, малыш Гриффенов.

Но этого не могло быть. Он лежал в другой камере, с де Соузой.

— А ну постой, — сказал он вслух. — Что за ерунда?

Ему хотелось запереть двери, вернуться в офис и открыть новую бутылку, но он толкнул дверь камеры и шагнул внутрь. Могло быть только одно объяснение — кто-то из помощников зашел сюда и зачем-то поменял тела местами… Но нет, они никогда не ходили сюда без него… Он увидел прядь светлых волос Кристины Берне, выбившуюся из-под простыни. Только что простыня была тщательно обернута вокруг ее головы.

Он отшатнулся к двери, уже не в силах находиться здесь, и только на пороге оглянулся. Все тела как-то неуловимо изменили положение, пока он стоял к ним спиной. Он попятился, и тут из-под простыни на койке показалась безволосая головка младенца — гротескная пародия на рождение.

Хардести выпрыгнул в темный коридор. Хотя он ничего толком не видел, у него было дикое чувство, что все тела в камере двигались, как только он поворачивался спиной, и если он пробудет там еще немного, они потянутся к нему, как магниты.

Из крайней камеры, где никого не было, послышался сухой звук, похожий на хихиканье. Хардести трясущимися руками схватил ключ, кое-как открыл металлическую дверь и вывалился наружу, захлопнув дверь за собой.