Решения

Элиот и Фиона укрылись от солнца в глубокой нише. Здесь стояла мраморная скамья и открывался вид на сверкающее Эгейское море, а рядом с нишей стояла статуя, изображавшая человека с головой слона.

Элиот улыбнулся и помахал статуе рукой. Возможно, это было изображение какого‑нибудь их дальнего родственника.

Дядя Генри предложил им подождать в просторных комнатах своего дома, больше похожего на дворец, но они предпочли посидеть здесь, на свежем воздухе.

– Как ты думаешь, долго они будут заседать? – спросила Фиона.

Элиот пожал плечами. Сенат Лиги бессмертных мог в итоге так и не принять решения о том, являются ли они с сестрой членами семейства. Да и как они могли к нему принадлежать, если их отцом был Люцифер, Князь тьмы? Как – если состояли в генетическом родстве с таким чудовищем, как Вельзевул?

Но ни о чем таком Элиот не говорил сестре, потому что предсказать что‑либо, касающееся их родственников, было невозможно. Кроме одного – они были и останутся непредсказуемыми.

– Это несправедливо, – пробормотала Фиона, – мы тут сидим, а они решают нашу судьбу. Мы должны были бы находиться там.

– Как будто кто‑то из сенаторов стал бы нас слушать.

Фиона кивнула и сокрушенно вздохнула.

Недалеко от поместья дяди Генри находился еще один островок, совсем крошечный. Именно там размещался амфитеатр, где Элиот и Фиона впервые увидели Лючию, Аарона и всех остальных. Оттуда начались их героические испытания.

Теперь там выступала от их имени Одри.

Элиот всю жизнь считал ее бабушкой, поэтому ему трудно было называть Одри «мамой». Он предпочитал называть ее по имени, пока не разберется в своих чувствах.

И потом – как это понимать: она отсекла материнскую привязанность? Фиона, похоже, разобралась в ситуации лучше, чем он, но обсуждать ее не желала.

На самом деле Элиот еще никогда не видел сестру такой тихой и спокойной.

Он исподволь наблюдал за ней. Когда они приехали сюда, их уже ждали слуги дяди Генри. Они нашли платье для Фионы – красивое, шелковое, без рукавов. Один из слуг помог ей сделать прическу. Она стала намного женственней и, к изумлению Элиота, еще чуть‑чуть – и ее можно было бы назвать хорошенькой.

Он понимал, что после всего пережитого и он, и она изменились, и у него появилось такое чувство, словно он сидит рядом с незнакомкой.

Фиона поймала на себе его взгляд.

– Что не так? – сердито спросила она.

Элиот не сразу нашелся, что ответить, и Фиона начала поправлять на себе платье и вдруг стала похожей на прежнюю Фиону, которая чувствовала себя неудобно в любой одежде.

– Дар речи утратил? – язвительно осведомилась сестра. – Что у тебя – пневматолит? Неудивительно – если вспомнить, сколько всякой дряни ты засовывал себе в нос, когда был маленьким.

«Пневматолит» – это означало «камень в легких». Неплохая дразнилка, с намеком на детскую привычку ковырять в носу. Оба корня в этом слове были латинские, поэтому Элиот его без труда перевел.

– А тебе бы следовало обновить свои познания о тафономических черепно‑мозговых процессах, – съязвил в ответ Элиот. – Но видимо, в твоем состоянии трудновато ясно мыслить.

Фиона наморщила лоб.

Она была уверена, что сумеет понять эти слова. Тафономический… От слова «тафономия» – наука об образовании окаменелостей. Следовательно, Элиот фактически обозвал ее «каменной башкой». Что ж, он заработал призовые очки.

Но как бы то ни было, «словарные дразнилки» помогли Элиоту и Фионе хоть на пару минут вернуться в прежнюю жизнь, где не было ни богинь с богами, ни падших ангелов – ничего необычнее их самих, периодически пытавшихся позлить друг дружку.

– Отлично, – похвалила брата Фиона и принялась обдумывать новую дразнилку.

Но она не успела произнести ни слова. На них упала тень.

Это была Одри – хладнокровная и готовая командовать, как обычно. Но что‑то изменилось в ее взгляде. Появилось немного нежности? Или просто у нее обветрились веки?

– Пора, – сказала она. – Идемте.

Элиот вскочил на ноги. От волнения у него засосало под ложечкой, но ему ужасно хотелось, чтобы все поскорее закончилось – так или иначе.

Одри протянула руку и поправила воротник его рубашки поло.

Элиота дядя Генри тоже снабдил одеждой: черная рубашка, темно‑синий пиджак‑блейзер, брюки цвета хаки. Все новенькое и превосходно подходящее по размеру. Элиот, до этого носивший только вещи, сшитые Си, чувствовал себя непривычно.

Они пошли по крытой галерее. С одной стороны поднимались стены палаццо дяди Генри с ионическими колоннами и французскими окнами, а с другой под отвесным обрывом пенилось море, над которым парили чайки.

– У нас есть вопросы, – сказал Элиот, посмотрев на Одри. – О семействе, о тебе, о нас.

– Теперь у нас будет достаточно времени для этого, – ответила Одри.

Сенат принял решение в их пользу? Или просто она выработала какую‑то новую тактику ухода от прямого ответа? Одри остановилась и посмотрела на Элиота и Фиону.

– Мне жаль, что вам пришлось пройти через все это. Испытания… – Она отвела взгляд. – И все остальное.

Элиот ни разу не слышал, чтобы она высказывала сожаление о чем‑то. И ему вдруг стало жаль ее. Почему – он сам не мог понять. Ведь это им с Фионой всю жизнь лгали. Но Одри… его мать, по‑видимому, тоже страдала.

Он взял ее за руку и сжал.

Мать в ответ сжала его руку.

Фиона вздохнула и тоже взяла Одри за руку.

Они шли вместе, пока не добрались до узкого каменного моста, переброшенного на маленький остров. Под мостом бушевало море, из воды торчали острые скалы.

В первый раз Элиоту было очень страшно ступить на этот мост, а сейчас он без раздумий и колебаний пошел вперед и вскоре оказался на темном песке по другую сторону от моста.

Фиона и Одри прошли следом за ним.

Элиот услышал гул множества голосов. Когда они поднялись на холм, он остановился, увидев амфитеатр, в котором находилось не менее двух сотен человек. Все они мгновенно умолкли и посмотрели на него.

Вот тут Элиоту стало страшно.

Здесь собрались не только сенаторы, которые должны были решить их судьбу. Похоже, сюда явилась вся Лига бессмертных.

От их взглядов Элиот почувствовал себя маленьким, неловким, неуверенным, но он овладел собой, выпрямился во весь рост, расправил плечи и посмотрел на всех, кто находился в амфитеатре, так же горделиво, как они смотрели на него. Что ж, пусть судят его, если хотят.

Находившиеся в амфитеатре представляли собой странную смесь представителей всех рас. Мужчины и женщины, старые и молодые, красивые и уродливые, бедные и сказочно богатые. Здесь были крестьяне и короли. Одни – полностью обнаженные, другие – в мехах, будто им было холодно. Но большинство выглядели как самые обычные люди, которых можно встретить где угодно. Нормальные. Почти. Но взгляд у них у всех был такой, словно они выше тебя ростом и разглядывают тебя под микроскопом, как мошку.

Элиот сделал глубокий вдох и посмотрел на Фиону. Она, похоже, тоже немного струхнула, но при этом дерзко вздернула подбородок.

Близнецы спустились по лестнице, по обе стороны от которой сидели на скамьях примолкшие члены Лиги. С каждым шагом становилось все холоднее. Наконец они дошли до центра амфитеатра.

На каменных кубах сидели сенаторы: тетя Лючия в легком алом платье с широкой юбкой; дядя Аарон – серьезный, сложивший руки на груди; Корнелий, не отрывавший глаз от блокнотов и портативного компьютера; Гилберт, золотые волосы которого буквально сияли; улыбающаяся тетя Даллас, а еще высокий темнокожий старик в черном цилиндре. У него был такой вид, будто он только что съел несколько лимонов.

Дяди Генри нигде не было видно.

Все сидели неподвижно и молчали.

Элиот сделал маленький шажок к сестре, и они встали перед Сенатом плечом к плечу.

– Мы прошли назначенные вами три героических испытания. – Голос Элиота звучал негромко, но на удивление уверенно. – Мы справились с Соухком.

– Мы спасли Аманду Лейн, похищенную Перри Миллхаусом, – продолжила Фиона.

– И мы добыли Золотое яблоко, – закончил Элиот.

– Мы ждали слишком долго, – добавила Фиона, нервно теребя лиловую резинку за запястье. – Пятнадцать лет мы не знали, кто мы такие, где наше место.

Одри положила руки им на плечи.

– От имени Элиота и Фионы Пост я обращаюсь к Сенату с просьбой принять их в Лигу бессмертных.

Тетя Лючия пристально посмотрела на Элиота и Фиону и обвела взглядом собравшихся в амфитеатре.

– Несмотря на то что некоторые отсутствуют, – сказала она, – кворум у нас имеется, поэтому мы можем рассмотреть эту петицию. Прошу тебя, сестра, присоединись к нам и выслушай наши мнения.

Она указала на каменный куб, стоявший справа от нее. Одри подбадривающе сжала плечи Элиота и Фионы и заняла свое место среди сенаторов.

На вершине лестницы появился дядя Генри.

– Тысяча извинений, – проговорил он и, не обращая внимания на сердитые взгляды, помахал рукой тем, кто встретил его улыбкой. – Несколько абсолютно неотложных дел. Здравствуйте, дети.

Он поклонился Элиоту и Фионе, затем уселся на последний свободный каменный куб – слева от тети Лючии – и попытался разгладить помятый фрак.

Тетя Лючия взглянула на него с отработанной раздражительностью – так, будто ей приходилось мириться с его опозданиями в течение тысячи лет, не меньше.

Она извлекла из складок платья маленький серебряный колокольчик и трижды позвонила в него. Мелодичный звон разлетелся по амфитеатру.

– Я призываю заседание Сената Лиги бессмертных к порядку. Все, кто пришел с прошениями и жалобами, будут выслушаны. Narro, audio, perceptum.

Элиот гадал, станет ли их с Фионой жизнь легче, если Сенат примет их в семейство. Или им назначат новые испытания? А если их не примут?

У Элиота зачесалась рука. Яд упорно полз по его руке все выше и выше. Он жалел, что у него нет с собой скрипки. Тетя Лючия устремила взгляд на Фиону.

– Мисс Фиона Пейдж Пост. Ты показала себя бесстрашной воительницей, не ведающей страха перед лицом страшной опасности. За это, а также руководствуясь тем, что ты вкусила Золотого яблока, мы провозглашаем тебя… богиней.

Она протянула Фионе серебряный бутон розы.

Как только Фиона взяла его, цветок раскрылся и наполнил воздух ароматом сирени и меда. Тычинки покрылись бриллиантовой пыльцой.

– Я приглашаю тебя присоединиться к твоим кузинам, состоящим в ордене Небесной Розы, – сказала Лючия.

– Какой красивый цветок, – прошептала Фиона. – Благодарю вас. Да, конечно, я согласна.

Элиот наконец смог снова дышать – он и не помнил, как давно сделал вдох.

Даллас встала, склонилась к Фионе, обняла ее, расцеловала и усадила рядом с собой. Аарон подошел и пожал Фионе руку.

Фиона была польщена и обрадована. Но когда ее взгляд упал на Элиота, она вдруг смутилась.

Ее брат остался один.

Лючия обратилась к нему.

– Элиот Захария Пост, – проговорила она торжественно, и сразу наступила тишина. – Ты продемонстрировал ум и ясность мысли перед лицом хаоса и неминуемой гибели, а также несгибаемую верность своей сестре. За это и за все твои великие подвиги мы нарекаем тебя… бессмертным героем.

Элиот растерянно улыбнулся.

Героем? Не богом – в отличие от сестры?

Всю жизнь он мечтал стать героем, почему же теперь испытывает столь сильное разочарование? Словно между победой и поражением существовало нечто среднее?

Лючия шагнула к Элиоту и протянула ему висевший на цепочке медальон. Это был лазурно‑золотой глаз, похожий на египетский иероглиф.

– Я дарю тебе Око Гора и предлагаю тебе вступить в Братство бессмертных героев.

Элиот протянул руку к медальону, но растерялся.

Ему казалось, что это… неправильно. Не потому, что его сестру провозгласили богиней, а его – всего лишь героем (хотя ему и было немного обидно). Что‑то подсказывало ему, что он не принадлежит к этим людям – или кем там они являлись на самом деле.

Еще вчера они могли убить его, если бы он не выдержал назначенного ими испытания. Они и теперь могли убить их с сестрой, если все, что говорила Одри об их коварстве, было правдой.

Лючия, держа на вытянутой руке цепочку с медальоном, с недоумением смотрела на него.

– Ну же, вступай в Братство, в котором состоят Гильгамеш, Геракл, Артур и Беовульф. Все они бессмертные. Ты равен им. Ты из их числа.

Элиот чувствовал, что на него смотрят сотни глаз. Его рука дрожала. Оставалось только взять этот медальон…

Нет… Так поступил бы прежний Элиот Пост. Трусишка, вечно прячущийся в тени сестры. «Хороший мальчик», всегда поступавший так, как ему велят.

Но он больше не был таким.

И тут Элиот окончательно осознал, для чего были предназначены сражения и испытания. Вся эта ложь. На него пытались повлиять, но в конце концов решение предстояло принять ему.

Ему следует выбрать: вступить в Лигу или разыскать отца и стать членом его клана.

Бессмертный или падший ангел… И то и другое казалось ему опасным. Но не было ли иного выбора? Какого‑то способа обрести независимость от обоих семейств? Элиот обвел взглядом амфитеатр, увидел всех, кто смотрел на него с волнением, жестокостью, любопытством и надеждой.

Он встретился взглядом с сестрой. Фиона взволнованно наклонилась вперед, она была смущена тем, что он так долго медлит.

Сестра была готова подойти к нему и помочь – сама не понимая, в чем дело.

Но тетя Даллас и Аарон удержали ее.

Элиот догадался: если он не вступит в Лигу, то может больше никогда не увидеться с сестрой.

Жизнь без Фионы? Без дразнилок, без бега наперегонки, без вечных стараний перещеголять друг друга во всем? Возможно, это было бы не так плохо. Но Сесилия говорила, что вместе они сильнее – и за последние несколько дней ее слова не однажды подтвердились. Сколько раз они могли погибнуть друг без друга?

У Элиота было такое чувство, что им с Фионой и в дальнейшем пригодится эта общая сила. Не слишком высокая цена за то, чтобы остаться рядом с той, которая порой его так раздражала.

К тому же Фиона – его сестра. И он не может просто взять и оставить ее одну среди всех этих… бессмертных.

– Хорошо, – прошептал Элиот и добавил погромче: – Я согласен. Я присоединяюсь к вам.

Тетя Лючия наклонилась и приготовилась надеть цепочку с медальоном на шею Элиота.

Он протянул руку и взял у нее медальон.

– Спасибо.

Она непонимающе кивнула, но отдала ему Око.

Элиот твердо решил ничего никогда не носить на шее. Ни за что – после того, что случилось у него на глазах с Вельзевулом.

Он повернулся спиной к сенаторам и показал всем сидевшим на ступенях полученный от Лючии медальон.

Амфитеатр огласился радостными криками.

Фиона бросилась к Элиоту, и они обнялись.

Все было кончено. Наконец они могли отдохнуть, быть счастливыми, обрести какое‑то подобие нормальной жизни… хотя бы на время. Элиоту очень хотелось надеяться на это.

Сенаторы и прочие члены Лиги окружили их. Гилберт, дядя Генри, Корнелий и множество других, кого Элиот раньше никогда не видел. Они обнимали их, пожимали им руки и говорили, говорили… Но Элиот не понимал ни слова.

Тетя Лючия потрясла серебряным колокольчиком.

– К порядку! Тишина! – прокричала она.

Толпа утихла.

– Прекрасно, – проговорила Лючия. – Похоже, другими делами мы сегодня заниматься не будем.

– Кроме такого замечательного дела, как праздник! – прокричал дядя Генри. – В моем скромном жилище все готово для пиршества и бала. Предлагаю всем воспользоваться моим гостеприимством.

Толпа вновь громко загомонила.

Лючия снова позвонила в колокольчик, но никто не стал ее слушать.

– Объявляю заседание Сената Лиги бессмертных оконченным! – с трудом разобрал ее слова Элиот.

Боги и богини, герои и все прочие бессмертные встали, принялись аплодировать и радостно кричать. Все устремились в центр амфитеатра, чтобы поздравить Элиота и Фиону.

– Сегодня вы познакомитесь с таким количеством родственников! – обняв их, сообщил дядя Генри. – Вот где начнутся настоящие проверки и испытания. Семейная политика…

Лючия пробралась к Генри.

– А что насчет твоего беглого водителя? Он должен быть наказан.

– Я об этом позаботился, – заверил ее дядя Генри. – Обещаю тебе: наказание, которое постигнет Роберта Фармингтона за его проступки, не сравнится со всеми пытками в истории человечества.

Элиот и Фиона в ужасе переглянулись.