Воссоединение семьи

Голова Вельзевула ударилась об асфальт, покатилась и остановилась. Мертвые глаза уставились в небо. Обезглавленное тело сжалось внутри мантии из птичьих перьев, обмякло и распласталось по земле.

Элиот приготовился к тому, что кровь хлынет фонтаном, но из обрубленной шеи вытекла только тонкая струйка. И тут же появились насекомые. Комары, мошки и мухи тучей закружились над поверженным Вельзевулом, но вскоре эта туча превратилась в дым. И ветер унес ее прочь.

Все произошло молниеносно. А ведь сейчас мертвыми на асфальте могли лежать Элиот и Фиона.

Элиот оторвал взгляд от жуткого зрелища.

– Ты как? – спросил он у сестры.

Фиона не ответила ему. Она крепко сжимала в руке шнурок с сапфиром и смотрела на отсеченную голову с нескрываемой мукой.

– Не было другого выхода. Ты должна была это сделать. Ты нас спасла.

– Конечно, я должна была это сделать, – буркнула Фиона и наконец отвела взгляд от головы Вельзевула. – Прости. В итоге всегда получается так, что я что‑нибудь режу и кого‑нибудь убиваю… Может быть, для этого я и родилась.

Горизонт озарился вспышкой. Взорвалась газовая подстанция в конце Вайн‑стрит. Элиот закашлялся от едкого дыма и попытался высвободиться из цепей.

– Может, попробуешь что‑то с этим сделать? – спросил он у сестры.

Фиона попыталась освободить вывернутую за спину руку, но у нее ничего не получилось.

– Подвинься немного, я попробую еще разок.

Элиот выдохнул, пытаясь занимать как можно меньше места, но замер. Он увидел Луи, пролезающего в дыру в стене.

– Луи, – позвал Элиот, – помоги нам.

Но Луи даже не взглянул на них. Он направился прямо к Вельзевулу и распростер руки над трупом. Фиона напряглась, как перед боем.

Луи не прикасался к Вельзевулу. Его губы шевелились, но Элиот не слышал слов – скорее он чувствовал их в воздухе. Казалось, весь мир затих, чтобы уловить эти неслышные звуки.

Линии, нарисованные мелом на стенах и земле, засветились. Дуги сжались, символы начали пульсировать, словно живые.

Перенос силы. Вот для чего предназначались эти знаки – как и сказал Луи.

Они засияли и начали искрить, как магний.

Элиот почувствовал прилив энергии. Волосы у него встали дыбом, все тело начало покалывать. Ему казалось, что он вот‑вот взорвется.

Странная сила словно поглощала его.

Фиона ахнула. Значит, тоже почувствовала.

Но Элиот не думал, что эта энергия предназначена для них. Около Луи письмена светились особенно ярко. Воздух вокруг него потрескивал. Он был просто охвачен светом.

Луи стал выше ростом, его пальцы вытянулись, ногти стали длиннее, заострились, на макушке появились рожки, сзади возник хвост с кисточкой на конце, на спине появились кожистые крылья, раскинулись в стороны, заслонили звезды, и мир погрузился в чернильную тьму.

Прилив энергии резко прекратился. Линии погасли и превратились в пыль.

Перед ними стоял их отец – такой же, каким он был раньше. Высокий мужчина в стильном пальто из верблюжьей шерсти. Но кое‑что изменилось: теперь Луи выглядел так, словно он владел всей Вселенной.

– Наконец‑то, – выдохнул Луи. – Как приятно вернуться.

Фиона со стоном освободила руку и одним движением рассекла цепь.

Луи посмотрел на нее, и его взгляд остановился на сапфире, который она сжимала в кулаке.

– Как вижу, никому из вас моя помощь не нужна.

– Нам ничего от тебя не нужно! – дерзко заявила Фиона.

– Это несправедливо, – возразил Элиот. – Он пытался заколоть Вельзевула, он рисковал жизнью, чтобы нас спасти.

– Да уж, рисковал, – буркнула Фиона.

– Нет‑нет, – сказал Луи Элиоту. – Твоя сестра имеет полное право злиться – особенно на меня. Я подверг вас обоих величайшей опасности. Но поверь: выстоять против обоих семейств вы сумеете только под защитой вашего отца – отца, к которому вернулась его полная инфернальная сила.

Элиот с Фионой переглянулись. Значит, то, что они только что видели, было истинным обличьем Луи? Он выглядел так, как на гравюре в «Mythica Improbiba»?

Элиоту хотелось многое узнать от отца.

– Давай хотя бы выслушаем его, – шепнул он Фионе.

Фиона опустила руки.

– Оба семейства хотят вас использовать, – объяснил Луи. – Возможно, я единственный, кто желает вам добра… потому что я люблю вас.

Фиона презрительно скривилась.

Никто из родственников, кроме Си, никогда не говорил Элиоту и его сестре, что любит их. И когда эти слова произнес Луи, они прозвучали для Элиота словно сказанные на иностранном языке, он их почти понял, и все‑таки не совсем.

– Пойдемте со мной. – Луи протянул руки к Фионе и Элиоту. – Не будет никаких правил. Вместе мы сильнее.

– Мы станем настоящей семьей? – спросила Фиона недоверчиво, но немного заинтригованно.

– Да, – пылко ответил Луи.

Элиот видел бурю эмоций в глазах сестры. Он тоже был смущен. Если за последние несколько дней он что‑то и узнал о своих родственниках, так это то, что с ними нужно вести себя вдумчиво и осторожно. И ничто в итоге не оказывалось таким, каким представлялось на первый взгляд.

Но Луи был его отцом. И Элиот испытывал к нему другие чувства. Он верил ему… или, по крайней мере, хотел верить.

– Что ты думаешь? – спросил Элиот у Фионы.

– Я… я не знаю.

Луи стоял перед ними с протянутыми руками, его улыбка озаряла темноту.

Но вдруг его улыбка исчезла.

Он повернул голову и устремил взгляд за развалины, за горящие дома – на Мидуэй‑авеню.

– Ну конечно, нашла время появиться, – пробормотал Луи. – Как это похоже на женщину, которая для всего выбирает самый неудобный момент.

Элиот и Фиона обернулись.

Из темноты появился прихрамывающий Роберт, которого поддерживала под руку… их бабушка.

Фионе хотелось броситься навстречу Роберту. Он был ранен. Но она сделала только один шаг и остановилась, почувствовав сопротивление воздуха между бабушкой и Луи. Они словно бы представляли собой северный и южный полюса магнита, равные по силе, но противоположные по направленности действия, и Фиона не знала, в какую сторону идти.

Элиот прикоснулся к ее руке.

– Подожди.

Видимо, он тоже почувствовал напряжение в воздухе.

Несмотря на то что бабушку окружали развалины, она выглядела как обычно. Шелковая рубашка цвета хаки, полинявшие джинсы и армейские ботинки. Си говорила Элиоту и Фионе, что бабушке шестьдесят лет, но сейчас, ночью, при свете фонарей, ее возраст определить было невозможно.

Фионе показалось, что бабушка стала выше ростом, когда она увидела останки Вельзевула, а потом взглянула на Луи. Ее стриженые седые волосы сверкали, словно нимб. Черты лица, выражавшие тихую ненависть, как будто высекли из мрамора.

– Найди для нас машину, – велела бабушка Роберту.

– Хорошо, мэм. – Роберт, прижав руку к животу, похромал прочь. Он бросил взгляд на Фиону и быстро кивнул – дескать, все будет хорошо. Однако было видно, что ему здорово не по себе.

– Ты красивее, чем мне помнилось, – сказал Луи.

– Отойдите подальше от этой мерзости, – велела бабушка Фионе и Элиоту. – Пока он не навредил вам.

Взгляд Фионы метался между бабушкой и Луи, которые явно узнали друг друга. Но Фиона чем дальше, тем больше убеждалась в том, что это не просто узнавание.

– Вы знакомы?

– Знакомы? – Губы Луи скривились в демонической усмешке. – Конечно. Вопрос в том, дети, известно ли вам, кто эта женщина?

– Это наша бабушка, – неуверенно проговорил Элиот.

Фиона сразу почувствовала, что ответ неправильный. Неужели им всю жизнь лгали?

– Кто ты такая? – шепотом спросила Фиона.

Бабушка хранила стоическое молчание.

– Что ж, позволь, я тебя представлю, – сказал Луи.

– Не смей, – выдохнула бабушка.

– Одри Пост, – продолжал Луи, игнорируя ее запрет. – Бледный Всадник; Та, Которая Рассекает Линии Жизни; старшая из парок – Атропос. Эту женщину я полюбил почти шестнадцать лет назад. Элиот, Фиона, позвольте представить вам вашу мать.

Последнее слово прозвучало в ушах Фионы набатом. Мать?

Бабушка… нет‑нет… мать Фионы и Элиота устремила на Луи взгляд, полный гнева. Да, можно было не сомневаться: Луи только что выдал ее самую большую тайну.

Их самую большую тайну.

Фиона любила бабушку. Она ею восхищалась. Но то, что они сейчас узнали, это было больнее испытаний, мучительнее необходимости то и дело что‑то резать, страшнее яда, которым были отравлены конфеты, тяжелее всего, что Фионе довелось пережить за последние несколько дней. Сколько раз девочка засыпала в слезах, мечтая о том, чтобы мама обняла ее и утешила? Она тосковала по матери всю жизнь, но оказывается, тосковать не стоило. Мать всегда была рядом с ней.

И лгала.

Фионе хотелось узнать больше, но что‑то словно порвалось внутри ее, и она лишилась дара речи.

Элиот оказался сильнее. Он задал их общий вопрос.

– Почему?

– Дети, я велела вам отойти, – проговорила Одри ледяным тоном. – Отойдите, чтобы я могла уничтожить это чудовище.

– Нет, – тихо произнесла Фиона. – Мы не сойдем с этого места, пока ты не скажешь нам, зачем лгала нам. Ты нас не любила?

Одри сделала шаг назад – будто ей дали пощечину.

– Это непростой вопрос.

– Пожалуйста, Одри, – сказал Луи и сложил руки на груди. – Не стесняйся. Нам всем не терпится услышать, как ты объяснишь свой изысканный обман.

Одри овладела собой и, прищурившись, посмотрела на Луи.

– Это правда. Я ваша мать. Я поступила так, как вынуждена была поступать. И я бы ни за что ничего не стала менять… но, пожалуй, исправила бы одну ошибку. Теперь я не пощадила бы того, кто не заслуживает ни моей любви, ни милосердия.

– Милосердия? – Луи расхохотался. – Не хотелось бы снова увидеть вас в гневе, миледи.

– Пойдемте, дети, – сказала Одри, покраснев от гнева. – Сейчас не время для этого разговора.

У Фионы закружилась голова. Ее мать. Прямо перед ней. Девочке так хотелось броситься к ней и крикнуть: «Как же это все несправедливо!»

Фиона прижалась плечом к Элиоту. Пусть она не всегда радовалась, что брат рядом – он ее то и дело раздражал, попадая в разные переделки, – но она хотя бы знала, кто он такой. И за всю жизнь он ей ни разу не солгал.

Фиона посмотрела на него, а Элиот – на нее. Он кивнул. Значит, чувства и мысли у них были одинаковыми.

Фиона повернулась лицом к матери. Город вокруг них пылал, но они не желали уходить, пока не добьются ответов.

– Для этого разговора никогда не находится подходящего времени. Отвечай. Немедленно.

– Юная леди, это звучит почти как угроза, – подняла тонкие брови Одри.

– Почти? – прошептала Фиона. – Скажу точнее: это и была угроза. Еще один приказ, еще одна ложь – и мы сейчас же уйдем отсюда вместе с нашим отцом. Он, по крайней мере, готов с нами разговаривать.

– Прекрасный ультиматум, моя дорогая, – захлопал в ладони Луи. – И даже с примесью иронии. Блестяще!

Несколько секунд Одри стояла неподвижно, молча размышляя.

– Хорошо, Фиона, – наконец произнесла она. – Ты получишь правду. Всю правду. – Она опустила глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд дочери. – Я отсекла свою материнскую привязанность, – прошептала она. – Все чувства… Я вынуждена была так поступить. Введение домашних правил, требование дисциплины – ни одна мать не стала бы требовать такого от своих детей. Когда‑то я вас так сильно любила, что ни в чем бы вам не отказала.

Бессчетное число раз, думала Фиона, ей мучительно хотелось материнской любви – а вместо этого были правила, обязанности, уроки истории. Слезы залили глаза девочки, и она увидела перед собой десятерых Одри.

– Если бы я не сделала этого, – продолжала Одри, – если бы вы узнали о своем происхождении, если бы раньше открылись ваши таланты, вас бы непременно нашли. Но тогда вы не были бы готовы к встрече с представителями обоих семейств. Выдать себя за вашу бабушку, внушить вам, что ваши родители погибли, – это был единственный способ держать вас в изоляции… сохранить вам жизнь.

С точки зрения логики это имело смысл. Но жить рядом с эмоционально далекой бабушкой вместо любящей матери, на положении отшельников… Фиона и Элиот научились полагаться друг на друга, а не на любящего родителя. Но возможно, именно это и помогло им выстоять против членов семейств бессмертных и инферналов.

Но все же Фиона не могла найти в своем сердце прощения.

– Вы должны дать ей еще один шанс, – прошептал Луи. – Мы все совершаем ужасные поступки, потому что думаем, что так будет лучше. – Он посмотрел на Одри. – Даже теперь я не могу ненавидеть тебя, дорогая.

Одри с трудом сдерживала владеющие ею чувства.

– Еще один шанс? – прошептала Фиона.

Как она могла простить свою мать, когда чувствовала только холодную тоску и кипящую ярость? Элиот прикоснулся к ее руке.

– Все закончилось. Все проверки, все испытания. Оба семейства, – добавил он, бросив взгляд на Луи, – себя показали. Мы можем все начать сначала.

Фиона вспомнила слова Си в ту ночь в больнице: Одри тоже что‑то отсекла внутри себя и пошла на большую жертву ради нее и Элиота. Она отсекла любовь к собственным детям? Что же осталось? Только материнский долг? Фиона не могла представить, каково это. Акт высшей любви? Или извращенное проявление слабости? Или и то и другое?

– Ладно, – шепнула Фиона, глядя на Одри, и перевела взгляд на Луи. – Все кончено. Мы с Элиотом не позволим, чтобы за нас сражались, как за призы. Мы выдержали три испытания, назначенные бессмертными, – я уж не знаю, что там для нас задумывало другое семейство, но это мы тоже выдержали. И мы заслужили право, чтобы к нам относились пусть не как к бессмертным или инферналам, но как ко взрослым.

Элиот встал ближе к сестре, чтобы показать родителям, что они с Фионой заодно.

Несколько секунд Одри и Луи молчали.

– Восхитительно, – наконец выдохнул Луи. – Настоящий дух мятежа. Я горжусь тем, что вы мои сын и дочь.

Фиона не смогла понять, всерьез он это говорит или с насмешкой. Но что было на уме у Луи, не имело никакого значения. Они с Элиотом чувствовали, что так и должно быть.

– Конечно, – проговорила Одри. – Как вы скажете, так и будет.

– И насчет правил тоже, – сказал Элиот. – Следует изменить список.

Одри поджала губы. Это требование ей явно не понравилось, но она все же кивнула.

Только теперь Фиона поняла, что все действительно закончилось. Завершилась одна жизнь и началась другая. Она не знала, будет ли эта новая жизнь лучше, но, по крайней мере, они теперь могли сами диктовать условия.

– Пойдем, – сказала Фиона брату.

– Да‑да, идите, – кивнул Луи. – Но куда? Мое предложение остается в силе. Вы сможете познакомиться со многими новыми родственниками. – Ну… – он ткнул пальцем в обезглавленный труп Вельзевула, – он не считается.

– Я не думаю… – начала Фиона.

– Есть разные миры, – продолжал Луи, – есть новые страны, которые вы никогда не видели и даже не можете себе представить. Вы сможете путешествовать по ним, завоевать их и сделать своими.

– Мы не говорим «нет», – сказал Элиот отцу. – Просто мы пока еще не готовы принять твое предложение. Должно пройти какое‑то время, чтобы мы поняли, кто мы такие, где наше место в этом мире. Только тогда мы сможем встретиться с твоими родственниками.

– Понимаю, – со вздохом произнес Луи. – Очень мудро. Но я всегда к вашим услугам. Просто позовите меня, и я приду.

Он шагнул в тень, отбрасываемую одним из полуразрушенных зданий, повернулся и поклонился Одри.

– Миледи, примите мои глубочайшие сожаления в том, что все получилось так, а не иначе.

– Если я тебя еще раз увижу, – скрипнула зубами Одри, – если я хотя бы услышу о том, что тебя видели рядом с Элиотом и Фионой, – я разыщу тебя, Луи, и на этот раз лишу тебя не только твоей силы.

– С нетерпением жду этой встречи, – рассмеялся Луи. – Я ведь уже говорил, как я восхищаюсь тобой и как сильно люблю тебя?

С этими словами он снова отвесил Одри поклон и отступил еще на несколько шагов в тень. И хотя ширина этой тени была всего несколько десятков сантиметров, он скрылся из виду. Отец Фионы и Элиота – Луи Пайпер, Люцифер, Князь тьмы – исчез.

– Прощай, отец, – прошептала Фиона. Она вдруг почувствовала, что будет скучать по нему – наверное.

А в следующую минуту Одри с детьми вышли на Мидуэй‑авеню.

Элиот подбежал к своей скрипке, вытащил ее из водосточной канавы и прижал к груди.

Одри недовольно сдвинула брови, посмотрев на инструмент, опутанный порванными струнами, но ничего не сказала.

Город Дель‑Сомбра погибал – все дома были разрушены или охвачены пламенем. На окраине еще мигали огни, валил пар, но центр города никто даже не пытался спасти.

По улице мчался джип. Другие машины шарахались в стороны, уступая ему дорогу. Джип остановился. Из него вышел Роберт и открыл дверцу для Фионы.

– Поехали, – сказала Одри.

Фиона в последний раз оглянулась на город, в котором прожила всю жизнь. Пиццерия Ринго, «Розовый кролик»… и дальше, впереди, в конце улицы, – горящий Дубовый дом. Все три этажа были охвачены огнем и дымом.

Все ее книги. Все ее вещи. Все, что было ее прежней жизнью, – все пропало.

– Поехали – куда? – спросил Элиот.

– Отсюда. – Одри бережно положила руки на плечи Фионы. – Это место сыграло свою роль. Больше оно нам не нужно.

Фиона села в джип.

Она не знала, куда они отправятся, какая судьба их ожидает, но, по крайней мере, рядом с ней будет Элиот, а еще – мать, а еще – неведомо где – Луи.

Какими бы странными, опасными, неловкими и неумелыми все они порой ни были, для нее они были и навсегда останутся семьей.