Играют не только на музыкальных инструментах

Элиот не мог поверить, что перед ним тот же человек, который жил в этом переулке несколько последних месяцев. Казалось, старик подрос на полфута, у него исчезла часть седины – почти вся шевелюра стала черной, как полуночное небо. Он был в новом пальто, льняной рубашке и блестящих кожаных туфлях.

Си говорила Элиоту, что люди никогда не меняются, всегда остаются такими, какие есть (а еще, что он, к его величайшему раздражению, навсегда останется «ее милым Элиотом»).

Бывший бродяга кивнул, глядя через плечо Элиота.

– Как я вижу, твоя сестра до сих пор считает меня беглым пациентом психушки.

Элиот не мог припомнить, чтобы он говорил старику, что Фиона – его сестра. Он обернулся и увидел, что Фиона смотрит на него… и при этом что‑то жует.

– Она просто стеснительная.

– Разве не все мы стеснительные? – поднял брови старик.

– А вы выглядите… очень лучше.

Элиот выговорил это и просто не смог поверить, что ляпнул такое – нарушил все правила грамматики и вдобавок сказал о том, о чем можно было и промолчать. Он ведь знает так много разных слов, но почему же порой ему так трудно их произносить?

– Лучше, это точно. Маленькое чудо. Принял душ в YMCA,[44]вымылся с мылом, зубы вычистил, причесался. – Старик немного помедлил и добавил: – Вообще‑то я должен поблагодарить тебя, юное дарование.

– Меня?

– Ты меня воскресил. Я – Лазарь. – Он сжал кулаки и поднял руки вверх. – Христос воскрес из мертвых! Дональд Трамп,[45]получил субсидию!

Возможно, Фиона была права насчет умственного состояния старика. Элиот отступил на шаг, оглянулся, увидел сестру… и это придало ему уверенности.

– Вы говорите о музыке?

– Именно. – Старик повернулся и посмотрел на магазинную тележку на колесиках, стоящую рядом со стеной дома. – А такое чудесное воскрешение заслуживает награды.

Элиот осмелел и сделал два шага вперед.

– Еще один урок?

Он словно бы ощутил, как его пальцы прикасаются к скрипке, почувствовал вибрацию струн, ритм и крещендо.

– Скорее я бы замазал побелкой «Мону Лизу», – поморщился старик.

Он порылся в тележке, нашел обшарпанную упаковочную коробку без крышки и протянул Элиоту.

Элиот взял коробку. Почувствовав ее вес, он сразу понял, что это такое… но не посмел поверить. Коробка была набита пластиковыми пакетами. Он сунул руку под них, нащупал деревянную поверхность и вытащил скрипку.

– Теперь, – сказал старик Элиоту, – тебе нужна только практика.

Все еще не в силах поверить, Элиот вертел в руках скрипку, не сводя с нее глаз. Прежде никто не дарил ему ничего подобного.

– Не стоит про него забывать. – Старик протянул ему смычок.

Пальцы Элиота легли на струны. Казалось, они вибрируют сами по себе.

Больше всего на свете ему хотелось играть. Но вчера он чуть было не потерялся в той детской песенке. Сегодня он не мог себе такого позволить. Ему нужно сосредоточиться на очень важных вещах: на работе, на испытаниях не на жизнь, а на смерть, на размышлениях о новых родственниках.

– Даже не знаю, что сказать.

– Ничего не говори. – Старик прижал к губам указательный палец. – Мне вполне достаточно твоего взгляда. Кроме всего прочего, слова – это инструменты выскочек и глупцов.

– Но я не могу…

Меньше всего Элиоту хотелось произносить эти слова, но он должен был их выговорить. Одно из правил бабушки гласило: не принимать экстравагантных подарков. «Слишком щедрые подарки никогда не преподносят просто так, – учила бабушка. – Они тебя испортят». И еще она то и дело повторяла: «Тяжелый труд – краеугольный камень характера».

Но что плохого будет, если один‑единственный подарок его немного испортит? Скрипка уже казалась ему своей. Он представил, как нарушает правило… и его сердце бешено заколотилось.

Но уроки бабушки – как ни крути – были крепко впечатаны в характер Элиота.

– Я не могу, – прошептал он. А потом, хотя ничего труднее ему в жизни не приходилось делать, он протянул скрипку старику. – Вам она намного нужнее, чем мне.

Старик перестал улыбаться, осунулся, вдруг как бы стал еще выше ростом и посмотрел на Элиота сверху вниз.

– Ты так думаешь? – Он схватил инструмент и засунул его в коробку. – Совсем наоборот: я покидаю эти роскошные апартаменты и расстаюсь со своими бедами. – Он провел пальцами по грифу скрипки. – Увы, с ней связано слишком много грустных воспоминаний.

– Вы что же, собираетесь бросить ее здесь?

– Может быть, ее найдет какая‑нибудь бездомная девчонка и сожжет, чтобы согреться, – хитро прищурился старик. – А может быть, какой‑нибудь безумный бродяга станет играть на ней, как на укулеле. А может быть… – Он взял скрипку и положил в канаву у дороги. – Может быть, ее переедет грузовик.

Он поднял ногу и занес ее над скрипкой. Ни разу в жизни Элиот не двигался так проворно. Он схватил скрипку и прижал к груди.

– Ну что, передумал?

– Да.

Элиот чувствовал биение своего сердца, отдающееся внутри скрипки. Он понятия не имел, как спрячет инструмент от бабушки, но нельзя же допустить, чтобы драгоценный инструмент сломали, превратили в кучку щепок.

– Я буду спать спокойнее, зная, что она в руках мастера. – Старик опустился на колени и притронулся к скрипке. – Смотри. Я открою тебе тайну.

Он поскреб поверхность скрипки ногтем. Отделился краешек липкой ленты.

– Я вынужден был ее замаскировать. Если бы кто‑нибудь из моих соседей увидел, какая она на самом деле… что ж, знаешь, как говорят: доброму вору все впору.

Только теперь стало видно, что поверхность деки усеяна кусочками скотча, закрашенного маркером и замазанного грязью. Под скотчем пряталось лакированное дерево, похожее на расплавленное золото и сверкающий топаз.

Элиот увидел отражение собственного лица в лакированном боку инструмента, и ему показалось, что оно словно бы вплавлено в зеркально‑гладкую поверхность.

– Такой красивый инструмент.

– Она красивая. И ее зовут Леди Заря. – Старик театрально взмахнул рукой над скрипкой. – Она изготовлена Антонелли Морони[46]в шестнадцатом веке; все остальные по сравнению с ней – воющие гарпии. Относись к ней с почтением, которого она заслуживает.

Относиться к ней с почтением? Элиот был готов возразить – старик сам только что не растоптал скрипку! Но тот многозначительно поднял указательный палец.

– Когда‑нибудь ты узнаешь, что играть можно не только на музыкальных инструментах.

Значит, он уже давно собирался подарить Элиоту скрипку. Мальчик покраснел.

Старик встал и отряхнул пальто.

– А теперь мне пора покинуть это подзаборное царство крыс. Я никогда сюда не вернусь.

Он протянул мальчику руку.

Элиот обернулся. Фиона ждала его и жестами показывала, что стоит поторопиться. У Элиота из головы не выходили слова сестры о том, что этот человек – безумец, но все же он повернулся к старику и пожал его руку. Он решил, что вежливость не помешает.

Ощущение у него возникло точно такое же, как в то мгновение, когда он пожимал руку дяди Генри. Рука у старика была теплая, но стоило Элиоту сжать ее, он почувствовал, как она тверда. Старик мог бы без труда раздавить его, сплющить, как банку от содовой.

Свет померк… и хотя Элиот не мог оторвать взгляд от старика, краем глаза он все же видел тени на стенах: неподалеку собиралась толпа зевак. А еще он увидел силуэт здоровенной принюхивающейся собаки.

Старик отпустил руку Элиота.

Тени исчезли.

– Рука у тебя крепкая, – заметил старик. – Повзрослеешь – станешь сильнее меня.

– Спасибо, – проговорил Элиот и взглянул на свои хрупкие пальцы. Он сильно сомневался, что предсказание старика сбудется. – Меня зовут Элиот.

– Луи. Луи Пайпер. Приятно было познакомиться. Надеюсь, мы еще увидимся при других обстоятельствах.

– Ага, – кивнул Элиот и, оглянувшись, посмотрел на ожидающую его Фиону. Сестра стояла, сердито скрестив руки на груди, и гневно смотрела на него. – Я лучше пойду.

Но старик уже развернулся и ушел в подворотню, что‑то насвистывая себе под нос. Элиот поспешил к сестре.

Фиона неприязненно посмотрела на скрипку.

– Что ты собираешься делать… с этим?

Элиот снял со спины рюкзак, перебрал вещи и аккуратно положил Леди Зарю в резиновый сапог.

– Вот что.

– А с бабушкой как быть?

– Потом придумаю. Я просто должен был взять скрипку.

Фиона горестно вздохнула и покачала головой. Вне себя от отчаяния, она повернулась и пошла дальше по улице.

Элиот забросил рюкзак за спину и догнал сестру.

– Ты ведь ничего не скажешь, правда?

Фиона остановилась. Она разжала губы и прижала руку к сердцу с таким видом, словно брат уколол ее кинжалом.

Сестра могла довести Элиота до бешенства, она придумывала для него самые обидные на свете прозвища, но никогда, ни за что на свете она бы не стала ябедничать. Правда, в этом не было особой нужды. Бабушка обычно сама прекрасно обо всем догадывалась.

– Извини, – прошептал Элиот.

– Не бойся. Я бы ни за что не рассказала, – прикусила нижнюю губу Фиона.

Они немного постояли, молча глядя себе под ноги.

Наконец Фиона продолжила путь. Она медленно перешла Вайн‑стрит и подождала Элиота около входа во Всеамериканский дворец пиццы.

Элиот нагнал сестру. Сегодня машин у ресторана было вдвое меньше.

Фиона и Элиот вошли в вестибюль.

Судя по часам, они опоздали на двадцать пять минут. Новый рекорд.

Майк оштрафовал бы их на половину дневного заработка, да еще и пригрозил бы увольнением.

«Интересно, как он там, – подумал Элиот. – Вернется ли на работу, и если да, то когда? И вообще – не лишился ли он руки?»

Джулия склонилась к стойке с кассой. Она ничего не сказала по поводу их опоздания, только рассеянно махнула рукой. На ней был пушистый небесно‑голубой джемпер с глубоким вырезом и белая кружевная юбка до колен.

– Вчера в банкетном зале была вечеринка, – предупредила она Фиону.

Та понурила голову.

– Но я пришла пораньше и немного прибрала там, – добавила Джулия. – Не откажешься попозже обслужить столики, милая? Линда пошла к дантисту.

– Спасибо, – не веря своим ушам, пробормотала Фиона, часто моргая. – Да, конечно.

Джулия вышла из‑за стойки и одарила Элиота улыбкой в сто ватт.

– А тебе я должна кое‑что показать.

Элиот прошел за ней через зал в кухню, не в силах оторвать глаз от нее, от ее походки.

Он сам поразился тому, что рассматривает ее так открыто.

Джулия приветственно помахала Джонни. Тот, не переставая подбрасывать тесто для пиццы, улучил момент и махнул рукой в ответ.

Элиот заметил новый шкафчик из нержавеющей стали рядом с мойкой. Джулия открыла дверцу. Внутри виднелись краны и металлические корзинки, наполовину заполненные грязными тарелками. Это была посудомоечная машина.

– Твоя новая лучшая подружка, – с улыбкой сообщила Джулия. – Обрабатывает шестьдесят загрузок за час – только успевай поворачиваться.

– Это значит, – проговорил Элиот, проглотив подступивший к горлу ком, – что я остался без работы?

Джулия рассмеялась. Ее смех звучал подобно колокольчикам на конской сбруе.

– Размечтался! Каждую тарелку сначала нужно отскрести, загрузить в машину, а потом достать и убрать на полку. Но твоя работа станет в тысячу раз легче.

– Ну надо же! Спасибо.

– У тебя появится свободное время, поэтому я хочу, чтобы ты помог Джонни. Ему нужен новый помощник.

– Помощник повара? Я?

Элиоту всегда хотелось научиться готовить. Но Си постоянно выгоняла его из кухни, если он пытался сделать что‑то большее, нежели подать ей продукты, которые потом непременно подгорали.

– С новым парнем мы не сработались, – сказала Джулия и обернулась, словно боялась, что кто‑нибудь подслушает. – Я уволила этого грубияна.

Элиот гадал, в чем же провинился бедный парень, что его сразу уволили. А он сам сегодня опоздал почти на полчаса… и получил повышение.

– На самом деле свободного времени у тебя будет так много, что ты как‑нибудь сможешь пригласить меня в перерыве на чашечку кофе.

Джулия улыбнулась, и на щеках у нее образовались очаровательные ямочки.

Она направилась к выходу. Элиот зачарованно проводил ее взглядом.

Джонни негромко присвистнул.

– Слушай, amigo. – Он подошел к Элиоту поближе и вытер руки фартуком. – Ты лучше слушайся эту новую дамочку. Знаешь, такие лакомые кусочки не каждый день попадаются.

– Понимаю.

На самом деле Элиот ничего не понимал. В его жизни никогда не было никаких «лакомых кусочков». Только в мечтах он слышал музыку, только в мечтах девушки приглашали его куда‑нибудь. А теперь вся его жизнь полетела вверх тормашками, и не все было так уж плохо. Он мог бы к этому привыкнуть.

Однако он уже нарушил бабушкино правило номер тридцать четыре (насчет музыки) и вот‑вот мог нарушить правило номер сто шесть (насчет свиданий)… а бабушка всегда все узнавала.

– Что случилось с вашим помощником? – спросил Элиот у Джонни.

– Просто он сегодня не вышел на работу, – пожал могучими плечами Джонни и ложкой помешал соус маринара с мясными фрикадельками.

Забавно. А Джулия сказала, что уволила его. Но ведь это должно было означать, что она с ним разговаривала сегодня? Что‑то было не так, но Элиот не сомневался, что у Джулии все же имелись веские причины уволить парня.

Джонни посмотрел на пиццы, поджаривающиеся в печи. Пламя озарило его лицо.

– И чего ты, спрашивается, ждешь? Дама тебя, можно сказать, сама пригласила.

Элиот подошел к новенькой посудомоечной машине и включил ее. Машина заурчала.

Это было так просто. Но в ушах у Элиота звучал голос бабушки: «Тяжелый труд – краеугольный камень характера». Что бы она сказала по поводу случившегося?

Выгрузив посуду, он вышел из кухни с твердым намерением устроить себе перерыв.

В зале он увидел Фиону, принимавшую заказ у парочки туристов. Она улыбалась и разговаривала с незнакомыми людьми так, словно была почти счастлива.

День приносил все новые и новые странности.

Джулия ждала Элиота около стойки с кассой. Увидев его, она игриво запрыгала на одной ножке.

– Ты приглашаешь меня выпить кофе?

– А кто же будет тут командовать?

– Фиона принимает заказы, а Линда меня прикроет. – Джулия накрутила на палец прядь медово‑русых волос. – Не в Голливуд же мы с тобой убегаем.

Голова у Элиота вдруг стала легкой, как воздушный шарик, наполненный гелием. Он не мог поверить: эта прекрасная девушка проявляла к нему интерес.

– На той стороне – «Розовый кролик», можно туда заглянуть, – произнес Элиот с таким видом, словно все время только тем и занимался, что водил девушек пить кофе.

– Звучит потрясающе. Сейчас, я только сумочку возьму.

Тут зазвонил телефон. Джулия схватила трубку и, подняв указательный палец, дала Элиоту понять, что разговор займет не больше минуты.

Было заметно, что она нервничает и нетерпеливо покусывает ногти.

– Всеамериканский дворец пиццы Ринго. Чем могу помочь? – Лицо Джулии стало серьезным, она сосредоточенно уставилась в одну точку. – А могу я узнать, кто звонит? – Она подняла брови и неприязненно отстранила от себя трубку. – И тебя туда же, – буркнула она, протянув трубку Элиоту.

Никто никогда не звонил ему на работу.

– Алло?

– Это Роберт Фармингтон, Элиот. Они приняли решение. Ваше первое испытание началось.