Очень много лжи

Фиона перешагнула через лист полусгнившего картона и, приподнявшись на цыпочки, обошла несколько ржавых крысоловок. Она подняла фонарик, и его луч выхватил из темноты стопки журналов начала века, банки с маринованными помидорами и фарфоровые головки кукол, глаза которых неподвижно уставились на нее.

В подвале Дубового дома хранились драгоценности, хлам и «драгоценный хлам». Подвал тянулся под всем зданием.

Фонарики и резиновые сапоги Элиот с Фионой нашли у двери, где стояли верстаки, но чем глубже они забирались в подвал, тем больше интересного находили.

Фиона обернулась и увидела, что брат, высоко поднимая ноги, перешагивает через каменные плиты с отпечатками доисторических рыб.

– Ты ему поверила? – спросил Элиот.

– Нет, конечно. Как такое возможно – чтобы наша мать была богиней? – Фиона закашлялась, ей в горло попала пыль. Она прикрыла рот рукой. – Я бы скорее поверила, если бы Роберт сказал, что она была розовым слоном.

Ко всему прочему, если их мать была богиней, это означало, что брат Фионы – юный бог. Элиот наступил на груду индейских одеял. Взлетело облачко моли. Какой там бог… Элиот был самым обычным человеком.

А Фиона себя сейчас даже обычным человеком не чувствовала. Сахарная лихорадка после утренней порции шоколадных конфет давно прошла. Все тело чесалось, и хотелось кого‑нибудь стукнуть.

– А как же быть с правилом номер пятьдесят пять? – спросил Элиот, отмахиваясь от моли. – Упоминания обо всем фантастическом, о богах и богинях из наших книг удалены.

– Чтобы мы не отвлекались на всякую детскую ерунду. В этом гораздо больше смысла, чем в том, что наша мать была богиней.

Конечно, они знали, что такое «бог», невзирая на пятьдесят пятое правило. Все упоминания о богах и богинях бабушка уничтожить не могла. Например, в «Гамлете» встречались такие высказывания: «Какое чудо природы человек! Как благороден разумом! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззреньях как близок к богу!»[42]

Конечно, слово «Бог» с большой буквы им тоже было знакомо. Каждый день они проходили мимо дома с вывеской «Ученики Света», мимо магазинчика христианской литературы на Мидуэй‑авеню, а на Винтнер‑стрит стояла унитарианская церковь. Элиот и Фиона давным‑давно заполнили пробелы в своих познаниях относительно того, что есть бог – божественное сверхсущество, отчасти мифическое, основа религиозной власти, осуществляемой людьми на протяжении истории человечества.

– Главное – найти все, о чем нам говорил Роберт, и поскорее убраться отсюда, – сказала Фиона. – Я просто задыхаюсь.

– Тут я с тобой согласен, – пробормотал Элиот. – И на работу мы точно опоздаем.

Фиона перестала волноваться из‑за работы. И почему только бабушка продолжала упорно настаивать на том, чтобы они ходили в пиццерию, когда им предстояли смертельно опасные испытания? Непонятно.

А вот Элиота это до сих пор волновало. Фиона все еще переживала, что вчера заперла дверь перед его носом, поэтому решила поторопиться.

Она прошла немного дальше в глубину подвала и увидела сани, предназначенные для собачьей упряжки, и груду полуистлевших шелковых зонтиков от солнца. Из‑под них она вытащила китобойный гарпун с треснувшей рукояткой.

– Представляю, как мы потащим что‑нибудь такое в пиццерию, – проговорила она, взвесив гарпун в руке.

– Сапоги и фонарики мы сложим вот сюда. – Элиот показал сестре брезентовый рюкзак с потускневшими бойскаутскими нашивками и нахмурился. – Вообще, какой‑то смысл есть в том, что сказал Роберт. Семейство, которому наплевать на полицию? Машина дядя Генри, нарушающая все законы физики? Ведь это не совсем нормально, правда?

– А‑га, – рассеянно отозвалась Фиона, не слушая брата. Он опять погрузился в свои фантазии.

– Думаешь, это часть испытания? То, что Роберт обронил несколько намеков? Чтобы мы нашли то, что нам потребуется?

– Или какая‑то хитрая уловка.

Фионе ужасно хотелось поверить в то, что слова Роберта о богинях – не шутка. Он говорил серьезно, но это никак не могло быть правдой. Или слово «богиня» на сленге означало что‑нибудь другое?

В луче фонарика блеснул металл.

Фиона подняла с пола ружье, завернутое в промасленную бумагу. Это был обрез переломной двустволки, вместе с которым лежала коробка с патронами. Между курками и замком блестели серебряные пластинки.

Как только Фиона взяла ружье, по ее рукам словно пробежал разряд электрического тока. Она проверила, не заряжено ли оно, потом на всякий случай проверила еще раз.

В прошлом году Элиот и Фиона писали доклады об истории огнестрельного оружия. Они знали, как заряжать и чистить оружие, как прицеливаться и стрелять из самых разных пистолетов и ружей… по крайней мере, теоретически.

– Положи его в свой рюкзак, – сказала Фиона Элиоту.

Он уставился на ружье, как на гадюку.

– А у тебя в сумке что, места нет?

– Ладно.

Фиона открыла сумку и положила ружье рядом с коробкой конфет. Она провела пальцем по шелковистому атласу. Ей нужно было только добраться до пиццерии, а там она сможет съесть еще несколько конфет. Фиона обогнула тележные колеса, разбитую садовую скульптуру и пошла к открытой двери, через которую в подвал проникал дневной свет.

Элиот задержался. Он направил луч фонарика на шкаф, закрытый полотнищем брезента.

– Там что‑то есть, – прошептал он так тихо, что Фиона едва расслышала его.

Она подошла к брату и тоже что‑то почувствовала. По спине у нее побежали мурашки.

Элиот протянул руку к брезенту, покрытому просто‑таки геологическим слоем пыли. Что бы ни скрывалось под ним, сюда явно никто не заглядывал пару сотен лет.

Фиона ощутила безотчетное желание достать из сумки ружье, но сдержалась. Во‑первых, оно было не заряжено, во‑вторых, девочка не была уверена, что не прострелит себе ногу.

Элиот сорвал брезент со шкафа. На полках стояли книги. Одни в мягких обложках, другие в твердых, а некоторые в старинных кожаных. Последние были размером с тома энциклопедии, их переплеты явно изготавливали вручную.

Большая часть книг находилась в очень и очень плохом состоянии.

В семействе Пост к книгам относились как к святыням. Си заботилась о каждом из томов, находившихся в квартире, она подклеивала надорванные страницы и, когда требовалось, заново переплетала книги. Даже бабушка относилась к ним так, словно это были драгоценные китайские вазы эпохи Мин. Бросить книги здесь на произвол судьбы, а точнее, на съедение жучкам и плесени – это было равносильно преступлению.

Фиона почтительно раскрыла одну из книг. «Конец детства» Артура Ч. Кларка.

Старинная кислотная бумага потрескалась. Это была настоящая трагедия.

Элиот, наклонив голову, стал читать названия на корешках. «Современный Прометей»… Двенадцать томов под общим названием «Золотая ветвь»… «Мифология» Булфинча… «Традиционное вязание вестерфилдского колдовского клана»… «Забытое кельтское ткачество».

У Фионы засосало под ложечкой. Правило номер пятьдесят пять запрещало фантастику, фэнтези и мифологию. Правило номер одиннадцать запрещало изобразительное искусство и ремесло. Если бы бабушка застукала их… Еще ни разу в жизни они не нарушали два правила зараз.

Элиот потянулся к самой старой книге.

– Не надо, – сказала Фиона.

– Я просто посмотрю.

Фиона прикусила губу. Конечно, это всего‑навсего книга, но если она безвредна, почему ее держат здесь, в подвале? Но любопытство победило.

– Хорошо, – прошептала она и оглянулась на открытую дверь, боясь, что увидит там силуэт бабушки.

Элиот снял с полки книгу, открыл ее, и под его пальцами зашуршали кремово‑белые пергаментные страницы. Книга была рукописная, ее явно писал монах. Каждую страницу украшали виньетки, гравюры или рисунки, выполненные тончайшим пером.

– Что же это за язык? – сдвинув брови, пробормотал Элиот. – Средневековый немецкий?

– Староанглийский, может быть, или средневековый английский. – Фиона склонилась над книгой.

– Тут на полях пометки, – заметил Элиот и ткнул в них пальцем, хотя мог бы этого не делать. – Вот – на латыни. А эта – на греческом.

– Заметки сделаны разным почерком. Но это явно писала не бабушка. И не Си.

– И чернила разные. Некоторые выцвели, а поверх некоторых пометок потом писали снова.

Элиот перевернул еще несколько страниц. На глаза ему попалась красная с золотом мозаика арабского письма, затем – рисунок рассеченной человеческой руки. Он остановился на гравюре, изображавшей средневекового музыканта, игравшего на дудочке. Музыкант шел по улице, а следом за ним бежала толпа детей и стая крыс.

– Здесь подпись на современном английском, – сказал Элиот.

Фиона присмотрелась к подписи. Под гравюрой аккуратным курсивом было выведено: «Флейтист из Гаммельна». Ниже было проведено несколько параллельных линий, вдоль которых стояли неровно расположенные точки. Что они означали – Фиона не поняла.

Элиот провел кончиком пальца по этим точкам.

– Это ноты, – негромко проговорил он. – Какие холодные.

Фиона мысленно застонала: ну вот, они нарушили уже три правила одновременно.

– Что за книга?

Титульного листа не было, а на первой странице красовались крупные буквы, настолько изобилующие завитками, что прочесть их было невозможно. Правда, рядом с ними кто‑то аккуратно написал карандашом заглавными буквами: «„Mythica Improbiba“. По большей части – вранье».[43]

Прежде Фиону зачаровывало все, что было написано чернилами на обычной бумаге. Порой она просто влюблялась в рукописи, порой они ей надоедали, но никогда не вызывали у нее чувства тошноты – даже если речь шла о руководстве по анатомическому вскрытию. А в этой книге было нечто, от чего Фиону вот‑вот могло стошнить.

– Поставь ее на место, – попросила она брата. – У меня нехорошие предчувствия.

Элиот закрыл книгу и провел рукой по обложке.

– Шкура носорога, что ли?

Фиона подняла с пола брезент и набросила его на книжный шкаф. Если кому‑то придет в голову присмотреться повнимательнее, сразу станет ясно, что брезент снимали. Но не забрасывать же его пылью, в самом деле. Фиона помедлила, ожидая, когда Элиот поставит книгу на место.

– Нет, – решительно проговорил он наконец и сунул книгу в рюкзак. – Хочу попозже проштудировать.

Фиона вздохнула. Ей совсем не улыбалось начинать здесь спор. В любой момент могли войти бабушка или Си. Буркнув: «Как хочешь», она аккуратно подоткнула брезент и пошла к выходу.

Элиот пошел за ней. Остановившись у подножия лестницы, Фиона протянула брату фонарик. Он сунул его в рюкзак, где уже лежали резиновые сапоги… и идиотская книга.

Потом они поднялись по лестнице и выскочили из подъезда. Сегодня они и не думали бежать наперегонки – просто обоим хотелось как можно скорее оказаться на улице.

После пыльного подвала воздух показался им необычайно свежим. Несколько секунд близнецы постояли, чтобы отдышаться, а потом пошли быстрым шагом, как всегда, когда опаздывали на работу. Пока только их дорога до работы и выглядела нормально.

Фиона на ходу взглянула на брата. Брюки, рубашка и лицо у него были испачканы. Он шел, глядя себе под ноги.

– Извини, – сказала Фиона, – за вчерашнее.

Девочке хотелось загладить вину перед братом. Она понимала, что обидела его.

У нее урчало в животе, и ей трудно было сосредоточиться. Надо бы поесть, а она пропустила ужин и завтрак… и съела слишком много конфет. Три слоя из коробки.

По крайней мере, еще один слой остался – драгоценное лакомство лежало в сумке для книг. Она подумала о карамели и трюфелях и проглотила слюну.

Но не стоит сейчас доставать конфеты. Элиот увидит и тоже захочет конфетку или даже несколько, а то и половину, и это будет справедливо. Она должна поделиться с ним. Но с другой стороны, это ведь подарок от «тайного обожателя». Поделиться конфетами было все равно что поделиться поцелуем. Невозможно.

Фиона кашлянула.

– В общем, я не должна была запирать дверь. Ведь мы должны держаться вместе, как сказала Си.

Элиот кивнул и, на счастье Фионы, промолчал, хотя у него была полная возможность обозвать ее tenodera aridifolia sinensis – китайским богомолом, который частенько поедал своих новорожденных братишек и сестренок.

Словом, Элиот не обиделся, и Фиону это очень обрадовало.

– Мне просто нужно было поразмышлять наедине, – сказала она. – Не так‑то просто переводить со средневекового итальянского.

На самом деле переводить было очень легко, но что дурного в том, чтобы немножко приврать?

– Я понял, – произнес Элиот с такой болью в голосе, что для Фионы это прозвучало хуже любого обидного прозвища.

Они прошли еще немного.

– Нашла что‑нибудь полезное? – спросил Элиот.

– Там описаны войны между семейными кланами. В Италии шестнадцатого века пытали и убили очень много людей.

– И какая нам от этого польза?

– Дети в этих благородных семействах… они были чем‑то вроде пешек в шахматах, ими прикрывались от опасности. Тактически размещали так, чтобы они заслоняли собой более крупные фигуры.

Элиот облизнул губы.

– А есть у Макиавелли какие‑нибудь советы для «пешек»?

– Есть. Перейти на другую сторону доски.

– И прожить достаточно долго, чтобы стать крупной фигурой?

Когда пешки добирались до противоположного края шахматной доски, они получали повышение – какая‑то могла стать королевой, другая – слоном, ладьей или конем.

Фиона кивнула.

– Я вот думаю, не это ли имела в виду тетя Лючия, когда сказала, что испытания должны доказать, достойны ли мы того, чтобы остаться в живых, а потом добавила, что после испытаний станет ясно, имеем ли мы право считаться членами семьи.

– Я тоже обратил внимание на то, в каком порядке это было сказано. Получается, что быть членом семьи важнее, чем остаться в живых.

– А Макиавелли писал, что пешкам, которые получили «повышение», грозила опасность. Какая именно, он не пишет, но получается, будто они что‑то теряли.

– Знаешь, если учесть все «за» и «против», я бы все‑таки пересек доску.

Голос Элиота сорвался. Он умолк. Фиона проследила за его взглядом.

Кто‑то стоял возле подворотни.

Целых три секунды понадобилось Фионе, чтобы узнать бродягу, обитавшего здесь на протяжении трех последних месяцев. На нем было новое серое длинное пальто. Чистые волосы стянуты в черный с проседью хвостик. Даже рваные кроссовки исчезли и сменились начищенными до блеска туфлями. Он помахал рукой и поманил Фиону и Элиота к себе. Элиот не раздумывая поспешил к старику.

– О нет! – воскликнула Фиона и схватила брата за руку. – Хватит с меня на сегодня странностей.

Элиот вырвался.

– Я хочу с ним поговорить.

Фиона посмотрела на свою руку. Она схватила Элиота точно так же, как ее схватил Майк.

– Я тебя подожду.

Девочка прошла вперед, стараясь не встречаться взглядом со стариком. Она не собиралась выслушивать разговоры о музыке, о Помпеях и прочие безумные фантазии, какие могли родиться только в проспиртованном мозгу бомжа.

Миновав переулок, Фиона расстегнула сумку и обернулась. Элиот и старый бродяга разговаривали. Старик не схватил Элиота, не утащил его в подворотню. Что ж, хорошо.

Фиона запустила руку под крышку коробки с конфетами. Вытащила конфету. Та была размером с маленький мандарин, ее покрывали искорки апельсиновой цедры.

Фиона откусила половину конфеты. В начинке из какао попадались кусочки грейпфрута и апельсина.

Кровь у Фионы сразу согрелась, сердце забилось чаще, она словно ожила.

Прищурив глаза, она наблюдала за Элиотом. Ее брат продолжал разговаривать со стариком. Все было нормально.

Фиона подумала о Роберте и вспомнила его последние слова – о том, что их мать была богиней. Невозможно. На свете существовала только одна божественная вещь… и Фиона держала ее в руке.