Летом на крыльце

Как-то незаметно наступило лето, меня выносили на улицу. Сначала для неходячих стелили одеяло в небольшом садике на траве, но вскоре озорные ребятишки свалили оградку и вытоптали траву. Со временем кое у кого появились свои коляски, кто-то мог сидеть на лавочке, а для меня стали стелить одеяло на крыльце. Это крыльцо мне дорого обошлось впоследствии…

В нашем корпусе было два выхода на улицу: один выход с довольно просторными сенцами, и у этих сеней было каменное крыльцо. Вот на это самое крыльцо меня и выносили, стелили тонюсенькое, хлопчатобумажное, старенькое одеяло возле этих вечно закрытых дверей и клали меня на него. Все бы ничего, да одно ужасное обстоятельство меня вынуждало сползать с одеяла на холодные плиты крыльца. Дело в том, что в эти сенцы закрывали одного буйного пацана, и тот, сидя запертым с двух сторон, начинал изо всех своих сил колотить в двери, ведущие на крыльцо. И я, лежа под этими содрогающимися от его ударов дверьми, ужасно боялась, что они сорвутся с расшатанных петель и меня придавят. Как я ни уговаривала нянечек не стелить мне одеяло под самые двери, они упорно всегда стлали именно на этом месте, успокаивая меня, что двери прикреплены прочно и Витька не сможет их сорвать, а вот если они меня положат на край, то я могу упасть с крыльца и убиться.

Ничего не скажешь, железная логика была у наших нянь! А то, что у меня застудятся все мои косточки и что впоследствии меня измучают болячки, приобретенные в раннем детстве, в том числе и на этом самом крыльце, что именно пребывание на камне даст толчок развитию остеохондроза, — это им и в голову не приходило. Вероятно, никто из них и предположить не мог, что жалкая уродинка, которую всю постоянно дергает и коверкает, доживет до зрелых лет. И уж точно никто не мог и помыслить, что она вырастет, выправится, добьется снятия неверного диагноза «олигофрения» и будет писать книжки для детей и публицистические статьи для взрослых, и ее примут в Союз писателей России... Но пока что была лишь маленькая калека, пытающаяся понять несправедливую жестокость взрослых.

После ужина ребятня еще часок гуляла на улице, а я в это время уже лежала на своей кровати и смотрела на противоположную стену, которая в это время была зловеще красной от солнца, и наверно, от этого меня всю переполняла навалившаяся смертельная тоска. Я закрывала глаза и чувствовала, как она меня затягивает, и от этого становилось невыносимо. В такие минуты я старалась припомнить до мельчайших подробностей свою комнату дома, свой дворик, свою постель. Такой жуткой тоски я никогда не ощущала, пока жила дома, это тянущее, выматывающее душу чувство развилось у меня в детдоме.