Сентябрь 1592

Не успели отношения Шакспера с Марло наладиться, как тот вдруг неожиданно пропал из Лондона. О нем не было ни слуху ни духу. Таинственный незнакомец тоже не появлялся, так что Уильям снова начал верить, что именно Кит Марло и был человеком в черном плаще.

И вот спустя три года Уильям однажды вечером столкнулся с Марло нос к носу на Лондонском мосту. Кит опять куда‑то спешил.

– А… Потрясающий копьем! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть в добром здравии. Как творческие успехи?

– Ты, Кит, совсем куда‑то запропастился! Все уже волнуются, не случилось ли чего.

– Не случилось. Так… ездил в Нидерланды. Пойдем со мной, мы сегодня собираемся большой компанией. Наши заседания мы назвали «Школа ночи», потому что засиживаемся допоздна, а то и до утра.

– А далеко?

– Нас ждет сам капитан королевской охраны, сэр Уолтер Рейли.

– Но меня не приглашали, – смутился Шакспер.

– Со мной для тебя двери открыты. Почитаешь нам свои новые стихи!

– Да нет у меня новых стихов…

– Ой, темнишь! Я видел и «Генриха VI», и «Тита Андроника». Великолепно! Ладно, не хочешь – не читай! Просто послушаешь. Виски не обещаю, но вино будет литься рекой. Сама королева даровала сэру Уолтеру винную монополию, когда он четыре года назад в сражении при Портленде разгромил целую испанскую эскадру.

Такого дома Уильям не видел никогда. Вернее, видел, но только снаружи. Дом располагался на Чипсайд‑стрит, там, где и положено было находиться дому знатного аристократа. Сколько комнат было в доме, Уилл сосчитать не смог, потому что их сразу пригласили наверх, в кабинет хозяина. Они поднялись на четвертый этаж и прошли по удивительной галерее.

Она представляла собой длинный широкий коридор на последнем этаже, соединявший два крыла дома. С обеих сторон галерея была застеклена. Хозяин устраивал в ней тренировки по фехтованию на рапирах, а когда собирались гости, там проводились маскарады и устраивались танцы. В этой же галерее сэр Уолтер со своими друзьями играл в теннис. Уилл с любопытством рассматривал круглые деревянные приспособления для этой игры, внутри которых были натянуты то ли нитки, то ли жилы и которые назывались ракетками. Кит объяснил, что для этой игры поперек галереи натягивалась невысокая сеть, которая болталась тут же на стене. Играющие перекидывали мячи через эту сетку.

– Весьма благородное занятие для современных людей, и очень полезное для здоровья, – сказал Кит. – Даже во дворце у королевы частенько устраивают теннисные турниры, что‑то вроде рыцарских, и Уолтер и в тех, и в других всегда первый.

Потолок галереи был украшен мозаикой, а стены обиты резными панелями из дорогих пород дерева. Окна были застеклены, а в некоторых из них стояли цветные витражи. С одной стороны они выходили в прекрасный сад, а с другой – на собор Святого Павла, за которым живописно раскинулась Темза. По стенам между окон были развешены морские карты, маски, головные уборы из перьев, подзорные трубы, флаги, картины и бесконечное количество шпаг, сабель, рапир, мечей, палашей, пистолетов, ножей и дорогих доспехов.

Кабинет хозяина тоже был необычным. Огромный стол, заваленный старинными фолиантами, рукописями и бумагами, заставленный блестящими приборами и стеклянными колбочками. По стенам полки с таким количеством книг, какого Уилл не то что не видел, но даже представить себе не мог. В углу стоял самый настоящий человеческий скелет, на череп которого была надета треуголка. Рядом висела клетка с большой заморской разноцветной птицей размером с галку. Птица ожесточенно грызла прутья своей темницы огромным клювом, пытаясь вырваться, и недовольно орала громким хриплым голосом.

В другом углу стоял огромный шар, на который были наклеены карты. Шар охраняли еще одни рыцарские доспехи в полный рост. По стенам здесь тоже было развешено немало картин.

Густые клубы табачного дыма наполняли комнату необычным ароматом, и среди этого тумана едва угадывались фигуры собравшихся. Всего в кабинете было человек пять‑шесть.

На Уилла с Китом никто не обратил внимания, только сидевший за столом, видимо хозяин, прервался на секунду, приветственно кивнул и показал рукой на небольшой столик, заставленный бутылками и чашами для вина. Сэр Уолтер читал стихи.

Что наша жизнь? Плохая пьеса,

В которой выпало играть.

Сперва костюмы подобрать,

Во чреве матери одеться.

Десяток реплик, мизансцен,

Два‑три удачных монолога…

Кто доживет до эпилога,

Тому не весело совсем.

Остатки славы и стыда

Укрыло занавеса бремя…

Мы поиграть пришли на время.

Мы умираем навсегда. [28]

Все собравшиеся зааплодировали.

– Правильно, Уолтер, нет никакой загробной жизни, которую обещают нам попы. Всё, что есть на этой земле, мы попробуем…

– А попробовать хотелось бы побольше, да, Кит? Ты привез с собой из Голландии симпатичного мальчика? Сейчас это модно! Говорят, в свое время де Вер притащил с собой из Италии молоденького тенора. Так они заперлись в его загородном поместье и неделями в Лондоне не показывались.

– Наверное, дуэтом исполняли неаполитанские песни, – закончил Марло, и все собравшиеся дружно расхохотались.

Марло подошел к столику, закурил длинную трубку, глубоко затянулся и выпустил большой клуб дыма.

– Не хочешь, Уилл? – предложил он.

– Я не пробовал.

– Правда? Ты отстал от жизни. Да ведь сейчас по всему Лондону есть курительные магазины.

– А когда сэр Уолтер презентовал королеве табак, она сказала ему: «Я видела многих мужчин, обративших свое золото в дым, но вы первый, кто обратил дым в золото».

– Точно! И милостиво даровала мне монополию на продажу табака! Да здравствует королева!

В ответ раздалось дружное: «Да здравствует королева!»

Он передал трубку Уильяму. Тот сделал глубокий вдох и поперхнулся. Все снова рассмеялись.

– Не так глубоко, а то с непривычки свербит в горле. Только идиоты да молоденькие мальчики не пробовали табак.

– Ты поосторожней с мальчиками, Кит. Архиепископ и так на тебя зуб точит, – предостерег его Уолтер Рейли.

– Пускай точит – быстрее сломается его гнилой зуб, – задорно отвечал Марло и вдруг разразился громкой песней, которую все собравшиеся дружно подхватили.

Сия индийская трава

Цвела, пока была жива;

Вчера ты жил, а завтра сгнил.

Кури табак и думай.

Взирай на дым, идущий ввысь,

И тщетности земной дивись;

Мир с красотой – лишь дым пустой.

Кури табак и думай.

Когда же трубка изнутри

Черна содеется, смотри:

Так в душах всех копится грех.

Кури табак и думай.

Когда же злак сгорит дотла,

Останется одна зола.

Что наша плоть? Золы щепоть.

Кури табак и думай. [29]

Потом Томас Харриот рассказывал удивительные вещи о том, что на небе нет никакого Бога, а есть только планеты и солнце. В подтверждение его слов все пошли в галерею, где сэр Уолтер достал телескоп – огромную подзорную трубу, – в который все стали разглядывать звезды и луну, благо погода была безоблачная. На луне Уилл своими глазами увидел горы и узнал, что там тоже живут люди. Потом Марло ругал Священное Писание: мол, это все сказки для маленьких детей и дураков, что никакого непорочного зачатия не бывает, а залететь жена без мужа может только от соседа. Потом он тоже читал стихи. Следом за ним эстафету перехватил сэр Уолтер, а потом постоянно кашлявший Роберт Грин. Шакспер потерял нить разговора и счет времени. Все много пили и курили, так что у Уилла голова пошла кругом. А потом, уже глубокой ночью, Марло с Джорджем Чепмэном собрались в трактир к девицам.

– Да, кстати, это мой приятель, Уильям Шекспир, – вдруг перед самым уходом решил его представить Кит. – Он пишет драмы и стихи. Вы смотрели «Генриха VI»? Так это его рук дело.

– Да это не я, – стал оправдываться Уилл.

– А ну‑ка прочти что‑нибудь? – потребовал совсем пьяный Грин.

– Не знаю я никаких стихов, я просто в театре служу.

– А я думаю: где я тебя видел? – не унимался Грин. – Я видел тебя перед театром Бербеджа! Ты лошадей сторожил!

Уильям смутился, а Марло посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

– В театре людей мало, приходится делать всё самому, и на сцену выходить тоже.

– Так это твои пьесы ставят на театре вместо моих? Вместо пьес Кита?

– Это какая‑то ошибка, – пытался протестовать Уилл.

– Так ты еще, пожалуй, у кого‑то их переписываешь, конюх, – не унимался не на шутку распалившийся Грин, – у нас хлеб отбиваешь, а сам, как я посмотрю, и двух слов связать не можешь! Да и говоришь с деревенским акцентом, тоже мне, драмодел! А ну читай давай!

– Да что ты к нему пристал, – вступился за Уильяма Марло, – пойдемте лучше в «Кабана», девчонки уже заждались, да и хозяину пора дать покой.