Евангелие от Иуды давно написано

Ингрид обучалась русскому языку в Москве и, как большинство зарубежных славистов, обожала Россию, в которой не была уже много лет. Единственное, чего не принимал в России организм Ингрид, – это сырую воду из‑под крана. Солженицын, Бродский, Тарковский!.. Эти имена не сходили у нее с уст.

Свою любовь и частично язык она передала Роберту и Анне, и теперь, встретившись со мной, эти милые австрийцы изливали свои чувства, принимая меня чуть ли не за символ новой, свободной и возрождающейся России.

Они смотрели на меня счастливыми глазами.

– Перестройка? – спрашивали они.

– Перестройка, – подтверждал я.

– Демократия?

– Демократия‑демократия… – как эхо повторял я, радуя добрых австрийцев.

Особенно счастлива была Ингрид.

– Ты понимаешь, какое это чудо? – спрашивала она. – Простой русский человек на своей собственной яхте плывет вокруг Европы! Разве можно было мечтать о таком десять лет назад?

– Нельзя, – подтвердил я.

– Мы теперь вместе! Все: Россия, Австрия, Европа!.. Весь мир!

– Вместе‑вместе…

Умница Ингрид, почувствовала иронию.

– Ты смеешься. Почему? Нет, почему ты смеешься?

– Я не смеюсь.

– Нет, смеешься… Хорошо, если бы Тарковский сейчас был жив, он бы вернулся в Россию? Разве не так?

– Так, Ингрид, так…

– Ты действительно так думаешь? – не успокаивалась Ингрид.

– Действительно.

Милые австрийские друзья!.. Я не стал им рассказывать, что после снятия цензуры первым с воспоминаниями о Тарковском выступил Ермаш, министр кинематографии. То есть, натурально, Иуда написал мемуары: «Мои встречи с Христом» – с этого началась наша новая жизнь. Никто даже не засмеялся – «революция» была в разгаре, пророки и мученики шли с молотка пачками и в розницу – все были заняты.

Все нормально, Ингрид, приезжай в Россию, тебе понравится, если не будешь пить воду из‑под крана. Привет Роберту. Поцелуй Анну, она, наверное, уже выросла и стала такой же красивой и умной, как мама.